Когда я устал разбираться в каракулях и замолчал, никто ничего не сказал. Маркус смотрел куда-то поверх моей головы и хмурился. Я догадался, что он вспоминает те далёкие годы, когда все проблемы казались решаемыми, сил и здоровья хватало и никому не могло представиться даже в кошмаре, как надумают обойтись с населением Пустошей анклавовские придурки. Мы уже не раз обсуждали с ним, прав ли был Повелитель и чего хотел на самом деле, ненавидели ли мутанты нормалов или их головы были заняты совсем другим, если за толстыми костями черепа места для мозгов хватало, конечно...
Никаких срочных дел не было и с самого утра мы засели разбираться с писаниями отшельника. Часто на полях рукописи встречались пометки со ссылками на дополнения из другой пачки листков. Приходилось ворошить этикетки и всматриваться в меленькие буковки на чистой их стороне. Похоже, что по окончании основной писчей работы старец вспоминал то один, то другой эпизод и вынужден был экономить бумагу. Большие листки были разной плотности и размерчик гулял весьма, а самые начальные листы производили впечатление старых, даже ветхих.
"...А день исхода из Собора на великое дело всё не наставал. Нескольких самых продвинутых водили к Повелителю. Они не вернулись к нам. Я с другими, кто покрепче, готовился отправиться с миссией в Пустоши и мы прошли дополнительную обработку какими-то лечебными препаратами, много времени проводили в подвальной библиотеке и поняли, что есть тайный ход ещё глубже. Четверых нас, самых подготовленных, отправили обойти с разведкой Некрополис, Джанктаун и Хаб. По пути к Некрополису мы видели в пустыне миражи, а меня посетило первое видение. Много позже я научился отличать простые глюки от миража и вспышки зрительной памяти от пророческого видения. Всё, что касалось будущего, виделось мне, как на белом экране, было полупрозрачным и редко сюжетным. Тогда, в первый раз, я увидел паладина Братства на фоне развалин большого города. Он не двигался. Казалось, что он не смотрит на меня. Его было видно секунд двадцать с открытыми и закрытыми глазами. Потом по белому экрану, на котором была эта странная картинка, будто прошла рябь и всё растаяло. Другие тоже видели, но каждый своё. Кто-то считал, что это всё глюки и даже ворчал на обработку наркотиками, кому-то примерещилась парочка вооружённых выходцев из убежища, которые отстреливались от мертвяков и это тоже ничем нельзя объяснить, кроме глюков. Мы так настроены были на поиск убежищ, что нам даже снились зубчатые бронеплиты и коридоры с металлическими стенами и полами. Все очень хотели заслужить одобрение батюшки Морфеуса и самого Повелителя. В нас просто всё дрожало, когда думали о том, что прямо под ногами могут быть подземные сооружения, в которых страдают наши братья, желание вызволить их и привести в Собор становилось таким сильным, что мы начинали говорить об этом наперебой и даже ссориться.
Мы только вошли в Некрополис, как нос к носу столкнулись с одиноким паладином. Мне показалось, что это был тот, которого я заметил в Соборе, но точно сказать было нельзя. Мы замерли, он не двигался и мне показалось, что он смотрит мимо нас на древний фонарный столб, но видит боковым зрением и сможет выхватить оружие за долю секунды, если понадобится. Несколько секунд или минут прошло в молчании. Такую ситуацию инструкции не предусматривали и мы растерялись. Площадь, на которой была эта немая сцена, была окружена развалинами. Кроме нас никого больше было не видно. Мы тихонько переглянулись и попятились. Так мы и вышли с окраины в Пустоши. Пятились, пока паладин не скрылся с глаз. Позже я ещё несколько раз видел эту картину, но это было уже послевидение, вспышка памяти и её можно было даже "редактировать" фантазией. Например, паладин подходил к нам и снимал шлем, но оказывалось, что у него нет лица. Только гладкая поверхность. Можно было "заставить" его уйти, но никак не получалось принудить сдаться. Всё тут же развеивалось и восстановить образ уже не удавалось..."