Как трудно иногда бывает оставаться верным мужем, даже если полон такой решимости! Я уже упоминал о нашем любимом месте на берегу моря, где мы провели всей семьёй много отпусков. Это место называется Мюссера, примерно посередине между Гудаутами и Гагрой. На этом участке побережья в море выходят несколько узких скалистых мысков, а между ними полоски галечного пляжа. Мюссера нравилась нам тем, что там почти не бывало отдыхающих и туда не заходили местные. С одной стороны километрах в двух от нашей обычной стоянки была расположена госдача, построенная когда-то для Сталина. В наше время она большей частью пустовала (вожди измельчали?), но тем не менее охранялась, и проход на пляж с той стороны был закрыт. С другой стороны примерно на таком же расстоянии был дом отдыха для немцев из ГДР. Охраны там не было, но дальше этого дома отдыха никто из местных не проходил. Там можно было выпить чешского пива на открытой площадке над пляжем. А поскольку немцы убеждены, что если тепло и солнышко светит, надо обязательно ходить везде "топлесс", а то и полностью "лесс", то у кавказского человека тут же терялся дар речи и отнимались ноги. Дальше он не шёл, и это было подарком для нас. Потому что сам по себе кавказский человек не подарок, в чём каждый может убедиться, заехав за Кавказский хребет.
Обычно мы отдыхали в Мюссере по нескольку дружественных семей сразу - кстати тоже с учётом особенностей поведения кавказского человека. За жрачкой, вином и куревом для всей компании мужики ходили поочереди в этот самый дом отдыха, где был также обычный советский магазинчик. В тот день была моя очередь, и я с утра пораньше пошлёпал по пляжу с пустым рюкзаком. В одном месте надо было обойти такой острый скалистый мысочек, и я проскочил его по морю по пояс в воде, отметив про себя, что обратно я так не пройду. Накат усиливается, и мне придётся идти по тропке, огибающей мысок на высоте метров пять от воды.
Иду обратно с полным тяжёлым рюкзаком, дохожу до крутого поворота узенькой тропинки на самом острие мыска - и стоп! Там стоит совершенно обнажённая златокудрая Лорелея. Она загорает на утреннем, ещё не злом солнышке. Красиво откинула руки назад за голову и держится ими за выступ скалы. Остренькие выпуклости на её груди торчат вперёд, преграждая путь. Волосы у неё золотые не только..., в общем везде.
Что мне было делать? Тихо вернуться назад и переть пару лишних километров через лес в обход мыска? Иду вперёд, заранее бормоча из Гейне "Die schoenste Jungfrau sitztet dort oben, wunderbar" (зря что ли у меня тройка по немецкому в аттестате зрелости?). Аккуратно обтекаю Лорелею впритирку к её выпуклостям и говорю ей на своём родном: "Миленькая, ты только не шевелись, а то мы с тобой навернёмся в море вместе с рюкзаком". Она стоит с закрытыми глазами, молчит и улыбается. Я уже почти целиком промылился мимо неё, когда она открыла глаза, а они у неё зелёные! Я не мог изогнуться, чтобы поцеловать её в губы, проклятый рюкзак мешал. Поцеловал как пришлось, в тёплую золотую макушку. И пошаркал дальше.
Дотопал я до нашей стоянки и говорю: "Девочки, выключите ваши слуховые аппараты. Я хочу рассказать ребятам, что со мной произошло". Ребята сразу вскочили: "Она ещё там стоит?!" Жёны им: "Ну конечно, вас дожидается! Да там уже давно прошёл кто-нибудь вроде Юрки, только без рюкзака!"
Вот такая история. А если бы я действительно был без рюкзака? На мне ведь кроме него были только плавки! Нет, тяжело быть верным мужем.