"We kill time - it kill's us"
Наступил момент, когда каждый из них дождался полного завершения своей давней мечты, – и потому это был момент величайшей растерянности. Мечта – это тень, падающая на экран, но когда экран отодвигают, показывается лицо действительности, покрытое рубцами горя, сумрачной борьбы за неизвестность, разочарования и никому не нужные компромиссы.
Кто из них в действительности этого хотел? Их было трое.
Может и больше... – Никто не хотел сосчитать для достоверности!
Она была самой спокойной из всех, хоть и тщательно это маскировала.
Она не хотела верить в то, что когда-то, очень давно нарисовала себе на безупречно белом холсте невозможной жизни. Эта жизнь была для неё побегом, побегом от всего и всех, тут, среди бесконечного множества потерянных надежд...
***
В распахнутое окно доносилось щебетание утренних птиц и запах новой весны. Рассвет и очередной бесполезный день, уносящий все ночные раздумья ниоткуда и уже теперь в закономерную осознанность. Призраков больше нет – полная ясность.
Если попытаться разобраться во всём, то на первый взгляд совершенно не ясно, кто именно начал первым эту хаотичную гонку за мнимым счастьем! Но тогда нет начала. А если нет начала – нет и конца…
Нужен ли он вообще, этот занавес, этот мысленный конферансье-лицимер, сообщающий о том, что теперь уже больше никогда не осуществится замысел, изначально обречённый, вскормленный утопией надуманности?
Ей теперь всё равно, когда она осознала наличие безмятежной боли нескольких людей, погрязших в своём незамысловатом одиночестве, раскрашенном во все цвета радуги, будто рекламирующем свою ложь самим себе.
Да. Сны бывают разные, кошмарные, незабываемые и блёклые, как пасмурный день, лишённый даже минутного луча солнца.
У него этого солнца не было вообще. Хоть он и всегда взывал к нему, но – потерялся. А его нашли, создали его без его согласия, и всегда пугали его самого тенью этой зарисовки прошлого безумия.
А кто же руководил этой клоакой призраков и теней? Вторая она, вечная она, единственная из всех – она. Столько отчаянного крика никому ещё слышать не доводилось. Никто не сможет подсказать, как можно помочь человеку, который придумал для себя всё, но не осуществил ничего из того, что так любовно выписывал, подчищал и намекал самому себе и всем о том, что он делает. Чтобы не забыть о своём собственном существовании вовсе…
На этом, всё, пожалуй. Никогда уже им всем не говорить ни о чём более, так как – нет больше никого и ничего. Растворилась вся эта сказка в опустошённости, в безличии, в картиночной неге безжалостных мечтаний.
– На этом попрощаемся или ожидается что-то новое? – Спросит она.
– Нет. Я не знаю. Я подумаю. – Ответит другая.
– А как же он? Должно быть, ты всё ещё хочешь быть с ним и им, отвыкая постепенно…
– Скорее всего, этого уже нельзя изменить. Этот любимый образ – часть моего личного счастья.
– Мне стоит уйти. Слышишь? Я больше не имею права, раз оно твоё, такое личное… Я покидаю игру.
– А кто же мне будет помогать? Кто подогреет и разозлит мою мечту своим неимением права на него? Кто болью своей меня вылечит от моей боли? – Она задумается, но ненадолго. Сказать ей правду сейчас? Решение не заставит себя долго ждать, чтоб сообщить его другой.
– Моя боль всегда следила за тобой. Моя боль так ненадёжна и порочна, что она скорее достанется ему и кому-то ещё, чем тебе. Я долго была в этой нужной тебе роли. Я устала. Ты меня так же придумала, как и его. Меня вообще – нет. Понимаешь? Я всегда искала тут подобное. Я нашла и задержалась слишком надолго.
– Тогда он не достанется никому. – Другая сдерживает стон, раздирающий её внутри, как родовая горячка.
– А мне что до того, вы оба, вы все – всего лишь пешки, в разыгранной мною партии. – Её голос будет настолько холодным и отрешённым, и не понять что-либо – станет невозможным.
– Я тебя ненавижу! – Скажет другая. – Я и себя ненавижу, даже больше чем тебя.
– Но его ты ненавидишь ещё сильнее? – Она в этом не сомневалась...
– Да. Я ненавижу его за то, что потратила на него пол жизни, а оказалось, что его вовсе нет, что он только иллюзия моей опостылевшей навязчивости и неминуемой осени моих дней.
***
А ведь скоро лето. Буйно цветущая сирень и запахи уличных кафе уже приближают свои наступления в это волнительное время года.
Он где-то будет пить холодное пиво. Вспоминать что-то манящее, но такое далёкое и размытое, что очередной глоток сразу же освежит его сознание и он вновь позабудет то, о чём ему вдруг подумалось…
Девичьи голоса, такие летящие, звонкие и жаркие, – наполнят его отрешённую душу.
– Это всё так прекрасно и одновременно невыносимо! – Подумает он.
И исчезнет в неизвестном направлении, в суете сует, во влекущей и совершенно новой сказке солнечных будней.