Когда он вышел из парадного, Костя дремал в машине. Вчерашняя усталость по-прежнему давала о себе знать.
Он подошел к машине, открыл дверцу и сел. Костя открыл глаза и от неожиданности вздрогнул. Хотя он попросил Костю не уезжать, так как хотел еще съездить в офис, но почему-то его появление напугало Костю.
– Едем в офис, – спокойно сказал он.
– Они ссорились, – неожиданно сказал Костя.
– Я знаю. Ничего, пройдет. Девчонка психует, скоро рожать, а тут мама вышла замуж. Вот и вся проблема. Не ожидала.
– Да, похоже. Она все время по-английски говорила, а Тамара Анатольевна все просила ее говорить по-русски. Вначале все было хорошо. А потом пошло, поехало.
– Да, бог с ней. Пройдет. Взрослая уже. А что она думала? Уехать из дому на столько лет. И вот она появится, а мама тут возьми и умри для всего света ради нее!
– Да, положеньице.
– Не, грусти, брат. Все будет хорошо.
– Обидно, такая женщина! И вот тебе раз. Дочке не нравится, что мать замуж вышла!
– А какая “такая женщина”?
Костино замечание рассмешило его.
– Классная! – мечтательно сказал тот.
– Знаю, брат, знаю. Это хорошо, что она нравится другим.
– Ох, трудно с ними.
– С кем?
– Да с ….
Костя запнулся: хотел по привычке сказать “с бабами”. Но уж больно это слово не шло к Тамаре. И он тут же продолжил:
– Да с женщинами. С кем еще?
– Это да, – согласился он, вспомнив неожиданно Людку и ее маму.
Но потом добавил:
– Но с хорошими легко.
– Вот и я о том же. А Тамара Анатольевна хорошая. Дай Бог ей и Вам здоровья и счастья на долгие годы.
– Спасибо, дружище, – с улыбкой поблагодарил он Костю.
Они уже свернули на бульвар Шевченко и спускались вниз к Бессарабке. Народу на улицах было много, все были по-весеннему легко и нарядно одеты. Ему нравилось смотреть на эту толпу людей и одновременно думать о чем-то своем.
Подъехав к офису, он попросил Костю поставить машину во двор и сказал, что он свободен до завтра, а сам пошел к себе наверх. Тани уже не было. Он прошел к себе в офис и закрыл дверь на ключ. Подошел к окну, задвинул шторы и подошел к своему потайному шкафу. После знакомой только ему операции, дверца открылась, и он увидел свою сумку, которую поставил в шкаф…. Когда? «В прошлом тысячелетии!» - сказал он сам себе и усмехнулся.
Он достал сумку, закрыл дверцу и бросил дистанционное управление от шкафа в сумку, предварительно просмотрев содержимое. Все было на месте, и все было ему уже совершенно ненужным. Он прошел в туалет. Умыл лицо и взглянул как всегда в зеркало. Лицо его было спокойным как никогда. Он смотрел на себя, ища в своем лице хоть что-то, что могло бы ему сказать, кто он, куда идет и откуда. Но кроме очень сосредоточенного взгляда, он не увидел больше ничего. Это был он, но какой-то совершенно неузнаваемый, ускользающий. Но, на сей раз, это его не удивило. Ему было все равно. Да и какой смысл во всех этих процедурах рассматривания себя в зеркале? Он понимал, что все это уже не имеет для него никакого значения. «Пора заканчивать эти детские игры. Тоже мне, исследователь!»
Он вышел из туалета и подошел к письменному столу. Несколько раз включил и выключил свою любимую настольную лампу. Посидел в кресле, вытянув во всю длину ноги. Посмотрел на часы. Было без десяти семь.
– Пора! – сказал он вслух.
И направился к двери. Перед дверью остановился, еще раз осмотрел помещение офиса, затем резко повернулся и вышел, закрыв дверь на ключ, по привычке проверив сигнализацию.
Он быстрым шагом спустился вниз по лестнице, прошел мимо стоящего у стола дежурного, быстро попрощался с ним и через боковую дверь вышел во двор, где его ожидала машина. Он подошел к ней, открыл дверцу, сел, забросив сумку на заднее сидение, включил двигатель, плавно развернувшись, открыл при помощи дэушки шлагбаум, не выходя из машины, и выехал из двора.
Машин на улице было относительно немного. Основной поток, видимо, уже спал. Он проехал до площади Толстого, затем по Красноармейской (он все никак не мог привыкнуть к новому “старому” названию некоторых улиц), влился в общий поток машин, и уже почти не останавливаясь, доехал до конца улицы, развернулся по мосту и выехал на Дружбу Народов. Он спешил туда, к воде, – к Днепру, где он хотел похоронить все, что было связано с этим странным отмщением за изуродованную жизнь друга. Он не хотел забыть Вадюню, это было просто невозможно!
Он даже не хотел забыть то, что было сделано. В конце концов, что сделано, то сделано. Он просто не желал никого подводить, ни Тамару, ни Вадика, на которого он оставлял в свое отсутствие фирму и свой кабинет. Он не хотел, чтобы все те, кому он отдал, подарил, оставил и завещал, в один прекрасный день не лишились всего этого по его неосторожности или забывчивости.
Сейчас он был уверен, что даже если следствие по делу о банкротствах этих кампаний и ведется, а оно должно было идти (шутка ли, лишить таких акул бизнеса их капиталов!), то он не должен оставить никаких следов, которые могли бы привести к нему. А все, что могло навести на его след – это была его “рабочая сумка”.
Он сейчас даже не мог себе представить, что это он разрабатывал план этой “вендетты”, ломал голову над программкой, которую так никто никогда не узнает и не оценит. Срок ее жизни давно истек, и она сама разрушилась до того, как ее кто-то обнаружил. Теперь ему стало смешным все то, что было связано с этой его полу-детской затеей. Вадика он все равно не воскресил. Но, видимо, это должно было произойти. Иначе бы он никогда не встретил ее, жил бы в этом странном, безумном мире без радости, счастья любви, в атмосфере взаимной ненависти и бессмысленности всего того, что он делал до сих пор.
Он ни на йоту не сожалел о прошлом. Это было бы бессмысленно. Прошлое и настоящее – единое целое. И никогда не наступит завтра, если не будет вчера. А есть только сегодня, сейчас, эти бесценные мгновения, из которых и состоит это прошлое, незаметно переходящее в будущее, которое тут же становится прошлым….
Он проехал по мосту Патона, свернул направо и поехал в сторону железнодорожного моста. Но, не доезжая его, остановил машину и вышел из нее, взяв с собой сумку. Он подошел как можно ближе к воде, открыл сумку, посмотрел по сторонам. Нашел пару камней, небольших, но достаточных, чтобы потянуть сумку ко дну. Он положил камни в сумку, постоял на берегу. Оглянулся. На шоссе не было ни одной машины. Он размахнулся сумкой и зашвырнул ее подальше в воду, как метатель молота забрасывает свой снаряд.
Если бы он сделал такой бросок на стадионе, то, несомненно, вышел бы победителем, так как он вложил в этот свой бросок всю свою физическую силу и страстное желание обретения свободы от прошлого. Сумка, описав невероятно длинную дугу, бултыхнулась далеко от берега в воду и тут же пошла ко дну. Если кто и услыхал этот всплеск, то подумал, что в воде “играет” огромная рыба. Он развернулся и быстрым шагом пошел к машине. И тут только он заметил двух рыбаков, которые, видимо, услыхали всплеск и смотрели по направлению звука. Но, похоже, они даже не обратили внимания на мужчину, который быстрым шагом шел в сторону дороги.
Он сел в машину, помедлил пару минут, потом включил двигатель и поехал к мосту и, сделав поворот, выехал на автостраду. Доехав до новой развязки, он вновь повернул и поехал в сторону центра. Дома его ждала она.
Он выехал на набережную правого берега Днепра и увидел, как солнце садилось за холмами, которые из ярко-зеленых становились постепенно темно-зелеными и кое-где даже черными. Купола уже не горели золотом, а четкими контурами легли на задник декорации – темно-синее небо с красным подпалом. «Завтра будет ветрено», – подумал он машинально. Он развернулся на Почтовой площади и пошел вверх по крутому спуску дороги, выехал на Европейскую площадь, потом по Крещатику доехал до Майдана. На эстраде вновь кто-то выступал. И он вспомнил, что в конце недели будут праздновать День Киева.
«Очевидно, репетируют», – вновь подумал он. Он повернул направо и, проехав мимо помпезных Лядских ворот, этого исторического муляжа, начал подниматься по Михайловской улице.
Доехав до Михайловского переулка, он свернул на него и остановился возле второго дома от угла, выкрашенного желтой краской, некогда серой “сталинки”. Он достал мобильник и набрал Тамарин номер. Она тут же взяла трубку.
– Ты где? – взволнованно спросила Тамара.
– Я здесь, возле дома. Вы как там? Мне заходить или еще подождать?
– Не говори глупости, заходи. Тем более, она уже свалилась. Разница во времени, сам понимаешь, да и ее состояние.
– О, да, ее состояние я понимаю, как никто другой, – сказал он с улыбкой.
– Да, ладно, не смеши. Иди домой. Я тебя жду.
– Хорошо. Сейчас буду. Что-то еще надо?
– Ничего. Только, чтобы ты шел домой.
– Иду-иду, – сказал он и выключил телефон.