Эх, деревенька моя, станица кубанская! Скучаю я по тебе и вспоминаю – с годами всё чаще! Хатки твои белобокие вспоминаю, сады твои, пеной зелёной из-за заборов выплёскивающиеся, улочки горбатые с лавочками у каждой калитки…И солнце там ярче, и вода вкуснее, и липы душистее, и я моложе…
ДЕД
Дед у нас (мой отец) – человек суровый и молчаливый. В прошлом заядлый охотник и рыбак, всю свою любовь к природе вымещал он теперь на домашней живности. Ха, ну, и выражение! Зато точное! Даже траву для птицы (а были у него и куры, и гуси, и индюки) он рубил сечкой в деревянном корыте! До чего доходило: дед сидит в тенёчке на крыльце и мельчит траву, а птичье племя вдоль сетчатого забора выстроится на скотном дворе, шеи вытянет и ждёт, когда дед закончит. Бабуся ворчала:
- Ты их совсем избаловал! Они уже сами траву не щиплют, тебя ждут! Может, ещё пожуёшь им?
Дед отмалчивался и делал по-своему. Птицы слушались его беспрекословно, даже куры! Бывало, забудет кто-нибудь калитку в скотный двор закрыть, а куры уже в грядках роются. Дед, как генерал, выйдет на крыльцо, крикнет зычным голосом:
- А ну, марш на место! Я вот вам сейчас!
Куры сначала замрут, а потом наперегонки к калитке бегут. Иногда какая-нибудь заполошная квочка с перепугу не в ту сторону побежит, дед как гаркнет:
- Куда, дура! А ну, быстро на место! Ишь ты!
Курица сначала замечется туда-сюда, потом развернётся – и бегом за остальными! Дед удовлетворённо крякнет, не спеша спустится с крыльца и закроет калитку. Цирк бесплатный, да и только!
Я никогда не могла отличить своих птиц от соседских, если они вместе гуляли. Дед удивлялся:
- Они же совсем не похожи! Наши красивые, упитанные. Видишь?
Я не видела. Однажды индюшка увела со двора четырёх своих индюшат предположительно к речке. И вдруг началась гроза. Ливень – стеной. Такие ливни я только на Кубани и видала. Пришлось мне идти искать индюшку. В двух метрах ничего не видно. Кое-как нашла, но один индюшонок уже где-то потерялся. Гоню их домой – не идут, убегают от меня. Насилу пригнала, закрыла в скотном дворе. Переодеваться на крыльце пришлось – вода с меня ручьём. Захожу в дом, уставшая, злая на индюшку, а дед стоит у окна, которое в скотный двор выходит, и говорит:
- Ты кого пригнала?
- Как кого? Индюшку, конечно!
- Это чужая индюшка!
- Как чужая? Черная, с индюшатами, у речки была. Всё сходится!
- Ничего не сходится! Ты на лицо её посмотри – не наша индюшка!
Я чуть не треснула от досады.
- Лицо! У индюшки! Я её еле нашла, в такую даль гнала, а ему лицо не нравится! Где ты видел у индюков лицо! Не пойду больше, сил нет!
И что вы думаете! Индюшка-то и впрямь не наша оказалась, я её от родного двора угнала! А наша, зараза такая, отсиделась где-то, переждала дождь, да и заявилась как ни в чём не бывало, и четверо индюшат с ней. Вот такие дела!
СЮСЮКА
Сюсюка – это станичная соседка моих родителей, тётка лет пятидесяти. Почему Сюсюка? А она шипящие не выговаривает! То ли от рождения “фефект речи”, то ли из-за недостающих зубов – не могу сказать. Я так и не знаю, как её зовут по-настоящему – Сюсюка и Сюсюка! А муж у неё – Витька. Мужик работящий, но периодически пьющий.
Люди на Кубани темпераментные, словоохотливые, любят… нет, не соврать – нафантазировать. И, что самое интересное, сами в свои фатазии начинают искренне верить! Сюсюка – не ислючение.
Бабуся (мама моя) не любительница по лавочкам сидеть, поэтому все станичные новости мы узнавали, в основном, когда они уже “старостями” становились.
Вот как-то утром принесла соседка Наталья, как обычно, банку молока (баллон, как здесь называют трёхлитровые банки). Лицо сердитое. Спрашиваем:
- Что случилось, почему такое настроение?
- Витьку Сюсюкиного сейчас встретила – с дежурства идёт, паразит! – гневно отвечает Наталья.
- Что ж плохого в том, что человек с работы домой идёт? – недоумеваем мы.
- Вы что, ничего не знаете? – Наталья уселась поудобнее и рассказала такую историю.
Оказывается, накануне пришла к ней Сюсюка. Слёзы градом льются, за голову хватается, причитает:
- Ой, Наташенька, ой, миленькая, Витька-то мой помер! А помочь-то мне некому! Что же я делать-то буду! Может, хоть ты мне поможешь, соседушка ты моя дорогая?
Наталья, конечно, помочь не отказалась. Спросила только, что делать надо. Сюсюка пуще прежнего заголосила:
- О-ой, и хоронить-то мне его, родимого, не на что! И поминки-то справить не смогу-у! Пойдём, хоть поможешь комнату освободить, а то даже гроб поставить некуда!
Наталья тоже заплакала, обняла Сюсюку, утешая и уговаривая. Потом вынесла ей баллон молока, простокваши на тесто, яиц, сколько было, сахару да рису для кутьи насыпала, самогонки налила. Потом помогла в доме прибраться, мебель нехитрую переставить, чтобы было куда тело заносить. Так расстроилась, что спать не могла, всё об этом печальном событии переживала. А Витька – вон он, живой и здоровый!
Мы, конечно, посочувствовали Наталье, еле сдерживая смех. Потом оказалось, что Сюсюка полстаницы обошла, рыдая да причитая, насобирала “на поминки” всякой снеди – долго можно в магазин не ходить! Вот такие дела!