Габриэле. Легче огня, тяжелее земли
Никто не знал, как она появилась в Дорнфельде. Худая, смуглая, с прямыми темными волосами. У неё было нездешней красоты лицо и робкая улыбка. Девочка увязалась за повозкой, в которой папаша Борге развозил горшки со сметаной, сливками, маслом и творогом...
– Эй, птенец, тебя потеряли? – молочник остановил ослика и подошел к своей крошечной спутнице. – Ты откуда?
Девочка опустила голову и вздохнула.
– Говорить можешь? Ты ела сегодня? Как тебя зовут?
Ни слова в ответ.
– Ну, и ладно, – папаша Борге был самым мягкосердечным молочником в Шлезвиге, а потому его три коровы и четыре козы давали самое жирное и вкусное молоко.
Молочник посадил девочку в повозку и похлопал ослика по сытому боку:
– Домой!
***
У папаши Борге помимо коров и коз жили куры с петухом, собака, пара осликов, кошка с котятами и овдовевшая сестра Борге Хайльгард – такая же одинокая, как и он сам.
– Смотри, Хайльгард, кого послал Господь в это утро.
Пожилая женщина взяла девочку за руку и повела к столу:
– Садись, это теперь твоё место.
Священник церкви святого Иоханнеса окрестил девочку Марией – и вскоре люди привыкли к тому, что в Дорнфельде стало на одну Марию больше.
Сразу после крещения Мария заговорила – её голосок оказался звонче хрустальных колокольчиков, что украшали карету герцогини Шлезвиг-Хольштайн, когда та проезжала через Дорнфельде.
Девочка принесла в дом Борге радость, она помогала молочнику ухаживать за животными, готовила продукты к продаже и разносила по домам. Хайльгард учила Марию выполнять любую работу по дому и вскоре благодарная ученица уже удивляла Хайльгард своими успехами.
Всё чаще папаша Борге, любуясь Марией, думал о том, что этот дар Господень слишком хорош для дома молочника.
– Скажи, дочка, а ты совсем ничего не помнишь о себе?
Девочка сияла улыбкой взрослеющего ангела и целовала папашу Борге и Хайльгард:
– Помню. Я помню вот эту повозку и ослика, который остановился, чтобы забрать меня с собой.
– Да это я и сам помню! – смеялся папаша Борге и, кряхтя, доставал откуда-то из-под скамьи бутыль с вином.
Мария и в самом деле ничего не могла вспомнить, она была полна счастливой безмятежности ребенка, который купается в доброте и заботе.
Весна расцветала в лето, а лето наливалось осенью... И через пятнадцать лет не было в Дорнфельде девушки скромнее и нежнее Марии Борге. И Хайльгард стала потихоньку присматривать женихов для своей девочки.
Как-то раз, когда Мария с подругами отправилась за грибами, из-за кустов выскочил дикий кабан. Все побросали свои корзинки и помчались прочь, а Мария ощутила внутри вспышку неведомой силы. И в тот самый миг, как зверь бросился на неё, Мария, задев кабана упавшим с ноги деревянным башмаком, взметнулась к вершинам сосен. Две белки испуганно спрыгнули с веток. Девушки, онемев от ужаса, крестились на бегу...
Подул ветерок – и Мария медленно пошла над лесом в сторону озера. С её ноги свалился второй башмак, но она не заметила. Вместе со спасительной вспышкой, вознёсшей Марию над землей, к ней вернулось прошлое.
Она увидела себя совсем маленькой на руках смуглой женщины, которую под барабанный бой тащили к столбу.
– Возьмите, возьмите мою дочку! Ради Бога! Она же совсем маленькая, пожалейте! – несчастная мать пыталась передать кому-нибудь своё дитя.
Но люди, собравшиеся вокруг, не желали брать себе ведьмино отродье. Из кареты на приготовления палача смотрели двое – Матильда фон Шлезвиг-Хольштайн и её сын.
– Прикажите забрать у неё ребенка, сударыня! Ребёнок не виноват в грехах матери.
– Это не ребёнок, Кристиан, это – дьявол.
Десятилетний герцог закрылся плащом.
– Откройте глаза, Кристиан! – герцогиня ударила сына по лицу.
Женщину накрепко привязали к столбу, оставив свободными только руки, которыми она прижимала к себе девочку.
Прозвучал приговор, палач поднёс факел к соломе возле её ног. Толпа загудела. Но едва пламя охватило тело женщины, она из последних сил подкинула дочь высоко в воздух:
– Лети, моя Габриэле! Жизнь моя...
Из-за дыма и низких грозовых туч, навалившихся на площадь, люди не увидели, как крошечная девочка взмыла вверх и тут же пропала в небесной дали.
Она опустилась на землю и легла на траву.
«Мама... Мамочка... Я столько лет не помнила себя... Тебя... Я – не Мария, я – твоя Габриэле.»
Девушка вскочила и устремилась к дому папаши Борге, но не сделала и десяти шагов...
– Я должен сказать, подожди... Я видел, как ты шла по воздуху! Я знаю, кто ты! Я видел как ...сожгли твою мать.
Молодой герцог в смятении не сводил глаз с Габриэле. В округе знали, что Матильда фон Шлезвиг-Хольштайн правит землей. Её сын родился больным, а с годами слабел всё больше. С детства герцога мучили тяжкие припадки. После чего Кристиан подолгу не приходил в себя, а вскоре его настигал новый приступ.
Габриэле почувствовала, как судорога скручивает Кристиана – и вот он уже повалился возле её ног. Девушка встала на колени перед больным, одну ладонь положила ему на лоб, а другую на грудь. Она не понимала, зачем она это делает, что происходит с ней и с Кристианом... Но герцог вдруг замер, его дыхание выровнялось, черты лица, искаженные страданием, прояснились.
– Я умер?
– Это болезнь твоя умерла.
Кристиан поднялся – никогда прежде он не был свободен от страха. Молодой человек поцеловал исцелившие его руки и спросил:
– Чем я могу отплатить тебе? Вот, возьми пока это, – Кристиан снял с шеи тяжёлую золотую цепь с драгоценными камнями и попытался надеть её на Габриэле.
Девушка решительно оттолнула его от себя:
– Мне ничего не нужно. Хотя нет... Прошу тебя только об одном, пожалуйста, постарайся не причинять зла. Меня зовут Габриэле. Габриэле из Дорнфельде.
– Перед Господом клянусь, я жизнь за тебя отдам.
***
Когда Габриэле вернулась в Дорнфельде, возле дома папаши Борге уже шумели соседи. Завидев девушку, они замолчали. А Труде Хорн, с чьими детьми выросла девочка Борге, крикнула ей вослед:
– Ведьма!
Габриэле, обожженная ненавистью, споткнулась на пороге... Хайльгард плакала, обхватив голову руками.
– Они успокоятся, сестра, – утешал Борге Хайльгард. – Они же знают, какая наша доченька славная. Просто сегодня все сошли с ума.
Габриэле обняла стариков.
– Я – не Мария, а Габриэле. Меня родила знахарка, которую привез в Шлезвиг покойный герцог. Маму сожгли, когда мне было около двух лет. Уже на костре она, отчаявшись, подбросила меня в небеса, потому что ни одна человеческая душа не захотела взять меня к себе. И только небо приняло меня. Небо и вы. Я ничего не помнила до тех пор, пока в лесу, спасаясь от кабана, не поднялась в воздух. Я ни за что не рассталась бы с вами, но теперь, когда у меня есть имя и судьба, я должна...
– Доченька! Потому что тебя зовут по-другому или ты умеешь ходить не только по земле, мы не станем любить тебя меньше. Ты – наша навсегда. Даже если у тебя есть крылья...
Камень, брошенный кем-то с улицы, угодил в открытое окно и разбил кувшин на столе.
– Эй, люди! – папаша Борге, которому глиняный осколок рассек бровь, выглянул из окна. – Что вы от нас хотите?
– Пусть ведьма убирается в ад!
Хайльгард втащила брата, захлопнула ставни и вытерла кровь.
– Ведьма?! Это кто в Дорнфельде ведьма? – с горькой обидой ворчал Борге. – Может, всё-таки Труде Хорн? От её воплей молоко скисает ещё в коровьем вымени. У Хорнов шесть дочерей, одна завистливее другой, так они думают, что, оболгав нашу девочку, найдут женихов...
– Отец, люди боятся моего дара. Да я и сама его боюсь. Мама баюкала меня, напевая: легче огня, тяжелее земли... Потому что как бы высоко ни поднималась, я обязательно вернусь.
***
Кристиан в тот же день рассказал матери о том, что его вылечила простая девушка из Дорнфельде.
– Что ж – если это правда, её казнят за колдовство. Если нет – казнят за обман.
Матильда фон Шлезвиг-Хольштайн терпеливо наблюдала за сыном, ожидая начала припадка.
– Ваша жестокость давно стала привычной. Но то, что вам безразлично здоровье вашего сына – ведь я ваш сын, сударыня – я понял только что.
– Ничего вы не поняли, Кристиан, – старая герцогиня подозвала слугу. – Стражу ко мне! Так вот, сын, мне небезразлично ваше здоровье. Более того, я хочу, чтобы вы всегда, слышите, всегда находились на грани жизни и смерти. Потому что я должна быть хозяйкой на своей земле. И ни вам, ни вашим наследникам я не отдам свою власть.
Кристиана связали и поволокли к лестнице.
– Что вы делаете? Отпустите меня! Вы не смеете...
– Готовьтесь завтра присутствовать на казни, Кристиан, – Матильда фон Шлезвиг-Хольштайн отвернулась от сына. – Заприте герцога в Слепой башне. И никого к нему не пускать.
– Она ни в чем не виновата! Делайте со мной всё, что угодно, но только не трогайте Габриэле!
– Ах, так её зовут Габриэле.
***
Первой погибла Хайльгард. Она заслоняла собой дверь. Какой-то стражник, раздраженный упорством преграды, ударил её топором в грудь, разрубив сердце.
Папаша Борге успел толкнуть Габриэле в окно – и упал, сраженный, как и сестра.
– Лети, моя Габриэле! Жизнь моя...
В это самое время Кристиан бросился из Слепой башни на каменные ступени перед замком.
Ветер подхватил девушку и понёс в небо. Дорнфельде с его бело-коричневыми домиками, укрытыми листвой, постепенно превращался в грибную поляну, а затем в лукошко грибов, что Габриэле днём раньше потеряла в лесу.