Дети гитлера

Олег Карпенко
(пьеска для чтения)



Стена и на ней три двери (первая, вторая и третья).

Стук.

Открывается дверь слева. Из неё выглядывает мужчина, осматривается. Видимо послышалось. Закрывает.

Открывается дверь справа. Опять мужчина. Удивлённо смотрит во все стороны, вздыхает. Закрывает дверь.

Эта сцена длится неопределённое количество времени.

Затем: открывается центральная дверь. В комнату входит девушка Ева. Она беременна.

Она вносит маленький столик и садится штопать носок.

(Двери во всё это время продолжают закрываться и открываться, и там всё те же персонажи, с тем же недоумением).

Ева штопает носок и напевает что-то явно фашистское.

Входит (через центральную дверь) Фюрер.

Ева продолжает штопать носок.

Фюрер с волчьей тоской оглядывается по сторонам.

— Ева, чего бы пожрать?
Ева продолжает штопать носок. Затем смотрит на него, как бы не узнавая.
— Ева, пожрать бы чего. Сжарь мне хоть яичницу, что ли.
— Сам себе сжарь, или руки отвалятся?
— Ева, я целый день был на работе, составлял планы «Барбаросса», сжалься на до мной, покорми хоть чем-нибудь.
— Слушай, Гитлер, ты же знаешь, я не умею. Хочешь, возвращайся в свой вонючий бункер, и пусть тебя там Кальтенбрунер кормит.
— Чем ты, ****ь, целый день занимаешься? Носки штопаешь? Так это не мой носок! Где ты вообще его нашла?
Ева, спокойно:
— Фюрер, ты же знаешь, я работаю.
— Вот новость, где же ты работаешь?
— В контрразведке, ****ь! Конечно дома. Я работаю над собой. Или ты не видишь? В то время, как ты пытаешься укокать весь мир, я трачу последние деньги на помаду и чулки. Ты, наверное, вообще не знаешь что это такое.

Правая и левая дверь начинают заёбывать своей методичностью.

— Ева, кто эти люди?
— Какие? Твои дети, что ли? Ты сегодня опять что-то нюхал? В глаза мне смотри!
— Перестань. Лучше ответь мне на хорошо поставленный вопрос.
— Какой вопрос?
— Чьи это дети? Вернее, что это за люди?
— Ах, оставьте эти ваши вечные еврейские штучки!
— Уйду я от тебя.
— Куда? В свой вонючий бункер? К Кальтенбургеру?
— Нет! К колобку! Мне сам тов. Сталин написал, что ты спишь с товарищами…
— Откуда у тебя товарищи? Ты ж не любишь ни кого, кроме Кальтенсбугера и своей, тобой траханной мамы, клоун.
— Я не клоун, я актёр.
— О, бэлла донна! Он актёр. А я тогда кто по-твоему?
— Ты? Ты — моя содержанка!
— А чьи я по твоему носки штопаю?
— Ева, у меня с детства тридцать четвёртый, а это, как минимум сорок восьмой!
— Вот и возвращайся в свой вшивый бункер, и трахай там своего Барбаросса!

Две крайних двери продолжают периодически открываться и это становится почти невыносимо.

И тут: из центральной (естественно) двери, появляется Кюхельбекер.

— Здравствуй, брат Пушкин!!!
— Я не Пушкин, я Гитлер.
— Кто Гитлер?
Ева:
— Ты Гитлер. И вообще сволочь! Фашист недорезанный!
Гитлер к Кюхельбекеру:
— А ты, собственно, кто такой?
— Я главный друг Пушкина.
Ева:
— Пушкин-Хрюшкин…
Гитлер:
— Кто этот Пушкин? Русский, что ли?
Ева:
— Да какой там русский. Типичный негр.
Кюхля:
— Вы что, расистка?
Ева:
— Я? Ни в коем разе. Это вот он (показывая на Гитлера) самый натуральный расист.
Гитлер:
— Ну всё с меня хватит
Гитлер уходит, прихватив с собою кружку вермахта (она же Чаша Грааля).

Кюхля: Разрешите представиться., подполковник Исаев. Но с генеральской пенсией (у нас год за три). День победы, как он был от нас далёк…

Ева (глядя не соображающим взором): …ах, мой милый Августин и т.д.

Кюхля: Был такой философ, ныне репрессирован…

Ева: Ты кто вообще, говнюк?

Кюхля: Штирлиц.

Ева: А где Мюллер? То есть Фюрер? Короче — Адольф? Где?

Кюхля: В Караганде. Берёт Караганду, голубчик. Ну да ничего у него не выйдет, мы с генсеком подсуетились.

Ева, примеряя носок, который ей как раз впору: Да, Караганду он берёт, а меня, за все годы счастливого супружества (мысль не закончена).

Кюхля засыпает. Эта привычка была выработана у него годами. Ровно за 20 километров от Берлина он засыпал и спал ровно 20 минут, по минуте на километр. Но тут он спал несколько меньше, потому что вспомнил, что он уже в Берлине.....

Двадцать лет спустя. Стук в дверь.

Старая Ева, обкормившись колёс, открывает.

На пороге Олег Кошевой.

Олег: Гитлер дома?

Ева: Марковская сказала «Олег Кошевой насрал в душевой» Пошёл нахуй!

Олег: Я забыл об чём я хотел сказать.

Ева: Нэ думай про чэрвоне.

Олег: Пётр Первый был белогвардейцем.

Ева:Белополяком.

Олег: И белоказаком.

Ева: Однако! А Адольфик -- дома?

Олег: Это ты у меня спрашиваешь?

Ева: Он зарылся в свой сраный бункер и уже сорок лет не выходит.

Олег: День победы порохом пропах…

Ева: Давай поговорим про пах. У тебя у самого рыльце в пушку.

Ира: Это я фашист?

Олег: Ева, ты до сих пор беременна! А заводы стоят. И всё стоит. Где Гиммлер…вернее, Гитлер.

Входит Гиммлер, напевая Вагнера. Он достаёт пистолет и стреляет в Кошевого.
На звук выстрела просыпается Кюхля. «Что за шум а драки нет?» — спрашивает. Видит дохлого Кошевого, пробует ногой: точно, дохлый. Ева штопает носок. Двери невыносимы. Входит Гитлер. Он читает стихи Хлебникова. "Мне мало надо, краюху хлеба, да каплю молока, да это небо, да эти облака." Титан!

Ева: Уж полночь близится, а Геринга всё нет. (к Гитлеру): Милый, где ты был?