Если кому-нибудь доводилось бывать летом в Вологодских лесах, тому известна их сказочная дремучесть: поросшие мхом сосны, запах хвои и прелой листвы, разлапистые ели, поваленные и беспомощно выставившие свои могучие корни деревья, окружённые осокой болота, следы диких зверей и птичий гомон. Узкие тропинки в таких лесах неожиданно теряются в зарослях папоротника, заставляя озадаченного путника часами кружить вокруг одного и того же места в поисках дороги. Широкие тропы неожиданно прерываются болотом или буреломом. Ароматная лесная земляника и блестящие шляпки грибов сманивают с дороги и уводят вглубь чащи, где крапива пытается добраться до рук, а злые и голодные комары нападают на все открытые участки тела и облепляют одежду в надежде проникнуть своими острыми и тонкими носами сквозь ткань.
Нередко от земных испарений и обилия кислорода, выделяемого деревьями, у человека может случиться головокружение, помутнение в глазах, начаться зрительные или слуховые галлюцинации. И тогда лес наполняется странными существами, нереальность которых пока ещё никому не удалось доказать.
Именно такие леса окружают выпасные луга, куда пастух выгоняет свои стада. Часто коровы разбредаются по лесу, и тогда хорош тот пастух, который сумел всю скотину найти и обратно пригнать.
Вот довелось мне как-то мимо одной деревеньки по лугу идти. Как раз в это время там коровы паслись, и древний пастух на такой же древней белой лошади медленно объезжал небольшое стадо. Несмотря на жару, на нём была облезлая ушанка, засаленный и во многих местах прорванный ватник и много повидавшие сапоги. Повернув ко мне своё изъеденное оспой и морщинами лицо, пастух напряжённо вглядывался в меня своими белёсо-голубыми глазами, пытаясь разгадать мои намерения, которые все вдруг сосредоточились на нём.
После долгих уговоров он согласился разделить со мной скромную трапезу на траве. Вскоре мы разговорились, и пастух стал рассказывать о себе и своей профессии. Поскольку речь, лившаяся из его беззубого рта, была слишком своеобразной и не всегда передаваемой, то я приведу его рассказ в литературной обработке.
«Когда я ещё совсем мальцом был, дед стал меня с собой на луг брать. Пастухом он был знатным и знахарем слыл. Скотина при нём всегда здорова была, редко какая хворала. А если случалось какой корове или лошади что подхватить, так он в три дня её вылечивал.
Бывало, подойдёт к больной корове, что-то на ухо ей зашепчет. Смотришь, а у ней уже глаза заблестят. Потом травой её какой-нибудь особой накормит, и она совсем здоровая бегает.
Очень я любил на пастбище ходить. Сядем с ним в траву, коровы сами по себе гуляют, а он мне сказки да разные истории рассказывает: про то, как нужно с лесным, да с полевым хозяевами себя вести, как от кикимор да русалок охраняться, как заблудшую скотину находить и как от чертей отбиваться. Пастух ведь всё время один, вот и приходится ему звериный язык учиться понимать и с нечистой силой общаться. Очень она ему навредить старается поначалу, но если пастух не из пужливых, то потом уже и слушается. Вот такая вот наша работа.
Дед мне рассказывал, как ему однажды стадо Водяного пришлось пасти. Был он молод в то время, ходил в соседнее село на свадьбу и возвращался ночью подвыпивший. Ночь была лунная, тёплая. Идёт он по лугу вдоль реки и видит стадо чёрных коров. Коровы тучные, с полным выменем, траву едят, а травы не убавляется. И девица в белых одеждах с чёрными длинными волосами это стадо пасёт. Увидела она моего деда, подбежала к нему и просит: «Мил, добр человек! Ты, я вижу, пастух. Помоги стадо пасти. А то мои сестрицы игру в прятки затеяли, уж больно хочется с ними поиграть!» И смотрит на него своими огромными глазищами. Ну как такой красавице отказать? «Ладно, -говорит дед, - помогу, если поцелуешь в награду». Она к его губам своими холодными устами прикоснулась и исчезла. Подивился мой дед, но раз обещал, то стал чёрное стадо пасти. Под утро девица снова объявилась. Поблагодарила его за работу и рассказала, как лешего себе в помощники заделать. Потом взяла хворостину и загнала всё стадо в реку. Понял мой дед, что это коровы Водяного были, и пожалел, что ни одной коровки не отбил. Они много молока дают и в хозяйстве счастье приносят.
Но с тех пор работаться стало моему деду легко и весело.
Когда мне пятнадцать лет исполнилось, дед к смерти приготовился и мне свой секрет передал. И вот, взял я краюху хлеба, свиное ухо, соли, куртку свою налево запахнул, шапку вывернул и сапоги не на ту ногу надел. Пришёл я в полдень к лесу и крикнул: «Лесовой, лесовой! Покажись передо мной! Хлеба дам краюху и свиное ухо!» Тут поднялся сильный ветер, небо тучами заволокло, и выходит из леса кабан одноухий с огненными глазами. Испужался я, хотел прочь бежать, да вспомнил, что нечистая сила от нашего страха ещё сильнее делается и погубить может.
«А ну кабанище, старый лесовище! Служи мне, а не то не быть тебе больше лесным царём!» - крикнул я и стал на него солью сыпать. Взревел кабан, встал на задние ноги и зарычал: «Что ты от меня хочешь?» «Хочу, чтобы ты коров моих пас, от волков и медведей их охранял и в сохранности мне пригонял!» - ответил я и приготовился кинуть большую горсть соли. «Ладно! – прорычал кабан. – Но за это ты должен будешь мне платить. Какая корова первой в лес войдёт, такая мне и останется.» На том и порешили. Отдал я ему ухо, накормил хлебом и пошёл обратно в деревню.
Весна стояла дивная. Трава уже достаточно поднялась, чтобы можно было скотину выгонять, и я готовился к своему первому выпасу. И вот, погнал я коров к лесу, а они точно взбесились все: орут, скачут, по лугу носятся и все разом в лес ломанулись. Озадачился я, как же мне с лесовиком расплачиваться. Вдруг он мне ни одной коровы осенью не отдаст? Но сел я в траву, как дед мой делал, и просидел так до вечера, вырезая фигурки из дерева и играя на дудке. Когда солнце стало садиться, крикнул я: «А ну, коровки, возвращайтесь! Домой пора!» - и прислушался. Сначала тишина была, ни одна корова не шла. Неужели обманул меня леший? Но потом раздался рёв кабана, и все коровки мои одна за другой стали выходить на луг. Все вернулись. Обрадовался я, поклонился хозяину лесному и погнал скотину в деревню.
Так всё лето прошло, а осенью, когда последний выпас был, одна коровка не вернулась. Не знаю, та ли, что первой в лес вошла, или просто она лесовику приглянулась. Но с тех пор больше он с меня выкупа не требовал, потому как боялся, что опять вызову и стану солью в него кидать. А соль для нечистых - что крестное знамение для чёрта, очень их жжёт, вот и боятся. Только соль нужна добрая, заговоренная.
Потом стал я понимать, где что у коровы и лошади болит. Посмотрит на меня скотинка, а я уже всё понял, что она сказать хотела. Стал вспоминать, что дед в таких случаях делал, какие травы употреблял.
Из детей моих никто в деревне не остался, так что искусство моё со мной умрёт. Да видно и нужно так. Потому как и лешего я давно уже не видел и не слышал - тоже, видать, постарел. Коров теперь уже в лес не пускаю. Стадо жидкое, травы и на лугу хватает.»
После этого пастух поднялся и пошёл разбрёдшихся коров собирать. Устал, видимо, так долго говорить. Однако запомнилась мне одна странная вещь: как только забредала корова какая в лес, слышалось мне что-то похожее на кабанье похрюкивание, и она тут же выходила.
Москва
10 декабря 2006 г.