Репортаж с моего блога

Дарья Герда Сидорова-Миллер
«Человек всегда остается один, если вздумает всерьез стать человеком»
Александр Александрович Зиновьев.




Еще один разукрашенный мною день забился в архивы заботливой памяти.
Он начался звоном немилостивого будильника, вышвырнувшего меня из колыбели сказок. Надавав ему подзатыльников по спасительной кнопочке «выкл», я с судорогой от холода и мысли «опоздаю» заплясала в поиске вещей.
Приветствую тебя, одноглазый фонарь! Он каждое утро косится и нервно подмигивает, хохоча, глядя как я сдаю кросс в логово продрогшего трамвая, вылезшего из сладких снов в депо.
Опять в редакцию. По Гоголю, «бумагомарака, щёлкопёр», я гордо поднимаю голову и своё перо, чтобы занести его над сливочного цвета бумагой с истомой желания обнажить, сдуть напыщенную холодность, проткнуть силой слова оболочку общества, коснувшись самых тонких и болезненных струн.
Когда же люди проснуться от оглушительных пороков, от дрожащего и скачущего в лихорадке за чужого человека сердца?
Рой мыслей разлетелся под тяжеловатой рукой редактора и навалившимся новым заданием: «Десять самых популярных ресторанов! Написать статью!» Есть написать статью, король Печатных символов! Я не жадная, мне полцарства вашего, свет Редакторович, не надобно. Я, покорнейший слуга вашей милости и мнения общественности, смею просить лишь её преосвященство и читабельность полосу Первую.. Всё, всё, ухожу, ухожу.
Бог мой, да за что же мне эта ноша пустой, такой успокаивающей общество темы? Стоит ли расточать силу слова на пустозвонство? Взлелеянный, приласканный литературой русский язык блекнет, тает, кашляет сленгом и заимствованиями в пресловутых журнальчиках золотой молодежи.
Кажется, здесь, в своем дневнике, блоге, я могу не заботиться о потенциальной аудитории. Я сама себе аудитория. А также, журналист, корректор, редактор, учредитель. Здесь моя неизлечимо дохающая гордость улыбается от приглашенных классиков: Набокова, Достоевского, Стругацких, Экзюпери. От их бессмертных цитат, столь актуальных и эксклюзивных.
От событий и достижений в жизни многогранного мира. Моего мира.
И дневник – есть самый популярный в этом мире печатный материал.
Здесь все полосы первые. А также, все факты эксклюзивные и актуальные. Что там Косово! Даст Бог, помирятся два народа. Вот революция в моей голове, извините, куда важнее и значительней. Ибо, если она не разрешится победой разума, то не узнать мне, увы, никогда о косоварах, итогах выборов президента, новом задании моего редактора.
«Я достаю из-под кровати крылья…» Вот, кстати, новый хит в поэзии на моей планете. Только что поступила срочная новость к нам, в прямой эфир. Создатель дневника поделился с нами следующей информацией: «Мне важно для начала полить и воспитать эту планету, ибо какой она вырастет существенно важно для моей профессии».
Вы когда-нибудь брали сами у себя интервью? По-моему, это не только забавно, но и полезно, поскольку прислушаться к себе не каждый может.
«Есть целый мир в душе твоей» - подсказывает Тютчев.
Ждать, пока в тебе родиться человек – наивно. Так легко стать пластилином в руках общества. А оно уж, не сомневайтесь, слепит из вас безликих, наштампованных и однобоких – в общем, себе подобных. Вы, быть может, не согласны со мной? Зато это моё мнение, не прогнувшееся ни перед кем.
 На второй линии у нас «золотой классик» Антуан де Сент-Экзюпери со своими строчками из «Военного летчика»: «Ни при каких обстоятельствах в человеке не может проснуться кто-то другой, о ком он прежде ничего не подозревал. Жить - значит медленно рождаться. Это было бы чересчур легко - брать уже готовые души!" Надо запомнить. Спасибо, Вам, великий гений!
А наше популярное СМИ заканчивает свой номер отрывком из произведения автора. Конечно, это не Набоков, это просто я, искательница метафор, сравнений и оттенков слов. Потом, когда я уже буду настоящим журналистом, с не принадлежащим себе пером, я отрекусь от этой игры словами, от этого сверкания значений и переливов фраз. Тогда я открою сиё самиздаточное СМИ, заброшенное мною по причине отсутствия времени, похороненного в погоне за информацией, и не будет ничего милее строк этого еще юной, беззаботной девятнадцатой весны:
«Зверь с разинутой пастью, клокочущей силой внутри, скребется в отсеки души, глумится на кладбище похороненных когда-то чувств, чтобы достать их, хорошо упакованных, из склепов.
Вдруг взял чуть выше, полоснул по самому сердцу своей прилизанной дирижером лапой.
Зацепился когтями за первый ряд.
Второй насторожился. притих. Как маленькие дети или звереныши, на которых шикнули.
Схватка была по всем законам военного искусства.
Вот он уже, оскалив свои безупречно ровные, ослепительные мотивы двинулся осторожной поступью через парализованный партер, не касаясь равнодушного бархата кресел, к бельэтажу.
Никогда так не властвовало напряжение слуха.
Глухие болванчики внемли, обессилев под грузом мелодии, которая придавила их, расколола надвое, этих фарфоровых кукол...»