Наутро, только рассвело, похватав на бегу бабушкиных плюшек, Ванька, Юля и Аня, дабы не мелькать в деревне, убежали в лес, проверять свой шалаш.
На опушке леса, самой границе Кашкино и Нижнего, стояли две огромные старые ивы. Их кроны были настолько густы и непролазны, словно созданы именно для шалашей.
Ванька сказал правду: нижневский шалаш стоял целехонький, высоко в кроне соседнего дерева, подбитый свежими досками и увитый новыми прутьями. Кашкинский же имел вид довольно жалкий и унылый. Разбитый, разграбленный, он зиял кривыми окошками-бойницами, просвечивал насквозь, бросая на землю дырявые тени и норовил вот–вот рассыпаться в щепки.
Юлька ходила под деревом, распинывая по сторонам ветки, Аня, сложив руки на груди и подперев пальцем подбородок о чем-то сосредоточенно думала. Ваньке отчего-то стало невыносимо обидно. Вдруг защипало в носу, глаза часто-часто заморгали, рот скривился и Ванька, захлюпав носом, заплакал. Юлька остановилась:
- Не реви! Рога вырастут!
Обычно, Ванька сразу переставал реветь и проверял голову – не растут ли. Аня его однажды здорово напугала, когда показала плачущему Ваньке в зеркало две его выпуклые макушки на совершенно несовершенной голове.
- Вот видишь? Уже растут!
Сейчас Ванька не реагировал. Наверное – вырос, подумала Юля. Подошла, обняла за печи, присела, заглянув прямо в глаза, и твердо сказала:
- Не-ре-ви. Мы все построим заново. Ты будешь помогать, без тебя не справимся. А Кольке я обязательно нажалуюсь. – Они сели на землю. – Мы построим настоящий оборонительный корпус, форт, выживем со второго дерева наших противников и наделаем воздушных лестниц с одного дерева на другое. Хочешь?
Ванька поднял заплаканные глаза и кивнул.
-Тогда не реви!
Они не заметили, что рядом с ними давно сидела Аня, и внимательно слушала. Когда Юля закончила, в кроне что-то зашуршало, скатилось по пологому стволу, и юркнуло в овраг.
- Лазутчики, – решила Аня.
- Кто? – не понял Ванька.
- Ну, шпионы. Этот наверняка слышал наш разговор. И теперь все разболтает нижневцам.
Ребята решили отложить этот неприятный момент и обдумать его позже, а пока надо было хотя бы прибраться. Они ободрали каркас от старых, сломанных веток и досок, отвязали рваные, узловатые веревки, вычистили землю под деревом. Весь мусор покидали в овраг, прямо в крапиву. Ванька едва поспевал за шустрыми сестрами, но не отставал.
- Ну вот, - Аня отряхнула подол платья, - кажется, на сегодня всё. Вечером мы поговорим с Колькой, а сейчас – домой.
После обеда ребята помогали бабушке по дому: перебрали пуховые подушки, побелили голбец, проверили яйца в курятнике, вывесили на забор семечковые мешки – сушиться.
Поход за яйцами представлял собой настоящий ритуал. Ваньку в курятник совсем не пускали, девчонки надевали длинные дедовы рукавицы, резиновые сапоги, брали у бабушки половник, корзину и шли за яйцами. Раньше, когда девочки были меньше, дед, завидев таких наряженных сестер, предлагал им ещё и шляпы с москитными сетками, в какой сам к пчелам ходил. Вот так, в шляпах девочки и шли. И вносили в размеренную курячью жизнь страшный переполох!
В этот раз шляп решили не надевать. Добрых полчаса Аня с Юлей воевали с курицами. Больше всех был недоволен петух. Он летал по двору и кукарекал. Хотя, это вряд ли можно было назвать кукареканьем: он крякал, квакал, кудахтал, верещал и взвизгивал, метался по изгородям, словно его гоняла собака. Куры тоже были недовольны. Сидишь ты спокойно в гнезде, а под тебя лезет холодный черпачок на длинной ручке, и ворошит, ворошит. Фу, какая гадость! Клевать! Клевать и гнать, чтоб неповадно было! И они клевали, пыхтели, хохлились, раздувались пушистыми мячиками. Но сестры упорно трудились, выгребая из-под куриц теплые яйца.
Аня с Юлей вышли растрепанные, в перьях, румяные, с важным видом прошли к дому, поставили корзину на крыльцо, всем своим видом дав понять Ваньке, насколько он ещё мал. Ванька сел рядом с корзиной.
Дед после обеда обычно дремал. Через час он проснулся, выпил квасу и решил пойти поработать: сом порвал сети, надо было чинить.
Дед, уперевшись обеими руками в косяки, тяжело перешагнул порог и тут же угодил ногой в корзину. Он успел перенести на эту ногу весь свой вес и продавить содержимое корзины до самого дна. Яйца с хрустом брызнули в стороны, облив сопливым содержимым деда и Ваньку.
- Да ёлки зеленые! Что ж это? А? Кто? Где девки?
Испуганный Ванюшка смотрел на деда, размазывая текущие по лицу белки, желтки и скорлупки.
- Э-это не я!
На крик из огорода пришла бабушка, из сада прибежали Аня с Юлей. Картина с яичными внуком и дедом была настолько уморительной, что бабушка и девочки от смеха чуть не лопнули. Сестры просто сползли по забору и ухохатывались, держась за животы, на земле, а бабушка, чтобы не упасть, присела на приступок и уголками платка утирала выступившие от смеха слезы. Дед никак не мог вынуть ногу из корзины: он дергал ногой, тянул, придерживая корзину одной рукой, приседал, двигал коленом. Ваня пытался помочь, уцепившись в корзину, что есть силы. Нога - ни в какую! Вчетвером – вытащили.
Бабушка велела Ане быстро принести с печи чайник и сама залила разбитые яйца кипятком, прямо на крыльце. Когда вся разлитая и разбитая масса свернулась, бабушка собрала её совком и скормила курам – те оказались несказанно рады такому деликатесу.
- Бр-р-р… - Юлька поежилась. – Съели своих собственных детей.
Аня добавила:
- Всё-таки они совсем глупые.
Вечером в ворота постучались. Бабушка отворила. На пороге стоял рыжий, чумазый мальчишка лет десяти:
- Позовите ваших девочек. Здрасте.
Бабушка кликнула Аню с Юлей. Девочки вышли.
- Я, это, не говорите Кольке про шалаш. Мы согласны.
Девочки переглянулись.
- Ну, это, согласны на ф-форт.
- Так это ты – лазутчик! – Ваня выглянул из-за Юли.
- Дурак! Я разведчик! - мальчишка утер нос рукавом. - И мы согласны с вами, ну, это, со-сотрудничать.
Наконец до девочек дошло, что это и есть то самое, что скатилось с их дерева!
- Что ж, мы подумаем, - сказала Аня, - только передай своим, чтобы вернули всё, что разграбили, понял?
Мальчишка кивнул и рванул прочь.
Юлька - за ним.
- Тебя хоть как звать-то?
- Ма-ксим-ка!
Продолжение следует…