THIRD TIME LUCKY*
В конце ущелья расположено ледовое плато, амфитеатром окаймлённое с трех сторон несколькими скальными вершинами. Четвёртая сторона открыта; в эту сторону из ледовой чаши в сторону Казбека свешивается язык ледника. Это плато работает генератором льда: вбирает в себя снег, солнцем и гравитацией перекристаллизует его в фирн, а затем в пластичный глетчерный лёд, который питает медленно сползающий в долину ледник. С языка ледника стекает вниз по ущелью река, даже по высокогорным меркам удивительно чистая и прозрачная.
Место это было весьма популярно у альпинистов – взобраться на ледовое плато непросто; но, взобравшись, можно довольно быстро пройти несколько несложных маршрутов, добавив новые клеточки в таблицу своего спортивного роста. Окружающие плато вершины вполне по альпинистским меркам доступны, за исключением самой крайней западной, имеющей несколько скандальную репутацию. На неё ходили редко.
Мы шли на эту заколдованную гору в третий раз. Эта попытка только на этом выходе была третья; а вообще-то я на неё ходил уже раз семь. Безуспешно. Если отвлечься от ошеломляющих красот природы, то с точки зрения горовосходителя место это отличается изрядным коварством по трём причинам.
Во-первых, ледопад в нижней части ледника практически непроходим. Дело в том, что, сколь ни странным это может показаться для взгляда со стороны на столь нелогичное занятие как альпинизм, в альпинистском лексиконе есть термин - «логичность» маршрута. Практически это означает, что путь подъёма на вершину может быть сколь угодно сложен, но он обязательно должен быть логичным, то есть выглядеть наиболее естественным, коли уж приспичило влезть на гору именно с этой стороны – таковы правила игры. Иначе всё это занятие выглядело бы уж совсем глупым. Несмотря на кажущуюся условность этого термина, на практике логичность пути подъёма на гору при взгляде на неё воспринимается с полной очевидностью. Так вот, подъём на плато через ледопад чрезмерно сложен, нелогичен и опасен; никому и в голову не приходит туда соваться. Единственный логичный путь на плато проходит через «горло» - узкий промежуток между скалами и ледопадом. Склон в этом месте довольно крутой и заполнен так называемым натёчным льдом, который в отличие от глетчерного твёрд и хрупок, как бутылочное стекло. Ступени в нём вырубить невозможно - скалывается линзами; кошки на нём не держат - твёрдый; крюк завернуть не удаётся - сперва крюк не лезет, а потом лёд раскалывается. Первое коварство этого места состоит в том, что в те дни, когда «горло» заполнено снегом, пройти здесь можно просто пешком, вытаптывая в снегу ступени; а если снега нет, можно и не пройти вообще, если не подготовиться заранее к сложному ледовому участку.
Во-вторых, само плато по форме являет собой нечто вроде параболической спутниковой тарелки, фокусирующей солнечные лучи. В ясный день здесь ощущаешь себя как на сковородке - хотя вокруг снег и лёд - стоит зазеваться, и не защищённые одеждой части тела обгорают за несколько минут: солнечная радиация, не отфильтрованная разрежённой атмосферой, лупит и сверху, и снизу. Глетчерная мазь не помогает, спасают только перчатки и марлевые маски - вроде паранджи, с дырками для глаз, точнее, очков: тёмные стеклянные (обязательно стеклянные, пластик пропускает ультрафиолет) очки тут вообще нельзя снимать ни на минуту. Был случай, когда одна из наших дам не вовремя спохватилась, получила серьёзные ожоги лица и на время ослепла; дело кончилось полномасштабной спасаловкой.
Третье коварство этих мест имеет геологическую природу. Этот горный массив сложен метаморфическими породами юрского возраста – слоистыми сланцами и филлитами. Они ненадёжны как опора - неожиданно рассыпаются под руками и ногами; на них трудно организовать страховку - раскалываются по слоям при попытке забить скальный крюк; острыми краями плиток режут верёвки, одежду и обувь. Альпинисты не любят такие скалы: намного приятнее идти по прочному граниту, где и забиваемый крюк «поёт», и душа.
В течение долгого времени мы не сталкивались с ещё одним коварством этого ледового плато, знакомого нам, как улицы родного города.
Замыслили мы как-то пройти траверс (пересечение по гребню) всех вершин скального амфитеатра. Вышли ввосьмером - четыре связки, две палатки; для траверса такой состав группы нормальный. Поднялись через «горло» на плато; дело к вечеру - побрели искать место для палаток, где не так донимал бы пронизывающий ветер. Связаться, само собой, и в голову не пришло в этом хоженом - перехоженном нами месте. Вообще-то идти без связок по закрытому (заснеженному) леднику – безумие, но мы себя чувствовали здесь как дома; да и сознание было слегка затуманено гипоксией. Спохватились только тогда, когда поставили одну палатку и стали вспоминать, в чьём рюкзаке вторая. Спустя какое-то время до нас стало доходить, что одного из нас нет - Толика. Единственная для человека возможность исчезнуть на стерильно белой почти ровной поверхности не сразу пришла в голову. Когда пришла, бросились (если этим словом можно обозначить движение усталых людей в глубоком снегу на высоте около пяти километров) назад по цепочке следов и вскоре увидели небольшое отверстие в снегу. Дырка была тёмная, глубокая, страшная, загибавшаяся вбок; ничего там не было видно.
Последующий кошмар не хочется вспоминать. Когда прошёл приступ отчаяния от нелепости случившегося, мы по очереди стали спускаться в трещину. Толик улетел метров на пятьдесят – верёвку для спуска к нему пришлось надвязывать; его вбило в узкую трещину как гвоздь, и подобраться к нему было невозможно (впрочем, именно узость трещины и спасла его - трение о стенки не позволило падать очень быстро); он был в шоке и почти не реагировал на окружающее. Через несколько часов, уже глубокой ночью, после нескольких неудачных попыток удалось-таки пристегнуть к обвязке Толика карабин и вытащить его наверх. До рассвета просидели вокруг лежащего в полуотключке Толика ввосьмером в одной палатке (рюкзак со второй остался в трещине), на рассвете начали спуск. Всё кончилось относительно благополучно, не считая серьёзных обморожений.
Впрочем, я отвлёкся.
Крайняя слева гора в скальной подкове - если смотреть из ущелья вверх на плато - в альпинистских кругах считалась аномальной: что-то с ней было неладно; какие-то Бермуды локального масштаба. Возможно, некая мистичность этого места имела тектоническую природу: толща юрских пород здесь по разлому прорвана магматическими интрузиями; встречаются пещеры с крупными друзами хрусталя. Давно замечено, что с районами активной геотектоники связаны некие странности, иногда труднообъяснимые на рациональном уровне. На этой горе почти всегда присутствовала непогода; несмотря на относительную несложность - с альпинистской точки зрения, разумеется - маршрута, большинство попыток подняться на эту гору заканчивались неудачей по разным причинам. Рассказывали, что здесь бесследно исчезли два альпиниста; конечно, скорее всего они сгинули в бездонных трещинах ледника, однако этот факт придавал мрачноватый оттенок и без того скверной репутации вершины.
Мы шли на этот маршрут без удовольствия, сами не хотя этого; двигались механически, вопреки желанию и здравому смыслу. Ничего в душе не было, кроме усталости от многодневной непогоды, злости на себя и весь мир. Не хотелось идти на эту капризную гору, и невозможно было отступить после стольких неудачных попыток. Последняя была предпринята нами позавчера; мы даже вышли на «плечо» - залитую натёчным льдом скальную мульду - и начали было подниматься по предвершинному гребню, но гора нас с себя попросту сдула: бешеный ледяной ветер, снег с градом; пришлось отступить к «хрустальным ночёвкам».
Погода и в этот раз, само собой, была премерзкая; но всё же пока можно было двигаться. Шли мы втроём; это неудобно, в тройках сейчас не ходят, но другого выхода не было. В прошлой попытке восхождения с нами был ещё Хасан - единственный в мире чеченец-альпинист, но его сборола жестокая простуда, и он сейчас отлёживался внизу. После нескольких часов подъёма с «плеча» по гребню, обойдя очередную стоящую на ребре филлитовую плиту - она тут в таком шатком положении простояла лет эдак миллионов пять, со времени последней фазы активного тектогенеза - обнаружили, что дальше идти некуда. Мы немного поудивлялись этому обстоятельству - как это вдруг капризная гора нас к себе допустила, вытащили из вершинного тура записку, исписанную грузинскими крючками, и, отплёвываясь от секущей лицо снежной крупы, заторопились вниз, опрометчиво полагая дело сделанным.
Напрасно мы так полагали. Это была ловушка.
При спуске на «плечо» надо было пересечь небольшой снежный жёлоб, выглядевший вполне безобидно. На всякий случай решили подстраховаться. Лёнчик взял ледоруб на изготовку; я выбрал подходящий выступ для страховки.
-Страховка готова? - задал Лёнчик регламентный вопрос.
-Готова, - машинально выдал я столь же регламентный ответ - и тут же заложил верёвку за выступ.
По регламенту Лёнчик должен был сказать: «Пошёл» - и только после этого начать движение. Но это слово не прозвучало - Лёнчик уже стремительно летел вниз по жёлобу, который только казался снежным: снегу оказалось два сантиметра, а под ним гладкий как стекло натёчный лёд. Сто раз говорили нам отцы - инструктора: сперва организуй страховку, потом говори - готова. Лёнчик сорвался в долю мгновения между словом «готова» и реальной готовностью страховки. Ф-Р-Р-Р-Р-РАППП! - проехавшись по остры рёбрам сланцевых плиток, лопнула оплётка верёвки, и Лёнчик повис на нескольких капроновых нитях. В эти доли мгновения я успел подумать, что схожу с ума: огромный скальный выступ, за который была заложена верёвка, сдвинулся и медленно пополз на меня - от рывка верёвки сломался хрупкий сланец. Третий в связке - Валера, стоявший на полметра ниже, упёрся в меня головой, чтобы помочь удержаться.
Вкратце диспозиция была такова:
-Лёнчик лежал животом на гладком ледовом склоне, вцепившись в ледоруб, вошедший в лёд не более чем на полсантиметра, и смотрел вверх на нас;
-скальный выступ колебался: рухнуть на наглецов немедленно и размазать их тонким слоем по пушистому снежку, или ещё постоять немного;
-я пытался удержать скалу и Лёнчика одновременно;
-цельность композиции придавал Валера, упёршийся каской мне в зад;
-все вышеупомянутые действующие лица были связаны верёвкой, остатки сердцевины которой лопались нить за нитью, отщёлкивая наши последние мгновенья.
Лакоон, блин.
Малейшее шевеление могло вывести систему из шаткого равновесия.
Метель вмиг улеглась и лукавая гора глумливо наблюдала за происходящим - ну что, мол, съели?
Я осторожно повернул голову и посмотрел на Лёнчика, потом дальше вниз - на «плечо», потом ещё ниже - на ледник. По вертикали метров семьсот. Меня затошнило.
То, что коварная гора собиралась прихлопнуть нас как мух, на этом склоне - несомненно. Никаких причин уцелеть у нас не было, кроме одной: Там, Наверху, рассудили, что ещё не время, и укротили свирепый нрав горы.
Ленчик осторожно приподнялся на кошках, ослабив нагрузку верёвки, и этой секунды нам хватило, чтобы сменить точку страховки.
Остальное было делом техники. Верёвку в месте обрыва завязали узлом. Извлечённый из небытия Лёнчик набросился было на нас с упрёками, но мы ему молча показали, на чём он держался, и наш обычно язвительный друг тут же присмирел.
Этот кусок верёвки до сих пор висит у него дома на стенке.
Переночевав под ледопадом, мы спустились вниз, к дороге, на следующий день.
Втаскивая рюкзаки в автобус, мы с Лёнчиком стукнулись лбами, свирепо глянули друг на друга - и вдруг улыбнулись. Всё-таки мы её сделали, эту гору. С третьей попытки.
*~бог любит троицу (англ)