По-моему, это был конец января или февраль 1980 года. В институте активно действует общество книголюбов, по возможности обеспечивая желающих более или менее дефицитными книгами (тогда почти все они были дефицитны и более читаемы, нежели теперь, не считая “дефективов”).
Другим достоинством общества являлось наличие “живых” денег (ныне - “черный нал”), благодаря чему имелась возможность приглашать артистов театра и кино, приплачивая “несколько” больше, чем их законные 7,50 (для простых) или 10,80 (для заслуженных / народных) за вечер.
Таким образом, в нашем сельском клубе (институт находится за городом) перебывали и “Машина времени”, и Боярский, и театр Сатиры в разных комплектах. В этот вечер запланирован был концерт одного из популярных актеров. Москвичи с трудом могли попасть на спектакли с его участием, и по всему Союзу можно было услышать из окон его хрипловатый голос с бесчисленных магнитофонных записей.
...Получилось так, что добрая треть всех книг, реализуемых в ”Обществе книголюбов”, проходила через мои руки, в основном, это были посылки через “Книгу - почтой” из разных городов (от Калининграда до Владивостока и от Мурманска до Ташкента), а также книги, что привозили мне проводники поездов из Свердловска, Фрунзе, Пензы... Серия “Лирика десятилетий” впервые начала выходить в Киргизии, и я уже пару раз привозил с Казанского вокзала еще не распакованные издательские пачки с книгами этой серии.
Перед концертом прохожу в клубе мимо импровизированного книжного ларька, где толчется народ, вижу, худощавый мужик в модной короткой светлой дубленке (у нас таких отродясь не было) через головы женщин обращается к Эле Корневой (она, кажется, в тот раз была за прилавком) и просит показать книгу “Лирика 20 годов”.
Естественно, женщины из очереди стали выступать: “Вы здесь не стояли”, “Возьмете, если останется” и т. д., ну, кто жил в Советское время всеобщего дефицита, тому понятно, а кто не жил тогда, что уж рассказывать, все равно не поймут. Кажется, это его неповторимый голос с характерной хрипотцой: “ Я только посмотрю, первый раз такую книгу вижу.” Тяну шею, чтобы убедиться, да, - это ОН!. Делаю знак Эле, она, - молодец, среагировала мгновенно: “Не волнуйтесь, эта книга у Вас будет”. Хозяин дубленки прошел в “артистическую“ около сцены и через 5 - 10 минут начался концерт, который, конечно, прошел “на ура”. В завершение вечера артисту были поднесены цветы и обе книжки - “Лирика 20 годов” и “Лирика 30 годов” со словами: “Началось издание антологии советской лирики. Вручая Вам томики за первые двадцать лет, мы не сомневаемся, что еще через 3 - 4 выпуска мы сможем подарить Вам книгу, где Ваши стихи - песни будут занимать достойное место в самом начале книги”. (Дело в том, что стихи в этой серии печатались в алфавитном порядке фамилий их авторов, так что этот невинный каламбур вполне соответствовал бы истине). Видно было, что актер остался доволен и подарком и этими словами.
Прошел месяц или полтора, и мне привезли следующие выпуски - за сороковые и пятидесятые годы. Завернул по одному экземпляру в светло-коричневую бумагу, приложил маленькую записку, что рад возможности продолжить ту серию, которая ему нравится, и собрался было подъехать к театру, где он играл, чтобы передать лично. Правда, тут жена охладила мой пыл, мол, у него это наверняка есть, нужны ли ему 40 - 50, и т.д. и т.п. То ли, тогда у меня запарка с работой была, то ли один раз я все-таки съездил, но тогда спектакль с ним в главной роли был отменен “по техническим причинам”, короче, решил я, что дождусь еще “Лирику 60 годов”, тогда уже их все и отвезу, чай, бог троицу любит.
Прошла еще пара месяцев, вот уже и олимпийско-добровольческие игры начинаются... И тут из уст в уста, кажется, быстрее, чем объявили по радио - “Умер, умер, умер...” А затем - телерепортаж: море людей и море цветов на площади у театра, и гроб будто плывет над толпой...
Да, по пальцам одной руки тогда можно было посчитать, когда еще столько народа было объединено общим горем.
Долгие двадцать лет немым укором стояла еще на книжной полке эта непритязательно изданная книжка со светло-синей обложкой, на которой скромно напечатано “Лирика 50 годов” и стилизованный цветок.
И я не могу себе простить, что последовал традиционной русской манере: “А, успеется!”. Увы, не успелось. Не посмотрел ОН эту книгу, не остановился на стихах и песнях тех, кто был почти совсем перед ним. А я остался с чувством невыполненного долга и без возможной контрамарки на спектакль с его участием (каюсь, была, была такая мыслишка). И еще была тайная надежда, предчувствие радости, что книги, которые я привезу, будут листать руки женщины, от колдовского взгляда которой, еще лет за двадцать до этого, не только спотыкалась лошадь, но и замирали мужские сердца, вне зависимости от того, что стояло в паспорте, - шестнадцать или шестьдесят шесть лет.
Да, да, той самой, к которой он пытался дозвониться через 07 и днем, и ночью, и горячечно - пронзительно умолял телефонистку соединить его, чтобы смог он сказать эти четыре слова: “Ну, здравствуй, это я!” Той, к кому тянулась его душа, его тело, не взирая на все препятствия и сложности. Он не следовал принципу: “А, успеется!” и успевал столько, что, кажется, невозможно было сделать. И успел дозвониться, долететь, обнять и сделать так, что ОНИ были вместе, даже, когда были в разных местах.
А сколько из того, что ОН написал, спел, сыграл, было для НЕЕ, было о НЕЙ? Эта их история, наверное, и есть настоящая ЛИРИКА СЕМИДЕСЯТЫХ.
Москва июнь 2000 - Нижний Новгород январь 2002 Н. А. Шурик