"... Через несколько дней восстановились силы и здоровье. Мы много узнали от наставницы о тайном и спорном. Напарник помогал доктору общины и учился применять свой природный "просвет", я разбирался с видениями. Многое стало понятнее. Нас ожидало сложное и опасное дело. Военизированное Братство набирало рекрутов и представляло угрозу планам Повелителя. Их патрули сталкивались с нашими и победа в стычках не всегда была за нами. Группы паладинов с тяжёлым и электронным вооружением сорвали несколько операций подряд и нас посылали на разведку. Подобраться к их базе было очень сложно, а укрыться негде. Каждый из нас получил по "невидимке" с полным зарядом. При поимке шансы выжить были почти нулевые. Плен нам запретили.
Бункер Братства под землёй. На поверхности торчит будка, в ней начинает путь в глубины лифт, вход-выход охраняют два паладина-пулемётчика. Дважды за двое суток мы чуть не попались. В самое сонное время ночи, окутанные полем невидимости, мы прокрались к объекту и спрятались у задней стенки. Охранники изредка переговаривались. Им было скучно и они перемывали кости начальству, обсуждали детали боёв, травили анекдоты. Нам пригодятся даже анекдоты. Гипнотическая обработка почти на месяц обострила нашу механическую память. Потом будет болеть голова, но это мелочи. Важнее под запись продиктовать всё до последней детали и даже интонации передать.
Первый выход начальника паладинов Ромбуса застал нас врасплох. Его эманацию можно было ощутить даже сквозь будку с лифтом. Горячее, колючее... Когда слушаешь его голос, вдоль позвоночника бегут толпой жгучие паучки и разбегаются по плечам. Такие тактильные впечатления мне не в новинку. От общения с Морфеусом, например, я ощущал исчезновение живота и холодный стержень от копчика до верхнего шейного позвонка, а руки делались слабыми. При взгляде на наставницу в Хабе теплело горло и пах, а мурашки бегали по животу и ощущение было похоже на эфект от попытки выпить горячую ньюка-колу всей передней поверхностью тела, кожей, а не так, как полагается.
Мы сосредоточились на подслушивании. Начальник говорил обычные командирские слова, но что-то было не так. Слишком длинные паузы? Будто прислушивается... Обычно к концу проверок начальство говорит спокойнее, если всё в порядке, а этот нагнетал напряжение... Бдительный какой! Перед уходом он дал инструкции и потребовал от часовых особого внимания. Мне показалось, что он нас почувствовал, но увидеть точно не мог. Мы почти не дышали и не шелохнулись, пока не ушёл.
Второй выход на проверку был менее, чем через час и опять напряг нас до пота. Ромбус обошёл будку и чуть не наступил на товарища. Он стоял в паре метров и принюхивался. Повертев головой, стал смотреть в нашу сторону и я взмолился всем богам, чтобы наши невидимки не сдохли в неподходящий момент. Когда его взгляд скользнул по тому месту в тени, где прятался я, меня будто факелом в грудь ткнули. Он смотрел куда-то чуть выше моей макушки, а у меня по спине текли холодные струйки. Страшно хотелось пить. И пусть. Будь во мне жидкость, я бы её упустил, а так... Он ушёл, а мы сидели в тени будки, как две мокрые мышки и дрожали, хотя день был довольно жарким. Когда заряда в "невидимках" оставалось всего на пару часов, была глубокая ночь. Уходили мы на полусогнутых. Мышцы затекли, горло было сухое, губы запеклись. Только уковыляв за пару километров, мы стали отпаиваться по чуть-чуть. Сведения были важные. Стальная Братия откуда-то узнала о наших патрулях, о базе и предполагали они, что крупный конфликт уже в ближайшее время неизбежен. Только к вечеру следующего дня силы вернулись настолько, что мы смогли передвигаться в обычном быстром темпе. Только бы не опоздать..."
Я рассказал друзьям о том, что чувствовал, когда впервые увидел главного злобного гада Фрэнки. Мы тогда торопились с Суликом в Город и наткнулись на механизированного гиганта с двумя гвардейцами-пулемётчиками. Мне очень хотелось напасть, хоть и понимал, что я ему броню даже не поцарапаю. А чувства... Меня будто приморозило к месту, я даже дышал с трудом. Только ненависть разморозила меня обратно, когда семья учёного была уже расстреляна. Детский трупик, разорванный пулями на куски... Я это помню, я это крепко запомнил. Когда мы схватились с Фрэнком на платформе, я держал это воспоминание где-то перед глазами и не чувствовал боли. Когда добивал гада, это было почти как после секса... Полегчало и отпустило... Маркус печально ухмыльнулся и сказал, что это чувство ему знакомо. Сулик поколебался и пробормотал, что Болтливый Мосол запретил ему шевелиться таким тоном, каким никогда не говорил ни раньше, ни позже. Оставалось сцепить зубы, сжать кулаки и не шевелиться. Помолчав, Сулик сказал, что пошевелиться он мог, но тогда был единственный раз в жизни, когда ему показалось... или не показалось... Короче, дед не только голос. Сулика будто кто-то за плечи схватил и сжал ледяные пальцы. Синяки на плечах держались несколько дней, но на вопросы Дедов Мосол только хмыкал и ничего не хотел отвечать.