Глава I
Игорь
Очистительный дождь... Даже не знаю, чтобы я делал без него. Смывая страх, боль, злобу, он струится по моему телу. Я смотрю безмятежно, спокойно на своих палачей, обернутых в полиэтилен, нервно переминающихся с ноги на ногу, ждущих. Уверен, что им в данный момент дискомфортней, чем мне.
Вдалеке слышатся шаги. Мерный звук смерти нарастает, но мне все так же безразлично. И вот я вижу его: черный мундир, до блеска начищенные сапоги и фуражка, набрасывающая тень на лицо. По привычке, он резким отточенным движением вскидывает руку, смотрит на часы.
- Пора, - рявкает начальник, - твои последние слова, чертила!
Поднимаю голову, улыбаюсь небу. Даже находясь в этой яме, наблюдая клочок неба в бетонной рамке, я рад. Я рад, что все так вышло. Меня следует наказать за то, что я сделал. И это нормально. И пускай на меня повесили ещё с десяток нераскрытых дел – это в порядке вещей... Играя в опасные игры, даже сделав всего один ход, ты под прицелом у всех, кто в этой фатальной реальности погряз. Вот и все.
- Я люблю тебя, - шепчут губы, но стоящие напротив этого не услышат. Это слышит лишь дождь. И пусть он донесет мою бесконечную любовь той, которую оставляю здесь совсем одну.
- Кончайте его уже… - презрительно доносится сигнал.
Трое синхронно перезаряжают оружие, вскидывают, целятся.
Огня я не увижу, лишь свет молнии... Выстрелов не услышу, лишь гром...
Настя
- Господи, дай нам сил противостоять тьме этого мира. Нести свет в души тех, кому он так необходим. Дай сил не бояться боли, ибо путь к Тебе тернист и опасен. В гибнущем мире мы хотим быть надеждой, дарить смысл жизни утратившим его, открывать заблудшим душам лучистый свет истины. Аминь.
Настя поднялась с колен и смущенно улыбнулась. Пастор перевел взгляд от двери, на которую он тупо уставился во время молитвы на девочку и обратно и тоже улыбнулся. Бескровно.
Что-то было не так в любимице прихода сегодня. И каждый из сидящих это осознавал, пусть краешком своего сознания. Килограмм косметике на лице. А ведь Настя никогда не пользовалась ею. Постоянные запинки, паузы...
Зашагав между двух рядов скамеек, Настя сжалась, чувствуя неодобрительные взгляды десятков прихожан. Движения её становились все скованней с каждым шагом, и она рванулась. Выбежав на улицу, она почувствовала себя значительно лучше, и, уже уверенней, она направилась к дороге.
Идя к речке, Настя услышала окрик – до боли знакомый голос. Голос того, кого ей особенно не хватало с самого начала службы – возлюбленного. По правде говоря, он застал её врасплох, ведь никогда за весь период их отношений не приходил сюда. Считал, что вера и религия вещи несколько разные. Относился не то чтобы враждебно, но избегал. Может быть, именно поэтому Настя и полюбила Игоря, кто знает…
- Здравствуй, милый – выговорила Настя, щурясь от солнца.
Он молчал. Приблизившись достаточно, Игорь обнял любимую за талию и коснулся её губ. Просто коснулся, не целуя. Настя, почувствовав дрожь в его пальцах, попыталась успокоить, обняв и положив голову на плечо. Игорь отпрянул. Взгляд его стал беспокойным, мечущимся. Пошарив в карманах, он извлек пачку сигарет. Последняя сигарета. Закурил и отшвырнул пачку.
Шок. Страх. Вопросы. Сотни вопросов примерно одного содержания обрушились на Настю. Они путались, переплетались, сливались, исчезали, снова появлялись... Но этим вопросам суждено остаться без ответа. Они проходили сквозь, как вода через решето. Накатил жар. Жар отчаяния, безысходности.
Внезапность, смысл, двойственность, символизм, отрешенность, дым… ИНВЕРСИЯ.
Игорь удалялся. Он бежал, но было это словно в замедленной съемке. Отрывались от земли, проделывали полукруг, снова опускались ботинки, на одном из которых едко-красным врезалось в глаза бесформенное пятно.
Серостью накрыло мир. Верещаще-тоскливой серостью, растворяющей все.
Липкие, блеклые снежинки медленно опускались с небес и растворялись на коже, приятным холодком облепляя бледное лицо Насти.
Олег
Я очнулся в луже собственной рвоты, промокший, лежа в грязи. Сил подняться не было, и я смиренно лежал, пытаясь совладать с рвотными рефлексами, подступившими снова. Смотрел на чернеющее небо сквозь слезы и ждал... Рядом кто-то был, это я определил по запаху сигаретного дыма, ударившему в нос.
Дом, родной дом... Сейчас я мечтаю лишь о нем. Теплая ванная, сигара, виски... Одна из шлюшек после... Сон, сладостный сон...
Некто склонился надо мной, ухмыльнулся. Я различил тлеющую сигарету в его руках. Шипение и испепеляющая боль, резко ввинчивающаяся в мою голову. Судороги прошли по телу, я скорчился, выругался. Снова вырвало. На этот раз я даже не успел повернуть голову, и мерзкая жижа вытекла прямо на меня. Судорожные глотки воздуха, трясущиеся руки.
- С кем ты спал позавчера? – резко начал незнакомец, голос его был натиском. Затушенный об лоб окурок отлетел в сторону.
Впервые после стольких лет я почувствовал страх, страх перед болью. Я мучаю, убиваю, насилую, граблю вот уже четыре года, и вот впервые боязнь дела собственных же рук! Начинаю искать ответы, нужные ему, чтобы хоть как-то уменьшить предстоящее страдание, но ничего не выходит. Вчера, позавчера. Счет времени потерян. Не знаю, какой сегодня день недели, число, даже времени не знаю!
- Я что, не ясно выражаюсь?
- Да не помню я ничего, не знаю! – заорал я.
- Ладно, подскажу тебе, - смягчился тот, голос его стал похож на детский, с характерной «наивной злобой» - Настя. Припоминаешь?
Шуршание.
Настя. Позавчера. Присылал ли Д.П. шлюшку с именем Настя? Кажется, давно у него не было пополнения в «штате». Настя, Настя, Настя... Имя бешено вертелось в голове, и ни о чем кроме этих пяти букв я не мог думать. Только пять простых букв, никакого смысла под ними. Что они могут значить?
Что-то включилось. Яростный, бурляще-стрекочащий звук.
Я лихорадочно барахтался в грязи, ерзал, вопил что было мочи. Этот уродец все просчитал заранее. Кто предал меня, накачал каким-то дерьмом, кто? Я знаю. Думаю, что знаю! Но уже никакого значения... Все и каждый.
Диск пилы въелся в ногу, чавкая проходя сантиметр за сантиметром.
- НАСТЯ! – взревел я, захлебываясь слюной, - Девственница, да? Такая робкая, стеснительная дрянь, которую нужно избить до полной отключки, прежде чем трахнуть? О да, давно я такого наслаждения не испытывал, твою мать! Все, что до неё, ложащиеся так - ничто, но эта... Нечто! Ты везунчик, ублюдок гребаный! Ведь ты её «мальчик»? Ха! Я трахал твою *возлюбленную* десять часов напролет, слышал? Десять!!!
Но Игорь уже ничего не слышал. Он исступленно въедался в ненавистный кусок плоти, трепещущий у него в руках. Кровь пьянила, она заполняла собой все. Даже чернильное небо побагровело. Он ловил языком кровавые струйки, утоляя жажду, смеялся, закатывая глаза.
Глава II
Настя
- Присаживайтесь, Смирнова, - хрипловатый голос звучал как-то спонтанно. Его обладатель стоял напротив окна, курил.
- Я – следователь Виталий Асгеров, - продолжил он, уже обернувшись.
Настя повиновалась. Она подошла к огромному металлическому столу, выдвинула стул и села.
Во всей этой довольно-таки большой комнате был всего один стол, подстать комнате, стул, две люминесцентных лампы, зеркало. Из окон практически не пробивалось ни одного лучика дневного света: жалюзи зловеще сомкнулись перед стеклами. Такое чувство, что в это помещение солнце не проникало никогда.
Виталий Асгеров уселся на стол, оценивающе склонился над лицом своей «гостьи», дым нехотя выходил из его ноздрей. Девушка сморщилась от запаха дрянных папирос. Следователь хмыкнул, взгляд его смягчился. Надменная улыбка скользнула по лицу.
Порывшись в ящиках стола, он извлек большой желтый конверт.
- Итак, к делу. Я буду задавать тебе, юная леди, вопросы, а ты на них отвечать. Усвоила? Отлично. Поехали.
Асгеров закатил глаза, подобно ученику младших классов, вспоминавшего выученные дома уроки, но сбившегося, то ли от волнения, то ли от гордости. И, собравшись с мыслями, бодро и зло начал:
- Какие у вас были отношения Игорем Березиным?
- Дружеские.
- Ложь!
- Мы... Хотели... В общем... Пожениться.
- Так. Уже лучше. У тебя были парни до него?
- Нет.
- Ты спала с ним?
- Нет.
- Ложь!
- Какое это отношение к делу имеет? – злобно рявкнула Настя.
- Прямое. Он грубо обходился с тобой в постели?
- Да нет же!
- Ладно, так мы ничего не добьемся. Сейчас я покажу тебе несколько забавных картинок...
Следователь выпотрошил содержимое конверта не стол, вышла приличная кипа фотографий.
- Смотри, - ухмыльнулся Асгеров и попятился к окну.
Настя аккуратно сложила фотографии в стопочку и начала рассматривать.
На первой фотографии была запечатлена огромная лужа запекшейся крови во всей красе. Вспышка фотоаппарата давала «натюрморту» ну очень живописный вид... Нагромождение кусков плоти было как раз в золотом сечении фотокарточки. Кое-где виднелись маленькие таблички с номерами. Вторая фотография вмещала в себя все скопление плоти, слабо видневшееся в первой. На третьей то же самое, только вид сбоку и несколько торчащих обломков костей. Четвертая – вид с другого боку, больше костей. На пятой было вовсе не пойми что... Не скрывая омерзения, Настя принялась рассматривать фотографию. В этом кровавом месиве она различила верхний ряд зубов (нижнего не было, на его месте глубокий срез), ноздри, редкие клочья волос. Глаз не было видно также, лишь розово-белые следы на скулах.
Настя всхлипнула. Бережно положила фотографии на стол, облокотившись на спинку стула. Взгляд обмяк, он блуждал от одного края стола до другого и обратно. Слезы подступили стихийно, одна за другой, слезинки, очерненные тушью, скатывались по щекам девушки. Она что было силы ударила кулаком по столу. Слезы полились безостановочно.
Истерика.
Настя отшвырнула стул, который угодил прямо в зеркало, рухнула на колени. Она колотила кулаками пол, что-то шептала сквозь учащенные глотки воздуха, ревела.
Стоящий сзади следователь хранил спокойствие. Он достал из кармана пачку сигарет, закурил. Ждал, пока она успокоится, обмякнет. Затем он возьмет её под руки, выдувая едкий мерзкий дым в лицо, и проводит до двери. Закроет кабинет, беспечной походкой направится к соседней комнате, подойдет к телефону, сделает звонок.
И вот, примерно, что он скажет:
- Все как по маслу. Можете вешать на него все что угодно, но в разумных пределах, разумеется. Девка оказалась слабей, чем я предполагал. Мне не пришлось даже особо давить на неё... Двести баксов премии? Отлично! Всегда рад стараться, гражданин начальник! Фотографу, кстати, тоже накиньте немножко, постарался на славу.
Яна
Завибрировал телефон. Яна лениво вытащила трубку из заднего кармана джинсов, нажала на «ответ».
- Ну, привет, что опять? – вздохнув, отозвалась на сухое приветствие в динамике.
- Нет, я же сказала, не работаю сегодня. Да мне, собственно, плевать... Твои проблемы. Ну что «Яна»?.. Слушай, не утомляй. Не поеду я к тебе, позвони другой. Пока.
Девушка засунула телефон обратно, сплюнула.
- Вот ублюдок... – гневно выпалила она.
Яна огляделась по сторонам, подходя к перекрестку. Возникло непреодолимое желание идти куда глаза глядят.
«Мрачный день. Утро, точнее сказать. Да и, без сомнения, день и вечер пройдут в этом же стиле. Давненько я не была одна. Надо бы.
Помню, в один из таких пасмурных дней мать водила меня к железной дороге. Мы стояли, глядя на плавно идущий поезд, вцепившись пальцами в прутья решетки. Когда состав оказался вдалеке, мать присела на корточки и улыбнулась. Её взгляд я запомнила на всю жизнь. Может, потому, что на следующий день её тело нашли за городом. Передоз. Я ведь была такой маленькой девочкой... Хотя... не знаю, что бы изменилось, если бы это случилось сегодня, например. Может, моя жизнь текла бы в совершенно другом направлении. А может, все осталось бы по-прежнему».
Сама того не заметив, Яна подошла к ограждению, тянущемуся на две сотни метров. С тех пор минуло пятнадцать лет, и железная решетка впитывала эти годы. Обильный слой грязи нарос на прутьях, кое-где ржавчина изъела их основательно, да и самих прутьев стало намного меньше. Протиснувшись, Яна продолжила свой путь.
Вдалеке тяжело ухнул паровозный гудок. Яна ступила на рельсы и даже немного по ним прошлась, но делать это на каблуках было крайне неудобно, и она вновь пошла по шпалам. Вдруг на путях возникло тело. Различить его раньше Яна не могла, так как находилось оно на довольно приличном расстоянии и почти сливалось с окружающим ландшафтом. Да и сама Яна была слишком увлечена своими мыслями.
Поезд снова ухнул, уже ближе. Яна испугалась. Она решительно скинула туфли и рванулась вперед. Единичные камешки больно впивались в ступни бегущей, но та старалась не акцентировать на них внимание и продолжала бежать. Тело стало иметь уже более четкие очертания. Девушка. Лет двадцати. Полуголая.
Осталось совсем чуть-чуть, Яна ускорила темп, и в скором времени настигла цель. Она рухнула на колени перед лежащей, пытаясь отдышаться. Поезд зловеще ухнул, вынырнув из-за леса, земля завибрировала.
Яна подхватила незнакомку под руки и поволокла в сторону. Девушка не подавала признаков жизни, тело её было словно из свинца, руки отчужденно волочились по гравию.
Поезд промчался мимо, Яна тяжело выдохнула. Положив голову незнакомки себе на колени, она странно улыбнулась, и, глядя в заплаканные глаза прошептала:
- Я уже люблю тебя...
Настя
Металлический грохот разбудил меня. Кто-то возился на кухне. Открыв глаза, я обнаружила себя в странного вида комнате. Помещение выглядело довольно аскетично и запустело. Из мебели здесь было всего-навсего стол, шкаф и диван, на котором я лежала. На батареях шелушилась краска, обои во многих местах ободраны, окна не застеклены.
- Доброе утро, красавица – сказала появившаяся в дверном проеме девушка, - я тебе тут кофе сготовила, будешь?
Она подошла к пустому столу и поставила кружечку. Я жадно выхлебала горячую маслянистую жидкость. Мерзко, но пить хотелось.
- Меня Яна зовут, а тебя?
- Настя, вр-роде... А как я сюда попала?..
Яна ухмыльнулась.
- Я нашла тебя лежащей на путях. Разве ты не помнишь?
Я покачала головой. В данный момент я вдруг осознаю, что решительно ничего из своей прошлой жизни не помню. Только имя. У меня нет ни фамилии, ни отчества, ни семьи, ни друзей. Ничего нет. А может, и не было.
Яна прервала ход моих мыслей фразой «надо собираться, через полчаса мне на работу».
- У тебя есть одежда? – поинтересовалась я, - я как бы голая...
- Ага, сейчас.
Девушка подошла к шкафу, немного порылась в одежде, накидывая кое-какие вещи на руку.
- Вот тебе прикид. Там юбка прожжена в некоторых местах и кофточка немного грязная. Ну, ничего, на первое время сойдет.
Выцветшие вещи, пропитанные запахами дешевых духов. Ну да, на первое-то время сойдет...
Мы шли по узким улицам, из открытых окон доносился шипение испорченных динамиков. Кое-где встречались различимые мотивы, смутно напоминающие о чем-то хорошем. Воздух отдавал сыростью, запахами помоев, выхлопными газами. Я шла, пытаясь искать ответы на свои вопросы, но моя спутница неутомимо трещала. Такое чувство, что она разговаривала сама с собой. Сосредоточиться на своем не получалось, и я невольно слушала её тирады, правда, не вникая в смысл произносимого.
Наконец, мы подошли к дверям бара. У входа стоял коренастый охранник с каменным лицом. Яна машинально поприветствовала его, добавив, что я с ней, и направилась дальше. Я следовала за ней. В уши ударила дикая какофония звуков – рев музыки, пьяные окрики, звон стекла. Сигаретный дым стелился подобно туману, вероятно, здесь не было вентиляции. Я старалась дышать через рот.
Яна направилась к самому дальнему столику, стоящему в углу. Мы сели. Через некоторое время подошел официант, приветливо улыбаясь.
- Как обычно, - обратилась Яна к официанту, - ей то же, что и мне.
Чуть поклонившись, парень скрылся за углом.
- А кем ты работаешь? – срываясь на крик, спросила я.
Сидящая напротив Яна проигнорировала вопрос. После мы сидели молча, пока официант не принес два подноса. На каждом стояло три маленьких стопки, два высоких стакана и один фужер. Придвинувшись, Яна склонилась над моим ухом:
- Сначала стаканы, потом фужер, ну и три стопки под конец. Пей быстро.
Я не думая осушила первый стакан горьковато-сладкой жидкости. Довольно приятный напиток, но вот газов уж слишком много. Второй пошел тяжелее. После трех глотков сил пить уже не было. На глазах выступили слезы.
- Давай-давай, – подмигнула Яна, допив второй стакан.
Кое-как, с большими паузами, кончился этот стакан. Жгучий импульс прокатился по телу, но вместе с ним пришла бодрость. Я взялась за фужер. Корчась от горького, я выпила и его. Тем временем моя спутница опрокинула третью стопку. Пойло в них было глоткораздирающее, благо, жидкости было мало.
Яна откинулась на спинку стула, закурила.
Из приглушенного гула доносились гневные крики «не пей это! не пей!». Они были обращены ко мне, да, ко мне! Но мне нравится пить это! И пошли вы все...
Наверное, я пила все время. Я уже помню банкеты. Светские тусовки, где я была своей. У меня ведь неплохая фигура, точно! Я была моделью... Шампанское и мартини постоянно стояли в гримерке. Два-три стакана и мир у моих ног. Королевской походкой… Я… В нижнем белье рассекала по подиуму, и весь мир аплодировал...
- Ян, дай-ка мне сигарету!
Яна лениво порылась в кармане и бросила на стол пачку.
Маленький, дрожащий всполох пламени возник у моих глаз. Пламя робко мялось, покачивалось, угасало и вспыхивало с большей силой. Наконец, оно коснулось конца сигареты и потухло. Навсегда. Я набрала полный рот дыма и медленно выпускала его.
- Дура, взатяг курить нужно! – вяло буркнула Яна.
- А как это?
- Сначала дым, потом ещё воздуху. Чтобы в легкие попало!
Я сделала так. Дым проник легкие, вырвался кашель. Тяжелый, раздирающий кашель.
«К черту», - подумала я, опустив сигарету в стакан.
Говорить. Говорить что попало, лишь бы говорить. Ненавижу тишину! Язык какой-то вялый... Ч-ч-черт!
Что ты там вякаешь? Да у меня свое, понимаешь? Заткнись, вообще! Что эти склянки делают на столе?! К черту, нужен чистый стол. Тоскливые забавные звуки бьющегося стекла и сдавленный крик металла. Ха-ха.
- Вставай, твою мать! Напилась, так веди себя нормально! – Яна трясла и теребила меня, - Мне теперь из-за тебя внеурочно работать нужно. Вставай! Ну ты и дрянь...
Чьи-то руки подхватили меня, потащили к выходу.
- Я сама идти могу! Сама... Да дайте полежать на этом гребаном столе! Я десять минут и все нормально будет! Нормально... Нор-маль-но! Но… рма… льно…
Никто не слышит. Козлы. Пошли вы, оставьте! Не троньте, я говорю!
Воздух, чистый. Хорош... Желтый фонарный свет обвивается вокруг столбов. Пение птиц ласкает слух. И только грязь разбивает гармонию. Только грязь.
- Стоять можешь?
- Вроде могу. Ян, прости...
- Да ничего. Сейчас до дому главное дойти, а там в кроватку и все будет.
Хватка ослабла, и я снова на своих ногах. Пошатывало, но терпимо. Я обернулась. Мускулистый мужик. Знакомая рожа... Весь в черном. Пентаграмма на шее висит. Мурашки по спине... Бр-р! Смотрит своими красными глазами и ржет сквозь свой мерзкий рык. Тварь!
* * *
Свечи, бледно мерцая, освещают комнату. В ней только ты и я. Смотрю на тебя, в твои глаза. Они прекрасны. Чувствую твое дыхание, это голос страсти. Моя душа откликается на твой зов. Мы одновременно встаем с роскошного кожаного дивана, приближаемся друг к другу. Улыбка. Твоя дивная улыбка. Чувственные губы. Я хочу целовать их, милая. Слиться воедино нашими губами, почувствовать твой язык, осторожно пробирающийся в мой рот. Хочу целовать тебя, со всей страстью, на какую я только способна. Я покажу тебе страсть, истинную страсть. Только дай ещё коснуться твоих сладких губ. Маню тебя к стенке, игриво. Ты послушна. Ещё одно прикосновение губ. Немножечко растянутое. Ещё одно, мгновенное. Я резко отталкиваю тебя, швыряю к стенке. Кровь стекает по твоей бархатной коже, и тут я накидываюсь на тебя. С ещё большей страстью. И ты целуешь меня все яростней. Вот... чистая страсть!
Я хочу тебя, Яна. Хочу слиться с тобой и больше никогда не быть порознь. Хочу...
Вдруг Яна замерла, словно бы её поставили на паузу. По её коже пошли белые пятна. Пятна расползались, расширялись, пока не объяли все тело. Передо мной стояла статуя. Пытаюсь расшевелить, но все тщетно. Монолитный мрамор.
Я обернулась. Фигура в черном балахоне. Аура мрака развивалась над ней, черные отростки, похожие на щупальца, плавали в воздухе. В этой черни был только один «светлый» участок – огнями свечей мерцала висящая на груди пентаграмма.
- Что ты сделал с ней?! – рявкнула я.
Фигура хранила молчание.
- Что, что ты сделал, мразь?! Отвечай!
- Я забираю твои вены, Настя, – утробным рыком ответило существо.
Огромное щупальце потянулось к моим запястьям.
* * *
«Мне сегодня привезут «качели». Хочешь покачаться?»
«Значит, сначала я сделаю косяк, потом забью баян».
«Косяк кури медленно. Каждый затяг – задерживай на пятнадцать секунд».
«Мало всего, и денег тоже мало».
«… изменит тебя».
«Новая жизнь, новая радость».
«Новая любовь».
«На, держи, Настя».
«Это первая секунда нескончаемой ночи».
Глава III
Игорь
- Настя, Настенька, очнись! Настя, милая!
Игорь сильно обнял Настю и заплакал. Он сжимал её сильней, плача навзрыд. Но Насти не было больше в этом мире. Она потерялась, запуталась во всем.
- Господи, Настя! Я ведь оставил тебя всего на два дня...
Игорь пытался сдерживать слезы, но они текли с ещё большим напором.
- Слушай, Настя. Слушай. Я расскажу тебе о нас. Может, ты вернешься, услышав это...
Мы жили в одном подземном королевстве. Я был принцем, а ты моей невестой. И вот однажды я отправился на охоту, привез огромного паука для дерева в нашем саду. Выпущенный паук тут же взобрался на дерево и стал вить сети. И тут я заметил тебя: ты сидела с каким-то троллем у куста камелий, сидела довольно близко. Cлишком близко для моих глаз. Я резким шагом направился к вам, молча ткнул тролля и приказал взглядом следовать за мной. Он послушно поплелся, огромный такой, грузный, с горой мышц и одеревенелой кожей. Мы вошли в тронный зал, и не нужно было никому из нас объяснять: мы оба схватили со стен секиры, и поединок начался. Тролль могуч, яростен, его мышцы набухают, жилы вздуваются. Вот – он кидается на меня, взмахивает секирой, но я успеваю вовремя увернуться, и лезвие пробивает пол.
Вдруг… Огонь. Он появляется из ниоткуда, стелится... Секира с лязгом падает на мраморный пол, и я слышу лишь собственный крик.
Проходит две недели. Колдуны сутки напролет корпят над моим телом и эфирными планами. Заканчивают как раз вовремя: к исполнению приговора, вынесенного уродливому троллю.
И вот я стою у Башни Висельников. Фактически тролля повесить не представляется возможным, поэтому его наказание – прыжок с высокой Башни.
После перерождения я чувствую себя моложе. Но вот что-то гнетет мою душу. Черные, густые тучи вяло плывут по небу, на их фоне я вижу тебя на Башне! Ты находишься ярусом ниже, чем тролль. Мерзкий убийца стоит на самом верху. Он согнулся, длинные огромные уродливые руки... касаются моей возлюбленной!
Я взбегаю по лестнице к своей принцессе. Беру её за руку, отвожу вниз по винтовой лестнице.
«Я прыгну вместе с ним», – тихо шепчет она, водя рукой по запыленному подоконнику. Боль. Страх. Руки об камни, камни об руки. Из разодранных ладоней, всхлипывая, струится кровь. Прижимаю к себе свою принцессу, трясу её – но она безучастна, мертва...
Ты умерла в тот момент, Настя. Это было всего минуту назад.
И теперь, я беру тебя на руки, несу наверх, к краю башни. Ничего не слыша, не видя, кроме бледного лица любимой, становлюсь у обрыва.
Ну, прощай, Настя... Острые камни ждут нас...
А вот мерзкая тварь, осужденная на смерть, не прыгнет. Тролль восстанет. Колдуны сделают пассы руками, появятся огромные драконы, которые сожгут отступника. А может, и не сожгут…
Я люблю тебя...
Настя
- Дыхание?
- Восемь вдохов в минуту.
- Пульс?
- Крайне слабый.
- Колите адреналин! Сестра, привезите капельницу!
- Адреналин есть.
- Так, пульс на поправку... Капельницу ставьте.
Врач с облегчением выдохнул.
«Да уж, - подумал он, - бедная девушка. Красивая такая, а колится всякой дрянью. Ей бы по подиуму расхаживать, а не здесь валяться». Виктор уже было полез в карман за сигаретами, как услышал испуганный возглас медсестры.
- О, Боже... Виктор Сергеевич! У неё нет вен... Некуда колоть!