Он летел в машине по привычному маршруту, в привычное время ночи, возвращаясь, домой. Он старался не думать о том, что произошло за эти сутки. Он думал о том, что его ждет дома. К дому он подъехал, как всегда, с первыми лучами солнца. Каштан так буйно цвел, что он сравнил его состояние со своим.
– Что, мужик, торчим от кайфа? – обратился он к каштану и расхохотался.
Он въехал во двор и увидел, что на кухне горит свет. Это ему очень не понравилось. Запарковав машину в гараж, он вошел в дом через боковую дверь. Свет горел, но на кухне никого не было. Он пошел в ванную, чтобы умыться, стараясь не шуметь, как всегда. Потом подошел к холодильнику, нашел свой любимый йогурт, открыл его и с жадностью проглотил содержимое стаканчика. Сполоснул рот и прошел в гостиную.
Его постель, прибранная, с натянутой на подушку наволочкой, была по-прежнему на диване. Он разделся, свалился на диван и тут же заснул. Проснулся оттого, что почувствовал обнаженное женское тело рядом. Он решил, что это сладостный сон, продолжение его недавнего блаженства и чуть не назвал обладательницу тела по имени, но вовремя проконтролировал себя, боясь во сне проговориться. Вдруг он понял, что это не сон, а его жена, обнаженная, в кои-то веки лежит рядом с ним.
Он чуть не застонал от осознания ужаса происходящего. Неужели отсутствие богобоязненной мамаши в доме так на нее подействовало? Он не мог поверить своим ощущениям и сделал вид, что по-прежнему крепко спит. Но она своим женским чутьем поняла, что он уже не спит и, тесно прижавшись к нему, начала стимулировать его. Он несколько раздраженно, но, сдерживая себя, сказал:
– Отстань. Ты видишь, я спать хочу.
– С кем? – вдруг в лоб спросила она.
– С кем, с кем? Сам. Я устал.
Она отстранилась, но все еще пыталась стимулировать его.
– Интересно, и от чего это ты устал? И где это мы пропадаем каждую ночь?
– Где, где? В казино, – вдруг нашелся он. – Ты ведь к себе не пускаешь. С горя вот в казино хожу.
– Так, значит, в казино. Мои и детей кровные денежки растрачиваешь. Мне это интересно. И с кем это ты ходишь в казино? Что-то от тебя бабой пахнет.
Он не поверил своим ушам. Он ведь принял душ, тщательно вымыв все тело и голову, на всякий случай. Как она могла учуять, чертова баба?
– Какой бабой? Свечами ароматическими. Сама знаешь, там такие зажигают, чтобы перебить запах дыма. Там ведь мужики курят, когда играют. Это тебе не Америка.
– Ага, и кто же это держит там у вас свечи? – не унималась она. – Надо бы найти эти “подсвечники”, порасспрашивать.
– Слушай, Люд, не дури. Я, действительно, устал и хочу спать. Завтра маму надо забирать из больницы.
– Не завтра, а сегодня, ты слышишь, се-го-дня. И никаких завтра. И если ты не был с этой Танькой, которую, ты просил меня не трогать, то с кем, интересно знать?
– С другой, – вдруг сказал он. – Заткнись, надоела. Поняла? С другой, поняла, с другой! – повторил он несколько раз.
От неожиданности она села, потом начала выть как белуга, и огромного размера слезы полились у нее из глаз.
– Я так и знала, кобель ты поганый! Так и знала! Мамаша мне не напрасно не разрешала с тобой спать, чтобы какой заразы от тебя не подхватить. Батюшка говорит, что сейчас все мужики такие, как ты, заразные. Не прикасайся ко мне! – вдруг заорала она и как ужаленная выскочила из-под пледа. – Не трогай меня своими грязными лапами. Дрянь, дрянь, козел вонючий! Кричала она и била его руками по лицу, по голове, по спине.
Он терпеливо сносил все, зная, что это ему для контраста уготовано судьбой. Людка устала драться, схватила со стола скатерть, обернулась ею и села на стул у стола.
– Так, развод. С конфискацией имущества. Всего. В мою пользу и в пользу детей. Ты меня слышишь? Развод!
– Слышу, слышу. Уже заявление готово. У юриста. Сегодня подаю. Дом отдаю тебе. Мамаше квартиру купил.
– У нее есть своя.
– А это для тебя, чтобы ты с голоду не сдохла. Но пока на нее, так надежней. Сдавать будете. На эти деньги и будете жить.
– Что-о-о? – возмущенно закричала она. – А деньги на счет? Мой счет в банке?
– Все, что лежат, все твои.
– А еще? Мне мало.
– Хватит. Остальные у меня в деле. Детям написал завещание, отписал им кое-что, но только после моей смерти.
– Как это, после твоей смерти? И когда это ты собираешься умереть?
– Теперь уже, не скоро. Есть дела поважней. А эта дама с косой меня пока подождет. У меня еще должок остался неоплаченный. Вот тут и загвоздочка маленькая выходит. Да вот еще новый должничок появился намедни.
– Какой, такой, новый? И когда?
– Да вот вчера, вечером!
– Что, идиот, садился играть за стол с какой-то шантрапой? Не проверил, есть ли у них деньги? Ну, чистый лох, честное слово? Я ж говорю, наши деньги растрачиваешь. Скоро яйцами светить будешь!
Похоже, она поверила, что он каждый вечер бывает в казино.
– Слушай, ты, великий математик и святоша! А ну-ка, иди отсюда, я кому сказал, спать хочу, и без твоих комментариев.
– Вон из моего дома, – вдруг заорала она, и начал стягивать с него плед. – Это мой плед. Все здесь в этом доме мое! Все, оборванец несчастный. Голытьбой родился голытьбой и помрешь. Отец мне говорил, что ты добром не кончишь. Господи, Отец Всевышний, за что мне такая кара? В чем я провинилась перед Тобой?
И она опять начала причитать, как ее мать, сельская баба.
Он встал, вышел в кухню, оделся и пошел в гараж. Завел машину. Он принял твердое решение больше никогда не возвращаться в этот дом, чего бы ему это не стоило.
– За мамой не забудь заехать в больницу, – услышал он Людкин голос, когда выводил машину из гаража.
– Я шофера за тобой пришлю. Вот сама и заберешь, – крикнул он, закрыл гараж, в последний раз посмотрел на дом, его гордость, – каждый кирпичик отбирал, каждое бревнышко.
Он подъехал к воротам, открыл их. Выехал, ворота, как в сказке, закрылись за ним. Он вышел из машины, подошел к каштану:
– Ну, что брат, видишь, как оно получается? Я не хотел так. Она сама напросилась. Я хотел по-хорошему, цивилизованно, прощальный вечер устроить с музыкой, с обедом при свечах. Тьфу ты, черт, никаких здесь свечей больше не будет, кроме церковных! Пусть сами разбираются. Извини, брат. Может, как-нибудь еще свидимся. Прощай.
Он похлопал каштан по стволу, как друга по плечу. И пошел, не оборачиваясь к машине. Сел в машину, завел ее и умчался вдаль, поднимая за собой столб пыли. На окраине поселка запели первые петухи. Солнце, огромное, красное, жаркое светило ему в лицо. Он надел темные очки, которые достал из “бардачка”, подарок дочери, и выехал на шоссе. Вдали маячили золотые колокольни города. Он ехал к ней, домой.
Где-то тарахтел первый трактор, кричали ошалелые петухи, гудели шмели, скрипели колеса каких-то невидимых телег….
............................................(Продолжение следует)