Отец Тули ругался. Ах, как ругался отец Тули! Когда он особенно патетически поливал все наркотики мира и самый популярный из них на пределе мощности своей лужёной глотки, даже оружейник Элдридж, живший и торговавший в ангаре напротив входа в церковь, вздрагивал и сбивался с размышлений о достоинствах эксклюзивного пневматического ружья "Рэд Райдер" на мысли о заказе новой партии патронов для группы экзальтированной молодёжи, называвшей себя немытой деревенщиной. Этим парням и девицам гораздо лучше удавалось писать стишки и песенки, рисовать и веселиться, чем стрелять. Истребление гнусных спаммеров было их коллективным бзиком и на последнего они истратили почти весь боекомплект. Справедливости ради надо заметить, что почти половина истраченных патронов полетела в белый свет или в товарищей, но спаммеру тоже досталось. А молодёжь полечилась и увлеклась очередной авангардной идеей - решили уговорить Избранного из Арройо присоединиться к их группе и вместе творить в Пустоши справедливость. Эх, молодёжь, молодёжь...
Аптекарь Ренеско, по прозвищу Ракетчик, тоже вздрагивал у себя за прилавком от воплей папаши Тули и злился от того, что содержание филиппик расслышать не мог, а отвлечься от выкриков разгневанного чем-то единственного на весь город священника у него не получалось. Двери аптеки выходили на боковую стенку церкви и преграда мешала понять, что же так довело мирного в основном, пьяного почти всегда и обычно тихого соседа. Кроме обязательного набора лечилок и прочего аптекарского товара, Ренеско торговал всеми видами наркоты, которая только бывает и ничего особенного в этом не находил. В Рино не было запрета на наркотики многие десятилетия и всё, что это сулило желающим, населением и боссами мафиозных семей приветствовалось. Только плати!
Вся наша команда стояла на улице, а я потихоньку заглядывал в щели и пытался разобраться в причинах скандала. Отца Тули в таком состоянии я ещё никогда не видел и не слыхал, чтобы с ним такое бывало. Даже с бодуна он оставался добряком и говорил тихим голосом. Он вообще был самым классным старикашкой в Пустоши, знал кучу всяких интересных и поучительных историй из Библии, много чего порассказал нам о довоенных временах и любил пообщаться, если гость приносил с собой пойло. Тут было важно не угощать старика слишком щедро, поскольку быстро нипившись, он прекращал интересные речи и пытался дойти до спальни в глубине церкви. За все годы нашего знакомства после раговоров с угощениями самостоятельно лечь в кровать ему не удалось ни разу. Обычно сил не хватало дойти только два-три шага.
Выяснилось следующее: папаша Тули трезв, выпить ему нечего, по церкви он носится, как угорелый, а когда пробегает мимо валяющейся на полу книжки, норовит её пнуть, но пока ни разу не попал. Мне показалось, что я узнал книгу со сборником статей из довоенной прессы, которую наш умник оставил в церкви на полке с книгами священника несколько дней назад. Я попросил друзей подождать на улице, взял в каждую руку по пузырю с самогонкой и рискнул войти в зал. К концу первой бутылки Тули успокоился и поведал, что сегодня утром пролистал майроновскую книжку и наткнулся на статьи о датах и годовщинах. Оказалось, что ещё в двадцатом веке был установлен международный праздник борьбы с наркоманией и распространением наркотиков, и отмечался бы он как раз сегодня. Со дня начала праздничной борьбы с наркотическим проклятием прошло чуть больше трёх с половиной веков, множество мелких войн и одна мировая катастрофа, человечество не желало скоропостижно выздоравливать и предпочло загибаться от ядерных кошмаров со шприцами в руках, и было обнюханным, обдолбанным, шмаганутым, вдетым, торкнутым, недоперекумаренным, обколовшимся, закинувшимся, вмазанным, нализавшимся и т.д., и т.п., каким угодно, только не ясномыслящим, здоровым и жизнеспособным.
Вчера священника навещала жена одного из боссов семей Этил Райт и с группой активистов "Общества трезвости" выманила Тули в поход по ночлежкам и притонам. Неугомонная Этил всё свободное от воспитания многочисленного потомства Райтов время посвящала борьбе за здоровый образ жизни. За вечер бедный пьяница такого наслушался, что даже лёг спать в кровать, был отвратительно трезвым и до утра ворочался, отгоняя видения больших и маленьких ёмкостей с вожделенным содержимым. А утром опрометчиво взял в руки ехидную книжку. С первой нашей встречи я уяснил, что папаша Тули наркоту ненавидит, а к алкоголю относится с симпатией, даже с нежностью. Книжные байки про то, как человечество доводило себя наркотой до безумства, пока не суициднуло всей планетой, стало для Тули последней каплей. То, что самоубийство нашей цивилизации произошло не до конца, ни капельки не утешило несчастного выпивоху. Когда он выяснил, что задолго до ядерного апокалипсиса правительства планеты не придумали для сопротивления наркобуму ничего лучше учреждения всемирного одного в году "дня борьбы" со страшным злом, то его прорвало по полной программе. Отсутствие аудитории не помешало высказать всё, что накопилось и только моё "лекарство" смогло залить пожар возмущения и гнева.
Пока Тули допивал вторую бутылку и с убывающей громкостью выпускал остатки пара в адрес "власть имевших недоумков, допустивших гибель человечества" я размышлял о том, что в глубине души священник был идеалистом, искренне полагавшим, что до войны было гораздо лучше, чем сейчас, что разгул наркоторговли стал естесственным из-за разрухи и безвластия, что одичавшим и трудно живущим остаткам человечества позарез был нужен хоть какой-то оттяг и что общение с воинствующими борцами против пьянства и прочих пристрастий может довести до кондрашки даже такого закалённого и привычного к демагогии алкаша, как отец Тули. Особенно, если почитать довоенную книжку со статейкой о борьбе с распространением наркотиков путём учреждения особого дня в году специально для борьбы и отчётности.