Повелительница умов

Александр Петров Сын
На земле глупость - подлинная повелительница умов.
А рассудок её ленивый наместник…
       Эрнст Теодор Амадей Гофман

Погожее субботнее утро. Среди панельных домов, сзади стеклянного магазина, в зарослях сиреневых кустов затерялся сарай. На фасаде желтела надпись охрой:

Пункт приема стеклопосуды
9 - 18

Ниже - зарешеченная витрина с образцами посуды и ценниками. Правее - приёмное окно с широким подоконником.

Профессор спросил: «А кто крайний?» и с облегчением опустил на траву огромные сумки, снял с плеч брезентовый рюкзак.
- Кто сегодня ведет приём? - деликатно поинтересовался он.
- Лёля, - вздохнул впередистоящий доцент.
- Это не очень хорошо, - сказал профессор.
- В конце концов, каждый индивидуум самовыражается по-своему, - сказал директор завода «Спецтехника»
- Это кто там выражается?! - Рявкнула из окна Лёля. - Здесь только я могу на вас выражаться. Следующий!
Первый очередник, начальник отдела НИИ «Вакуум», бросился поспешно выставлять бутылки из английской кожаной сумки на подоконник.
- С наклейками не берем, - отставила три бутылки приемщица.
- Сейчас, Лёлечка, я мигом. - Начальник отдела НИИ поднял из-под ног осколок зеленого стекла и принялся соскребать им наклейку.
Приемщица переставила бутылки с подоконника в ящик, пересчитала и протянула деньги.
- Следующий!
- Лёлечка, а как же эти три? Я быстро!
- Следующий, я сказала! - крикнула Лёля, и начальника отдела НИИ оттеснили в сторону. Тот пересчитал деньги и чуть не заплакал:
- Тут не хватает двенадцати рублей. Мне же даже на бутылку палёной водки не хватит. А у меня гости сегодня: главный инженер и еще одна… начальница кадров.
- Уберите отсюда этого счетовода, а то закроюсь, - прогудела начальница.
- Слушайте, уважаемый, - заволновалась очередь, - шли бы вы домой, не мешайте народу.
- Нет, господа! - Взвизгнул по-бабьи начальник отдела НИИ, вытирая лоб мятым носовым платком. - Это принципиально! Меня обсчитали, меня обворовали у вас на глазах!
Плечистый аспирант физмата выхватил из его рук носовой платок и затолкал хулигану в рот. Схватил за плечи и вытолкал его из очереди.
- Правильно! Так его, диссидента, - одобрила очередь, заискивающе поглядывая на приемщицу.
- А ты что тут мне наставил? Совсем уже крыша слетела? - Закричала Лёля, - С плечиками не берем!
- А за полцены, Лёлечка, - ласково спросил заслуженный артист театра.
- Тары нету! Не видишь, все под завязку!
- А вон там, в уголочке есть ящик под «плечики», - показал он внутрь приемной.
- Ты что совсем уже?.. Это ж Борькино кресло, - кивнула она на синего подручного мужичка, бывшего телеведущего. - Он на нём сидит. Так. Следующий!
- Да что же это, товарищи! - профессионально воздел руки заслуженный актер. - Обсчитала меня на одиннадцать рублей, да еще и бутылки брать не хочет! Это возмутительно! Я мэру жаловаться буду.
- Ах, так! Мерину, значит! - Сузила глазки Лёля и смачно по слогам произнесла нечто ужасное: - Пе-ре-рыв!
Окно закрылось, как райские врата перед грешником. Очередь исподлобья посмотрела на артиста. Плечистый аспирант угрожающе заиграл жирными бицепсами. Актер попятился, отбежал подальше и шепотом крикнул:
- Она вас тоже обворует!
- В конце концов, каждый самовыражается, как может, - ответил за всех профессор.

В молчании прошло полчаса. Очередь с надеждой смотрела на закрытое фанеркой приёмное окно. Сладко пахло сиренью, птицы весело щебетали. Откуда-то издалека доносилась песня про синее море и белые чайки. А солидные мужи напряженно стояли, не отрывая глаз от заветного окна.

…Наконец, дверца со скрипом медленно отворилась, из окна по пояс высунулась приёмщица в белом. О, таинственный белый цвет - даже в пыли и пятнах всегда остается светлым и жизнерадостным! Видимо, в перерыв Лёля крепко употребила и обильно закусила, поэтому выглядела вполне счастливой. Ее розовое бугристое лицо с густо накрашенными блестящими глазками, мощные щеки, скулы и золотые зубы, в которых перекатывался окурок «Салема» - всё это сверкающее великолепие излучало триумф.

Несомненно, сейчас настал миг, ради которого она крейсерской грудью пробивала путь к этому хлебному месту. Здесь власть ее была безгранична. Сейчас научные работники, начальники, творческая интеллигенция, населяющие окрестные дома, стояли перед ней, как голые призывники перед генералом в орденах и лампасах.

Лёлины руки владели реальными деньгами, которыми она царственно одаривала полунищих людишек в обмен на «стекло», собираемое тайком у магазинов, в скверах… Частенько извлекались бутылки из мусорных баков и заплеванных урн. Да что там!.. Иной раз приходилось отбивать вожделенную бутылку у старушек, бомжей и… таких же обнищавших коллег.

Лёля медленно обвела пронзительным взглядом почтенное собрание и с почти материнской нежность произнесла:
- Ну что, ботаники, при-ши-пи-лись?..

Женщина обвела взором притихшую очередь за деньгами и глянула вверх.
Туда, где всё громче нарастал гимн победного ликования:
весело пели сумасшедшие птицы,
звенел детский смех,
томно благоухала сирень,
сияло золотое солнце.
И весна!..
...Эта дивная, чудная весна - стремительно катилась в лето и вдохновенно славила жизнь!..