Татьяна Марюха
На городской мусорной свалке сегодня свадебный переполох. Светке: высокой, худой как палка, но, c чертовски обаятельным взглядом голубых, с белёсыми ресницами, глаз, Мишка, - бывший сантехник, но спившийся, выгнанный из своей квартиры «правильными родственниками, а теперь имеющий какой – никакой, а свой дом», сделал предложение руки и сердца.
Да, Светке только этого и не хватало, остальное у неё всё есть!
Вечером свадьба. Соберутся все: и с её, и с его стороны.
Она наводила порядок в своём жилище: выбрасывала ненужный хлам, а стоящие вещи, ну те, которые на своих ногах стоять могли, оставляла, ведь это - её приданное: микроволновка, холодильник, кресло-качалка... Она ловила себя на мысли, что давно не была так счастлива. Раньше она что про себя знала? То, что докатилась, спилась, скурилась и скурвилась так, что родня с ней знаться не хочет. А теперь? Теперь она: и хозяйственная, и запасливая, и добрая, и ласковая, а, главное: красивая женщина.
Ну, это Мишка, конечно, «загнул», но влюблённое сердце, оно зрячей иного невлюблённого! При этих мыслях она улыбнулась, и лицо её сделалось очень милым.
Светка пошла в угол, где на вышитой салфетке стоял кусок зеркала. На неё глянули голубые, с покрасневшими веками, отёкшие глаза, обвисшие щёки, некогда аппетитные пухленькие губки как-то рыхло топорщились на лице, с опущенными углами вниз.
– Вот, блин, где моя косметика?
Она выскочила наружу, подхватила горсть снега и потёрла им щёки. Потом вытерла с лица воду нестиранным, с самой осени, полотенцем. Опять посмотрелась в зеркало: щёки её порозовели, глаза заблестели, она улыбнулась себе беззубой улыбкой, поморщилась:
- Как старуха, улыбаться надо реже! Ничо, Мишка жених богатый, он цветметом здесь заведует, может и зубы вставит… или остальные выбьет? Нет, он не такой! Он – добрый. Вчера – то… стихи читал… Омара Хаяма! Тоже пьяндыга был, этот поэт восточный, все они поэты, небось, пьяндыги. А чё делать, когда жизнь такая?!
Она убиралась, и всё ей порядок не нравился: обросла хламом.
- Нет, так не пойдёт, надо всё вынести, а потом только наводить порядок.
Стала всё выносить на улицу, всё заставила. Полюбовалась, ловя завистливые взгляды соседей.
Да и впрямь, было чему завидовать: три комплекта постельного белья; две хороших, перьевых подушки; шуба цигейковая, две шапки: одна песцовая женская, другая, - ушанка – мужская и шаль с кистями. Она взяла её в руки, стряхнула, погладила любовно рукой, и положила в стопку других вещей на кресло-качалку. Зашла внутрь, чтоб выволочь неисправную радиолу: всё равно не работает и, когда уже, пятясь задом, выволокла, наконец-то эту «заразу», распрямилась, оглянулась, а шали как не бывало. И вдруг слышит за спиной одобрительный матерный комплимент, отпущенный её, её Мишкой, соседке Шурке: бывшей поварихе, рябой, с не проходящими синяками на всём теле и обрядившейся в её шаль с кистями. Светка чуть слюной не подавилась. Ах! Схватила ножку от стула и пошла в наступление. Шурка, получив удар по спине, удивлённо обернулась и получила по носу. Светка размахнулась ещё раз, но попала прямо в объятия к Мишке. Мишка смеялся:
- Ну, вы, бабы, даёте! Светка тянулась руками к Шурке, чтоб забрать свой платок, а Мишка ей не давал, тогда она закричала на него:
- Так ты с ней заодно?! Вчера мне комплементы говорил, сегодня ей!..
Мишка оторопел:
- Так я - мужик, я и должен бабам комплементы говорить. В общем, Света, если такая ревнивая будешь, жизнь у нас не заладится! И потом, уже, как бы уступая, продолжил,
- Я ж не знал, что это твой платок! Ну, извини, подвинься! А ты, - обратился он, к унимающей носовое кровотечение Шурке:
-Шура, отдай платок Светлане, воровать нехорошо!
Шурка подняла, лежащую под ногами, забрызганную кровью шаль и бросила её Светке.
Мишка - плотный, среднего роста, седоватый, со скошенным набок и перебитым на переносице носом и чем-то похожий на Диогена, поймал шаль, отряхнул и положил её на плечи законной владелице. Отвёл Светку к её жилищу, похожему на курятник и сляпанному, как попало, из подручного материала: палок, досок да картона и, погрозив с улыбкой Шурке, сказал, чтобы обе слышали, -
- Не ссорьтесь, девочки!
«Девочки» хмуро посмотрели друг на друга, и продолжали заниматься свими делами: Светка уборкой, а Шурка шкрябаньем заскорузлой кастрюли: ещё совсем новой, но выброшенной, потому что в ней что-то подгорело. Вначале Светку это шкрябанье раздражало, но постепенно её душевное равновесие восстановилось, и она опять стала думать о предстоящем счастье.
Мишка говорил ей, что у него тут, на свалке, всё схвачено и никто его бизнес не посмеет забрать, даже если он будет жить не здесь. Он предлагал переехать в деревню к престарелым родителям, говорил, что его мама добрая и будет рада принять Светлану в невестки. От этой мысли Светке становилось тепло и тревожно: намыкалась она, пора бы и пожить по-человечески. Заведут хозяйство, огород будут обрабатывать, может, даже, на работу какую-нибудь устроятся... Вот и появился, наконец-то, свет в тоннеле!
Вечером всё было готово: убрано и сготовлено, почти что, как в сказке: колбаса, красная рыба, столовые приборы, скатерть и салфетки (всё купленное в магазине)!Такой свадьбы здесь никто не помнил, да и ну ж её такую свадьбу! Чур меня, чур, - говорили потом некоторые суеверные обыватели. А у Светланы от гордости за Мишкину хозяйственность, аж дух перехватывало. Всё достал: сам был в чёрном костюме и при галстуке, а она - невеста, в настоящем подвенечном платье! Пришёл и батюшка Агафон, уже пьяненький, но в благодушном настроении. Благословил: осенил крестом, сказал: «Плодитесь и размножайтесь», выпил и влился в общую компанию. Через пол-часа он уже весело смеялся своим надтреснутым сиплым смехом, и рассказывал скабрезные анекдоты про священнослужителей.
Шурка, помня поговорку: «кто старое помянет, тому глаз вон», принесла Светке в подарок китайский веер, а её муж,- Мишке, – зазубренный топор. Мишка был доволен, для него, имеющего точило, не составит труда превратить этот топорик в игрушечку. Колян, - Шуркин муж, ещё пожалеет, что подарил его «молодым».
Чем темней становилось и холодней, тем народу собиралось всё больше и больше. Там были разные люди: от бывшего профессора, до представителей потомственной древнейшей профессии. Все кричали: « горько!»., пили самогонку, делали пошлые намёки жениху с невестой, дружно смеялись, обнимались, вспоминали другое время, другие свадьбы, плакали, бранились, мирились, хвастались, мечтали…потом начали потихоньку расходиться.
Чтоб молодые не замёрзли, развели возле вигвама: так все называли Мишкин дом, потому что он был круглый и просторный, огороженный ровными деревянными кольями и аккуратно обшитый кусками двп, жаркий костёр: «пусть, мол, угли до утра будут греть!» Да и где им замёрзнуть-то, их любовь греет!
Шурка плохо спала: болели синяки и зависть, этаким червячком, грызла душу: ну почему этой Светке везёт, а ей, Шурке,нет?! И мужик рядом с ней, не сравнить с Мишкой, так, какой-то недотёпа, ничего не может. Лентяй, одним словом. Потом заснула, а потом резко проснулась от шума и криков.
Выглянула наружу из шалаша, а рядом Мишкин вигвам полыхает, почти весь сгорел.
Растолкала своего непутёвого. Пока бегали других звать, вернулись, а ничего не осталось. Куча пепла! Собрались, как пингвины возле выеденного яйца, потоптались, погоревали и зажили по-прежнему, только без Мишки и Светки. Бизнес Мишкин подхватила Шурка со своим непутёвым. А что: «Свято место пусто не бывает!» И даже спустя немного времени Шурка платок себе завела почти такой же, как у Светки был: с кистями.
А свадьба эта легендой стала. На свалке рассказывают, что Мишка был высокий, красивый, сильный, умный и грамотный мужчина, и по-рыцарски относился к своей возлюбленной женщине-Светлане, обладающей редким обаянием, голливудская улыбка которой не могла оставить никого равнодушным. End!