Признаки отчаянной меланхолии...

Илья Виноградов
 В доме напротив нашего жил некий коммивояжер Мардуков. С раннего утра он объезжал свои торговые объекты и рассказывал о своих товарах различным скучающим личностям.
       Вдруг нашелся некий его полный антипод, коммивояжер Стасов. Он прицепил к Мардукову табличку с надписью «Магазин отрепья». И Мардуков некоторое время ходил с этой табличкой. Потом, заметив, снял.
       А Чаплыгин жил тоже один в однокомнатной квартире на Щавелевой, он однажды забыл выключить газ, и комната наполнилась газом, а потом он вошел, куря, с балкона, и…
       Караваева была своеобразной личностью. Она писала письма несуществующим людям. Все пишут письма несуществующим людям, но Караваева изобрела совершенно новый способ и сочинения, и отправки таких писем. Как известно, главной деталью при отправке является хорошенько лизнуть клейкую полоску. Караваева лизала ее так, что письмо сворачивалось в трубочку и плавно отправлялось по назначению. Почему так происходило – никто не знает.
       Варухин был подл, как это сейчас принято. Он находил заслуженное удовольствие в подлости и в подличаньи. Никто не знает разницы между двумя этими понятиями, а Варухин знал. Он был единственным в своем роде специалистом по подлости, и даже подумывал написать книгу. Вернее, он ее написал, но книга почему-то была на художественную тему и называлась «Озеро мизантропии». Все недоумевали, почему такой крупный специалист…
       Но самым важным…. самой важной фигурой в нашем рассказе является Олешкин. Олешкин знал два языка, одним из которых был язык Троллейбусов. Он мог совершенно непринужденно разговаривать на языке Троллейбусов, и те его очень уважали. Все, кому случалось подолгу ожидать троллейбус в людном месте, знают, как сложно бывает воспользоваться даже подошедшим уже троллейбусом, потому что даже подошедший троллейбус бывает набит битком, и он, скорее всего, пройдет мимо. У Олешкина был знакомый троллейбус, который выныривал буквально из ниоткуда и гостеприимно распахивал перед ним двери. «Садитесь, дорогие люди! – зазывал Олешкин, когда троллейбус останавливался. Люди, опешив, думали сначала, что это глупая шутка. Они смотрели неприязненно, и никто в троллейбус не садился. Тогда Олешкин забирался за руль и давал гудок отправления. Тут уж никто не мог остаться равнодушным, и все сломя голову бежали к троллейбусу Олешкина. Тот же, не в силах забыть только что промелькнувшей неприязни, трогался с места, оставляя, однако, двери открытыми, и люди впрыгивали в мчащийся троллейбус на ходу. Естественно, что многие высыпались из него, а когда троллейбус набирал ход, бывало, что кто-то, не в силах отцепиться от уже захлопнувшихся дверей, волочил свои жалкие ноги по асфальту и утробно вопил. Троллейбус подъезжал к следующей остановке, и этот несчастный, окровавленный и грязный, наконец, падал на проезжую часть и медленно отползал в сторону.
       Добричев со своей женой обычно в семь вечера прогуливался по парку. Однажды он шел по парку без жены, и проезжавший мимо на мопеде подросток непристойно выругался, имея в виду его, Добричева, неудачное расположение на бульваре. Добричев толкнул ногой проезжавший мопед, и тот вместе с водителем покатился в канаву. Добричев не стал смотреть, что будет дальше, он просто пошел по своим делам, но с тех пор решил ходить по парку только с женой, пока, естественно, она не умрет.