Рассказы "Обшлага - со следами влаги на солнце" и "Бамбук и сирень - в больничной палате" Глэд Абиевой воспринимаются как произведения сами по себе, а также как целостное произведение вместе.
Многие читатели в меру своего мироощущения не воспринимают вот такие рассказы из-за описания "актов" любви вместе с телесными сближениями хотя она делает это настолько мастерский, без всякой пошлости.
Плюс мастерству автора суметь передать это так!!!
И если кто-то не воспринимает такое чтиво - его право. Это всего лишь навсего не ее читатель.
Ведь у каждого чтива есть свой читатель.
И никто не вправе осуждать читателя или автора за выбранное им!
Есть еще, что отталкивает читателей, которые пополняют список не читателей автора Глэд Абиевой - это использование таких слов как "трах" (что не приемлемо и для меня, но это не мешает мне зачитываться и восхищаться всем остальным, а главное смысловой нагрузкой которую несет ее проза) многого другого в ее творчестве в общем. Оставим анализ чем отталкивает проза Глэд не ЕЕ читателей.
Постараемся увидеть чем привлекает она читателя и как раскрывает не только образ жизни и поступков своих героев, но и их внутренний мир.
Вернемся к ее рассказам (далее слово рассказ будет означать целостное произведение из двух рассказов) "Обшлага - со следами влаги на солнце" и "Бамбук и сирень - в больничной палате".
Прочитав такой рассказ, конечно можно возмутится образом жизни главной героини Наимы, считая ее поведении как общепринято в обществе, то есть «аморальным». Человек увидевший только аморальность Наимы, видит с какой легкостью она меняет партнеров и воспринимает ее также как некоторые герои этого рассказа (Мадина):
«– Я ни у кого покой не отнимала.
– Прекрати, Наима. Мы же понимаем друг друга. Давай по-хорошему.
– Я не имею ни малейшего желания понимать тебя ни по-плохому, ни по-хорошему...
– У тебя будут серьезные неприятности. Пообещай, что ты больше не увидишь его – и разойдемся, как люди. Я знаю, что это ты на него вешаешься. Он сам бы – ни за что. Ему тебя жалко, ты же сама знаешь.
– Я не буду ничего тебе обещать.
– Ты – бля*ь. Маленькая, злобная бля*ь.
– Которая спит с твоим женихом.
– Нам надо встретиться…
– Отлично. Назначай время.»
Автор мастерский открывает внутренний мир главной героини Наимы. Она показывает что в ней живет чуткая и ранимое сердце, которое уметь любить.
И то что сблизило Наиму и Али в начале – любовь к средневековой японской прозе - показывает богатый внутренний мир, о котором не знают большинство ее окружающих людей в жизни.
«Мы виделись каждый день. Мне было элементарно интересно. Это был первый человек, так же, как я влюбленный в знаменитую Повесть о Гэндзи и историю несчастной Нидзё. Мы спорили до выхрипа о сюжетных пересечениях, исторических совпадениях, смысловых нагрузках метафор, силе и назначению вплетенных стихов, аллегориях, и о множестве, множестве подобных особенностях средневековой японской прозы, никому не нужных, кроме очень узкого круга живущих этим людей.»
Наима представляет собой этакий контраст. Изучение, увлечение и споры до хрипоты средневековой японской прозы – показывают стремление к духовному богатству. Тогда как ее близость с мужчинами, которые принадлежали (принадлежали ли еще вопрос?) и были любимыми других женщин – вроде плотной шторы закрывали тот духовный и чистый мир.
Описание жизни ночного клуба, а особенно образ ее посетителей:
«В своём излюбленном клубе, в котором меня не видели три месяца – я не появлялась там с ночи выпускного.
Было душно, шумно, и стоял непрозрачный, пахнущий сигаретами, парфюмом, спиртным, кальяном и ищущими близости телами – воздух.
Мои друзья, гоп-компания человек из восьми, как всегда, уже были там. Обрадовались, но глядели на меня со смешанным чувством смущения и жалости: сплетня о моей незавидной роли то ли любовницы, то ли неизвестно кого, дошла до каждой ташкентской собаки. Мало того, все знали и о предстоящем рамсе. Мне принесли двойной виски: без льда. Я выпила. Попросила еще. Плевать было, кто и что думал.»
- четко раскрывал чем жила Наима и ее друзья.
И это тоже ложилось плотным занавесом закрывая или скорее ОТРЫВАЯ ее от чистоты духовного мира, миром телесных наслаждений.
Но следом читаешь такое, что у некоторых читателей возможно вызывает слезы, но почти каждый ощущает боль героини и боль ее отца, который открывает нам родительские чувства с большой буквы.
«Когда я открыла глаза, надо мной было: нечто казенной белизны, вокруг – запах стерильности, подо мной – хрусткость открахмаленного полотна.
Последнее, что я помнила: абсолютно черные зрачки Мадины и ее белки, налившиеся кровью. И еще: приближающиеся скрюченные пальцы, электрический разряд боли в устье глаза, и пережим дыхания от удара затылком об стену: черт, бетон – последнее, что я успела подумать, прежде чем упала в нивочто.
А теперь начинало тошнить, едва я пыталась повернуть головой.
Вся правая половина лица тягуче ныла, я потянулась – пытаясь дотронуться. Дотронуться удалось лишь до сетки бинта.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .. . . . . . . . . . . . . . . . Сотрясение мозга, результатом: посттавматическая эпилепсия.
Раскроенное веко. Частичная потеря зрения.
Что-то странно-прикрыто-деформированное вместо глаза.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .Папа – он, как узнал, приехал сразу, конечно же – навещал меня каждый день. В день после первой операции на глаз, увидев меня с перебинтованной головой и кутузовской повязкой, заплакал – сбившейся влагой в уголках глаз и красными веками. Сидел возле меня, гладил мои руки и плакал.
Я молчала, отвернувшись к стенке. Я ничего не могла ему сказать.»
Прочитав рассказ полностью, ты понимаешь что только что был не здесь, а видел или проживал вместе с героями их жизнь – это ли не талант автора так изложить сюжет читателю, что не позволяет оторваться его не дочитав? Скорее ДА, чем нет.
PS: Статья ни коем образом не отражает мир каждого читателя или их восприятие. Это простая попытка понять талант ее творчества, чем она привлекает своих читателей.