Надежда и Вера

Сергей Ильичев
Надежда и Вера

В старинном русском городе N, в рождественскую ночь, в семье губернатора и весьма состоятельного, по нынешним меркам человека - господина Гриднева отмечали появление на свет младенца, которому еще задолго до его рождения дали имя Надежда. Добрая половина именитых гостей города, лишь прослышав о рождении первенца, поспешила в ту ночь в губернаторский дом с дорогими подарками, чтобы поздравить с рождением долгожданного ребенка, а уж заодно и с Рождеством Христовым…
В этом же городе, в тот же день, и в тот же час, но уже в другой семье - Погодиных - сидела за столом почтальонша Валентина в ожидании сына Владимира.
Буквально несколько мгновений назад часы пробили двенадцать, и православная страна возблагодарила Творца за ниспосланное на нашу грешную землю чудо Рождества Богочеловека. Небо январской ночи разверзлось, приоткрыв облачную вуаль, чтобы порадовать, возвращающихся из храмов христиан, завораживающей бриллиантовой россыпью звезд.
Однако в эту ночь произошло и еще нечто, что поначалу не на шутку встревожило пожилую женщину. Возвращаясь после трудной смены домой и, переходя дорогу, Валентина услышала нечто, напоминающее приглушенный детский плач. А когда подошла к троллейбусной остановке, то на лавочке обнаружила оставленную кем-то корзинку, а в ней кулек, более напоминавший спеленатую куклу. В тревоге приоткрыла она кружевное покрывало, уже понимая, что в корзинке лежит живой плачущий младенец.
- Господи, до чего же это дойти надо, чтобы начать детей малых на улице оставлять… - Сказала она и, прикрыв ребенка, через несколько минут уже внесла корзину в свою теплую малогабаритную квартирку, где и поставила на стол.
А когда при свете лампы, что висела под старинным абажуром над ее круглым, еще дореволюционном столом, осторожно вынула сверток и вновь развернула одеяло, то увидела новорожденную девочку с удивительно кротким, почти ангельским ликом. На ней была белоснежная кружевная рубашечка и ослепительно белый чепчик. Валентина взяла младенца на руки. На дне корзины лежал конверт, в котором были деньги. Да такие, что, лишь взглянув на них, Валентина Погодина поняла, что и за всю свою жизнь заработать не смогла бы. Деньги те она даже не тронула, отложила лишь в сторону. А сама наскребла уже по своим карманам все, что там завалялось, да вышла на улицу, чтобы купить молочную смесь для новорожденной, бутылочку с соской для крохотули, а собственному сыну еще и его любимых бубликов, чтобы уже за чаем, поделиться с ним нечаянной радостью, что посетила их семью в эту рождественскую ночь.
Все сложилось благополучно. До прихода сына она успела и в универсам сходить, и молочную смесь приготовить, и малютку накормить.
Но вот скрипнула входная дверь. Это вернулся домой ее сын Владимир. Ему в этот наступающий год исполнится семнадцать лет. Он пришел из храма, где в эту рождественскую службу, проходя начальное послушание, помогал в алтаре своему духовнику – настоятелю храма - отцу Михаилу и теперь, видя, что в доме горит свет, а значит, мать не спит, ждет сына, - с порога радостно воскликнул:
- С Рождеством, матушка!
- И тебя, сынок, с этим радостным праздником.
Он вошел в комнату и увидел мать сидящую у окна в кресле, высвеченным напольной лампой, а если точнее – старинным трехрожковым торшером. В руках у нее был спеленатый младенец.
- Кто это чудное дитя? – Спросил он свою матушку.
- Не ведаю! - Ответила она. – Нашла вот в корзинке на троллейбусной остановке…
- Подобно корзинке с самим пророком Моисеем, которую течение реки прибило к ногам жены египетского правителя?
- Это девочка… Да и я не жена египетского фараона…
- Однако, ты всегда хотела иметь дочь. Возможно, что Господь и услышал твои молитвы.
Юноша опустился перед матерью на колени. А она показала ему личико малютки.
- По вере нашей дается нам… - Промолвил Владимир, вглядываясь в лик младенца. И спросил:
– Была ли при ней записка с указанием имени ее?
- Нет, сынок.
- Тогда назовем ее Верой!
И Валентина, согласно улыбнувшись, прижала голову сына к себе.
Ангел небесный, что с интересом наблюдал за ходом развития этого необычного происшествия в рождественской ночи, улыбнулся и быстро устремился в небеса, чтобы поведать матушке Пресвятой Богородице об обретении малюткой достойных восприемников.
А затем… Около года, нашагавшись по самым разным кабинетам, вдоволь нахлебавшись самодурством местных чиновников, исписавшая тонну прошений, понадобившихся Валентине Погодиной, чтобы дать найденышу свою фамилию и имя Веры, а вслед за этим и усыновить девочку которую, как показало время, никто даже и не искал.
Настоятель храма Пресвятой Троицы отец Михаил окрестил Веру на праздновании дня Веры, Надежды и Любви, а также матери их – Софии. То-то было радости в этот день в семье Погодиных. Это было связано еще и с тем, что Владимир уже имел на руках повестку в армию и, уходя, знал, что матери скучать без него не придется. И действительно. Подрастающий младенец занял все ее время. Каждое воскресение она приносила его в храм для причастия. А пока помогала прибирать, малютка спала на широкой скамье. А потом долго о чем-то радостно щебетала, видимо рассказывая Валентине о том, где она сегодня во сне побывала и с кем из небесных жителей успела подружиться.
Шли годы. Ребенок рос и впитывал в себя Слово Божье, звучавшее в храме. Матушка сшила ей светлое, подобное монашескому, облачение, и Вера, словно ангел небесный, каждый день по нескольку раз проходя через людские молящиеся потоки с небольшим подносом, на котором лежали наши поминальные записками с просьбами о ближних, несла их, - как самую драгоценную ношу - ко Святому Алтарю, одаривая молящихся своей трогательной и лучезарной улыбкой, наполняя их истосковавшиеся сердца надеждой на то, что Бог обязательно услышит и исполнит их просьбы, ибо любит, - и всегда будет любить каждое из своих, пусть и оступившееся во грехах, созданий.
Когда же у нее оставалось время, то она с радостью приходила к певчим и переворачивая их нотные странички, внимательно вслушивалась в само пение. А когда служба заканчивалась, то в опустевшем храме, малышка, помогавшая матушке в уборке, начинала уже петь сама. Да так нежно, что слезы умиления текли по щекам Валентины и она не переставала благодарить Бога за этот удивительный дар ниспосланной ей на стрости лет Творцом.
Сын ее Владимир к этому времени вернулся из армии, по благословению батюшки поступил в семинарию. Не заметно промчались годы учебы. И вот он, уже приняв монашеский сан, вернулся в родной город, где и далее стал служить вместе со своим духовником в храме Пресвятой Троицы, сохранившимся, не иначе, как по воле Божьей, и не закрывавшимся аж со времен его основания.
Радости Валентины не было конца. Если бы только не преклонные года… Теперь по большей части, после службы, уже она сидела на лавочке, а Вера, которой исполнилось десять лет, помогала по храму.
Так старая и малая сроднились с храмом, в котором, по воле Господа, стал служить их сын и брат - молодой иеромонах Владимир.
Так и жили бы они в любви и согласии, если бы в преддверии поста не отошла в мир иной раба Божья Валентина. Тихо. Во сне. Накануне исповедовавшись и причастившись Святых Даров. Хоронили ее всем приходом. Кто что мог, принес в дом для поминального стола. Храм помог во всем остальном. Трогательным и редким в наши дни было это поминовение усопшей. Каждый прощался с ней, как с родным и близким ему человеком. Она всегда встречала первых и с последними уходила их храма. И за все эти годы ни одного слова осуждения или упрека не было брошено ею людям, приходившим сюда в большинстве своем с болью, надеждой и верой - за любовью, способной так умягчать наши ожесточившиеся сердца. И вот в день «прощенного воскресенья» словно осиротел наш храм. Вера и в это воскресное Богослужение делала, казалось бы, все то же самое, но живой и пронзительный взгляд девочки все искал и искал ту, которая заменила ей десять лет назад родную маму…
В этот же воскресный день в доме губернатора Гриднева раздался телефонный звонок. Он сам, благо, что уже встал, снял трубку и, поняв кто звонит, хотел было положить трубку, но, вдруг, услышал слова, заставившие его выслушать собеседника до конца.
- Как-никак сегодня «прощенное воскресенье», может быть пора и нам забыть про старые обиды. К тому же, как ты слышал, на днях я уезжаю за границу…
- И что ты предлагаешь? – Спросил губернатор.
- Мы же православные, как-никак, люди. Встретимся в храме. Пусть наше взаимное примирение на людях будет воспринято всеми, как добрый знак…
- Согласен. – Сказал губернатор и повесил трубку.
В кабинет вошла жена.
- Ты чем-то встревожен? – Спросила она. - Может быть, вызвать врача?
- Нет, спасибо! Сегодня вечером возьмем с собой Надежду. Оденьтесь, как для посещения храма. Заедем сначала в церковь. Пост же на носу. А пока позвони Калугиным, что на пикник приедем чуть позже. Так что пусть не торопятся там сжигать без нас масленицу…
Через три часа у храма Пресвятой Троицы остановилась машина губернатора.
Служба уже шла. Храм сей стоит в стороне от главных магистралей и правящий архиерей, после открытия в городе Воскресенского, а затем и храма Вознесения Христова, кои стали кафедральными, уже служил в нем значительно реже.
Но, сформировавшийся приход, оставался верен своему храму. Готовились к началу чина «прощения». На солею уже вынесли и положили на аналоях напрестольный крест, иконы Спасителя и Богородицы. Настоятель храма, митрофорный протоиерей Михаил Беляков первым, сотворив земные поклоны, поцеловал крест, а затем иконы. А после краткого обращения к своим прихожанам с поучением о христианском проведении поста, сам же первым и испросил у народа прощения своих грехов, преклонил пред всеми колени.
И прихожане в один голос ответили: - Бог простит тя, отче. Прости и ты нас, грешных, и благослови.
И уже сами опустились перед ним на колени.
Служащий в тот вечер иеромонах Владимир после того, как приложился к иконам, поцеловал напрестольный крест, что был уже в руках отца настоятеля, а затем они, целуя друг друга в рамена (плечи), испросили и взаимного прощения.
Вслед за отцом Владимиром, к иконам и кресту пошли все миряне, также испрашивая прощения и у притча, и друг у друга…
И нет, пожалуй, ничего более трогательного в нашей тяжелой, казалось бы беспросветной нынешней жизни, чем это вспыхнувшее взаимное сердечное примирение первых с последними, младших со старшими, где сердца отцов и детей, начальников и подчиненных, да просто всех православных христиан в этот вечер всеобщего прощения коснулся своей любовью Сам Господь.
Служба подходила к концу.
Молящиеся еще не начали покидать храм, а тех, кто стоял в ожидании милостыни на паперти, быстро разогнали охранники губернатора.
Гридневу сообщили, что все спокойно, что площадь вокруг храма взята под визуальный контроль, и ему можно выходить из машины.
Однако сам Гриднев медлил выходить из машины, все чего-то ждал.
И тут Надежда, что сидела с матерью на заднем сиденье машины, увидела красивого, вероятно, специально для масленицы, переодетого ангелом, мальчика. Он постучал в ее оконце и поманил за собой в храм.
- Мама, папа, посмотри какой красивый ангел.
Гриднев лишь улыбнулся.
Мама была занята тем, чем заняты все женщины мира, перед тем как выйти в свет. Она осматривала себя в зеркальце и не обратила на слова дочери внимания.
Тогда девочка, благо, что охранник уже услужливо приоткрыл дверь с ее стороны, легко выпорхнула из бронированного автомобиля и, вслед за ангелом, устремилась по лестнице, ведущей в храм.
В это же самое время, уже в самом храме, Вера направлялась в сторону так называемых «ящиков», за которыми, у самого входа в храм, испокон веков принимались поминальные записки и отпускались иконы и свечи.
А навстречу ей, - от входа и в глубину храма - ангел продолжал увлекать за собой Надежду.
Дочка губернатора впервые в жизни увидела это море из свечных огней, удивительные рисунки на стенах и чарующее пение. Такого она еще никогда в своей жизни не видела и не слышала. Ни дома, ни в заграничных поездках, куда ее брала с собой мама. Это был неведомый для нее мир, более напоминавший сказку. Вот только мальчик, что в виде ангела вел ее за собой, - вдруг взял, да и бесследно исчез…
Зазвучали песнопения, подобающие чину. И в общем радостном празднике взаимного примирения, никто не услышал выстрелов, что звучали у порога…
Буквально через пару минут в храм вошел один из охранников губернатора – рослый и плечистый Олег – всегда выхоленный, но сейчас со следами чьей-то крови на лице - быстро окинув взглядом внутреннее помещение храма, он увидел Веру, идущую ему навстречу. Не говоря ни слова, не задаваясь вопросом, когда она успела раздеться, и где ее одежда, он, схватив ребенка на руки и, как смог, перекрестившись у самого порога, прижимая девочку к своей груди, выскочил на улицу. Там его уже прикрывали вооруженные товарищи. Он буквально впрыгнул в открытые дверцы машины, которая тут же помчалась в сторону губернаторского дома.
Прихожане, начавшие было после окончания вечерней службы выходить их храма, и служащие в этот вечер священники, невольно первыми узнали о том, что на пороге их любимого храма произошло покушение на губернатора области и членов его семьи.
Опечаленный случившимся, отец Владимир нашел свою приемную сестренку на одной из лавочек у трапезной. Девочка, что было для нее не свойственно, сидела нахохлившись и в чужой, правда, теплой шубке. Батюшка отнес это состояние к долетевшему и до нее печальному известию. А то, что касается новой шубки, то он и на это не обратил внимание, так как знал, что многие прихожане, зная о ее судьбе, по мере возможности, помогали им, принося для ребенка одежду и делясь всем необходимым.
Монах, хотя и был молод, однако же, устал. Он взял девочку за руку.
- Пойдем домой, радость наша.
- За мной должны придти? – С удивлением ответила она незнакомому человеку в черном монашеском облачении.
- Кто же теперь за тобой, чадо, придет? Некому более за нами приходить, ты же знаешь, что матушка наша уже молится за нас на том свете…
И монах, взяв девочку за руку, молча повел Надежду в приходской дом при самом храме, где им были выделены две комнаты.
А Веру уже привезли в губернаторский дом. Обилие комнат, лепнина и хрусталь, ванные комнаты и бассейн не могли не удивить десятилетнего ребенка, привыкшего к церковному убранству и простоте в обиходе. Правда, в самом доме было неспокойно. На всех этажах стояли вооруженные люди. Девочке, даже не спрашивая, какая-то женщина в белом халате сделала успокоительный укол. Она успела лишь сказать: - хочу домой, к батюшке… И заснула, погрузившись в тягучий и долгий сон.
Утром из телевизионных новостей отец Владимир узнал подробности вчерашнего покушения на семью губернатора Гриднева… Сообщалось, что сам губернатор только ранен, а его жена и начальник охраны скончались от ран не доехав до больницы. Единственным членом семьи, кто выжил во всей этой истории, была десятилетняя дочка губернатора - Надежда, которая в этот момент каким-то чудом одна оказалась в самом храме.
Батюшка отложил на время приготовленную трапезу и первым делом помолился за здравие губернатора области, а также уже за упокой его невинно убиенной жены.
Ребенок еще не выходил из своей комнаты. И батюшка начал было волноваться. Все дело в том, что с этого дня он был откомандирован на всю седмицу в один из отдаленных районов области. А насчет Веры была договоренность, что на всю эту неделю она останется в доме одной из его прихожанок – милейшей и тишайшей бабушки Антонины.
Когда батюшке удалось покормить девочку яичницей и вывести таки на улицу, то она спросила, куда ее ведут?
- Туда, где какое-то время будет твой дом, по крайней мере, до тех пор, пока я не вернусь из командировки. Мы же вчера с утра с тобой обо всем договорились…
Они уже подходили к дому, в котором жила старушка Антонина. И дожидались зеленого света светофора для перехода улицы.
В этот самый момент мимо них проехала одна из машин сопровождения губернатора и сидящий рядом с водителем охранник, мгновенно боковым зрением отметил, что на переходе стоит губернаторская дочка с каким-то монахом. Он быстро связался с Олегом, ставшим временно исполняющим обязанности начальника охраны, и сообщил об увиденном, чем очень удивил его, так как тот сам несколько минут тому назад стоял рядом с кроватью девочки, которой сделали очередной успокоительный укол.
И об этом случае, казалось бы, временно позабыли.
А батюшка уже вводил Веру в комнату божьего одуванчика, как он про себя называл Антонину. Он, даже не раздеваясь, оставил старушке деньги, номер телефона, по которому можно будет звонить и, послав своей красавице воздушный поцелуй, помчался на вокзал, так как уже опаздывал на электропоезд.
- Ну, здравствуй, Верочка, здравствуй, радость наша! Что же ты не раздеваешься? – Сказала радостная старушка, помогая ей снять одежду.
- Он сказал, что отведет меня домой? – Несколько испуганно сказала девочка. – Но ведь это не мой дом. И я не Вера…
- А кто же ты? – Спросила ребенка Антонина.
- Меня зовут – Надежда!
- Вот те раз… И как давно ты стала Надеждой?
- Навсегда…
Губернатор лежал в отдельной палате.
Сознание то оставляло его, то возвращалось на короткие мгновения вновь. Он снова и снова, в некоем замедленном движении, видел этот летящий в сторону его машины смертельно извивающийся, словно безжалостный дракон из его детства - снаряд. Казалось бы, и видел, и мог бы уйти в сторону, лечь, наконец, на землю и хотя бы таким образом избежать беды, но нечто уже парализовало волю, подчинило мозг и заставляло просто стоять на месте и ждать. Как некое детское нездоровое любопытство, в желание узнать, а чем все же это кончиться, что часто приводит нас к трагедии.
А потом произошло еще нечто для него пока что не понятное. Кто-то просто встал между ним и взрывной волной, приняв всю силу удара на себя. Кто это мог быть? Начальник охраны? Вряд ли, он просто не мог, так как в этот момент с другой стороны помогал выйти из машины его жене. И что с ней? А главное - что с Надеждой? Неужели его лишили самого дорогого на свете.
И снова тьма. И никакого тоннеля со светом в конце, о котором все говорят. И есть ли этот тоннель? И куда он может вести? На небо? Вряд ли. Туда лишь взмывают на крыльях любви. Тоннель – это очередной манок для тех, кто панически боится смерти. Для тех, чьи души уже давно мертвы, а крылья, те самые крылья любви на которых, словно на сказочном ковре-самолете, модно было улетать в заоблачные выси, в негодовании, нами же самими растоптаны. А потому, как сказал поэт: - Нас обмануть совсем нетрудно, я сам обманываться рад…
Из размышлений Гриднева вывел голос его врача:
- Вы меня слышите? Можете не отвечать. Просто моргните.
- Где моя жена и дочь… - Тихо, почти не слыша себя, спросил его губернатор.
- Ваша дочь дома. С ней все в порядке…
По тому, как доктор замолчал, Гриднев понял, что жены у него более нет.
- Пусть Надежду привезут сюда. Хочу, чтобы она была рядом. Это все, что у меня осталось… Пожалуйста…
Вот об этом пожелании губернатора врач и сообщил Олегу, позвонив в дом к губернатору, где уже готовились к трауру по погибшей матери Надежды.
Звонок из больницы и желание Гриднева, чтобы к нему привезли дочь, заставили Олега еще раз вспомнить тот самый вчерашний звонок одного из охранников, когда он увидел на улице города девочку, похожую на дочь губернатора и какого-то монаха, что держал ее за руку. Для начала Олег связался со своими друзьями из органов внутренних дел и просил собрать для него все, что могло касаться случаев с похищениями малолетних детей и узнать, не проходил ли по ним кто-либо в монашеском облачении. И пока эта информация для него собиралась, он прошел в спальню, где лежала привезенная им вчера девочка.
Первое, на что он обратил внимание – было платье, которое сейчас лежало перед ним на стульчике. Такого платья просто не могло быть в гардеробе у дочки губернатора. И не увидеть этого вчера было просто невозможно. А это уже был его первый серьезный прокол.
После чего охранник подошел к самой кровати и обратил внимание на прическу. Волосы у девочки были прямыми, с пробором в центре и аккуратно собраны в две косички. Надежде же, наоборот, никогда не заплетали косичек. Как же он вчера не обратил на это внимания? Вспомнил!.. На голове этого земного ангела был белый чепчик. Кроме того, лицо незнакомой девочки, что лежала перед ним на кровати, не касалась макияжная кисточка, в то время, как у Надежды, что брала пример с мамы, и детские ноготки вчера были покрыты золотистым, искрящимся лаком и глаза слегка подвела...
Кто же ты тогда, спящая красавица?
А главное – где же тогда дочка губернатора - Надежда?
Но ответить на этот вопрос он пока не мог.
А главное, что Гриднев уже ждал дочь в своей палате.
Сознание снова вернулось к Гридневу. И тогда он вспомнил погибшую жену. Любил ли он свою жену? Нет, да и сам не скрывал этого. Этот брак был, по сути, фиктивным, так как являлся составной частью его предвыборной гонки за губернаторское место. Товарищи по партии убедили, что женатый кандидат - явление более желательное для избирателей. Он по молодости и поддался, поверив им, что если стерпится, то и слюбится…
Любил ли он кого? Да! Была в его жизни одна ярка любовь. Он, буквально года за два до выборов, стажировался в Санкт-Петербурге, где и познакомился с Софией. Он была экскурсоводом в Эрмитаже. Этакое неземное создание с огромными наивными голубыми глазами. Казалось бы, оба в годах, а гуляли по набережным Невы целый год, как малые очарованные дети, держась за руки и искренне верив, что если лишь на время они разожмут свои ладошки, то воздушный поток тут же подхватит и унесет кого-то из них в небо. За это время они изучили весь город и друг друга. И поняли, что ангел любви уже давно поразил их сердца взаимной любовью.
А потом были длиннющие письма.
И она каждый раз откладывала его приезд на неопределенное время. А потом вдруг сообщила, что едет к нему сама. Он встречал каждый поезд из Питера в течение нескольких дней… И она приехала. И они впервые оказались вместе. И в той ночи удивительной и трогательной любви не было даже и тени порочного греха.
Через день, после того, как она уехала домой, для него и началась та самая предвыборная гонка. Вот уж воистину бес его тогда попутал. Стало ему уже не до писем. А потому, через месяц, оставаясь без ответа на свои письма, иссяк и ее ручеек.
В этот-то момент его и познакомили с длинноногой моделью. Там все было предельно просто. И завершилось все знакомство в ту же ночь. Правда, он так и не смог вспомнить, что же было между ними в ту самую ночь. Ну, чем не морока? Зато через пару месяцев, опять же товарищи по партии, сообщили ему ошеломляющую новость, - будущая губернаторша родит ему наследницу чуть ли не в преддверии самих выборов. Что же ему оставалось делать? Устроили пышную свадьбу и всем миром стали ждать ребеночка…
Вот этот-то ребенок и оставался сегодня дл него единственным и дорогим на всем белом свете…
Олег вез девочку в больницу, еще ничего не говоря ей о цели этой поездки. Ребенка одели в одно из платьев, что было вдосталь у Надежды. Волосы распустили, хотя девочка при этом чуть не расплакалась. И лишь кукла, которую дал ей с собой в дорогу Олег, на какое-то время отвлекла ее внимание.
- Как тебя зовут? – Спросил он ее еще в машине.
- Вера.
- Сколько же тебе лет?
- Десять.
- А кто твои родители?
- У меня нет родителей. Я подкидыш… - Спокойно ответила она.
- Грустно такое слышать от маленьких детей. Но тебя кто-то воспитывает?
- Да, матушка Валентина, упокой, Господи ее душу и ее сын Владимир. Он теперь… - и далее она уже выговаривала по слогам - и..еро..монах…
- И где же он служит? – Снова поинтересовался Олег.
- В Троицком храме… Вы можете спросить - там его все знают…
И пока машина продолжала своей путь до больницы, Олег по мобильному телефону связался с охранником, который видел вчера на улице Надежду с монахом, и попросил его, взяв с собой одну из ее фотографий, быстро ехать в храм, чтобы узнать там все, что связано с иеромонахом Владимиром…
Когда Олег в белом халате вместе с девочкой, которая назвалась Верой, вошел в палату, где лежал Гриднев, то там уже была поставлена вторая кровать. Рядом с ней был шкаф, столик, на котором высилась гора фруктов и банки с соками, а также тумбочка, в которую положили все, что могло пригодиться ребенку для нахождения в больнице; от теплых тапочек и полотенца, до зубной щетки и пасты.
- Кто это? – Тихо спросила Вера сопровождающего её Олега, спрашивая о человеке, что лежал в палате.
- Хороший человек. Ты, наверное, слышала о том, что позавчера произошло возле вашего храма? Там у него погибла жена, и он еще не знает, что пропала его дочь…
- И что же вы хотите от меня?
- Понимаешь, вы оказались так похожи, что там, в храме, в этой круговерти, по ошибке я вас перепутал. И тебя увез вместо Надежды. Теперь мне нужно найти её. Ты просто побудь с ним какое-то время... Уж очень ты на нее похожа…
- Бабушка Антонина должна была принять меня, пока отец Владимир будет в отъезде… Надо сообщить, чтобы она не волновалась.
- А ты знаешь, куда поехал отец Владимир?
- Да. Его послали на всю первую седмицу в Красно-Холмский район…
- Спасибо тебе, Вера. И помоги нам, Христа ради. Я думаю, что тебе здесь будет хорошо. Вот твоя кровать. Отдыхай, фрукты ешь, завтра еще привезу. А насчет бабушки Антонины – не беспокойся, мы ее предупредим.
- А если он меня позовет, что я ему скажу?
- Ты умная девочка… Сама что-нибудь придумаешь…Хотя, лучше будет сказать всю правду. А я поеду искать нашу Надежду…
И Олег вышел из палаты.
Гриднев, хотя и лежал с закрытыми глазами, но слышал весь разговор, который произошел между девочкой и его охранником. И когда за Олегом закрылась дверь, он с трудом приподнял свою руку и дал девочке понять, чтобы она подошла к его кровати.
Гриднев открыл глаза и… увидел в ней свою собственную дочь – Надежду. По крайней мере, сходство было поразительным.
- Вера! – Тихо начал он. – Ведь тебя зовут Верой?
- Да! – Ответила она.
- Сколько тебе лет, девочка?
- В ночь на Рождество Христово исполнилось десять…
- Как и моей дочке - Надежде. Она тоже родилась в рождественскую ночь…
- Вы ее любите?
- Очень! А твои родители тебя тоже любят?
- Я - подкидыш. Матушка Валентина нашла меня ночью в кем-то оставленной корзинке на троллейбусной остановке…
- Она добрая, твоя матушка Валентина.
- Как мама.
- А ты помнишь свою маму?
- Да, она часто прилетала ко мне с двумя красивыми ангелами, когда я была еще совсем маленькой.
- Вот и Надежду мою какой-то ангел также позвал за собой в ваш храм…
- Боженька вас любит, раз сохранил вам жизнь. А Надежда непременно найдется. Нас просто нечаянно перепутали. И она сидит сейчас у добрейшей Антонины, которая учит ее готовить и вязать… Она и меня всегда этому учит…
- Дай-то Бог… А теперь иди, отдыхай. Ты, вероятно, устала с дороги.
И он сам вскоре заснул немного успокоенный этой беседой.
У Антонины на кухне все шипело и жкварчало. Надежду в фартуке, пожалуй, впервые в её жизни поставили к газовой плите, и она пыталась жарить постные картофельные оладышки.
Это было первым условием старушки. Хочешь, есть – будь добра – учись готовить.
Вот только тесто почему-то не хотело отслаиваться от сковороды, и оладышки получались кособокими. Масла, которым она должна была смазывать сковороду уже не хватало и картофелина, нанизанная на допотопную вилку, была почти сухой, а оттого сковорода нещадно дымила…
И, естественно, что Надежда, представляя, что всю эту стряпню ей самой придется еще и вкушать, размазывала слезы по щекам.
Антонина же, наоборот, делала вид, что не замечает страданий девочки.
- Уже не дите, поди, съешь. Сама же пекла. Думаю, что не помрем от твоей стряпни. – Бормотала она, накрывая стол в центре, которого стояла большая тарелка с уже испеченными Надеждой оладышками, точнее с тем, что от них осталось.
Но так как есть все ж таки очень хотелось, Надежда потянула, было, руку за тем, что горелой горкой лежало на тарелке.
- А руки кто будет мыть? Ступай, а я пока твои оладышки полотенцем накрою, чтобы они не остывали…
Надежда вынуждена была, сглатывая уже набежавшую слюну, молча пройти в ванную комнату, чтобы вымыть там руки.
А когда вернулась, то снова потянулась, было к тарелке, уже накрытой красиво вышитым полотенцем….
- А молитву кто читать будет? Неужто меня старую заставишь?
- Я не знаю… Не умею…
- Вот те раз. Нешто память отшибло от голода? Ну, так слушай…
И Антонина прочитала молитвы, что принято читать в православных семьях перед вкушением пищи. А потом кратко еще и объяснила их суть девочке.
- Теперь и откушаем то, что нам Бог послал…
- Оладушки мои горелые?
- Посмотрим, на всё Его воля…
И откинула полотенце, под которым сгрудились, дышащие жаром пышные и румяные оладушки…
Надежда глазам своим не верила.
- Бабушка Антонина, ты, что ль волшебница? - Спросила она.
- Ты и сама такой станешь, если не будешь забывать на каждое свое доброе дело брать у Боженьки благословение.
- А это дело было доброе?
- Напитать страждущего… Конечно же. Отцы и деды наши всегда делились последним куском с ближним, если тот попадал в беду.
- Это значит я – страждущая?
- Ты, моя радость. Но одно знаю точно, что скоро все твои горести и беды останутся позади. И ты снова обретешь семью…
- У меня и так есть семья… - Сказала Надежда, пережевывая уже второй оладушек.
Но ничего на это не ответила ей старушка, а лишь вытерла ладонью набежавшую слезу.
Олег за это время побывал в храме. Там ему помогли с поиском людей, которые могли знать, где проживает старушка Антонина, и к вечеру он уже узнал ее адрес.
Надежда же наевшись оладушек, уже лежала на диване.
- Никогда ничего вкуснее на всем свете не пробовала. – Сказала она Антонине, что сидела на стуле с ней рядом и что-то вязала рядом.
- Свое, да с любовью – что может быть вкуснее и полезнее.- Ответила старушка.
- Бабушка, а почему ты сказала, что я скоро обрету свою семью?
- Ты же у нас – Надежда?
- Да!
- Значит рядом должны быть еще – Вера, Любовь и матушка их София… В таком составе было это святое семейство.
- Святое?
- Святое!
- И чем же оно прославилось?
- Неужто не ведаешь?
- Нет.
- Ну, тогда устраивайся поудобнее и слушай. Эту древнюю историю рассказывала мне моя мама - Наталия Осиповна Попова. Она была замужем за моим отцом - священником Артемием Поповым, что служил в селе Ясеневом, нашей же губернии. Там же и я у них на свет народилась. А было нас у нее двенадцать душ. Я была самая любимая, так как последняя…
Надежда перевернулась на бок и устремила свой ясный взор и тонкий слух на Антонину.
- Ну, да что это я все о себе-то? – Антонина отложила в сторону вязание и начала свой рассказ:
- Времена, в которые жило то святое семейство, относятся к периоду правления, если мне память не изменяет, римского императора Адриана и было это во втором столетии по Рождестве Христовом в городе Риме. Жила там одна вдова по имени София, что значит премудрость. И было у нее три малолетних дочери – Вера, Надежда и Любовь. Вся семья славилась христианской добродетельностью и всей своей жизнью показывала пример благочестия и веры. Слух об этом дошел до императора и Адриан повелел привести их в себе во дворец. София чувствовала, что им всем предстоит подвиг мученичества за веру Христову. Сама-то она была крепка в вере. А вот дочери? Ведь старшей Вере было всего-то двенадцать лет, Надежде – десять, а Любви – лишь исполнилось девять. И в горячей молитве своей к Богу она просила, чтобы Всесильный Господь не оставил их Своей святой помощью.
Дочерям же своим наказывала, чтобы они не прилагали сердец своих ни к славе, ни к богатству, ибо все это, как дым со временем исчезнет. И чтобы помнили наставления материнские о страхе Божьем, ибо Он один не оставляет страждущих за Него.
Выслушав внушения матери, дочери умилились сердцем, возрадовались и бодро ожидали своей участи.
Первый, кто не поклонился языческим идолам, был жестоко мучим поджиганием тела на раскаленной решетке, и вышел по воле Божьей невредимым после этого мучения – была Вера. А потому и первой же была умерщвлена через отсечение головы.
Десятилетнюю Надежду, как и ее сестру - Веру склоняли к отречению от Христа, обещая земных выгод и ласк, но и она осталась непоколебимой. Тогда раздраженные твердостью святой отроковицы, мучители велели приготовить для нее раскаленный котел с кипящей смолой. И уже хотели, было, бросить в него ребенка, как котел лопнул, а кипящая смола опалила самих мучителей. Так проявилось заступничество Божие, и ко второй мученице. После этого отроковице также повелели отсечь голову. Она успела лишь поцеловать мать и младшую сестру, сказав ей: предстанем вместе пред Святой Троицей. И сама преклонила голову свою под меч…
Тут Антонина прервала свой рассказ. Она увидела на глазах Надежды росинки слез и протянула девочке носовой платочек.
- А как погибла Любовь? – Спросила она свою рассказчицу.
- Ее, как самую малую решили тогда попугать раскаленной печью…
- И что же произошло?
- Дите, оно и есть дите. Уверовав в любовь Бога, она сама вошла в печь… и ходила там взад и вперед среди огня неопалимая. Правда, после этого девочке, как и ее сестрам, также усекли ее ангельскую главу.
- И никто не вступился за них…кроме Бога.
- Нет. Времена были жестокие. Зато многих из тех, кто видел это чудо, эти дети привели к вере во Христа.
А матушка, София, как же она все это выдержала?
- Ее не подвергали мучениям по жестокому и коварному расчету императора. Он оставлял ей жизнь, а вместе с ней и безысходное горе.
- А как же ее Бог? Он помог ей, как и дочерям? – Спросила обеспокоенная Надежда.
- Господь вскоре же утешил святую Софью. Похоронив своих детей, она три дня провела у их могилы в непрестанной молитве. Там же и уснула в смертном сне, соединившись со своими детьми в царстве Того, любовью к Которому были преисполнены их сердца.
- Значит я ношу имя одной из этих юных отроковиц?
- Да, солнышко мое. А потому помни об этом и постарайся с помощью Божьей подражать ей уж в своей жизни.
- А почему вы одна, где и кто ваши дети? – Снова спросила девочка Антонину.
- Я почитай уже весь век одна. Как матушку схоронила, так себя Богу и посвятила.
- Выходит, что вы тоже Христова невеста?
- Выходит….
В это самое время раздался звонок. Кто-то пришел в их дом, и старушка пошла отворять дверь нечаянному гостю.
Вместе с Антониной в комнату, где сидела Надежда, вошел знакомый ей охранник Олег.
- Ну, здравствуй, красавица… Ты по дому еще не соскучилась? А то может пора и честь знать.
- Бабушка Христова невеста, ты позволишь мне к тебе еще приходить?
- А я с тобой и не прощаюсь. Ведаю, что очень скоро еще встретимся. Мне тебя еще вязать научить нужно…
Через час машина доставила Надежду в ее родной, но уже осиротелый и пустой дом. В ту ночь она долго не сомкнула глаз, вспоминая и рассказ Антонины о святом семействе, и родителей по которым уже скучала…
Не спали в ту ночь и в палате Гриднева.
- Вот ты говоришь молиться. Но как? – Спрашивал губернатор десятилетнего ребенка.
- А вы кто по профессии? – Спросила его Вера.
- Предприниматель, организатор…
- Вот видите. А теперь представим, что для одного доброго дела вам нужно что-то получить от человека, который главнее вас. Но таких просителей у этого начальника много. А значит, чтобы он вам поверил и помог, вы должны найти такие искренние слова, чтобы они затронули его сердце. И если вы их находите, то в результате получаете то, что вам нужно. Так и в вере. Нужно только постучаться и тебя обязательно услышат…
- Кто?
- Царица Небесная, матушка всех сирых и обездоленных. Она каждого из нас знает как свой пальчик на ладошке, чувствует его, слышит, проявляет о нем должную заботу. Матушка наша воистину бездна благостыни и щедрот.
-Вот так просто постучать и тебе откроются небесные врата?
- По вере нашей дается нам. Нельзя молиться без уверенности быть услышанным. И здесь дело не в силе голоса, а чистоте вашего сердца. Когда вы последний молились?
Гриднев молчал.
- Ну, что же вы молчите? Неужели не помните? – И тут же Вера устремила свой взгляд на небо, словно видела через потолок и сказала:
 – Боженька, миленький, прости его грешного. Дай ему силы подняться. Ты же для чего-то сохранил его жизнь. Тогда не оставляй на половине пути. Очень тебя прошу…
И тут же, успокоенная, улыбнулась.
- Что улыбаешься? Думаешь, я так и поверил, что Он тебя услышал?
- Знаю и еще вижу…
- Что же ты видишь?
- Вашу дочку…Она уже дома. Но не спит. Она думает о вас…
- Твоими устами да мед бы пить… - Грустно сказал Гриднев и задумался. Но его задумчивость прервал стук в дверь. На пороге стояли дежурный врач и его охранник Олег.
- Смотрим, свет у вас горит, вот и решили потревожить не дожидаясь до утра…
- Что-то узнали о Надежде? – С тревогой спросил губернатор своего охранника.
- С Надеждой все в порядке. Она уже дома и в кровати…
Гриднев перевел свой взгляд на Веру, и она снова улыбнулась.
- Завтра утром мы ее к вам привезем… Вот только…
- Никаких только. Поставите еще одну кровать и все, что необходимо. А теперь подойди ко мне ближе, я должен дать тебе еще одно задание.
Олег наклонился, а Гриднев сказал:
- Ты должен выяснить все, что произошло десять лет тому назад в родильном доме, где лежала моя жена. Мне нужна вся правда… Ты меня понял? Это очень важно. Ступай, сынок, я буду ждать…
Олег и врач вышли.
Какое-то время Гриднев сдерживал то, что накопилось в груди. Наверное, стеснялся ребенка, что был рядом.
Вера подошла к его кровати сама и нежно провела ручонкой по его голове.
- Вы меня не стесняйтесь, поплачьте. Это помогает… - Сказала и отошла к своей кроватке.
И тут впервые Гриднева словно прорвало. Он заплакал навзрыд. Пожалуй, как никогда в жизни. И жизнь вся завертелась, как в калейдоскопе, и он погрузился в свои воспоминания и увидел все то зло, что он принес в этот мир, каждого человека, которого обидел или оскорбил. А потому всю ночь каялся, прося прощения у каждого из них, потому, что верил, знал, что они все его сегодня слышат…
Всю ночь не спал и Олег. И вот, что он узнал. В ту рождественскую ночь с поезда «Санкт-Петербург-Москва» сошла молодая женщина, у которой прямо на перроне начались преждевременные роды. Вызванная машина скорой помощи отвезла ее в областной родильный дом.
А далее началась уже другая история, которую знали лишь три человека: дежурный врач, акушерка и медицинская сестра, что дежурили в ту ночь у постели жены нового губернатора.
Дело в том, что ее собственный ребенок оказался мертв еще до появления на Божий свет. Звонить отцу, естественно, и сказать об этом просто боялись.
И тут привозят неизвестную роженицу с вокзала. У нее успевают принять двух девочек-двойняшек, но жизнь самой женщины врачам спасти не удается.
А так как ни роженица с поезда, ни родившиеся дети, официально, не числились в регистрационных журналах роддома, то одну из девочек тут же перенесли в палату, где еще под наркозом после кесарева сечения лежала жена Гриднева. А её мертвого ребенка записывают на неизвестную с поезда. И ребеночка, мол, не уберегла и сама при родах умерла…
Вторую же девочку, как удалось выяснить Олегу, взяла акушерка для кого-то из своих знакомых. А здесь все было уже, как в плохой сказке. Знакомый тот, с помощью все той же акушерки, упаковали новорожденного ребенка, как игрушку, положили девочку в красивую рождественскую корзинку, добавили туда же толстый пакет с долларами на всякие непредвиденные расходы. И решили, что таким рождественским подарком, подобно добрым аистам, они сделают счастливой еще одну женщину, давно желающую иметь собственную дочку, договорившись выправить и документы, подтверждающие это рождение именно ею.
Почему Господь не давал ей самой такой возможности, не ведаем. Казалось бы, и здоровье есть, и средства имеются… Но не нам судить. Слушайте, что было далее.
И по поводу взаимовыгодной договоренности, а также от радости нечаянно обретения ребеночка, решили немного выпить. И выпили, как это бывает у нас. Потом долго прощались, и еще долго тот мужчина ловил такси в эту рождественскую ночь. А когда уже подъехал к своему дому и отпустил такси, и поднялся на этаж к той, кого хотел осчастливить, то понял, что где-то там, на остановке, где ловил такси, он и забыл ту самую заветную корзинку с младенцем… Вот только где была та остановка, он уже не помнил. И что стало с младенцем, оставленным на ночной дороге? И жив ли он вообще? А потому, еще до того, как он нажал кнопку входного звонка, он просто решил забыть обо всей этой истории: - Ну не дает ей Бог детей, я то здесь причем?… - А уж после этого нажал звонок и раскрасневшийся, что пьяный дед мороз, ввалился в открывшуюся дверь…
Вот так Вера и оказалась в доме Валентины. Оказывается и такое еще в жизни случается.
И последнее. В линейном отделении милиции, за окошком завалилось найденное в ту ночь на перроне удостоверение личности. Девушка на фотографии была молодой и симпатичной. И ее якобы потерянное удостоверение вставили в окошко дежурного, чтобы она радовала бывалый милицейский глаз. Так она и стояла несколько лет, пока перед ней не поместили другую… По просьбе Олега удостоверение то удалось вытащить и отдать ему. С ним и с полученной информацией он и приехал на следующее утро к Гридневу.
В палате губернатора уже стояли две кровати. Вера и Надежда во что-то играли и почти не обратили внимания на появившегося Олега.
По просьбе Гриднева он взял стул и подсел к самой кровати. А потом начал рассказывать о том, что узнал ночью. Когда губернатор все узнал, то отпустил его на отдых, но у дверей вдруг вспомнил об удостоверении и спросил, взял ли Олег его с собой.
Охранник достал из кармана старенькое удостоверение и передал его Гридневу. После чего вышел из палаты.
Губернатор некоторое время держал в руках корочку, на которой было крупными буквами выведено: Эрмитаж. А затем развернул. С фотографии на него смотрела молодая София… А это означало, что дети, которые сейчас мило ворковали в его палате были его родными детьми. И чтобы узнать об этом Господь попустил ему все эти бедствия и печали, что навалились на него за эти дни, как снежный ком. Но не сломал. А значит, все в его жизни только еще начинается.
Вскоре он познакомится с иеромонахом Владимиром и его духовным наставником отцом Михаилом.
А еще через год вдруг, неожиданно для всех, не стал выдвигать свою кандидатуру на новый губернаторский срок.
И в очередное Рождество Христова в храме Пресвятой Троицы объявили о новом председателе приходского совета. Правда, мало кто узнал в этом благообразном человеке с седой окладистой бородой преображенного губернатора области.
И долго в праздничном хороводе, вместе со всеми прихожанами, кружились, помогая и неся радость людям, подрастающие невесты Христовы – Надежда и Вера, коим дала жизнь их мать - София, а соединила в этой жизни - всеосвящающая Любовь.
Слава Тебе Боже наш, слава Тебе!