…Он только собирался пройтись по офисам сотрудников, чтобы проверить состояние их компьютеров, – что бы там ни было, а о деле он не забывал – как на столе зазвонил телефон. Он вернулся, уже почти с порога, и поднял трубку. Говорил дежурный охранник:
– К вам брокер. Пропускать?
– Да, конечно.
Дежурный еще что-то сказал, вроде бы произнес слово “женщина”, но он уже услыхал его как бы издали, так как почти сразу же положил трубку.
Он взглянул на часы. Несколько рановато. Встреча была назначена на 10 часов ровно. Ну, ничего. Придется принять.
«А компьютеры проверю все равно! Пусть не думают, что я об этом забуду. Не на того напали», – подумал он.
В дверь постучали. Он подошел и отворил. И ему чуть не стало плохо: на пороге стояла ОНА, собственной персоной, ошибки не могло быть: стоявшая перед ним молодая женщина была в том же плаще, с той же сумкой-папкой под мышкой, те же пепельные волосы мягкими ровными прядями обрамляли ее продолговатое с мягким абрисом лицо.
– Входите, – с трудом выдавил он из себя. – Проходите. Давайте Ваш плащ.
Он подошел сзади и начал снимать ее черный плащ. Он даже и не мечтал увидеть ее так скоро и так близко. Женственным движением она освободилась от плаща, и он почувствовал тончайший, неназойливый запах каких-то знакомых духов. Хотя он мог дать голову на отсечение, что на туалетном столике его жены таких духов нет. А с барышнями, которые могут душиться духами такого типа, он вообще не помнил, когда имел дело.
Он повесил ее плащ на стоящую в углу вешалку, рядом со своим стального цвета плащом, который висел тут практически постоянно с того момента, как сошел снег. На всякий случай, а вдруг пойдет дождь, которого он не боялся. Но не являться же на какую-то серьезную встречу промокшим?
– Проходите, – осипшим голосом проговорил он, как будто кто-то сдавливал ему гортань.
Она прошла к столику, на который он указал, и села, еле заметным движением поправив юбку и тут же скрыв от его внимательного взгляда невероятно притягательные округлые с небольшими ямочками коленки.
Она открыла папку, достала свою визитку и протянула ему со словами:
– Вы извините, Николай Федорович не смог прийти, у него подписание контракта. Он дал мне все его наработки и попросил показать Вам, чтобы мы с Вами обговорили все детали, и тогда в следующий раз он уже сможет принести то, что Вам, мы надеемся, подойдет, либо отобранные квартиры можно будет посмотреть непосредственно на месте. У нашей фирмы такая методика: первая встреча – ознакомительная.
Он внимательно слушал ее, как бы вбирая в себя ее глуховатый голос с еле заметными модуляциями. Он хотел навсегда запомнить каждую секунду этой встречи!
Подождал, пока она закончит фразу, и посмотрел на протянутую визитку: Тамара Сандерс, ассистент, номер телефона агентства, номер мобильного телефона, и-мейловский адрес агентства.
– Спасибо. Не переживайте, ничего страшного, – проговорил он, наконец взяв себя в руки. – Мы с Николаем Федоровичем старые знакомые, так что я ему доверяю и, разумеется, Вам, если он Вас рекомендовал.
Он протянул ей свою визитку. Она прочла и положила ее в карманчик той же папки, из которой вынула свою визитку.
Он никак не мог понять, притворяется она, что не узнает его или, действительно, он так изменился с момента их последней встречи, что даже имя на визитке и, очевидно, названное ей Николаем Федоровичем ничего ей не напомнило и не говорило. Еще его удивила явно нездешняя ее фамилия.
«Очевидно, побывала замужем там, за бугром», – подумал он то ли с обидой, то ли с огорчением.
Она достала файлы с распечатками, какие-то фотографии и начала ему показывать возможные варианты квартир, характеризуя их площадь, район расположения, ориентацию по отношению к солнцу и стоимость. Он делал вид, что внимательно слушает, даже издавал какие-то звуки в виде реакции на сказанное ею, но ничего, абсолютно ничего не понимал и, тем более, не запоминал. Он смотрел на длинные пепельные пряди ее волос, которые скрывали от него ее лицо, когда она наклонялась над очередной фотографией или очередной бумаженцией, объясняя ему что-то, какие-то преимущества. А у него в голове, как метроном, стучало:
– Это ты, это ты. Ты рядом, ты рядом….
Он вдруг подумал, что от невероятности ситуации впору сойти с ума.
«Мужик, ты что, белены объелся? – спрашивал его внутренний голос. – Возьми себя в руки».
Он встал, прошел к селектору.
– Хотите чаю, кофе, можно, со сливками, печенье?
В данной ситуации это был единственный выход из положения.
– Да, можно, – почти сразу согласилась она. – Я сегодня спешила к Вам и не успела позавтракать, – добавила она откровенно.
Он вызвал секретаршу и попросил ее принести чай, кофе со сливками и побольше, и ржаные тостеры, и масло кубиками, и сыр. У него проснулся недюжинный аппетит.
Услышав его заказ, она улыбнулась совершенно незастенчивой, открытой улыбкой. Он улыбнулся ей в ответ и вдруг, совершенно неожиданно для себя, сказал:
– Да, и чуть не попали под колеса моего авто на Владимирской. Я Вас видел там и понял, что эта дама действительно спешит по делу. Если бы знал, что навстречу ко мне, то непременно подвез бы Вас.
И рассмеялся, но так легко и естественно, как не смеялся со школьной скамьи, когда они с Вадькой вспоминали что-то очень веселое. И вдруг он произнес:
– Томик-гномик, ты что, действительно не узнаешь меня?
Она вздрогнула, подняла на него глаза и произнесла:
– Почему, не узнаю? Я знала, что иду к тебе. Просто не была уверена, что ты меня узнаешь. Да еще под этой фамилией.
– А я не задаю вопросы, почему да как. Сама, если захочешь, расскажешь. Давай, сперва разберемся со всей этой бодягой, я имею в виду, квартиры, а потом поговорим. Я думаю, нам обоим есть, что рассказать друг другу.
Они начали по-деловому обсуждать предложения, сортировать их, что-то откладывая. Секретарша ввезла на сервировочном столике поднос, тесно заставленный чайником, кофейником, молочником для сливок, сахарницей, сухарницей с тостерами и маслом кубиками. Отдельно в прозрачной стеклянной сырнице лежали кусочки сыра нескольких сортов: нежный камамбер, пикантный рокфор и, похоже, голландский. Она подвезла сервировочный столик к столу, за которым они работали.
– Оставьте, – сказал он довольно жестким тоном. – Мы сами.
Услышав его тон, Тамара посмотрела на него с удивлением. Заметив ее взгляд, он поперхнулся и добавил:
– Таня, спасибо. Мы все сделаем сами. Видите, мы работаем, – сказал он, но в голосе его не было и тени извинения за тон предыдущего указания. И вдруг неожиданно для себя, он добавил. – А у вас сегодня прелестная стрижка.
Таня вся залилась краской. Скромно опустив голову, она поблагодарила его за внимание и вылетела стремглав из офиса.
Отобрав для просмотра несколько квартир, они начали освобождать столик, причем Тамара, не стесняясь, приняла на себя обязанности хозяйки, накрывающей стол. Он сидел, откинувшись в кресле, и вдруг почувствовал, что куда-то улетучиваются напряжение, страх, скованность, а нежность огромной волной накрывает его. Ему нравилась ее естественность и полное отсутствие жеманства. Она налила ему кофе со сливками.
– Без сахара, – попросил он.
Намазала ему тонким слоем ржаной тост.
– Какой ты любишь сыр? – спросила она.
– Тот же, что и ты, – проговорил он, в который раз удивляясь своему поведению. Он просто не узнавал себя в общении с ней.
– В таком случае, камамбер. Но он не идет с хлебом, а скорее с вином.
– У меня пойдет с хлебом. А вино я не пью. И коньяк с водкой тоже. Ничего крепкого.
– Что, было дело? – спросила по-свойски она.
– Всякое было, – уклончиво ответил он. – Но тебе, если хочешь, могу налить вина? У меня есть в баре, для гостей держу.
– Нет, нет, – поспешно сказала она. – Сегодня я, как ты.
И они хором расхохотались. Им обоим стало смешно, что каждый не хотел обидеть выбор другого, и решил есть и пить то, что предпочитал другой.
– Да, завидное единство, – сказал он, и добавил сдавленным голосом: – Так мы далеко пойдем.
И вдруг осекся, поняв, что то страстное желание, которое уже зрело у него внутри, вдруг явственно вышло наружу вместе с этой фразой. Она вдруг вся съежилась, опустила голову. Но он успел заметить, как ее лицо вспыхнуло.
«Вторая женщина в течение нескольких минут краснеет от моих слов, – подумал он. – Это уж слишком. Но, мужик, это значит, что для тебя еще не все потеряно!»
– Ты не подумай, – сказала, она. – Я ничего не имела в виду, когда шла к тебе. Я просто ужасно одинока здесь, в этом родном и совершенно чужом городе. Вот и подумала, когда услыхала твое имя, что было бы неплохо встретиться. Я не подстраивала эту встречу. Николай Федорович действительно сегодня занят и попросил меня сходить к тебе за него. Он сказал, что ты серьезный клиент, которого нельзя подводить. И вот я здесь. Может быть, мне лучше уйти?
Она встала с кресла, и он тоже встал. Он подошел к ней и неожиданно для самого себя обнял ее за плечи:
– Не уходи, ты мне нужна. Не подумай, я не буду приставать или нападать. Я уже не мальчишка и не идиот какой-то. Я все вижу, но пока не знаю причин того, что с тобой происходит. Если захочешь, расскажешь, неважно, сейчас или потом. Когда пожелаешь. Но только не уходи вот так. Давай все-таки поедим, да и кофе стынет, а я действительно очень голоден.
Он отпустил ее и подошел к своему креслу. Она села, успокоившись, но что-то непоправимое вдруг встало между ними.
Они ели бутерброды, пили кофе, болтали о всякой ерунде типа погоды, отпуска, кто, где был прошлым летом, куда собирается. Он не собирался никуда. Теперь. Без нее…. Но как ей об этом сказать? Он и так поспешил с этим своим «далеко пойдем». Но это вырвалось само собой, непроизвольно. И, самое интересное, он совершенно не сожалел об этом, потому что… потому что жизнь быстротечна, а они уже так много потеряли, живя друг без друга, вдали друг от друга, дыша разным воздухом, слушая разную музыку, входя в разную воду.
«Хотя все моря и океаны сообщаются друг с другом, и в небе нет границ, – подумалось ему. – А значит, мы входили в одну воду и жили в одном пространстве, только не виделись долго, очень долго, целую жизнь, и не одну»….
Он становился философом. И это его уже не удивляло. Его больше удивляло то, что он раньше никогда об этом не задумывался.
Они доели тосты и сыр, допили кофе. Она встала и начала собираться:
– У меня сегодня еще две встречи. Следующая – через сорок минут, так что мне надо спешить.
– Куда тебе? Хочешь, я тебя подвезу?
– Нет, спасибо. Мне далековато, но я возьму такси. Нам на это дают деньги.
Он подошел к вешалке и взял в руки ее плащ. И опять тот же знакомый запах начал обволакивать его.
– Что это за духи у тебя? – спросил он.
– Kenneth Cole. Американский вариант Givenchy. Я оттуда привезла. Уже заканчивается. Это мой любимый запах. Не подумай, не намекаю. Просто, ты спросил, а я ответила.
Ему тоже понравились как-то эти духи. Однажды он зашел в магазин в Нью-Йорке, перед отъездом из Штатов. Попросил показать новинки. Понюхал. Понравилось, но не решился купить: Людмила любила сама себе выбирать запахи:
– Ото привезешь мне то, чем твои б… пахнут, – съязвила она как-то.
Дурочка, она не понимала, что ему нет никакого дела до того, чем пахнут все шлюхи мира, что ему никогда не захочется вновь учуять их запах, вдруг исходящий от любимой женщины.
«Любимой женщины», – повторил он про себя.
А любил ли он когда-нибудь кого-нибудь кроме вот этой подбитой птицы, этого подранка в женском облике? Ведь облик этой беззащитной и в чем-то сильной девочки он подсознательно носил в своем сердце всю жизнь. Он его спрятал так далеко и так глубоко, что до него бы не докопались никакие старатели, сколько бы они ни пытались найти эту золотую жилу. Не их ума это дело….
С тех пор он больше никогда не привозил жене духов. А зачем, если здесь, дома теперь полно фирменных магазинов, и все то, что раньше можно было купить там, теперь можно купить здесь, не выезжая за пределы страны.
Он проводил ее до двери, понимая, что разговор, о котором, возможно, и она мечтала, не состоялся. Он открыл дверь и вдруг спросил:
– До которого часа ты работаешь? Какие у тебя на сегодня планы?
– Вообще, официально, до шести. Но все зависит от клиентов. Иногда заканчиваю и в десять вечера.
– Знаешь, у меня тоже день ненормированный. Я сам себе и клиент, и хозяин. Поэтому я засиживаюсь допоздна. Позвони мне, когда будешь освобождаться. Я к тебе подъеду, и мы сходим куда-нибудь, в какое-нибудь тихое место, где нам никто не помешает. Там и поговорим.
Было видно, что она немного колеблется. Но потом, видимо, решившись, сказала:
– Хорошо, я позвоню.
Она ответила тихо, но очень твердо. И вышла из офиса.
Он вернулся к письменному столу, сел в кресло, закинув руки за голову, вытянул ноги и улыбнулся совершенно идиотской улыбкой, такой, какую от них требовали на тех курсах. Но вдруг вскочил, потом опять сел к столу, схватился за ручку, блокнот, и вдруг, вернувшись к действительности, сказал вслух:
– Так, чувак, не расслабляться. Компьютеры так и не проверил. Ничего, шас сделаем, это дело поправимое.