Фотоальбом. Старый. Потрепанный. Позже, на «23 февраля», одноклассницы купили мне новый, "с Арнольдами". Но люблю я больше именно этот старый фотоальбом. Там, среди вороха выцветших черно-белых фото есть и самые любимые. У многих из них, как и у людей, своя судьба.
На фото нас четверо. Я, Стас, Саид и Наташа. Наташа это наша маленькая королева. У нее косички и веснушки. А еще очень смешная фамилия - Козявка. Она лежит на песке, а Стас пишет песком у нее на спине самое лаконичное и страшное ругательство нашего детства. Стас самый веселой из нашей "великолепной четверки" (так мы называли сами себя на фоне остальной шпаны пионерлагеря). А еще он постоянно все преувеличивает. Саид стоит чуть поодаль. Он из Чечено-Ингушетии. Мы прозвали его «Абреком» за характер и любовь к приключениям. Саид все время придумывал что-то рисковое. Поплыть ночью на камере от грузовика на островок, разрисовать памятник на площадке, организовать в соседний отряд "нашествие лягушек" все это по его части. Я на фото выгляжу скромнее всех, эдаким паинькой. Стою в воде по пояс. Единственное, что выдает во мне трудного подростка синяк под глазом. Впрочем, на черно-белой карточке он почти не заметен.
В жизни часто бывает что люди, только познакомились, а ощущение такое будто знакомы они целую вечность. С нами четверыми было примерно то же самое. Мы были беспечны. А что еще остается делать, когда тебе четырнадцать?
Дни были в -общем похожи. Подъем, зарядка, завтрак, море, море, море, море. По вечерам, когда в комнате выключали свет, Наташка уходила в девчачий отсек комнат, а мы с Саидом слушали байки Стаса о вспыхнувших между ним и нашей маленькой королевой чувствах. Впрочем, слушали мы его «постольку поскольку». Знали, что если Станислав Полевиков говорит "Здрасьте" это тоже нужно помногу раз перепроверять.
Смена подходила к концу. Последняя суббота была объявлена родительской. Приехал дед Саида, то ли танцор, то ли режиссер, высокий статный старец в высокой папахе. Из Ставрополя приехали сестра и мама Стаса. Ко мне и Наташе так никто и не приехал. Ее отец с матерью (они были военными), в очередной раз, куда то переезжали. У меня же не было никого кроме бабушки, а она осилить дальнюю дорогу не смогла.
Дети на сцене показывали свое мастерство. Кто пел, кто танцевал. Родители с восторгом в сердцах и улыбкой в уголках глаз следили за действом на сцене. Тут объявили меня. Я вышел и продемонстрировал то, что мог делать лучше всего, прочитал стих про войну. Кажется, это было "Варварство" Мусы Джалиля. Все оцепенели, ужаснувшись от моей логики втиснувшей в этот праздник веселья на берегу Черного Моря столь серьезные стихи. Лишь единожды я заметил в зале заплаканные глаза. Это был дед Саида. Среди всех присутствующих он один мог быть знаком с войной не понаслышке.
Ночью мы со Стасом лежали в комнате так и не найдя ни Саида, ни Наташку. Меня все это заводило, и я без конца солил Стасу. А он обиженный на весь мир (а, прежде всего на недооценившую его достоинств Наташу и "предателя" Саида) сидел окутанный в летнее одеяло, напоминая сыча.
Впрочем, утром все сделали вид, будто ничего не произошло. Дали стандартную клятву дружить вчетвером на века и разъехались по своим городам.
Пару раз обменивались письмами и фотами. Потом прекратилась и это. Цветший буйным цветом в стране застой сменили другие времена. О своих друзьях я не слышал ни слова. Фамилию Козявка я услышал по телевидению один раз. Шла первая чеченская кампания. Упомянули о погибшей бригаде майора Козявки. Может и однофамилец. Что сталось с Саидом и жил ли он тогда в Чечне не знаю. Фамилию Стаса искал через справочную, будучи в Ставрополе, ничего.
Жизнь течет. Судьба дарит нам новых друзей, забирает старых, мы находим одно, лишаемся другого, женимся, разводимся, рожаем детей. С нами остаются лишь старые, потертые черно-белые фотографии.