Любимец Заратустры

Марат Назимов
       


       Широкая лестница с медными кольцами для прутьев, когда-то прижимавших ковровую дорожку в здании горсовета, выходила в плохо освещенный коридор третьего этажа. Мужчина лет под сорок, спортивного сложения, легко взбежал по этой лестнице и остановился перед одной из дверей в коридоре. Скамеечка возле двери была еще свободна – в начале недели, с утра, обычно было меньше посетителей. Мужчина бросил привычно-довольный взгляд на табличку с надписью «Экстрасенс-психотерапевт, лауреат....обладатель дипломов...кандидат медицинских наук Дундук Виктор Ильич». Столь же привычно усмехнулся – так и просится добавить из Ильфа и Петрова – «любимец Рабиндраната Тагора». И где-то даже Заратустры... Это было верным признаком хорошего самочувствия и рабочего настроения. Правда, опять царапнуло – а если
 убрать все-таки «Дундука»? Взять псевдоним – теперь это модно. На манер писателя или артиста. Его занятие, в общем-то, где-то рядом... Нет. Упрямо нахмурился - без «Дундука» будет неуютно, нехорошо внутри. Ему позвонили недавно и сообщили как бы между прочим, что пациенты между собой называют его «Ильичем». Что же, мелочь, а приятно. Он-то подозревал, комплексовался, думая, что называют его за глаза, как и в школьные годы – Дундуком, превратив фамилию в прозвище...
       Он зашел в свой кабинет, снятый в аренду, по въевшейся врачебной привычке тщательно вымыл руки с мылом, причесался, привычно отметив ранние глубокие залысины, но тут же утешился – в сочетании с очками, залысины придавали модно-интеллектуальный вид, делая похожим на...да ладно...на Дундука, короче...
       Проходя к своему, не очень солидному столу, услышал осторожный стук в дверь.
       -Войдите! – Не оборачиваясь, ответил он и уселся за стол, успев придать лицу отстраненно-философский вид человека, которого ничем уже не удивишь в этом безумном мире. Вошел среднего роста лысоватый мужчина, лет под пятьдесят, в тщательно вычищенном и выглаженном костюме, в свежей рубашке и при галстуке. Так обычно выглядят приличные инженеры из НИИ или проектных институтов, знающие свое дело и на хорошем счету у начальства. А может быть и сам какой-нибудь начальник, но не шибко крутой...Смотрел внимательно и осторожно, как бы все еще не решившись поведать кому-то о своих глубоко затаенных проблемах. Все это было давно знакомо и привычно Ильичу. Он приветливо поздоровался с пациентом и кивнул ему на стул возле стола.
       -Садитесь. Расслабьтесь и можете быть уверены – все, что вы расскажете сейчас – здесь и останется. Это в наших общих интересах...Итак, слушаю, но считаю нужным сообщить – сугубо между нами – мне приходилось выслушивать истории, которые и во сне не приснятся. То, что вам кажется трагически ненормальным, даже чудовищным, может оказаться просто ерундой, не выдерживающей элементарной логики. Итак, с чего начнем?
       -Понимаете...Я почему-то сейчас поверил вам... Понимаете – это какой-то комплекс...или невроз – вам, специалисту, это виднее. Проблема в том, что в юности я был обижен...несправедливо и подло – так я думаю. Унижен в присутствии любимой девушки...
       -Это совсем не ново! – Со скучающим видом ответил Ильич. – И мне приходилось переживать нечто подобное. Продолжайте, слушаю, извините за то, что перебил Вас....
       -Так вот, у девушки был день рождения – двадцать лет – и я решил пригласить ее в ресторан, на ужин. Ладно. Попробую рассказать по-другому...Представьте себе провинциального паренька из многодетной малообеспеченной семьи, решившего стать инженером. Он приехал в большой город и поступил в институт, получил койку в общежитии, в комнате, где жили еще пять человек. Стипендия была – сами понимаете, на нее не прожить. Разгружал вагоны, подрабатывал дворником, зашивал дырки в изношенной одежде....И вот, несмотря на это, решил однажды шикануть – пригласил в ресторан девушку, с которой дружил. Она жила с обеспеченными родителями и гораздо лучше одевалась и вообще – это был другой уровень. Но вот – нравились друг другу....
       -Бывает. – Согласился Ильич и вдруг продекламировал с чувством – «Лишь тех мы женщин выбираем, которые нас выбрали уже...», он мечтательно прищурился, посмотрев на роскошную девицу в бикини, лежавшую с томным видом в гамаке, натянутом между пальмами. – Вот, извольте взглянуть на эту рекламную картинку на стене – разве такая выберет кого-нибудь из нас двоих? Никогда! Но это к делу не относится...Просто, чтобы снять напряжение, которое чувствуется у вас....Продолжайте. Что случилось в ресторане?
       -Девушка была против того, чтобы идти в ресторан, но я, понимаете, уперся....Поднакопил денег, припас подарочек, ну и решил преподнести ей за столиком в ресторане...
       Ильич слушал, привычно покачивая головой, и выстраивал логическую цепь из услышанного. Тот вечер в ресторане прошел неплохо, после двух-трех рюмок вина под веселую музыку, скованность в непривычной обстановке покинула студента. Они о многом поговорили в тот вечер, строили планы на будущее. Когда пришло время рассчитываться, полный набриолиненный официант в черном костюме с тенью насмешки посмотрел на потертый пиджачок клиента и назвал сумму, от которой студенту стало не по себе. Сумма была явно и намного завышена, потому что он заранее пересчитал по меню стоимость заказанного, исходя из своих возможностей. И тогда парень растерялся. Багровый от стыда (хотя стыдиться должен был унижавший его хам и вор), он жалко пробормотал что-то, теребя в руках потертые трешки и рубли. Официант смотрел теперь с откровенной издевкой. Расчет его был верен – не посмеет этот простоватый паренек возразить ему в присутствии девушки. Он любезно, даже сочувствующе улыбнулся подруге клиента, мол, с такими ли надо ходить по ресторанам...А она спокойно, с улыбкой ответила.
       -Так ведь ты передал деньги мне, чтобы я рассчиталась, а я считать умею....
       Она развернула меню и быстро, но четко называя цены на заказанные блюда и напитки, отсчитала нужную сумму, оказавшуюся гораздо меньше названной официантом.
       -Если вы думаете, что я ошиблась, то позовите, пожалуйста, вашего директора, - посчитаем вместе.
       Официант мигом утратил нагловатую вальяжность и бросил на нее испуганный взгляд.
       -Не нужно! Ведь кто не ошибается....
       Девушка взяла из рук приятеля потертую трешку и положила сверху.
       -Это на чай! Хотя и не стоило бы...
       ...Прошли годы. Паренек закончил институт с отличием, стал работать. Хорошо знал дело, был несуетлив и немногословен, его ценили и доверяли все более ответственные должности, тем более, что у него не было склонности кого-то подсиживать. Женился он на той самой девушке, которая всегда прекрасно понимала его. Они иногда вспоминали тот вечер в ресторане, как забавное происшествие из юности. Она потом объяснила, что перед тем как идти в ресторан, на всякий случай заняла денег у подруги...
       Однажды, когда пациент Ильича был в командировке, ему порекомендовали сходить в ресторан, где готовили какую-то особенно вкусную уху. Он сходил туда и убедился, что уха действительно очень вкусна. Не понравился только обслуживавший его официант – его манеры, повадки и речь, и взгляд даже – были те же, что и у запомнившегося ему официанта из юности... Пациент вспомнил ярко и отчетливо тот давний вечер, пережитое унижение и оценил это не как забавное происшествие, а как подлость. Почему, за что, собственно, эта мерзкая тварь издевалась тогда над наивным и честным пареньком?! Он заставил себя успокоиться и когда увидел опять официанта, прятавшего деньги в пухлый бумажник, рассчитав компанию за соседним столом, почувствовал себя легче и спокойнее. Он знал, что нужно делать. Таких – он покосился на официанта – нужно бить по самому больному месту, по карману....Он выбрал момент и выйдя как бы в туалет, незаметно ушел, не расплатившись. Мало чем рискуя, в общем-то, мог, в случае осложнений, сослаться на неотложные дела и забывчивость.
       Болезнь ли эта была, комплекс ли какой-то, но с тех пор, бывая в командировках, он не мог удержаться от навязчивого желания пойти в ресторан, разыскать официанта, похожего по повадкам на того, набриолиненного, и «наказать его» материально, уйти не расплатившись....Но сейчас он на достаточно солидной должности, уже других посылает в командировки, и вот недавно не удержался от желания проделать свой ритуал уже в своем городе. И уже потом сообразил, что его наверняка запомнили и могут быть весьма неприятные последствия. Да и вообще очень скверно на душе от этого...
       -Так, понятно...- Ильич взглянул на замолчавшего пациента, побарабанил пальцами по столу. – Я все понял и даже больше, чем вы думаете. Извините, мне нужно поработать с вашим биополем....
       Он встал из-за стола, взял с полки высокий подсвечник с толстой восковой свечой и, установив его посередине стола, щелкнул зажигалкой. Свеча загорелась, потрескивая и подрагивая пламенем, затем дымок над нею исчез, пламя выросло и выровнялось.
       -Встаньте, пожалуйста, снимите пиджак и повесьте на спинку стула. Так...А теперь стойте ровно, слегка расставив ноги, и смотрите на пламя свечи. Никакой мистики, никакого шаманства – уверяю вас. Просто пламя свечи помогает расслабиться и выровнять биополе.. Представьте мысленно далекий огонек костра ночью, в степи....
       Ильич встал за спиной пациента и стал как бы осторожно ощупывать его, проводя ладонями близко от тела. Иногда задерживая руки и как бы прислушиваясь к ним...Закончив эту работу, он вздохнул, потушил свечу, отдернул штору с окна и счел нужным опять зайти за ширмочку и тщательно вымыть руки.
       Усевшись за стол, он помолчал и взглянул на пациента с понимающим видом.
       -Органы у вас в порядке,функционируют соответственно возрасту. Правда, сердце иногда побаливает, верно? И давление подскакивает, оно и сейчас у вас повышено. А вот легкие основательно прокурены. Не могут дать крови нужного количества кислорода, должным образом очищенного. От этого в первую очередь страдает мозг...
       -Курю много, - согласился пациент. – Три пачки на два дня...
       -Вот что – я не призываю вас немедленно бросить курить – знаю это трудно. Но вы можете намного уменьшить количество сигарет. Можете. Утром выкуривайте одну сигарету, но не сразу как проснулись – я уверен, вы курите именно так – а после завтрака, перед тем, как уйти на работу. Спокойно, не торопясь, со вкусом...На работе у вас время от времени появляется желание покурить, но не очень сильное, скорее рефлексивное желание. Уговорите себя отложить это удовольствие до обеденного перерыва и покурите после еды. Опять таки, спокойно, со вкусом...И таким же образом воздерживайтесь до ужина. Одну сигарету покурите перед сном...Повторяю – если захотите всерьез – это у вас получится без особых страданий. Но никому не говорите об этом своем эксперименте с курением – даже самые хорошие люди вокруг вас невольно начнут следить за вами, стараясь поймать с сигаретой. Могут найтись и те, кто будет вас провоцировать...
       Ильич скорбно покачал головой и добавил.
       -И всегда имейте при себе пачку сигарет и зажигалку, чтобы быть уверенным – если очень прижмет, станет невмоготу – вы сможете покурить...Уже через неделю вам станет значительно лучше, вздохнете свободнее.
       -Простите, но ведь я пришел с психологической проблемой.- Осторожно напомнил пациент. – Давайте вернемся к начатой теме...
       -В здоровом теле – здоровый дух. Только этим я могу объяснить небольшое отступление от темы. – Усмехнулся Ильич. – И посоветовал бы бегать по утрам. Я, например, бегаю и ничуть не жалею об этом.
       Он встал, прошел к окну и открыл форточку, раздвинул шторы пошире и вдруг страдальчески поморщился, как бы увидев нечто омерзительно-осточертевшее. Потом вытер руки платочком и вернулся к столу с задумчиво-проникновенным взглядом
       -Я не буду уговаривать забыть об этом давнем травмировавшем вас случае и доказывать, что это - сущий пустяк по сравнению с действительно страшным и жестоким, происходившим и происходящим в мире. Напротив, я попрошу вспомнить о нем как можно отчетливее и ярче, но прежде...скажите, а вам не приходило в голову, что это досаждающее вам воспоминание – всего лишь лукавое самооправдание, придуманное, чтобы объяснить себе это мелкое хулиганство, по сути? Извините за грубость, придти, выпить-пожрать и уйти не заплатив, и заодно получить моральное удовлетворение, дать выход накопившимся негативным эмоциям...
       -Я думал об этом, - кивнул пациент и нахмурился. – Нет, извините, не корысти ради тянет на такие бесплатные обеды. А вот моральное удовлетворение они дают на какое-то время. Потом опять возникает навязчивое желание повторить, уверяя себя, что это в последний раз. Вы, пожалуй, правы в том смысле, что это связано с общей усталостью и стремлением дать выход накапливающимся негативным эмоциям – у кого их нет...
       -Ну, касательно навязчивых желаний и действий, ритуалов – тут я мог бы рассказать вам много интересного, - Ильич опять усмехнулся. – Вот, например, некто – пожилой и весьма респектабельный господин, имеет привычку закрыв дверь за собою, уходя на работу, три раза постучать в нее, затем три раза присесть и перекреститься. Как гимнастика, это может быть и неплохо, но ведь этот господин – если он второпях забудет проделать названный ритуал – не может спокойно работать, все валится из рук. И бывало, что выходил из автобуса, ловил такси и возвращался домой, чтобы проделать все, как надо. Это, пожалуй, самый невинный пример, я уже не говорю о всевозможных вывертах на сексуальной почве, с явной патологией. В вашем случае сексуальный компонент тоже присутствует, но в пределах нормы, скажем так. Этот вечный страх самца оказаться слабым, смешным и жалким в глазах самки, оказаться несостоятельным как сексуальный партнер, неспособным защищать и содержать семью...
       -Самцы и самки – это как бы из мира животных, - возразил пациент. – Мы же все-таки люди...
       -Да-да, конечно! – Торопливо согласился Ильич. – Мы люди, но повинуемся тем же самым законам природы...
       Он взял опять с полки подсвечник, зажег свечу и установил ее между собой и собеседником. Затем взглянул на него.
       -А вот сейчас я прошу вас сосредоточиться, напрячь память и как можно отчетливее, в деталях, вспомнить тот давний вечер в ресторане, лицо и поведение вашего обидчика, его слова и вообще весь его омерзительный облик. Чтобы легче было сделать это, смотрите, пожалуйста, на пламя свечи. Если это удастся, ничего не говорите мне, просто поднимите руку...
       Пациент довольно долго молчал, хмурясь и нервно помаргивая, смотрел на огонь, но в конце концов медленно приподнял руку от стола.
       -Этот туповатый и наглый хам обидел, унизил вас в тот вечер,- негромким, доверительно-ровным тоном заговорил Ильич. – Но не потому, что по какой-то причине возненавидел вас – он просто никогда не видел вас до этого. Он действовал и вел себя так, как принято действовать в среде подобных хамов-холуев и забыл о вас уже в конце того вечера в привычной ресторанной суете. А вы долго переживали, прокручивали в памяти случившееся, стыдясь и презирая себя – вопреки элементарной логике, ибо презрения достоин именно ваш обидчик. Но мало того вечера – он продолжает годами терзать и мучить вас, проникнув, поселившись в подсознании, в памяти, и делает вас послушной игрушкой, толкая на хулиганские выходки, чтобы хоть как-то запоздало отомстить ему. И вот тут возникает вопрос – а надо ли мстить ему, обыкновенному хаму, в общем-то, радостно топчущего того, кто послабее и с визгом поджимая хвост, убегающему, получив достаточно крепкий ответный удар? Вы терзаетесь тем, что растерялись, не смогли дать ему отпор – это сделала ваша подруга. Я , например, за такую девушку держался бы обеими руками..- Ильич посмотрел на пациента просветленно и мудро, радуясь тому, что нашел, похоже, доверительно-мягкий тон, заметно действующий на пациента...
       -Я и держусь. – Негромко ответил пациент. – До сих пор...
       -Вот! – Откровенно обрадовался Ильич. – Не будь того вечера, не будь того хама – вы, может быть, так и не поняли бы - какую девушку подарила вам судьба. И жизнь ваша могла бы сложиться по-другому. Она повела себя как человек, как верная подруга...Из всего сказанного прямой вывод – ваше расстройство, по сути своей – нелогичная и смешная в ваши годы слабость. Пора уже вышвырнуть из памяти этого хама, но...-
Ильич с многозначительным видом хмыкнул и поднял указательный палец. – Нужно поблагодарить его на прощание!
       -За что?! – Пациент бросил на собеседника внимательно-напряженный взгляд человека, начавшего что-то понимать и преодолевать в себе, но раздраженного тем, что его отвлекают от этого. – За что я должен благодарить его?
       -За то, что сам того не желая, он помог вам понять и оценить свою подругу, определил, возможно, вашу личную жизнь и судьбу, за то, что оберегал вас все эти годы от разного рода ошибок, больших и мелких неприятностей, - тоном терпеливого учителя объяснил Ильич. – Он подсознательно заставил вас быть осторожнее в отношениях с людьми. Наверняка – быть менее общительным и более замкнутым, но осторожным, заставил тщательнее продумывать свои слова и поступки и лучше понимать людей. Людей – да, наверняка, но не самого себя...
       Оба помолчали несколько минут, глядя на потрескивающее пламя свечи, как бы уйдя в свои мысли. Ильич повернул руки ладонями к пациенту и удовлетворенно кивнул.
       -Я чувствую эмоциональные всплески, идущие от вас. Этакое покалывание и волны тепла. От вас, а не от свечи...Уверен, что до вас дошла абсурдность ваших переживаний...
       Он долго еще разговаривал с пациентом, заметно оживившимся и как бы удивленно прислушивавшимся к произошедшим в нем переменам. Такое уже случалось в практике Ильича и именно это, наверное, сделало его «Ильичем», а не Дундуком в разговорах за глаза... Когда пациент ушел, искреннее поблагодарив за прием, Ильич подошел к окну и открыв форточку пошире, закурил. Стараясь не смотреть влево от себя, на что-то неприятное ему, расположенное во дворе, куда выходило окно. Но все-таки взглянул, как бы вопреки своей неприязни, долго стоял в скорбном раздумье, разглядывал старую кирпичную постройку в глубине двора, возле плошадки с мусорными баками. На стене этой постройки, служившей складом для ремонтников из домоуправления, кто-то написал -давно уже - синей краской крупную корявую надпись – «А вот х...й вам от Лехи Щирбатова!!!».
       Надпись вызывала уже нестерпимое отвращение и недоумение, переходившее в бессильное отчаяние – ведь все видят ее! И как бы делают вид, что ее нет. Но этого не может быть! Двор большой и прямоугольный, окруженный многоэтажными домами с сотнями окон, населенными, конечно, разными людьми...Но есть же среди них более или менее здравомыслящие интеллигентные люди. Должны быть... Но ведь никто не позвонит, не напишет в соответствующие службы, инстанции, не потребует просто забелить, закрасить эту мерзкую надпись! К тому же с явной орфографической ошибкой – ведь через букву «е» надо было писать мерзавцу! А если это не фамилия, а прозвище, то надо писать «Щербатого»...И скажите, объясните на милость – как это могло произойти?! Днем этот Леха написать не мог – люди видят. Вечером – тоже, люди ходят в свете фонарей, выносят мусор. Значит, ночью, либо под утро, когда почти все еще спят. И выходит, что надо было заранее, обдуманно, приготовить краску, кисть, чтобы, выбрав момент, написать эту пакость! Что же это – какая-то малоизученная форма идиотизма, мания, выплеск злобы и ненависти к людям? Темны дела твои, Господи...
       Ильич в бессильном недоумении сжал тонкими пальцами край пыльного подоконника, затем вынул сигареты, торопливо закурил, понимая всю глупость и смехотворность своего расстройства.
       -Быдло! – Он нервно затянулся дымом дорогой сигареты. - Все то же тупое и злобное быдло. Оно было и будет. Так стоит ли расстраиваться?..
       Мелодия из мобильника в кармане заставила его забыть о скорбных раздумьях и сразу напрячься – звонил богатый и очень влиятельный в местных масштабах пациент со сложными психологическими проблемами.
       -Да-да! Я знаю...Готов принять вас хоть сейчас...- Он заговорил вдруг мягким интеллигентным баском, давно уже заметив, что именно такая тональность располагает людей к доверительному общению. – Да-да, жду вас...
       Ильич торопливо стал наводить порядок в кабинете, протер стол и подоконник. Подумав, протер и пол мокрой тряпкой, сорвал со стены календарь с красоткой, тоскливо покосился на обшарпанный стол – давно пора поменять его. Но главное, главное – это то, что пациент может подойти к окну и увидеть эту мерзкую надпись...Нет, надо что-то делать...
 
       ...Заспанная пожилая женщина в домашнем халате и в шлепанцах на босую ногу торопливо вышла из подъезда с ведром в руке и зашагала к мусорным бакам, стоявшим почти в центре большого двора. Подойдя к ним и высыпав мусор в один из баков, она увидела интеллигентного вида старушку в очках, подходившую к площадке от соседнего дома. Женщина знала эту старушку, встречалась с нею иногда именно здесь, по утрам...
       -Скажите, пожалуйста, - обратилась она к старушке. – Вы не слышали – вроде закричал кто-то сейчас здесь, у баков?..
       -Может быть. – Спокойно ответила старушка. – Пьянь, бомжи здесь все время крутятся. Могли и не поделить что-нибудь...
       - А вот смотрите, - продолжала с веселым удивлением женщина. – Ведь закрасил кто-то эту пакость на стене! Не знаю как вам, а мне, хоть и простая я женщина, неприятно было читать такое. Да еще с утра...
       -И правда – закрасили! - Удивилась старушка. – Надо же! – Она опрокинула свое ведро в бак и улыбнулась, взглянув на собеседницу. - А ведь это память была...
       -Какая память? О ком это? – Удивилась женщина, собравшись было нагнуться за ведром и уйти.
       -Об Алексее, сантехнике нашем из домоуправления. – Ответила старушка и покачала головой. – Вы его знаете, конечно...Он, в общем-то, неплохой был человек. У меня квартира старая, как и дом весь. Вот он и заходил иногда, чинил что-нибудь...Зашел как-то с полгода назад, поменял кран на кухне. Ну, я покормила его борщом, гуляш разогрела и чекушечку поставила...Он выпил, покушал, а я ему и говорю.
       -Послушайте, Алексей, скажите вы там, в домоуправлении, чтобы забелили эту паскудную надпись на стене! Ведь противно во двор выйти! А он – раскраснелся весь, пьяненький уже – отвечает.
       -Я это написал, Анна Васильевна! Я и забелю!
       -Правда?! – Удивилась собеседница. – Ведь я тоже знаю его! Тихий был мужчина, неприметный...
       -Вот-вот! И стал он рассказывать, что приехал как-то с напарником сюда в машине, в кузове. Тогда еще баков здесь не было...Шофер поставил машину задом к стене и ушел, а он, Алексей, стал выпивать с напарником, а в кузове краска оставалась. Так он со зла на свое начальство взял да и написал это...
       -Что вы говорите, Анна Васильевна! – Всплеснула руками собеседница. – А куда он делся, Алексей-то? Давно его не видно...
       -Вот слушайте...Он мне говорит – я скоро в другой город уеду, мать у меня умерла, квартиру оставила, а здесь я в коммуналке маялся. Так вот, перед тем как уехать – выйду ночью и закрашу это дело. А раньше не мог – людей боялся, стыдно было...Через пару недель встречаю его и вижу – у него рука в гипсе. Оказывается, действительно залез ночью с фонариком на бак и хотел забелить свое художество, но не повезло – бак под ним опрокинулся, Алексей упал и сломал руку! Так и уехал в гипсе...
       -Ну и дела! – Женщина заторопилась, нагнулась было за своим ведром, но вдруг испуганно вскрикнула, заметив чьи-то ноги, торчавшие из-за бака. – Тут кто-то лежит, Анна Васильевна! Я же говорю – кричал кто-то здесь...
       Мужчина, лежавший в неудобной позе за поваленным на бок мусорным баком, поняв, что замечен, быстро поднялся и отворачиваясь, пряча выпачканное известью лицо, торопливо зашагал прочь. В сторонке лежало пластиковое ведерко с разведенной известью и кистью, торчавшей из него. Он торопливо шагал, морщась от боли в ушибленном от падения теле – почти пустой мусорный бак опрокинулся под ним, когда он потянулся вбок, чтобы закрасить конец надписи. Он шел, вытирая руки платочком и го рестно бормоча.
       -Дундуком ты был, Дундуком и сдохнешь! Любимец Заратустры...
       
       * * * * * * *