«Какая злая служительница. Прости, меня Господи!» - думала про себя, не в силах оттолкнуть гневных мыслей, Вера. Трещали свечи за спиной, народ на службе был немногочислен, но все стояли не то чтобы плотно, но ближе подойти не представлялось возможным, и она сердилась вдвойне – и на то, что невнимательно слушает церковнославянскую речь, распевчатую и покаянную. Надо будет обязательно прочесть дома, - решила она. Всё же не выдержала и обернулась – бабка выдернула из чаши её зажженную свечку. Не прогоревшую и на две трети. Так обидно. Лет 12 назад, в платочке, но в джинсах... такая же безликая, старушка выставила её из храма… лучше не думать. Она обратила свой взор на высокую икону в противоположной стороне, которая всегда почему-то казалась ей чуть светлее других. Словно она звала или утешала сейчас от суетных мыслей. Она всегда ставила свечку Николаю Угоднику. Тогда она счастливо разрешилась, хотя врачи не скрывали некого сомнения. Чудотворец помог и в следующий раз. Когда тяжело заболела мать. Он послал ей легкое успокоение. Вера с завистью смотрела на подругу. «Только не надевая на службу срамного белья», - серьёзно предупредила та её сегодня по телефону. Что она – вообще что ли – ходить в церковь в стрингах? Неужели старуха и такое может учуять! Люба всегда была спокойна, в ней неистощимый запас прочного жизнелюбия. Одна Вера ходить в храм побаивалась. И не только из-за расхожей старухи. Ей казалось, что сумрачный мрак, сгущаясь, готов отомстить ей за что-то именно здесь. Но за что? Ведь она не совершала ничего греховного. И высокий ангельский чин через толпу словно подбадривал её и звал сообщить что-то важное.
Ноги чуть затекали; люди совершали знамения, грянули певчие на хорах. К удивлению, батюшка заторопился и скомкал службу. «Не в духе сегодня – к любовнице небось заторопился», – неодобрительно прошипел кто-то рядом. Странно! Вот уж не думала. А голос у него и вправду какой-то… чувственный. Люба торопилась и кивнула ей на прощание. Толпа редела, наконец она решилась шагнуть навстречу.
Высокий воин с копьем. Он звал её. Препоясанный выше пояса, в точеных сапогах, парил и завил на небольших мощных крыльях… Она попыталась вгляделась в Его судьбоносный лик, откуда вырывалось таинственное непонятное слово. Словно фиолетовые искры или сполохи почудились в его очах; что-то почти незримое вспыхивало близ образа, длинное тонкое повернутое к земле копьё показалось грозным и таинственным. Первый раз она почуяла жест – обычно святые почти не двигались, застывая во вневременьи.
В горле что-то сдавило, горечь от елея и ладана словно поразила гортань, голова закружилась, и она прянула назад. Острая боль пронзила ей рёбра – Он-таки дотянулся до неё мгновенным копьём…
– Марфа! – закричал над ней, прянувшей боком на изразцовый пол, батюшка, грубо и гулко, по-мужицки, а не нараспев. В руках он держал отливающий серебром и жемчугом ларец, куда-то спеша с ним к людям, вошедшим в закрытый сейчас для остальных храм. Блеснула выступавшая снизу вбок литая ножка ларца, которого он и ткнул её нечаянно, пятившуюся, не ждав никого у боковой дверцы.
– Это Он, – Вера указала на примолкшего копьеносца, – за грехи…
Батюшка сверху удивился; сквозь боль она заметила, как тяжёл был этот ларец под одной обхватившей его рукой священника, покрасневшего от натуги.
– Что же ты?! Марфа! Я же сказал – всех вывести, до единого. Ну, помоги рабе божьей – я кажется задел её не чаяв. А тебе исповедоваться, дочь моя! – и он заспешил, путаясь мощными коленками в рясе, с тяжелой поклажей, из сумрака; свечи почти все догорели, прости и помилуй нас грешных, Господи!
Старуха принесла шаткий стул; налила в стакан святой воды, зашипел растворимый аспирин. Старуха откинула полу и пиджака и прощупала рёбра, сказав кратко: «Терпи!.. Вроде нет перелома». Под сильными сухими пальцами, причинявшими боль, Вера чуть успокоилась. И воин будто остыл. Звёздочки вкруг чела словно опали и рассеялись. Опущенное копьё обещало примирение. У колонны разговаривали двое, один молодой и худенький, другой степенный, с окладистой бородой, но в гражданской одежде.
– Батюшка сообщит о знамении – а те и выше доложат, раба божия после вечерней сподобилась получить повреждение меж рёбрами от одного из ангелов божиих, аки Спаситель на распятии… Кого обличает и наказывает Господь, того любит… Стигматы...
Эта мысль показалась ей весьма странной, и всё ещё боясь обернуться на икону, Вера поднялась, преодолевая слабость в ногах.
– Спасибо! – произнесла Вера, промокая слёзы.
– Сюда, сюда! – и старуха торопливо повела её через заднюю дверь, во двор, не успевающую обернуться и перекреститься. Видимо, какая-то высокопоставленная делегация приехала посмотреть на подтверждения святости. «Очень дорогие автомобили», - мелькнуло в голове прихожанки.
– Не надо ходить на шпильках в Храм! – сурово махнула старуха рукой на прощание, открыв ключом высокую кованую калитку.
Она не добрая и не злая, - дума Вера в полупустом трамвае, щупая кости вокруг болевой точки. Такая у неё служба. Такая же изнуряющая и однообразная. Когда может она была конструктором в НИИ. Чуть сильнее, и… Вот бы дома на неё наорали – мать, муж, и даже собака, если бы и вправду что-то треснуло или отломилось. Трамвай полз, словно ехал на кладбище. Так оно и было – он дребезжал в сторону Литераторских мостов.
Неожиданно в стекле, отражаясь в нём и проступая извне, на старой стене красного кирпича какого-то фабричного строения проступил стройный воин, высекающий слёзы, – окружающие покосились на Веру, странная, вроде, на пьяницу не похожа. Она не могла сделать полный вздох – словно острие все касалось ее слабой оболочки.
Чтобы напомнить, позвать и утешить – Он призвал её сегодня. Ненавидимый и распятый. Фабричный сладковато-удушливый воздух вползал в трамвай на остановке перед вечностью.
суббота, 14 июня 2008 г.