Еще не было девяти утра, как этот мужчина неуверенно толкнул дверь медпункта и, придерживаясь двумя руками за косяк, молча остановился в проеме двери. Шла передача дежурства, и. сдающая и принимающая фельдшерицы склонились над столом. "Если вам надо измерить давление, подождите минут пять", - произнес кто-то из них, и работа продолжилась.
"Это только в армии на посту №1 (у знамени части) все происходит быстро – "пост сдал" – "пост принял", медленно ворочалось в голове у мужчины, где будто скрипели мельничные жернова, когда зерно еще не засыпано. Силуэты у стола расползались перед глазами, изображение то двоилось, то затягивалось густой пеленой, и он медленно начал сползать вниз. Заметив боковым зрением странное движение пациента, "сдающая сторона" ойкнула и, вскочив, успела подхватить мужчину до того, как он распластался бы на полу. Вдвоем они быстро водрузили "это" на стул, галстук тут же был распущен и две верхние пуговицы рубашки расстегнуты. Землистого цвета лицо, закатившиеся глаза и полуоткрытый рот, в котором отсутствовала добрая половина зубов, представляли не самое приятное зрелище, но медицинские работники тем и отличаются от простых смертных, что форс-мажорные ситуации и состояния человеческого организма являются их профессиональным делом. В отличие от врача-Богомола в "Приключениях Буратино", они не должны говорить: "Пациент или жив, или мертв", но делать все, чтобы "пациент был жив, а не мертв". Пока одна из них безуспешно пыталась измерить давление (впоследствии в журнале было проставлено 40/20), вторая уже набрала шприц и делала инъекцию. Мужчина вздрогнул, когда шприц вошел под кожу, - это уже хорошо, хуже, когда реакция отсутствует. Глаза, хотя еще и бессмысленные, заняли подобающее им место, рот Бабы Яги, слава богу, закрылся, а синюшный цвет лица сменился бледностью, которую не могли закрыть следы былого загара. "Машину вызываем?" – "Да, ладно, ты иди, я сама разберусь", - как сквозь ватные тампоны услышал мужчина. Потом был провал, потом - ласковое: "Может, дойдем до диванчика, ляжем минут на десять?" - и нежная, но уверенная рука помогла подняться со стула. Не при женщинах будет сказано, но какой мужчина, услышав такую фразу, не почувствует прилива сил? Вот и это, кажется, безжизненное тело смогло, пусть и с посторонней помощью, преодолеть пять шагов до диванчика и не рухнуть, а почти элегантно (со своей точки зрения) прилечь на него. Однако, сил на все это было потрачено слишком много, и опять губы посинели, а лицо приобрело серо-зеленоватый оттенок. Фельдшер сделала еще один укол и непрямой массаж сердца. Затем села на табуретку у изголовья и взяла руку, чтобы пощупать пульс.
Достав тонометр, стала расправлять резиновую манжету, чтобы снова измерить давление. Безжизненная рука, лежавшая это время на её колене, медленно повернулась и мужская ладонь легла на стройную женскую ногу сантиметрах в пяти от границы не слишком длинного белого халатика. Женщина замерла с тонометром в руках, переводя глаза с безжизненного лица мужчины на его оживающую руку. Никто не фиксировал, сколько прошло времени, - 10 секунд, минута или 10 минут. Через тонкий капрон явно чувствовалось, как теплеют кончики пальцев, а затем и вся ладонь. По мере того, как учащалась пульсация крови, поверхность ладони и пальцев все плотнее облегала ту горячую упругость, что была под нею. На лице молодой женщины читались два чувства, - радость – "Будет жить!" и растерянность, - до какой границы можно и должно продолжать оживление нетрадиционным методом. С одной стороны, лицо пациента уже начало розоветь, а с другой – рука ожила настолько, что, кажется, пора принимать меры. Не без усилия двумя руками ей удалось освободиться от горячей и подвижной верхней конечности больного, которая уже несколько обнаглела.
Пациент открыл глаза, сел, как сомнамбула и медленно спросил, что с ним было. -«Ничего страшного, просто у Вас сердечко немного зашалило и случился легкий обморок». -«Действительно, сердце у меня сейчас бьется слишком ошалело, но вовсе не так, как после обморока. И, вообще, я чувствую себя так хорошо! - он начал пристально вглядываться в покрасневшую девушку, будто желая что-то вспомнить, затем продолжил: А можно я с Вами ежедневно буду измерять давление утром, днем и вечером?» Смущенная девушка ответила достаточно твердо: «Э, нет, кроме Вас есть и другие. Так что, приходите только тогда, когда Вы почувствуете острую необходимость. И, вообще, Вы сейчас – молодцом, а то пришли, - прямо бледная поганка!». Уже в дверях мужчина задорно улыбнулся: «Похоже, у меня теперь всегда будет острая необходимость заглядывать к Вам. До скорого свидания!»
* * * * *
В цехе почти у дверей встретился с начальником. "Ну, что, Степаныч, тебе сказали в медпункте?" - Я бодро улыбнулся: "Годен к строевой службе! И не только".
"Ну и хорошо. Только, - он сделал паузу, глядя мне в лицо, и тише, уже с другой интонацией, - не слишком усердствуй". Юлька странно широко улыбнулась и молча наклонила голову. Света тихо отвела глаза, а когда я подошел к Антонине, которую никогда тянуть за язык не надо, та, сходу, на весь участок выдала: "Степа-аныч, у меня ровинг уже два раза зацепился, а ты в рабочее время… Хоть бы помаду стер!" Я возмутился: "Ты что говоришь?", - но направился к зеркалу. Валентин сидел за прессом и меня не видел. Володя сейчас самозабвенно скручивал заземления, мурлыкая под нос незатейливую мелодию, так что ему было не до меня. Кстати, пару месяцев назад он ушел в медпункт и оттуда с инфарктом уехал в больницу. Технолог, - худенькая, подвижная женщина, обратилась, было, с каким-то вопросом, замерла на полуслове, и, поспешно отводя взгляд, сказала, что подойдет попозже.
Вот и зеркало… Что такое?, - на правой щеке четко виднелись две темно-красные полоски, расположенные совсем рядом. Ширина и очертание их соответствовали бредовому Тониному предположению, единственное, что было странно, расположение их было почти вертикальное. Но это уже детали. Слава богу, что «девушка», которую я знаю уже сорок лет по работе в нашем институте, не увидела меня в таком виде, уж она-то высказалась бы много и выразительно по этому поводу. Я знал, что имею 105 % алиби, но откуда же взялись эти следы, ведь я уходил с участка без них.
Стоп, по порядку. Лег я поздно, спал плохо, на работу шел, приволакивая ногу. Потом, потом я обтачивал эти медные шпильки на наждачном круге, который ревел как трактор. Да, последняя шпилька была длиннее, и пока я стачивал её, она стала такая горячая, что удержать её было невозможно, и указательный и средний пальцы правой руки шваркнули по крупнозернистому диску наждака, за 5 секунд съедающего два миллиметра металла. И кожа на пальцах была аккуратно счищена, а образовавшаяся поверхность равномерно сочилась кровью.
Ну, да, я и пошел в медпункт, чтоб обработать рану, а по дороге на улице перед глазами стало быстро темнеть и дальше я что-то ничего не помню. Да, а потом я сидел на белом диванчике в медпункте, прижимая обе руки к лицу, и щеки мои горели, когда я смотрел на заведующую медпунктом, симпатичную девушку, на которой, признаюсь, невольно всегда останавливался мой взгляд, когда мы встречались на территории предприятия (думаю, что случись это за территорией, ничего бы не изменилось). Так вот, она сидела за столом и записывала мои данные. Я сказал: "Спасибо", и проследовал на рабочее место, где и обнаружилось это несуразное явление. Вот теперь я почувствовал, как саднят пальцы на руке, они так и не были обработаны. Машинально поднял руку к лицу, - оба моих ободранных пальца точно легли на псевдоэротические следы, которые, похоже, вызвали некоторое смятение в рядах наших сотрудниц. Почувствовав, как горит правая рука и непреодолимо снова тянет в медпункт, я все же "наступил на горло собственной песне", вытер со щеки следы запекшейся крови, смазал пальцы зеленкой (эх, если бы я это сделал раньше!), и пошел разбираться с Антониной, что там у неё не ладится. Вы знаете, с того дня наши девушки стали на меня по-другому смотреть и говорить, вроде как, я стал лет на двадцать моложе. 29.09.03
* * * * *
Прошла неделя, и снова утром этот мужчина оказался в медпункте, на этот раз он был не в рабочей куртке, а в пиджаке, и свеженькая рубашка с подобранным в тон галстуком, казалось, подсвечивала чисто выбритое лицо, а аромат "Олд Спайс" подчеркивал его мужественность (если верить телерекламе). Заведующая здравпунктом приветливо ему улыбнулась: "Ну вот, теперь совсем-совсем другое дело, не то, что, в прошлый раз. Так что, и сегодня померяем давление?" Мужчина с улыбкой направился к столу, на ходу снимая пиджак. Однако, радостное ожидание на его лице сменилось некоторым разочарованием, когда он усмотрел, что на этот раз девушка сидит в плотных джинсах. Пока проводилось определение, лицо его было сосредоточенным, а глаза смотрели куда-то в сторону. Зато, надев пиджак, он хитро усмехнулся и попросил жалобную книгу. Медработник без особого восторга достала "Книгу отзывов по работе медпункта", где две страницы были исписаны благодарностями. Мужчина задумчиво склонился над этой тетрадкой, начиная что-то писать, а затем останавливаясь. Минут через 10 он закрыл тетрадку, попрощался и вышел.
«И что же он мне здесь устроил?», неприязненно подумала Наташа, держа в руках тетрадку и оттягивая момент ознакомления с кляузой. Ни на третьей, ни на четвертой, ни на пятой странице ничего не было, странно, ведь он точно что-то писал. «Вот где, точно посередине написано, видно, специально на тех листах, которые элементарно вытаскиваются, если отогнуть скрепки, - это все мы в школе «проходили». Ах, даже в стихах! Интересно, и у меня тоже что-то в рифму получилось. Итак, на что способны пенсионеры, кроме вольностей, что были?»
Зашел я как-то в лазарет
Уже не спозаранку.
Сказал сестрицам я «Привет!»,
Одна в ответ – «Поганка!»
Другая, погасив скандал
Ко мне подсела ближе.
Я только «губы раскатал», -
Та навострила лыжи.
Конечно, я – не красавЕц,
И возраст – уж за двадцать.
Но это ль повод, наконец,
Чтоб так вот обзываться.
Я с этой все ж контакт нашел
И лег, уж было, тут.
Шепчу ей: «Как мне хорошо!»
Она – «Другие ждут!»
Мои расстроились дела,
Я жалобу пишу.
Чтоб благодарность тут была,
Лишь поцелуй прошу.
«Ну, старая развалина, а туда же!», - думала про себя Наташа, аккуратно откалывая листочек и укладывая его в ящик стола, чтобы сменщица тоже посмеялась. А вот открытка с розами, что тоже была в тетрадке, была прочитана раза три и убрана в сумочку. Своим «ноу–хау» в части возвращения к жизни почти безнадежных больных она не поделилась даже с подругой.
Больной чуть жив. Такая штука.
И, чтоб вернуть его из тлена,
Сестра безжизненную руку
Кладет на нежное колено.
Рука внезапно ожила
И сердце встрепенулось,
А мысли, тело, голова
Все, все к ней потянулось.
Готов хоть в коме он лежать
И может в том признаться,
Чтоб к жизни только так опять
Он смог бы возвращаться.
Ноябрь 2003 Андреевка