Как-то в один из дней среди джунглей прохаживался Павлин, осматривая свои владения. Вокруг него суетился его гарем в поисках корма. Он же важно и мерно ступал по земле, время от времени поворачивая свою голову в разные стороны. Отовсюду слышался гомон и шорох. Это на ближайшие деревья и кусты слетались птицы, чтобы посмотреть на птицу-короля.
– «Как ты прекрасен!» - восторженно щебетали птицы. – «Какой у тебя хохолок на голове, как красива раскраска твоих перьев! Да, у нас в джунглях среди птиц есть только один царь – это ты, Павлин».
А он с гордостью и важностью подхватывал:
– «Вы ещё не видели моего царского веера, и его блеска на солнце!» - и распускал свой хвост. А все окружающие его птицы от изумления и восхищения ещё сильнее начинали шуметь.
И вот в один из тех моментов, когда Павлин держал свой хвост раскрытым, к нему подлетела маленькая, серенькая птичка, чтобы тоже посмотреть на его красоту:
– «Что ты делаешь?!» - с ужасом и возмущением затрепетал Павлин. – «Как можешь ты, серое создание, своим присутствием нарушать эту царскую красоту?» - и немного погодя, перейдя на высокомерность и свою «царскую милость», с издёвкой произнёс: - «К тому же тебе поскорее надо улетать, потому что на моём фоне ты выглядишь ещё более некрасивее. Поэтому лети отсюда – тебе со мной не сравниться».
И Павлин зашагал дальше, чуть не наступив на крохотное создание. Птичка же вспорхнула и полетела от места, где гулял Павлин. А другие пернатые всё ещё продолжали восхвалять красоту царя птиц.
Как вдруг над деревьями, в вышине чистого и влажного неба, послышались прекрасные трели. С каждым разом переливы становились всё прекраснее и прекраснее. В них не было ни одного музыкального узора, который бы повторился дважды. Казалось – всё небо возгорается разными цветами и узорами, возжигаемое небесным пением. То на слушающих неожиданно ниспадал прекрасный жемчуг и самоцветы, то они окунались в прохладные и утоляющие жажду воды. То на них с верху неожиданно срывался смерч с неимоверными раскатами грома и вспышками молний. И тут же ураган стихал, и опять начинали вырисовываться чарующие и успокаивающие узоры.
За всё время пения небесного художника никто не издал ни звука. Был слышен даже звук пролетающих мух, которые летали вокруг птиц, не боясь ими съеденными.
Затем послышался шёпот со всех сторон:
– «Кто это прекраснейший из певцов?»
Но из-за восходящих паров, витающих в воздухе, никого нельзя было разглядеть. Некоторым из зорких собратьев все-таки удалось рассмотреть певца. И они в изумлении заговорили:
– «Певец этот – маленькая, серенькая птичка, которую ты, Павлин, прогнал, боясь быть осквернённым её присутствием».
Среди пернатых началось замешательство. Павлин же от гнева весь задрожал:
– «Как может этот невзрачный комок перьев тягаться со мною – с царём птиц?» - и попытался взлететь в небо. Но ему удалось долететь только лишь до ближайшей ветки. Мешал его прекрасный, но слишком тяжёлый хвост. Тогда собрав все свои силы, Павлин попытался запеть, но вместо пения по всему лесу разнёсся его звонкий и крикливый голос, в котором слышались оттенки злобы, спеси и обиды.
Все окружавшие его птицы, забыв, что он их царь, сильно стали бить крыльями, желая заглушить Павлина, чтобы он не мешал чарующему художнику, а некоторые, из восхвалявших его ранее, в гневе были готовы даже наброситься на Павлина. И Павлину ничего не оставалось делать, как поскорее убраться куда-нибудь, чтобы спрятаться от гнева окружающих. В страхе он бросился в росший рядом кустарник, но тот был колючим и частым, и поэтому, когда Павлин выбрался из веток, перья его были растрёпаны, а на месте его прекрасного и царского веера почти ничего не осталось. С неба же на весь лес продолжали разливаться прекрасные неповторимые узоры, которые выписывала это крохотное, но простое и великое в простоте своей сердце.
Во истину – Павлин был наполовину прав, когда говорил о том, что он не может сравниться с маленькой птичкой – ибо сказано, что «простое и чистое в своей простоте сердце убрано в небесный и неповторимый наряд вечности. Вместе с тем, как тот, кто пытается одеть себя в различные наряды, чтобы казаться из-за этого более красивее и возвышеннее других, вталкивает в своё сердце в железную клетку зависти, злобы и незнания, которая не может принести ему ничего, кроме мук и тяжести».