На даче и вещи дачные: что не сгодилось дома, везем сюда. Я сплю на кровати с полукруглыми железными стойками, попереч-ные прутья в них завершаются по-своему изящными шариками; это мода тяжелых сороковых и пятидесятых годов.. Мне нравится про-совывать ноги сквозь просвет между прутьями, вытягиваясь во всю длину, или остужать горящие ступни об их холодный металл. Это кровать вечная, только меняй матрасы. Впрочем, наши отцы и матрасы умели перетягивать сами. Вот соберусь с духом и увезу эту устаревшую кровать в город, а сюда привезу новомодную, сделанную на заказ кровать из покрашенных под благородный орех прессованных опилок. Интересно, сколько она тут протянет?..
Хотели радости большой,
Хотели счастья и удачи…
И вот с потерянной душой
Сидим усталые на даче.
Загнали жизнь свою в тупик,
В кусок земли, сырой и пресный.
Зачем?.. Летит за воротник
Опять студеный дождь небесный.
Ну что ж, еще свершился круг
Одной безсмысленной погони,
Библейский круг потерь и мук
При стадном скоморошьем звоне.
За счастьем призрачным рывок
Над неразгаданною бездной.
Еще, еще один урок —
Невыносимо безполезный.
Николай Рачков, СПб
Я написал подруге-монахине о нашем коротком путешествии, помня, что в свое время она «благословила» на него нас. И сра-зу же получил ответ: «Вот и спасибо, утешили. Да, Лондон не-обыкновенно чистый город, я после него тоже не могла смотреть даже на Эстонию, которая вроде чище и ближе к Западу. Там дома все белые, а подошвы остаются чистыми, словно по паркету хо-дил, ни песчинки на них, а если упадешь на дороге, то отряхи-ваться не надо. И в метро эти бархатные сиденья - и все чис-тое, как они умудряются содержать все это в порядке, или ткань такая особенная?
Я прилетала в Гэтвик, оттуда экспресс идет прямо до Виктория-стейшен, центр, легко уже добираться. Меня Биг Бен более всего поразил, я чуть не заплакала, его увидев, и все на него любовалась. Он меня в восторг привел. А мумии в Британском - поразительно их количество. И особенно жалостное впечатление от одного бедного скелетика, скрюченного на песке перед толпами людей. Варварство, мне кажется, вот так останки человеческие держать.
Про Розеттский камень я вспомнила уже после, как-то вдруг догадалась, озарением неким, что это имен-но он, в самом начале музея, стоит. Я много в свое время чита-ла об этом камне и о Шамполионе, занимавшемся раскопками. Жаль, что сразу не догадалась. Я ведь сама там ходила, по му-зею, без экскурсии. Таращилась, на что попало. Но меня, конеч-но, Египет всегда интересовал. Богатейшая экспозиция в этом музее. Помните, к нам в Эрмитаж в семидесятых, наверное, годах привозили Тутанхамона, очереди огромные были. Маску золотую и много всего другого. А тут все это так вот запросто стоит, смотри сколько хочешь. И коты египетские, черные, ах, как бы я хотела такого кота, там в магазинчике были статуэтки из черно-го камня, может, нефрита? Удивительные египетские коты! Я фо-тооткрытку с котом купила. Жуткие коты, мистические.
Именно через Британский музей я поняла, ощутила, как сильна была Бри-тания и как она всем миром владела, это надо же столько со всего света натаскать! И богатство флоры и фауны благодаря этому владычеству мировому, каких только растений нет, а в парках разгуливают павлины, пальмы растут, климат мягкий, по-зволяет. И еще знаменитый Harrods (типа нашего Гостиного Двора или Пассажа) меня потряс - я поняла, что это у нас имеют в ви-ду под словом – «старинный». Старинная мебель, старинные часы и проч. И это только потому, что после революции прервалось все - все разделилось на "старинное" и "современное", мы назы-ваем мебель эту старинной, а в Англии такого образца мебель и до сего дня производят, вот в этом Хэрродсе чего только нет, всех видов, времен, цветов и размеров. Это не магазин, это му-зей.
Там можно купить статую для парка, например, размером с памятник Петру Первому, настоящие фонари, как на Невском, фон-тан и все, что твоей душеньке угодно. Именно в магазине этом я поняла, что такое собственность, что такое частные владения, а когда глядела на выезд Королевы (я попала в празднование золо-того юбилея, Королева ехала из Букингемского дворца в Собор святого Павла служить благодарственный молебен) во всей его пышности, слезы потекли из глаз - я остро ощутила, что мы по-теряли в 17-м году. Я плакала о нашем Государе, о том, чего мы лишились. Стала бы я смотреть на чужую королеву, если была бы своя Царская Семья!
Я видела великолепных коней, торжественный кортеж, принца Чарльза верхом, Королеву с супругом в золотой карете, всех высокопоставленных особ, следующих за Королевской каретой в открытых ландо или как там, королевскую гвардию впе-реди, это было потрясающее зрелище, но я была там одна и по-боялась прийти вечером, город гулял несколько дней подряд, ве-чером основного дня был концерт, транслировавшийся на огромных экранах, улицы были заполнены народом, а потом грандиозный фейерверк. Все это смотрела по телевизору и сокрушалась, что не было меня там, среди этого торжества. Королева сама запали-ла шнур, от которого начался фейерверк, фейерверк был необык-новенный даже по телевизору, дворец был охвачен огнем, а небо наполнено всеми возможными и невозможными видами крутящихся, вьющихся, взлетающих и опадающих разноцветных огней.
Простите, я сама пустилась в воспоминания. Тогда еще был жив Митрополит Антоний, я ходила в храм на службы. У них нет митрополии, у них храм, недалеко от Гайд-парка, там бы вам подсказали, где могилка. Почему больше не поедете? Ведь сейчас поехать куда бы то ни было так просто! Вы наблюдательны и ище-те впечатлений, всматриваетесь в людей, у меня как-то с этим не очень, я вот даже пожалела, что была там так бездумно, надо было тоже записывать, наблюдать, вглядываться. Простите, как-то вдруг меня прорвало.
А так у нас обычная летняя жизнь, покос закончился, много паломников, много групп, рабочих рук не хватает - огороды, парники, люди, стройка в Васкнарве, но все идет потихоньку вперед. Скоро уж к Успению готовиться, лето пролетает со страшной скоростью, как и жизнь.
Закончу на этом. Спасибо еще раз. Храни Вас Господь, дер-житесь, господинъ Раковъ, крепости Вам, сил духовных и телес-ных и всего, всего доброго.
С любовию о Господе – гр.м.Н
МОЕМУ НЕРАЗУМНОМУ СЕРДЦУ
Мало ли кто бы куда полетел!
Божия воля.
Крест и свеча.
Сердце мое, ты не рвись никуда!
Мало ли бед и скорбей сгоряча
Можно наделать!
Не рвись и не плачь.
Там твое место, где Бог указал.
Он – Милосерд.
Он – Спаситель.
Он – Врач.
Сердце мое, ты не рвись и не плачь!
Горько - сейчас.
Сладко будет - потом.
Горько - сейчас.
Но - не плачь.
Но - терпи.
Сердце мое, мой неприбранный дом,
Горько - сейчас,
Сладко будет - потом.
Мало ли кто бы куда полетел!
Божия воля.
Крест и свеча.
Сердце мое, ты не рвись сгоряча!
Плачь - но терпи.
Все терпеть - твой удел.
Мало ли кто бы куда полетел...
Марина Петрова
Сегодня 24 июля — три с половиной года, как ушла мама. Да разве ушла? Я думал, с годами утихнет не только боль утраты, но и связь ослабеет, все реже буду вспоминать и думать о маме. Я ошибся: мама как была средоточием моей жизни за эти годы, так и осталась. А то, что во снах не вижу, — зато на сердце легко. «Куда направился?» — спросила родственница, когда я усаживался в машину на даче. «Да маму хочу навестить, не был давно», — ответил я. «Никуда теперь твоя мама не денется, все там по-прежнему», — удерживала меня она. Это правда, конечно, и могила на месте, и цветы искусственные еще не завяли. Только требует душа к маме, рассказать ей о поездке, молча постоять. Зачем? Об этом я и думать не хочу. Я еду к маме…
Все ждала…
Уж спешить было некуда…
Все откладывал:
Все было некогда.
… А не стало —
И нет мне забвения,
И ни дня без тебя,
Ни мгновения…
Как темна ты была —
Глушью в замети.
Отчего ж
Так светло моей памяти?..
Как твой холоден холм —
Снежной тучею.
Отчего же в душе это, жгучее?..
Мать — сырая земля,
Мать — родимая,
Людность мне без тебя
Нелюдимая.
Дмитрий Ковалев †1977
Права оказалась родственница — ничего не изменилось на маминой могиле. Разве что появились под ее крестом две красные гвоздики. Я знаю, кто положил их: это приезжал в командировку из Москвы старший брат, зашел поклониться.
Брат мой, брат мой! Сердце кровоточит от нашего разрыва. Какие слова молитвы нужно найти, чтобы ты переступил церковный порог? Так мало близких осталось у меня, и все так безмерно далеки… Пока мама была жива, она еще как-то соединяла нас, сы-новей; с ее смертью начался давний разлад.
Брат мой, брат, ты ученый, мыслишь категориями фактов и логики, во всем стремишься дойти до сути — рассудком, а не ду-шой и сердцем — и сам отдаляешь себя от Бога. Тебе седьмой де-сяток, мне шестой, а пропасть между нами и глубже, и шире. Но я люблю тебя, и голос крови не дает о тебе забыть. Помоги нам, Господи! Брат мой, брат мой…
ПЛАЧ ПО БРАТУ
С кровью из клюва, тепел и липок,
шеей мотая по краю ведра,
в лодке качается гусь, будто слиток
чуть черноватого серебра.
Двое летели они вдоль Вилюя.
Первый уложен был влет, а другой,
низко летя, головою рискуя,
кружит над лодкой, кричит над тайгой:
«Сизый мой брат, появились мы в мире,
громко свою скорлупу проломя,
но по утрам тебя первым кормили
мать и отец, а могли бы — меня.
Сизый мой брат, ты был чуточку синий,
небо похожестью дерзкой дразня.
Я был темней, и любили гусыни
больше — тебя, а могли бы — меня.
Сизый мой брат, мы и биты и гнуты,
вместе нас ливни хлестали хлестьмя,
только сходила вода почему-то
легче с тебя, а могла бы — с меня.
Сизый мой брат, истрепали мы перья.
Люди съедят нас двоих у огня
не потому ль, что стремленье быть первым
ело тебя, пожирало меня?
Сизый мой брат, мы клевались полжизни,
братства, и крыльев, и душ не ценя.
Разве нельзя было нам положиться:
мне — на тебя, а тебе — на меня?
Сизый мой брат, я прошу хоть дробины,
зависть мою запоздало кляня,
но в наказанье мне люди убили
первым — тебя, а могли бы — меня…»
Евгений Евтушенко, Москва
Конечно, я страдаю от разрыва с братом и дочкой, но так Бог через батюшку велел. И Он же послал утешение: сын жены от первого брака теперь носит фамилию Раков, внук гордо называет себя «Килиллом Иличем Лаковым», а вскоре и невестка переменит фамилию. И станем мы одна православная семья. Не зря в Писании сказано, что духовное родство выше кровного.
Вот какое утешение послал мне Господь в моем одиночестве.
Там, где стучат колеса дружные
И долго стекла дребезжат,
На лавочке они ненужные,
Они бездомные сидят.
Лишь старческое одиночество
Для них осталось на веку.
Все прожито. И так им хочется
Попить горячего чайку.
И пьют его, вокзальный, жиденький,
Благоприятных ждут вестей.
«Ты посади нас в поезд, миленький,
Чтобы доехать до детей!»
Туда, где плещет площадь шумная,
Ее он за руку ведет.
Она слепая, но разумная,
А он как раз наоборот.
Идут они, всему покорные,
Ни в чем прохожих не виня,
Столбами кажутся позорными
Щиты рекламы для меня.
Забытые и нелюбимые
Идут среди сердечных стуж,
Несут в себе неугасимые
Светильники безсмертных душ.
Короткая, но незабвенная —
Пусть жжет она еще сильней
История обыкновенная
Средь множества подобных ей.
О.Анатолий Трохин, СПб
Теперь, в пятьдесят семь, долгожданную жару я переношу плохо — точнее, сосудам моим жара не по нраву и тело становит-ся ватным, больным.
Теперь я понял, почему мама в лежку лежала при магнитных бурях… У меня на 60 процентов зажата позвоночная артерия, и только часть крови попадает в мозг. Отсюда — безпрерывный, не-скончаемый пульсирующий шум в голове, прогрессирующая глухота и раздражительность. Отсюда — желание успеть сделать за остав-шееся что-то как можно больше. Люди редко понимают других лю-дей и все меряют на свой аршин. Даже батюшка Иоанн удивляется моим безконечным болезням и, как может, жалеет.
Конечно, работа в православной газете помогла мне духов-но, однако непомерная физическая и умственная нагрузка сокращает мою сознательную физическую жизнь. Врачи берут большие деньги и в безсилии разводят руками. Восемь снотворных таблеток на ночь — не многовато ли?.. Это я вам жалуюсь. И все равно — надо трудиться.
Когда дряхлеющие силы
Нам начинают изменять,
И мы должны, как старожилы,
Пришельцам новым место дать,
Спаси тогда нас, добрый гений,
От малодушных укоризн,
От клеветы, от озлоблений
На изменившуюся жизнь.
От чувства затаенной злости
На обновляющийся мир,
Где новые садятся гости
За уготованный им пир.
Федор Тютчев †1873
Уже гремит раскатистая небесная музыка, вот-вот сейчас хлынет-польет как из ведра ливень и омоет землю. Каким-то рас-кроется лето — скупым или добрым подчас?.. Теплеет родная пла-нета — лишь дней наших пламень угас… Нина Островская, СПб.
То, что с климатом творится неладное, осознали все. Про-шлым летом во Франции от жары умерло сорок тысяч человек, в основном, пожилых. И сейчас под Марселем горят леса, с которы-ми пожарным никак не справиться. А в центральноафриканском Су-дане впервые в истории выпал снег с градом. А в столице Белоруссии наводнение. И в Карпатах тоже. Люди еще удивляются, но скоро станут ужасаться…
Потемнело, все чаще гремит гром, и первые крупные капли дождя летят на иссохшую от зноя землю. Дышится легко, веселеет на сердце и хочется работать…
Несносная жарища,
Несносная — хоть плачь!
Томится в клеверище
С раскрытым клювом грач.
Глотая пыль, о лесе
Вздыхают ивняки,
Сухие листья свесив,
Как будто языки.
Не выдержав характер
И съехав с большака,
Раскинул дверцы трактор,
Как полы пиджака…
Виктор Коротаев †2001
На Западе пошлой рекламы, как ни странно, мне не попадалось. А в нашем метро сразу бросилась в глаза реклама вина «Кающаяся грешница»: на фоне двух бутылок с красивыми этикет-ками полуобнаженная девица старательно изображает угрызения совести. Внизу приписка: «Виновата ли я?» Какая здесь связь между ее грехом и алкоголем, понятно, а то, что виновата, — безспорно. Разве тебе не говорили родители, что раздеваться на людях за деньги — безстыдство непотребное?..
Вчера зашел в магазин, а там продают пельмени «Монастырские». Или не знают, или не хотят знать, что монахи мяса не едят? А на Украине верующие потребовали переименовать питейное заведение «Веселый монах»: «Дело монаха — молитва, а не пребывание в хмельном угаре». Переживаемое нами время разрывает лю-дей: с одной стороны, обретение веры, с другой, — удивительное равнодушие ко внешним раздражителям…
Вот и определилось:
Кто, куда и зачем.
И не вчера появилось:
Я есть то, что я ем.
Перекрутила юность
Тропы разных начал.
Что же сидеть, пригорюнясь?
Опознавай идеал.
Вот и определили
Самый последний предел,
Самое «или–или»,
Точку, водораздел.
Это над бездной и высью
дьявола с Богом дележ:
Я — есть то, что я мыслю,
Ты — есть то, что ты жрешь!
Фазиль Искандер
Из интервью газете «Православный Санкт-Петербург» №145 народного артиста России Андрея Юрьевича Толубеева, Большой Драматический театр им. Г.Товстоногова:
«У меня такое впечатление, что до революции даже очень верующие люди не были столь решительно настроены против теат-ра, спокойнее относились к нему, а спокойствие — признак уве-ренности в себе. Выходит, дореволюционная церковь была уверен-нее и в своих служителях, и в своих прихожанах. Мне кажется, что те, кто сегодня выступает против театра, просто не надеют-ся на свои силы — не верят в себя.
Говорят, что на сцене мы видим разгул страстей: злодеев, блудников, убийц… Мы отнюдь не стремимся к тому, чтобы человеческие недуги эти со сцены пере-шли в зрительный зал. Надо доверять зрителю: у него, как пра-вило, есть прочный иммунитет, тем более, если зритель право-славный…»
…«Каждый раз, когда я играю трагедию Шекспира «Макбет», у меня случались всевозможные несчастья. А ведь я играю даже не самого кровопийцу Макбета, а его друга Банко, которого он же и убивает. Но каждый раз во время спектакля случалось что-нибудь ужасное: мать заболевала, в реанимации лежала… Она и умерла в день «Макбета», и на девятый день я играл в «Макбете», и на сороковой, и в годовщину смерти… Лучше бы его не ставить. На этой пьесе умер Владислав Стржельчик, психически надорвался Михаил Волков и еще один артист… Так или иначе пострадало че-ловек десять, а то и более…»
Добавлю, что актеры — люди нервического склада, и специ-альная поликлиника на Невском, и отдельные палаты лучших боль-ниц города посещаются ими весьма часто. Так реагирует нервная система на многократные перестройки души. Что ни говори, тяже-ло быть актером. Да и нужно ли?..
Спектакль окончен.
Занавес упал.
Мелеет театральный зал…
Что остается от актера —
без режиссера и суфлера,
без выдающихся ролей,
без королев и королей?
Актер сошел с высот Шекспира
сюда, где улица, квартира.
Разрядка. Реплики пусты —
слова бездарной суеты.
Артист, ты был под стать герою,
теперь ты стал опять собою…
Собою? Ты и здесь не весь:
тебя качает амплитуда,
ты жизнь свою — добро ли, худо —
готов играть, пока о т с ю д а
взлететь т у д а возможность есть.
Кирилл Ковальджи
Другой народный артист России, Олег Басилашвили, недавно отпраздновал на сцене свое 70-летие. За 45 лет работы в Боль-шом Драматическом театре им. Георгия Товстоногова он сыграл 44 роли. Олег Валерианович пишет мемуары, которые в шутку или всерьез назвал «Потеряна жизнь».
Споры вокруг театра и пользы профессии актера для его собственной души не стихают. Я тоже не раз задумывался об этом: стоит ли «глубокое проникновение в душу злодея» таких несчастий? Это ли не знак Божий, что злу не место на сцене?..
†«Поэты и художники, которые удовлетворялись только вос-торгами, получаемыми от искусства, подобны людям, дошедшим до портика Царского дворца, но не вошедшим внутрь чертога, хотя им и предлагали». Прп.Варсонофий Оптинский.
Я не завидую актерам —
Талантам, гениям, — которым
всю жизнь приходится играть,
то воскресать, то умирать.
Сегодня площадной оратор,
назавтра — царь, вчера — лакей.
Должно быть, портится характер…
Игру закончив, лицедей,
должно быть, с каждой новой ролью,
со щек румяна соскребя,
все тяжелей, все с большей болью
приходит медленно в себя.
Станислав Куняев, Москва