ПРОСТИ МЕНЯ, ГОСПОДИ!
/ или большие унижения начинаются с мелкого подхалимажа /.
Данила стоял на вершине горы Синай. Он ждал, может быть, единственного в жизни значительного события. Все вокруг по прежнему было залито ночной тьмой. Но до наступления утра оставались мгновения. Природа готовилась к пробуждению. Нарастающее напряжение неумолимо концентрировалось в пространстве, заставляя нетерпеливо переступать с ноги на ногу. На непокрытой голове Данилы чуть шевельнулась паутина волос. Защекотало в носу. Он сморгнул повлажневшими глазами. Толщина золотой окантовки горизонта принялась увеличиваться. Она еще не давила на глазные яблоки отраженными земным ободом лучами. Она только распухала, не спеша переливаться растекавшимся по твердому эллипсу золотом. Под рукой сильнее отсырела жесткая поверхность ребристого камня. Словно остывшая за ночь скальная порода спешила вспотеть, чтобы таким образом защититься от первых жгучих лучей. Оживал едва осязаемый ветер. Где-то скрипнуло, вскрикнуло. За спиной вспорхнул легкий хлопок. Казалось, неведомые силы торопились распустить паруса, чтобы поймать вздувшийся поток света и тепла и вынести застоявшийся в галактической бухте крутобокий корабль на океанский простор Вселенной. Понятно, что начинают перемешиваться холодные и прогревающиеся слои воздуха. Но почему пласты теплом пропитываются неравномерно? Разве они имеют неодинаковую плотность? Казалось бы, воздух. Почему с восходом солнца усиливается ветер, а земля и камни принимаются увлажняться, словно кто-то неведомый решается их выжимать? Слышно, как пробуждается скудный растительный и животный мир. Он еще во сне, но уже на грани дня. И грань эту передвинет за спину первый луч солнца.
Данила снова поднес руку к лицу, пальцами помассировал веки. Остался позади вместе с осыпающимися пирамидами заснувший на века народ Египта, уткнулось в берег раскаленное шоссе по Аравийской пустыне. Как перед Моисеем и его паствой, Красное море перед Данилой не расступилось. С сонными со дня появления на покрытой трещинами земле, с трескучими же губами, представителями местных племен, он пересек его на пароме. И снова разноцветная от редких рекламных щитов, но как сотни лет назад единственная, лишь забетонированная, дорога по курящимся маревом барханам Синайского полуострова. Наконец, показалось то место, на которое ссылаются многие святые книги почти всех религий мира. Поблагодарив поводыря - араба, Данила спрыгнул с крутого лохматого бока двугорбого верблюда. Впереди темнела возвышенность с утоптанным, отшлифованным миллионами ног, извилистым и тесным подъемом на вершину. Не Эверест, даже не Столовая гора. Но... гора Синай, с которой можно рассмотреть круглый и маленький мир, каковым он является для добравшихся до заоблачных плато знаний людей. Данила не стал нарушать заведенный порядок. Как и все до него, ночью вскарабкался сюда, на окруженный скалами просторный пятачок. Никто не сделал замечания, не спросили, не подсказали. Он знал, как поступать и что делать. И теперь стоял на плоской каменной глыбе, готовился встретить первый луч солнца один. Так он решил давно.
Заря только чуть тронула далекий горизонт золотыми красками. Шевельнулись слои
остывшего за ночь, с терпковатым прожаренным запахом, знойного воздуха пустыни. От скальных нагромождений вокруг и под ногами повеяло прохладой. Данила провел ладонью по ближней шероховатой поверхности. Она показалась здорово отсыревшей. Вокруг никого и ничего, хотя чувствовалось, здесь давно ключом била жизнь современного мира. Сейчас мир этот притих, затаился, лишь изредка выдавая себя тревожащей ноздри случайной пахучей струйкой, нечаянным, не от природы, отблеском среди каменного вертепа внизу. Ни шелеста птичьих перьев, ни шороха змеиной кожи. Естество... за минуту до пробуждения. Но далеко не по Сальвадору Дали. Он снова вперился взором в с оттянутыми концами линию горизонта, боясь пропустить то мгновение, ради которого сюда, на библейскую гору Синай, слетались "подобия божии" со всех концов круглой маленькой планеты. Разве первый луч солнца надеялись они поймать, когда тот вырвется из-за горизонта? Как несколько тысяч лет назад впитал его сам Моисей, путеводная звезда двенадцати колен народа израильского. Это было бы слишком прозаично. Они мечтали увидеть бородатый образ самого Пророка на враз воссиявшем небесном своде. В переливах золотых лучей, в белых одеждах, с черными распущенными волосами, спутанными струями ниспадающими по узкому иудейскому лицу на длинную жилистую шею, на худые плечи, на спокойно вздымающуюся грудь. Почему, ради чего грезили они рассмотреть в утреннем сиянии среди бескрайней пустыни этот образ? Что смог бы он им дать, когда носитель его земную свою карму давно отработал? Надо признать, блестяще. Наверное, по привычке люди просто тянулись к идолам, к тем, с чьими именами связаны малые, великие - любые - свершения. А за плечами Моисея громоздились события, несоразмерные с силами - духовными и физическими - человеческими. Он стал Пророком, и после физической смерти не ослабившим влияния на жизнь нации. С ее усилиями на народности и нации другие. Моисей стал основоположником Пятикнижия. То есть, Ветхого Завета, свода законов земного Бытия, из которого в нужное время вытек Завет Новый. Для остальной части человечества. Потому что у них Вождя, сумевшего поговорить с Господом и добившегося права для своего народа на землю облюбованную - Обетованную - не было. Египтяне, самая на тот момент цивилизованная нация в мире, поклонялись Богу Солнца Ра, не смогшему через фараонов передать людям священные заповеди. Как и вожди поздней Греции, фараоны дискуссии с Богом не вели. Равно, как и покорившие тех, и других, римские цезари. Последние вообще были язычниками Оставались покрытые мраком Индия и Тибет, которые в возрасте зрелого юноши посетил Иисус Христос. Но до понимания тайн народов этих двух стран люди еще не доросли.
Но тот, кто стоял сейчас на вершине, знал больше. Данила твердо представлял себе, зачем люди со всех концов Земли тянутся сюда, на гору Синай, почему каждый из них в душе лелеет надежду узреть образ Моисея в утренних лучах солнца. Не потому, что он был Вождем великого, богоизбранного народа. И не потому,что довел двенадцать колен израилевых почти без потерь до земли облюбованной - земли Обетованной. И не потому, что дал горячо любимому народу свод законов - Пятикнижие, из-за которого прочие жители планеты Земля стали уважать евреев как единственную нацию, наиболее близко поднявшуюся к самому Богу. Нет, конечно. Даже не за неординарный ум этого народа, выделенного людьми же среди себя. А за то, что Моисей вручил своей нации Истину не преломленную. Не искривленную при прохождении через земную атмосферу. На каковую ориентировались и продолжают в нее верить остальные. Все. Пророк принял Истину от самого Бога Яхве в виде десяти скрижалей. И завещал ее, выбитую на десяти каменных досках, в неизмененном виде соплеменникам. То есть, получил и передал евреям Истину из рук в руки. Моисей не записывал на тяжелых досках законы сам, как после него проделал это с помощью помощников с "учениями о четырех благородных истинах" Сиддхартха Гаутама. Или Будда, или Шакьямуни, что одно и то же, потомок индийского царского рода. Как через шестьсот лет записал через учеников Новый Завет Иисус Христос, или Езузус. Как еще через шестьсот лет, услышав откровения от Аллаха, повторил подобное потомок рода Бану-хашим арабского племени курейшитов Мухаммед. Или Магомет, Мохаммед. У этих пророков, кроме Христа, который сам сын Божий, и который после смерти предъявлял самого себя, нет вещественных доказательств общения с Господом, как у Моисея. Откровения их, в каковых в образе Пророка упоминается Моисей, а в образе Богочеловека Иисус Христос, появились позже. Со своей подлинной, неискривленной, Истиной Моисей был первым. Значит, на него, как на путеводную звезду, зажженную Господом, осветившую путь от Бога к людям, надо равняться остальным.
Все это Данила знал. Прежде, чем отправиться в дальний путь, перечитал массу книг, включая Ветхий и Новый заветы. Но ни одна из них не давала ответ на главный вопрос: есть ли на самом деле Бог и в каком месте Он находится. В конце концов, после анализов прочитанного и блужданий во тьме недомолвок с откровенным бредом, пришел к мысли, что Господь может быть только "растворен" в каждом из всего. Открытие лежало в ларчике с простым замком. То есть: бесконечнее Бесконечного быть не может, как не существует вечнее Вечного и неизмеримее Неизмеримого. Эти обозначения исчерпывающие. Не земной горизонт, который можно отодвинуть. Остается заглянуть в себя. Или познать себя. Для этого нужно было Время. Абсолютно все. А стоило ли тратить его, драгоценное до мельчайшей доли мгновения, на неизвестное, на которое никто не дал и приблизительного ответа? Не правильнее ли использовать разумно время и силы для достижения вершин на Земле, чтобы после смерти они служили потомкам путеводными вехами? Если упорно стремиться к цели и замысел осуществится, то количество последователей увеличится. Об этом написано столько книг, что если составить стопку, она достанет до самого Бога, коего ни одно существо никогда не видело, про которого ничего и не знает. Кроме единственного, что он есть, он людьми управляет. Где? Как?
Этот вопрос мог прояснить лишь Он - Иисус Христос. И только с Ним встреча представлялась реальной. Он побывал в человеческом теле.
Отняв пальцы от век, Данила разлепил влажные ресницы. И замер. Зеленый стремительный луч вырвался из-за подрагивавшего золотыми переливами горизонта, ударил сначала вверх. Рассеялся. Затем опять собрался в пучок, достал концом до вершины горы. Отразившись от боковой поверхности скалы, проткнул темноту насквозь. На многие сотни километров. И тихо растаял зеленоватым дымком. Испарился, будто его не было. Как завороженный стоял Данила несколько минут, не в силах осмыслить увиденное. Сразу за лучом заклокотал расплавленным золотом опоясавший Землю обод, мощным потоком выплеснулись через него яркий свет и горячие струи воздуха. Затопили пустыню, шалаши бедуинов, придорожные домики. И саму гору. Но в зрачках у Данилы все еще блистал зеленый луч, странно изменивший направление. Наконец, мысли прекратили роиться, выстроились в цепочку. Там, куда отвернула светло-изумрудная небесная указка, находилось государство Израиль, на территории которого возвышалась гора Голгофа с могилой-пещерой Иисуса Христа у подножия. К ней торопился Данила. Туда посылал и не проявивший себя небесный покровитель, одобривший жажду знаний. Образ пророка Моисея в белых одеждах и с черной бородой не отразился на лазурном небосводе. Не случилось чего-то необычного еще. Только высверк зеленого луча. Его оказалось достаточно, чтобы силы удвоились. Чтобы сделать первый шаг в заданном направлении. Смахнув с бровей пот, Данила поднял с камня сумку и тронулся к началу спуска с горы. Вокруг занимался знойный, ослепительно яркий день...
Дорога, дорога. Верблюды, ослики, редкие автостопы. Чумазые попутчики с первоначальным неистребимым желанием заработать, потом вежливо равнодушные к случайному гостю на спине их скотины, или на сидении в салоне их автомобиля. Странные - дырявые - границы, которые переходят в любых направлениях кому как заблагорассудится. Но всякие дороги, шоссе, просто путь - на крепком замке с алчными погранцами с громадными погонами на плечах неряшливых кителей. И зубы. Белые, крепкие. Никогда никакими пастами не чищенные ровные частоколы зубов. Американцам после арабов делать нечего. Как арабам после негров. И как последним после обезьян. Все течет, все меняется. Все крутится вокруг своей оси, по спирали. Все повторяется. Только по другому. Гнилые зубы развитого Запада начинают потихоньку поблескивать, тогда как белая кость обезьян, негров и арабов покрывается червоточиной. Ничего нового в облике, поведении, чувствах человеческих. И ничего прежнего из орудий труда, отдыха. И войны. Древняя привычка обрабатывать землю, но... мощным трактором. Кусать ногти... за рулем автомобиля. Показывать звериный оскал... поверх автомата Калашникова с подствольным гранатометом. Как нигде на земле смешал старое и новое арабский Восток. Впрочем, все умеют крутить баранку, смотреть телевизор, стирать белье в стиральной машине. Придумывают перечисленные вещи лишь пересчитанные по пальцам нации.
Данила воочию видел разницу в поведении людей. Но различия наоборот, как и многое другое, внешне понятное, добавляли неразрешимых вопросов. Почему появившиеся на земле раньше других народы безнадежно отстают в мышлении от пришедших позже? Почему в тех странах, где сам климат предоставляет возможность обходиться без дополнительных затрат на одежду, питание и жилье, люди до сих пор не выбрались из первобытной среды обитания. Казалось бы, карты в руки. Не заполярные Норвегия, Финляндия. Гренландия, где нос на улицу не высунешь. Но именно в этих странах самые передовые технологии, самые прекрасные условия для жизни. Объяснение, что там, где хорошо, работать не хочется, удовлетворить не могло. Почему, если присутствуют идеальные для этого положения? Снова парадокс. Выходит, если страна для существования не совсем пригодна, у людей лучше развивается сообразительность и работоспособность. Но как же Монголия, Сибирь, не говоря о народах Севера?.. Вот именно. В то же время, в Грузии, Армении, Азербайджане, Турции, Иране по сравнению с залитой дождями, обледенелой Швейцарией, вообще рай. Значит, дело не в природных катаклизмах, а в самих людях. В них нужно искать ответ. Каким он тогда получится, если все человеки на земле пошли от Адама и Евы? У всех один отец, одна мать. Один общий воспитатель - Природа. Вопросы, вопросы... Без начала и конца.
Даниле нужна была Истина. Зачем? Этого он и сам не знал. Люди прекрасно обходились без нее. Жили без Истины, любили, плодили детей, ели хлеб насущный. Трудились в поте лица. Или не трудились, но кушали сытно. Не добивались любви, не доказывали свою преданность друг другу. Даже смертью. Неведомыми седьмыми чувствами отыскивали счастье. Нащупывали. Иной раз под конец земного пути. Или прозябали по принципу: "стерпится - слюбится". Не хотели рожать детей, но пробивал срок, и на свет розовыми и крепкими появлялись мальчики и девочки. Или хотели рожать, да так и увядали бесплодным сухостоем. Раскручивались по таким гнусным правилам, что, казалось, как только Земля выносит. Никто их не наказывал. Наоборот, неуклонно поднимались вверх по служебной лестнице. Или не вставали с колен, отбивая земные поклоны, следуя канонам общественного бытия. Божественому наказу в первую очередь. И получали болезни, пустую похлебку, презрение собственных детей. Скорую смерть. За что? Почему одним незаслуженно все, другим заслуженно ничего? Как такое получается, по каким несправедливым законам! И как на это смотрит Бог? Он бесстрастно взирает с небес, ни во что не вмешиваясь, ничего не меняя. Ему совершенно нет дела до сотворенных им тварей. Почему Господь забыл про своих детей, про людей? Почему не воздает каждому по делам его, не вершит суда праведного?
И Данила, сколько себя помнил, искал Истину, докапывался до нее. То вдруг открывалось сверхразумное, такое, что вопросы отпадали сами собой. То чувствовал, что забредал в тупик, из которого не было выхода. Приходилось нащупывать путь заново. Он понимал, что к Богу, эдакому узколицему, с длинной, узкой же, седой бородой, однажды на несколько мгновений проступившему из бездны космоса в необъяснимых полусне - полуяви, обращаться не стоило. Величие и мудрость Господа, его внешний вид в белом божественном сиянии, являлись как бы ответом на любые "почему?" маленького земного существа. Только завораживающее созерцание без всяких мыслей, но с пониманием абсолютно всего. И даже приоткрывающего завесу чего -то большего, едва уловимого. Огромного, обширного, от прикосновения к которому планета Земля и звездный мир вокруг, их сущность, становились ясными, понятными, как разложенные на просто открытой ладони. В сравнении с этим людская суета превращалась в ничто. Суета сует. По Экклезиасту. Но тогда нужно было не искать, не мучиться, а уходить туда, в то неуловимое, где без слов дают ответы на непростые вопросы. А как? Кроме как вознестись душой, другого пути нет. Значит, надо лишать себя жизни. Но это является большим грехом. С грехом на плечах в первозданный божественный свет? Других грехов, нажитых земной суетой, не искупленных, тоже достаточно. Главное, зачем уходить? Для чего? За ответами? Почему их нельзя получить здесь, на земле? И вообще, кому там нужен? Мир тот не знает, что делать, тоже не представляет. Да и к чему было рождаться на Земле, если в великих книгах сказано, что сюда мы приходим оттуда. Возвращаемся снова туда.
Конечно, есть еще один способ, бескровный. Нужно научиться медитировать. И тогда можно летать по бесконечным просторам космоса сколько угодно, встречаться там с кем душа пожелает, получать ответы на все вопросы, кроме касающихся непосредственно Бога, потому что Бог есть субстанция неприкосновенная. На него даже смотреть запрещено. И возвращаться снова на Землю. Да, но приходится возвращаться. А с Земли видится по земному. Значит, добытые знания снова трансформируются в обычные житейские проблемы, потому что опять примешься вариться в людском котле. Даже мудрейшие из мудрейших - йоги и отшельники - не святые. Они земные, и оттого мыслят чуть выше человеческого горизонта. А земных святых не бывает, как не бывает Истины разной. Для всех живых она одна. Живое же все. Что на миллионы лет уснуло, то через миллионы лет проснется.
Но как соединить Истину небесную с Истиной земной, когда, пройдя всего лишь через атмосферу, она преломляется как луч в воде. И луч этот уже не прямой, не правильный, а искривленный. А должен быть идеальным, потому что Истина для всех одна. Она несгибаема, неделима, неперевоплощаема. Она цельная.
Однажды, после очередной пьянки, Данилу избили. Он не помнил, как вырвался, как вошел к себе домой. Упал на пол. Так было плохо, что, казалось, душа расстается с телом. И вдруг почувствовал, что дверь, стены прихожей раздвигаются. Пространство заполнила черная космическая бездна. Он очутился на краю этой бездны, понял, что сможет пойти по ней. Как Иисус Христос по воде, затем по небу. Тело осталось лежать на полу в неудобной позе, он глядел на него со стороны. Значит, отделилась душа. И он сделал несколько шагов. Люди представились ничтожными, суетящимися безо всякого смысла. Гнездо с тараканами с неубранными кучами нечистот. Если появиться перед ними, распластаются в пыли и начнут молить о прощении, о помощи. Еще понял, что помогать не следует. Они недостойны. Или он не хочет, нет желания. А может, не имеет права. Но это было не главным. Убогость общества людей, одним из членов которого только что был, не тронула его. А состояние божественности не возвеличило, не поразило. Он ощутил, что может все, но это было ни к чему. Вдруг почувствовал тоскливое одиночество, ненужность, потерянность в темном неведомом пространстве. Там, на земле, сразу охватывали пусть бестолковые, но привычные заботы. Необходимо было бороться в первую очередь за выживание, что-то делать, куда-то бежать. И все глупые помыслы были важными. Здесь же, в космической черноте, ни он никому, ни ему никто. Никого. Ничего. Пустота. Лишь обволакивало неземное чувство успокоенности, расслабленности. Блаженства. И он захлебнулся в просьбах к Господу о возвращении на Землю. К людям. А как почувствовал себя снова скорчившимся на полу, как содрогнулся от первых позывов рвоты, сразу увидел, что в незапертую дверь вошел сосед, тот, который с собутыльником сначала пил за его счет, затем угощал кулаками. Не обращая внимания на стоны и жалобы Данилы, тот продрался в комнату, принялся приглядываться и прицеливаться, намереваясь присвоить что-то из вещей или одежды. Многое из нажитого пропадало не единожды, не по вине одного соседа. Их, крысятников, было достаточно. Но даже эти действия вкупе с разбитым лицом, всем телом, не заставили повернуться к божественному образу, воплотиться в него, чтобы стереть в порошок суетящуюся в комнате тварь. И сосед ушел. Через пару лет он покинул грешную землю навсегда. А тогда, распростертый на полу, Данила встал и закрыл за ним дверь на ключ.
Да, там все было ясно. Из глубины Космоса Данила имел неограниченную власть над людьми. Но она была не нужна. Он не желал, не мог, или не владел правом ею пользоваться. Скорее, даже не хотел, потому что могущественную власть употреблять нужно разумно. А как наказывать или поощрять с умом, когда неизвестно, кто прав, кто виновен. Необходимо время, чтобы вникнуть в проблемы. Иначе наломаешь столько дров, что мир создавать придется заново. Выходит, данной привилегией должен обладать тот, кто этот мир смастерил. Да и люди показались ничтожными, не стоящими того, чтобы обращать на них внимание. Неужели именно так представляются и самому Богу, потому что успели достать и его? Тогда можно было бы поставить точку. Ответ светел как Божий день - разбирайтесь сами.
Скорее всего, так Господь и мыслит. И вот здесь рот начинал раздирать крик. А почему Он мыслит так? Какое право имеет думать именно так? Он не варился в людском котле, не знает законов земного бытия, которые людям пришлось по мере приобретения опыта принимать самим, а взвалил на себя обязанности вершителя судеб. И вершит судьбами вкривь и вкось под неумолчные стоны созданных по образу и подобию своему. Бог ведь только создал. Даже первые люди - Адам и Ева - обладали не правами и законами, а имели лишь один запрет, который в удовольствии нарушили. Не надо ссылаться на Змия - Искусителя. Если бы Творец не желал воссоединения, он бы сотворил не мужчину и женщину, а кого-то одного. Или двоих, но однополовых. Значит, все было продумано до мелочей. Созрел плод - Любовь - без долгих рассуждений его сорвали. А если так вознамерено изначально, то необходимо было проследить и дальнейшее развитие событий, чтобы облегчить страдания беспомощных подобий своих. Если это действительно подобии, а не снятая в бездне космоса с кого-нибудь, с чего-нибудь форма. Но раз так принято считать, пусть останется. На самом деле, да как бы все не так. Сколько непредвиденного свалилось на головы несчастных человеков! Войны, эпидемии, природные катаклизмы... Из миллиардов семей единичные живут в мире и согласии. Остальное - густое хлюпающее варево из низменных страстей, преступлений, пороков. Откуда Господу знать про все это, когда он - существо нереальное. Вернее, не обладающее человеческой плотью. Плоть не стесняет его, не ограничивает в действиях. Не гниет, не отзывается болью. По каким признакам Он ведает о свойствах телесной клетки, в которую заточена душа человека? Вообще, не сами ли люди придумали Его похожим на себя, несмотря на то, что в Библии четко прописано: "Не сотвори себе кумира"? Парадокс! А может: "выше себя не прыгнешь"? И все-таки, это опять же не главное, хотя большие унижения начинаются с мелкого подхалимажа. Неужели души на Страшном Суде не рассказывают о положении вещей на Земле? В конце концов, Иисус Христос тоже побывал в образе человеческом. Разве и он не смог донести Правду до Господа? В Библии из всех действующих лиц он один проповедовал ее. За что поплатился сполна. Жизнью. Остальные - апостолы, цари, простолюдины - имели свою, выгодную для себя, Правду, больше смахивающую на ложь. Во спасение.
Даже Иуда прикрывался ею. Разве он лгал, когда нашептывал власть предержащим о деяниях Иисуса? Нет, он рассказывал о том, что знал. И тоже конец один - смерть. У Иисуса отняли жизнь насильственно, Иуда лишил себя жизни сам. Одному вечная слава, второму вечное бесславие. Забвение. Но как смотреть. Забвения как такового нет, хотя один из смертных грехов гласит: " Не лги на ближнего своего". На языке людей это называется предательством. Казалось бы, должно было сработать. Но кто не слышал об Иуде? О нем знают все. Иуда удавился не за ложь, которая на самом деле являлась неудобной для окружающих правдой, а за измену по отношению к ближнему своему. Остальная толпа, предававшая Иисуса на каждом шагу, но не бывшая ему близкой, не понесла урона вообще. Значит, скопом вероломствовать можно, это станет называться общим недомыслием! Странно и другое, одна и та же Правда, рассказанная двумя людьми другим людям, занимающим разное социальное положение, обоих привела к одному концу - смерти. Только один говорил от себя лично, то есть, брал на себя ответственность. Второй повторял то же самое, но ответственность за сказанное возлагал на первого. Лишь в этом разница. Вывод напрашивается сам собой:
Бойся толпы. Она предаст и продаст, но не понесет никакого наказания. И не бойся лучшего друга своего. Если предаст он, ты его потеряешь все равно, потому что приговор он подпишет себе сам. Какой - значения не имеет.
И Данила постоянно искал, кому задать подобные вопросы. И нужна ли вообще Правда? Или можно прожить без нее, как существуют люди на планете Земля, не считая единиц, о которых мало кто знает и коих почитают в крайнем случае за чудаков. Но ни в коем разе за мудрецов, потому что мудрый на то и мудрый, что лучше промолчит. Еще он хотел спросить, почему за Правду платят Жизнью, а за Ложь не наказывают никак. Почему вся планета погрязла в несправедливости и лжи? Кто должен наводить порядок, вершить над этим суд? Есть ли антипод Богу - Антибог? То есть, Дьявол. Если есть, то зло не искоренится никогда, потому что, как и Бог, Дьявол бессмертен. И зачем тогда стремиться к добру и правде, если вечны зло и ложь. Как любовь и ненависть, красота и уродство. Нет предела красоте, как нет предела уродству. Значит, люди, животные, природа, мир, сама Жизнь действительно держатся на лезвии бритвы? Доля миллиметра туда - доля миллиметра сюда, мгновение туда - мгновение сюда - Смерть? Тогда зачем нужно стремиться к Добру и Правде, когда ясно, что наступит перекос? И не перекос ли на Земле сейчас? Кажется, он присутствовал всегда, со дня сотворения "рая земного". Вообще, куда человеки катятся? Почему больше несправедливости, нежели праведного? Данила размышлял, у кого можно было бы отыскать ответы на житейские загадки. Про Антибога он думать не хотел. Высоки и недосягаемы образы Бога и Его. Про Христа и Антихриста читал. Тем более, Христос - Богочеловек. Пострадал за Правду. Распяли на Земле. Людям свойственно посещать могилы близких. Должен отдать дань, тем более могиле своей, и Христос. Находится она в пещере у подножия Голгофы - Лысой горы. Гора возвышается над Землей Обетованной - Израилем. Надо узреть путь Моисеев, вникнуть в тайну выведенного им из египетского рабства великого народа, давшего миру Иисуса Христа. И с помощью Сына Божия попробовать разобраться в Бытия хитросплетении. Или по другому - из дуролома человеческого вырваться на светлую Христову дорогу, ведущую в царство ума. В мир наивысших познаний всего Сущего.
И вот он, Бейт-Лахм в крошечной, даже не обозначенной на карте, Палестине. Было бы что обозначать. Но Бетлехем, Вифлеем... Здесь родился Иисус Христос. Этот шумный, на первый взгляд бестолковый, как все они в Азии, небольшой городишко был родиной и царя Давида. Как Жуковка недалеко от Москвы, в Калужской области. Что там той Жуковки, десяток - другой дворов. Но... Жуков, четырежды герой. Одних весь мир познает, другого тот же мир узнал. Прикорнувший под оливковым деревом, поодаль от бородатых странников, Данила глотнул из фляги теплой воды. Омыл ею лицо. Затем встал, поднял голову к быстро темневшему небу. Над местом рождения Иисуса вспыхнула Вифлеемская звезда, осветила белыми лучами путь на север, в сторону Иерусалима, недалеко от которого находился холм под названием Голгофа. Жара начала спадать. Заворочались на своих толстых, пестрых подстилках и странники. Но звезды они не видели. И путь у них был свой. Просто после полуденного зноя пришло время подкрепиться. Сквозь стертую подошву ботинок ощущая идущий от придорожных камней огонь, Данила поправил на плече сумку и сделал первый шаг. Этот путь он решил пройти пешком. Впрочем, что осталось того пути по сравнению с уже отмерянным. Ночь с обеих сторон просторного шоссе колыхалась плотными волнами. Редкие пальмовые деревья вдоль не пытались сдерживать их. Разложив по обжигающим резиновым пластам воздуха широкие листья, они чуть шевелили ими, едва различимые в мерцании крупных звезд на темного атласа небе, изредка выхватываемые водянистым светом фар одиноких машин. Ни одна из них, торопливых, не надумала взвизгнуть тормозами возле Данилы. Окатив электричеством с головы до ног, проурчал дальше армейский патруль. Со времен Моисея на этом мизерном клочке расплавленной суши вдоль берега моря с горячей водой не прекращались войны, конфликты, вооруженные стычки. Крошечное христианское государство со всех сторон обложил алчно-воинственный арабский мир. Из глинобитных сот, из-за пестрых стен кирпичных строений, он смотрел на возведенные евреями посреди пустыни благоустроенные дома и коттеджи, на разбитые сады, цветники, залитые электричеством асфальтированные улицы азиатскими черными жадными глазами. Потоки бешеной зависти ядовитой патокой обляпывали стремление к лучшей жизни, к созиданию, к достойным человека разумного условиям существования. И это было еще одним парадоксом. Противоречием, наглядно показываемым неизвестно кем и для чего. Евреи ведь те же арабы. Так почему они решили - и сумели - круто изменить свой земной путь? С чего противопоставили себя - жалкая горстка принявших иную веру чернозадых голодранцев - тягучему как халва задиристому первобытному миру? Как могло случиться такое? Или это не очередная случайность, а закономерность бытия! Евреи словно втолковывали не только арабам, всему человечеству - делай как я. Чем больше ярких противоречий, тем больше выгоды для всех. Тем умнее люди. Почему? С чего? Кто дал толчок? С подачи Господа?..
Данила уже прошел солидную часть пути, когда небо на востоке начало светлеть. Он не чувствовал усталости, но под распалившимся солнцем ходить пешком по раскаленному шоссе было равносильно самоубийству. Поэтому мысль о привале заставила зорче оглядеться вокруг. Ветерок шевельнул светлый пушистый чуб, прохладным мячом прокатился между лопатками. Вдали, едва не на горизонте, показались освещенные электричеством строения. Нет, до Иерусалима было еще не близко. К тому же его нужно было обходить. Знаменитые Царские сады оставались далеко в стороне. Дорога вела вдоль водопровода Пилата, мимо Горы Злого Совещания, Змеиного пруда. Первым должен был показаться Нижний город, в котором располагались Дом Тайной Вечери с гробницей Давида. Затем Верхний город с дворцами Асмонеев и Ирода. Голгофа возвышалась на границе Предместья и Нового города. Там, за водоемом Езекии, громоздился и Храм Гроба Господня, от которого начинался, или в нем заканчивался, Скорбный Путь через Гору Голгофа до крепости Антония. Или наоборот. Но до всего этого еще нужно было добраться. Перекинув лямку от сумки на другое плечо, Данила ускорил шаг. В лучах разгоравшейся зари вокруг волнами дыбился холмисто-саванный пейзаж песчано-зеленого цвета без единого подобия на укрытие от жгучих лучей солнца. Даже кибуци - небольшие поселения с ухоженными квадратами полей, ровными рядами фруктовых деревьев - отодвинулись за холмы. Позади остались библейские земли идумеян, хеттеев. Данила шел по древним владениям иевусеев. Но не это сейчас волновало его. Весь путь Моисея из египетской земли Гесем, из города Раамсес вдоль берега Красного моря, затем вдоль моря Мертвого, дальше, с разворотом на сто восемьдесят градусов на Иерусалим, он просмотрел хорошо. Повторять его не имело смысла. Ни к чему подражать чужим подвигам и топтать чужой путь. Совершать подвиги нужно самому, как идти только своим путем. В голове Данилы теснились более прозаические мысли - как бы успеть укрыться до восхода злых лучей солнца под сенью крыш и стен неспешно приближавшихся каких-то строений. Может быть, это всего-навсего были пристройки вокруг заправочной станции и магазина при ней. Или очередной контрольно-пропускной пункт. Неважно. Сохраняя силы, от Вифлеема он решил идти только ночью, не пользуясь никаким транспортом. Так он сказал сам себе. Он даже не свернул с дороги, чтобы в заходящих лучах солнца сразу за городом осмотреть гробницу Разили, прикоснуться к останкам водопровода Пилата. С этого момента им овладело только одно желание - добраться до вершины Голгофы с наименьшими потерями сил, чтобы потом спокойно и обстоятельно разложить мысли по полочкам, в ответственный момент не мечась в поисках вопросов к тому, к кому отправился в путь. Ответы без вопросов, которые он уже получал, больше не устраивали.