Яков и Хана ровесники - им скоро семьдесят. Яков пострадал во время теракта на предприятии лет двадцать назад, а недавно с ним случился инсульт, и теперь правая рука полусогнута и почти не действует, и одну ногу он слегка приволакивает.
Хана в пять-шесть лет была донором у нацистов. У детей выкачивали кровь для немецких раненых. Об этом она вспоминать не хочет, но периодически возвращается к этому времени. Эта низенькая полная старушка с прозрачными "усиками" над верхней губой, неприбранными седыми короткими волосами, передвигается с палочкой.
Яков всегда подтянут, ходит в пиджаке и светлой, заправленной в брюки рубашке, как новичок из Советского Союза, хотя в Израиле они уже лет тридцать.
Я пришла к ним на время отпуска их помощницы и удивилась распределению ролей в этой семье.
Хана обычно просыпается после десяти утра и дремлет на кровати до полудня. К моему приходу ее муж приносит горячий хлеб и кое-что из фруктов с рынка. Я предлагаю оставить эти обязанности для меня, но Яков говорит, что Хана может проснуться раньше и захотеть есть, а у него уже будет горячий хлеб на столе!
Прихожу к ним в десять часов. Хана, как ни странно, уже на ногах, но еще не умыта. Она проходит на кухню, озирается, будто видит её впервые, и несмело берет яблоко, крутит его перед глазами, будто не знает, что с ним делать.
- Ты хочешь, чтобы я его почистил? - ласково спрашивает Яков.
- Ну наверное! Только помой его вначале, - недовольно бурчит Хана. Она проходит мимо стола и пальчиком пробует лежащий хлеб на свежесть, морщится и скрипит, что такой хлеб она есть не будет - он вчерашний.
Яков молча очищает яблоко от кожуры, почти ополовинив его из-за парализованной руки, но мне не разрешает помочь.
Получаю задание купить в магазине крупу. Деньги Хана прячет под подушкой, туда же кладет и сдачу, которую ей отдает Яков. Каждое утро жена выдает мужу сумму, достаточную для покупки запланированных продуктов, из-за чего ему приходится Хану будить по утрам, что ей не мешает заснуть снова.
Предлагаю положить в стиралку многочисленные салфеточки из-под статуэток и кувшинчиков, т.к. стирального порошка они не видели больше года-двух.
- Делайте, что хотите! - небрежно машет рукой Хана, - мне все равно, только ничего не выбрасывайте.
Через два часа собираюсь уходить. Хана протягивает мне сто шекелей:
- Это Вам.Все убрали и ничего мне не выговаривали, что я люблю поспать до обеда.
Я изумляюсь:
- Да какое мне дело, кто сколько спит? Я выполняю свою работу, за которую мне платит компания, а деньги нам брать запрещено.
- Хорошо, - легко соглашается Хана, - у меня есть для Вас отличное мясо - мы купили вчера в Нацерете - там оно очень свежее и дешевое, - и достает пакет килограммов на пять.
Ну уж нет! Учимся на чужих ошибках и не принимаем в подарок даже носовых платков! Бывали случаи, когда старушки дарили своим помощницам какие-то безделушки, а потом спохватывались и заявляли в компанию, что их обокрали.
А тут уже пошли в ход пресловутые "борзые щенки". Спасаюсь бегством.
Наутро меня вновь встречает бодренькая Хана. Она объявляет, что позвонила в мою компанию и сообщила, что хочет дать мне за выполнение работ свыше обязанностей 100 шекелей (25 долларов), поэтому ставит компанию в известность, чтобы у меня не было неприятностей.
Естественно, мне разрешают взять подарок, но это мне ужасно не нравится - коробит, будто получила чаевые, а отказаться так и не смогла - Хана расплакалась.
Эти старики получают в несколько раз больше той суммы, что имеют вновьприбывшие репатрианты, так как каждый заработал себе пенсию, да плюс социальное пособие дается каждому в размере 350 долларов. Я сопоставляю щедрость Ханы за какие-то пустяки по отношению ко мне и скрупулезный подсчет мелочи, когда Яков отдает жене сдачу по утрам. Ничего не понимаю!
Готовит обеды всегда Яков. Он говорит, что Хана не станет есть то, что сготовят другие. Ну "баба с возу - кобыле легче"! Предлагаю помощь на вспомогательных работах. Нет! Даже картошку почистить должен сам Яков.
Я потихоньку спрашиваю, а кто готовил у них в молодости. Яков сокрушенно вздыхает, что хозяйство, уборка и приготовление пищи всегда было на его плечах, хотя работать приходилось по 10-12 часов. Только в годы войны, когда его призывали в армию резервистом, их дочери ели еду, приготовленную мамой.
- Вы любите готовить?- интересуюсь я шепотом, чтобы не услышала Хана.
- Ненавижу! Но уже привык.
- А кто бы стал готовить? - раздается голос Ханы из спальни.
Услышала-таки, хитруля! Яков чуть больше ссутуливается и шипит, повернув голову в сторону спальни:
- Ну не ты же - никто и есть тогда не станет!
Ох и загадочные отношения! Сначала я думала, что это любовь с юности до старости, потом - многолетняя привычка, замешанная на милосердии Якова. Но как-то он проговорился, что Хана - его не первая жена.
- А как вы жили с первой? - полюбопытствовала я.
- Под копирку - как и с Ханой: все в доме делал я. Через несколько лет она назвала меня тряпкой и ушла к другому.
Он помолчал немного и продолжил:
- Вторая была точно такой, как первая и Хана...
А я думала, что у них неземная любовь с юности... Оказывается - судьба...
Старики. Ирэна.
http://proza.ru/2008/06/24/37