Мало кто знает, что галантные похождения у сердцееда, любвеобильного Казановы явно не занимали в России основного места. Его страстной любовью, самым главным амурным приключением в холодной России стала …барышня-крестьянка!
Кто хоть краем уха не слыхал об итальянском авантюристе международного масштаба, откровенные мемуары которого вошли в историю не только как скандальные описания интимной жизни, но и сделали его имя синонимом распущенности и плутовства?
Джакомо Казанова - интеллектуал, светский лев, полиглот, отлично владевший не только пером, но и шпагой и пистолетом. Ко всему прочему, он умел нравиться и находить путь к сердцам женщин. Но, увы, как оказалось - не к русским.
В старости Казанова написал книгу «История моей жизни». В ней он рассказал, каким он был, юный шевалье де Сенгаль, философ, дипломат, сочинитель, любимец женщин. В ней он буквально полунамеком признался, что потерпел любовное фиаско у русским дам. Вот как это было.
В середине декабря 1764 года на шестерке лошадей в
15-градусный мороз Казанова въехал в заснеженный Петербург.
Языком общения в те годы был немецкий. На маскараде при дворе среди 5 тысяч наряженных гостей он увидел Екатерину II. Она ему явно не приглянулась. Императрице Екатерине «великий авантюрист» тоже не понравился: четыре беседы с нею дали нулевой результат. Таким образом, усилия Казановы поступить на службу в России (а ехал, поиздержавшись, он именно за этим!) оказались напрасными.
В те годы зрелый Казанова любил женщин, как игрок: постепенно «комбинации» стали для него важнее результатов. Авантюриста, как правило, больше восхищала игра, а не партнерша: как игрок тасует карты и ждет победы, точно так же он поступал с большинством женщин.
В мае 1765 года он повидал Москву и за восемь дней увидел многое: российские фабрики, церкви, памятники, музеи, библиотеки, посетил Царское Село, Петергоф и Кронштадт. В Летнем Саду любвеобильный венецианец вновь разговаривал с царицей, которая спросила его, нравятся ли ему музыка и статуи в парке. Казанова, словно в унисон, ответил, что не любит музыку (он слышал, что царица – не любительница этого искусства). Второй разговор шел о конях, о Венеции, ее климате, о календарях и Петре I. Но увы, ни в третьем, ни в четвертом разговоре собеседники так и не привлекли пристального внимания друг друга.
Это и понятно: Екатерина была немкой, она никак не поразила итальянского бестию. Казанову царица привлекла лишь величием и спокойствием. Особой красоты, по его мнению, в ней и не было.
В Петербурге 40-летний Джакомо поселился на ул. Миллионной, где снял две комнаты с печами. В холод и стужу ему оказалось совсем не до шашней. «Макаронник» буквально превратился в отморозка из солнечной Венеции. И это не выдумки: однажды он едва не отморозил ухо: оно уже побелело, но один офицер успел вовремя растереть его снегом, буквально пожалев южанина.
Питерцы Казанове нисколько не понравились: они, по его мнению, были лишены душевности, а в Москве - там люди оказались покладистее и в обращении свободны, а женщины – те даже красивее.
Все дело в том, что образованные москвички в те времена говорили по-французски, на более любимом и понятном ему языке, а петербургские светские львицы - на немецком. И хотя Казанова владел многими языками, включая «мертвую» латынь, но немецкое наречие сильно набило ему в Питере оскомину!
Это было время крепостного права. И самым главным амурным приключением в России для Казановы стала покупка …крестьянской девушки! Свою возлюбленную Казанова почему-то назвал в мемуарах Заирой, хотя скорее всего, она была Марфуткой или Лушкой.
Её он встретил в Екатерингофе, в компании с гвардейским офицером Степаном Зиновьевым. О, это была удивительной красоты крестьянка! При попытке приблизиться к ней, девушка забилась в угол, как затравленный зверёк. Зиновьев перевел Казанове слова отца девушки, что родители готовы отдать ее за сто рублей.
- Кормите ее, поите, отпускайте по субботам в баню, а по воскресеньям – в церковь – вот и все послабления, - сказали они Джакомо.
- А если я захочу взять ее с собой?
- Тогда вам придется получить специальное разрешение и оставить залог: она все равно остается государевой крепостной.
Удостоверившись в девственности красавицы, 40-летний Казанова отсчитал 100 рубликов и подписал купчую. Четыре дня венецианец не выходил из дому, вкушая любовные радости с девушкой-крестьянкой, которая оказалась не только хорошей ученицей, но за быстрый срок стала изъясняться на итальянском. За это Казанова одел девушку по последнему писку французской моды.
У русской девушки, считал Казанова, был один недостаток: она верила картам и гаданиям. А те, в свою очередь, говорили, что любовник изменяет. Однажды Казанова заявился домой утром, и рядом с его головой просвистела бутылка. Это отрезвило гуляку. Проснувшись утром, парочка, как ни в чем не бывало, занялась любовью. В Москве молодица сопровождала Казанову повсюду, ему нравилось, что никто не интересовался, кем она ему приходится.
А бедная девушка была в восторге, когда ее на равных сажали за стол с именитыми гостями. Единственное, что портило ей настроение и заставляло набрасываться на него - отлучки. Тогда девушка вцеплялась в него, а Казанова, по русскому обычаю, бил ее. «Бьет, значит, любит», - оправдывала его барышня-крестьянка.
Джакомо обучил ее итальянскому, привил благородные манеры, часто возил к родителям. За это искренняя и неизбалованная девушка готова была следовать за ним на край земли. Но однажды все-таки питерский гость нашел себе итальянскую попутчицу, в которую влюбился и которая «наградила» его дурной болезнью.
Уезжая домой, Казанова понимал, что вернуться назад в свою хижину Марфутке будет нестерпимо трудно, поэтому как настоящий мужчина, он устроил ее дальнейшую судьбу.
Он нашел ей покровителя в лице 70-летнего архитектора Ринальди. Богатый Ринальди прожил в России около 40 лет и прекрасно владел русским. Он очень просил об этом своего соотечественника, заплатив за Марфушку и Казанове, и ее родителям. И с радостью взял девушку к себе в дом. За все время, вплоть до смерти, он ни разу не обидел ее, и за свое терпение барышня-крестьянка была вознаграждена - она получила все состояние богатого старикашки.
В далекой Италии Казанова частенько вспоминал страстно полюбившуюся Марфушу. Но никогда по этому поводу не грустил – ему, бабнику и дамскому любимчику, просто не свойственно было печалиться...