Господь не бросает своих святых - по крайней мере, надолго! (с) Башня Rowan
Смеясь, мы замок возвели в песке у рубежа,
Но флаг над башнями его был флагом мятежа.
Где Зло сражается со Злом за право старшинства...
Наивны юные глупцы, но молодость права. (c) Лора Бочарова "Памяти Честертона"
Рассвет последний раз обнимал пока ещё спящий Город и раскрашивал его черепичные крыши нежными оттенками золотого цвета. Совсем скоро ему предстояло уступить дорогу яркому, солнечному утру.
Отшельник сидел на крыше самого высокого дома и вглядывался в даль. Да, он был странным человеком, этот Отшельник – несмотря на свой почтенный возраст он любил встречать рассвет, находясь ближе к солнышку, высоко-высоко, а все городские крыши были ему знакомы ещё с юности.
За спиной у Отшельника сидел Ангел. Ангел тоже любил встречать рассвет на крыше и, по правде говоря, уже давно собирался познакомиться с Отшельником, но боялся прервать волшебную тишину размышления.
- …так ты хотел что-то рассказать или что-то спросить? – вдруг произнёс Отшельник, впрочем, так и не обернувшись.
- Нас вообще-то обычно посылают послушать. Иногда помочь… - Ангел встряхнул крыльями. А сегодня такое утро – словно создано для удивительных историй.
Отшельник грустно улыбнулся. Возможно, он видел не так хорошо как в молодости, но, по крайней мере, глаза различали розово-золотистую полосу вдали, а тело радовалось ласковым прикосновениям утренних лучей.
- Удивительную историю, говоришь, - вздохнул старик, - есть тут у меня одна. Более того, только одна и есть, других не держим…Рассказывать?
Ангел вместе ответа устроился рядом с Отшельником и приготовился слушать.
- Ну так вот, - начал рассказчик, - когда-то, давным-давно, в этом Городе родился мальчик. Мальчик как мальчик, вроде ничего особенного, но был у него один большой недостаток – он остро чувствовал несправедливость и заболевал, когда её видел. Пока был маленький – ещё ладно, страдали только родители: Мама, почему ты отругала папу, он же ни в чём не виноват? Папа, почему ты говоришь, что наш сосед дурак – он же ничего тебе не сделал? А почему тётя Иоланта сначала приходит к нам в гости, а потом рассказывает всем соседкам, что у нас занавески дешёвые, да и вообще дом бедный – зачем только заходила…
Когда же мальчик стал взрослым, всё это стало совсем невыносимо, ибо наш герой понял, что творят несправедливость и правитель Города, и правитель Страны. Наказывают невинных, отпускают виновных – впрочем, всё как везде, никто и внимания не обращал, но вы попробуйте, поживите с постоянной головной болью, поневоле захочется что-то сделать, чтобы несправедливость искоренить. Юноша даже к лекарю ходил – тот только руками развёл: мол, чего вы хотите, молодой человек. Воспаление совести у вас. Редкая болезнь. Неизлечимая. Иногда приводит к смертельному исходу.
И тогда юноша пошёл странствовать по всей стране, обучаясь всем возможным ремёслам и борясь с несправедливостью, где это только возможно. Самой же страшной бедой молодой человек считал то, что король отдельным указом запретил своим подданным думать и читать книги. Впрочем, если первое проконтролировать было трудно, то со вторым пунктом указа справились очень быстро – книги либо сожгли, либо продали за границу, либо спрятали в подвалах королевского замка.
Юноша наш, впрочем, читать умел – его втайне обучала бабушка, ещё помнившая буквы. Она же пересказывала ему древнюю, самую важную книгу о мире, о человеке, о Добре и Зле, и молодой человек помнил её наизусть и даже готов был поделиться своими знаниями, только желающих его послушать практически не находилось.
И вот однажды юноша остановился в некоей деревне, где впервые задумался не обо всем мире сразу, а об одном-единственном человеке.
В девушке Дженни вроде и не было ничего особенного – она была из тех, про кого в старинной песне поётся «негде взгляду зацепиться», но стоило один раз взглянуть в её глаза, где отражались озорство подростка и мудрость пожилой женщины, как человек пропадал раз и навсегда.
Дженни не отпустила его и, более того, она показала каким-то чудом сохранившуюся у неё книгу – да-да, ту самую, о Добре и Зле. А юноша рассказал ей о своей болезни, о своём детстве, о том как бабушка научила его читать и пересказывал ей книгу целыми главами.
- Очень забавно, особенно учитывая то что книгу она наверняка и сама помнила наизусть, - улыбнулся Ангел. – Но любовь – дело такое. Девушка наверняка тоже влюбилась в нашего героя? На что угодно спорю, что он ко всем своим достоинствам ещё и был красив?
- Не знаю, - усмехнулся Отшельник, - юноша как юноша. Глаза – как у меня, даже сейчас…
- Ну если как у тебя сейчас, - потянул Ангел, - пристально глядя в небесно-голубые глаза Отшельника, тогда я понимаю эту Дженни. И роста поди твоего?
- Да, моего… К тому же, за время своих странствий он научился ездить на лошадях, стрелять из лука, петь, танцевать и даже ходить по канату. Вообще-то, как следует он не умел делать ничего из этого, но если надо было напустить пыль в глаза…
- Короче, это была любовь с первого взгляда. И как же наши влюблённые голубки стали спасать мир?
- О, они переписывали от руки Книгу и давали её читать детям. А дети начинали задавать ненужные вопросы родителям. В результате родителям приходилось думать – а кто это любит…В конце концов, взрослым все это надоело и они позвали королевских стражников, которые схватили молодого человека и бросили его в тюрьму.
- Вообще-то за такие дела обычно казнят, - Ангел старался не смотреть на Отшельника.
- О да. Но в нашей стране был, как известно, самый гуманный король в мире. Ну, то есть ему совсем не нужны были народные волнения – даже если они ограничились бы недовольными детьми, разнёсшими школу. И потом, ему было просто скучно и он захотел поиграть с пленником.
- Школа, говоришь? А чему же там учились, если книг не было?
- Считать монеты и повиноваться королю.
- Вот как, значит. Ну так что же придумал самый гуманный король в мире?
- Он сказал юноше: «Тебя тут, говорят, несколько раз видели идущим по канату на центральной площади. Ну так вот: пройдёшь ещё раз – отменю указ, всё равно читать никто не умеет да и не хочет, и ничего это не изменит. Свалишься – сам виноват. Только учти: канат будет висеть гораздо выше, чем обычно, а идти ты будешь без страховки».
Юноша согласился. А у Дженни за одну ночь появилась седая прядь.
- Не я тогда был Хранителем Города, - Ангел старался не смотреть в глаза Отшельнику.
- Знаю. Да и разве можно вас, Ангелов, в чём-то обвинять? От нас людей, в конце концов, тоже много что зависит.
- А что было потом? Потом, когда ты прошёл? – помолчав, спросил Ангел.
- Указ отменили – хоть в чём-то этот король оказался благороден. Кто-то научился читать. Кто-то даже научился отличать Добро от Зла, но это не сильно помогло стране. Были и люди, говорившие, что Древняя Книга не приносит ничего кроме вреда, а Добра и Зла не существует.
- Ты же сам знаешь, что должно случиться, чтобы все изменилось.
- Знаю. Но это зависит от людей. Прежде всего от людей.
Ангелу на какой-то момент стало жаль, что когда-то людям была подарена свобода воли.
- А Дженни? Что она? – после паузы спросил он.
- Она сказала, что если случится ещё одно хождение по канату, то она сразу умрёт, и бросила меня. То до меня доходили слухи, что она вышла замуж, то мне рассказывали, что она стала учить детей читать и писать…но назад уже возврата не было.
Я же поселился в лесной хижине и стал Отшельником – в лесу, по крайней мере нет несправедливости. Иногда я выходил к людям – обменять на что-нибудь лесные травы или дать совет – последнее, впрочем, дело исключительно неблагодарное, ибо люди спрашивают совета исключительно для того чтобы поступить наоборот.
- А всё-таки, - вздохнул Ангел, - мне очень жаль, что не я был тогда хранителем Города.
Они молча любовались рассветом ещё какое-то время.
- Ты можешь дать мне ещё полчаса? – спросил Отшельник, - хочу ещё немного посмотреть на это утро.
- Тебе – сколько угодно. Хоть вечность, - улыбнулся Ангел.