Счастье в подарок

       Счастье в подарок.

       «Счастлив, кто падает вниз головой:
       Мир для него хоть на миг – а иной».
       = В. Ходасевич =


       Блюсти закон в этой стране становится все трудней, трудней и опасней. Да и само это понятие давно мхом поросло, т.к. нет уже того грозного слова "ЗАКОН", после которого пропадало желание не то, чтобы что-то делать, а вообще жить на свете. Просто оглянись назад и соотнеси свои действия с буквой закона - непременно поймешь, что всю жизнь сознательно нарушал. Нарушал не потому, что рецидивист, а потому, что ходьба поперек борозды была заложена в мозг русского человека с незапамятных времен небезызвестной лошадью, и уже успела превратиться в традицию. Кто-то даже заявил, что законы для того и созданы, чтобы человек их нарушал, но он очевидно ошибался. Прав он был в том, что человек создал их сам для себя, но вовсе не для того, чтобы нарушать. Просто человек - он не обезьяна, для него не надо что-то создавать специально, чтобы он выполнял, ведь он сам себе генератор подобных идей, и сделает всегда так, как галочкой помечено в его собственном мозгу. Захочет – будет соблюдать, не захочет – не будет, и не должно быть того, кто сказал бы, что это правильно или нет. В этом мире (а мир пока ограничивается рамками России) каждый сам себе на уме, каждый сам и законодатель, и исполнитель в одном лице. Можно создать своих законов и их соблюдать, а чужие нарушать, а можно и свои нарушать, в чем проблема-то? Но зачем тогда вообще эти законы, если их никто не соблюдает? Не соблюдают ни те, кто их пишет, ни те, для кого их пишут. Наверное, все дело в том, что нужен порядок. Хотя нет, неверно, необходимо стремление к порядку, а то если порядок будет сам по себе, то и некого будет за него уважать, а если его не будет, то можно уважать тех, кто стремится к нему. Люди, стремящиеся к тому, чтобы их уважали этой дорогой, некогда стали называть себя законодательной властью. Теперь это их профессия – законы сочинять, и обвинять их в чем-то глупо, они ведь просто отрабатывают свой хлеб. Сидят, думают, решают, участвуют в жизни страны. Придумали сначала один закон, потом - второй, накрыли - третьим и припорошили четвертым. Сами помнят от силы два последних, а до народа дошел только первый, успевший видоизмениться в лабиринтах испорченного телефона практически до неузнаваемости. Так и рождаются ситуации, в которых все хоть и живут по законам, но все равно нарушают, а это уже не правильно. Думается, что с подачи законодателей создана целая система, которая призвана следить за тем, чтобы все соблюдали законы. Без этой системы законодатели были грустными, потому что чувствовали свою бесполезность, ведь плохо, когда все плюют на то, что создано твоими руками. Был ли какой-то отбор при приеме людей на работу в систему – сложно сказать, но хочется верить, что все они абсолютно непорочны и глубоко нравственны, из тех слоев, где зубы чистят всегда два раза в день, потому, что даже это считают непререкаемым законом. Эти защитники могут не знать поверхностных интегралов третьего рода и даты рождения тещи, но зато они в мгновение ока воспроизведут статью, по которой нарушает бомж, севший гадить под окнами мэрии.
 
       Такие мысли посещали старшего сержанта милиции Ковалева, сидящего на унитазе в туалете метрополитена. Пришло его время заступать на дежурство, а значит, придется потратить очередных два часа из жизни на лицезрение толпы горожан, спешащих на работу. Он ненавидел эти утренние часы, когда каждый второй норовит сожрать каждого третьего только из-за того, что им до ужаса не хочется идти на работу. А еще он ненавидел то, что все обращают на него внимание. Ковалев списывал повышенное внимание к своей персоне на то, что он один среди всей массы людей не продирался к турникетам, а просто стоял и отсутствующим взглядом за всем этим наблюдал. Его миссия заключалась в отлове непохожих и разных подозрительных личностей и проверке их документов. Если регистрация и отметка о службе в армии были нормальными, то непохожий шел дальше, а если нет, то непохожий все равно шел дальше, т.к. определенных инструкций, что делать во втором случае, никто не давал. Не самая интересная работа, но кому-то ведь надо ее делать. Ковалев, как нигде раньше, ощущал всю бесполезность своего нахождения в этом вестибюле. С таким же успехом здесь могла бы стоять статуя Сталина во весь рост; - вроде и нелепо, но подходить по старой памяти боязно.
 
       Целыми днями с ним пытались шутить вахтерши, которые следят за работой турникетов, но это его забавляло мало, наверно потому, что с детства ощущал глубокую неприязнь к женщинам такого типа. Им бы сидеть в ЖЭКе, порой думалось Ковалеву, и ему сразу вспоминалась мать, не лестно отзывавшаяся вообще обо всех работниках подобных служб. А еще у него всегда был напарник, который назначается не потому, что работа сложная, а потому, что одному при таком рабочем ритме можно просто сойти с ума. Они с напарником сменяли друг друга каждые два часа, как в карауле. Пока один "фильтрует поток", другой сидит в вонючей коморке и разгадывает мятый сканворд. Интересен тот факт, что в сканвордах к концу дня свободных клеток не оставалось вообще. Понятно тогда, где торчат Ломоносовы всея Руси – дежурят на станциях метрополитена. Иногда они с напарником выходили в фойе вместе, так вроде и время летело быстрее, да и людей пообсуждать можно было, что им весьма нравилось. Да и не только им, ведь это занятие свойственно любому человеку, у которого резко обостренно чувство неприятия социального неравенства. Почему, братан, я в трамвае, а они в Мерседесах? Или расскажи мне про суши, а то я экзотичней пельменей ничего никогда не ел. А какая разница между песком на Лазурном побережье и нашим: - тем, что по берегам местной говнотечки кое-где рассыпан? И это все без ответа, а потому и остается гнить на дне сознания, чтобы когда-нибудь взорваться расстрелом коллег по работе, заложенными на остановках армейскими минами или, что чаще всего бывает, мыльной веревкой (теплой водичкой - на выбор). Но это все, конечно, удел слабых. Замечать социальное неравенство и переживать по этому поводу - свойство отдельных, а не особенность каждого. Причем слабыми бывают представители абсолютно всех социальных слоев, так же, как и сильными.

       За все время, проведенное в метрополитене, Ковалев научился безошибочно (как ему казалось) отделять от нормальных людей тех, кому катастрофически противопоказано находиться в метро. Это те, кто, увидев на улице букву "М", кривят морду одинаково сильно, не придавая значения все-таки существующему различию между станцией метро и туалетом. Они, даже если пользуются метрополитеном каждый день, считают это временным явлением, чем-то вроде жизненной неурядицы - судьбы приколом. А во сне к ним являются шикарные автомобили. И они стоят и смотрят на них, робко подходят ближе, легким касанием ладони проводя по блестящим и плавным изгибам корпуса. Автомобиль еще не тронулся с места, но даже так угадываются, присущие ему, скорость, стремительность, напористость (высокомерность, наглость, эгоистичность - но это вслух произносить нельзя, да и к авто это как-то не относится). Они любят заглядывать в салон через боковые стекла, а после - рассказывать знакомым про белую кожу, встроенные в сиденья телевизоры и бортовые компьютеры, слышать "ахи" и "охи" в ответ, бессознательно приписывая их своей персоне. А сон открывает им дополнительные возможности - покататься на таком авто, причем покататься не на пассажирском месте, а за рулем. Сложно представить, но некоторые даже засыпают с мыслями об этом, весь день думают об этом, ждут этого момента и, вообще, буквально торопятся дожить до следующей ночи, чтобы в очередной раз оказаться в салоне престижного автомобиля. Вот кому воистину необходима дорогая иномарка, чтобы их, вечно подгоняемая, жизнь не сверкнула одинокой звездочкой на небосклоне человеческого бытия и тут же погасла, а безмятежно горела, подобно неиссякаемому яркому источнику. Немного терпения и желания – и теперь они сквозь темные стекла автомобиля горящим взором скользят по проносящимся мимо окрестностям - приюту обездоленных и нищих. Да, они спят, но разве этот факт может хоть чуть умалить помпезность ситуации? Жизнь великих спрятана от глаз простого люда либо за темными стеклами машин, либо за дверьми заведений, в которые бодрые вышибалы не пускают тех, кто не готов сорить деньгами. Они тоже великие? Не знаю, но кому-то завтра придется проснуться, рассчитав время по секундам, чтобы случайно не потерять хоть толику драгоценного сна. А потом бежать, бежать по инерции вместе со всеми, спрятав глаза, толкаться на входе и в замечательном профессиональном стиле, в конечном итоге, оказаться в вестибюле станции метро. Сон окончательно растворяется в атмосфере звенящей напряженности, которую создают голодные взгляды бездомных, занимающих все свободные сидячие места у батарей. И не приведи судьба, чтобы вам оказаться в очереди за жетонами: - хоть каждый из бездомных и умирает с голода, и пахнет от них смертью, они не упустят возможности продемонстрировать своего умения перекачивать деньги из чужого в свой карман. И за этой дикой сворой тоже надо следить, но Ковалев понимал, что это абсолютно бесполезное и более чем опасное занятее. Есть верная поговорка - не трогай говно, оно вонять не будет, и он, в отношении бомжей, старался ее придерживаться. Он помнил тот случай, когда подвыпивший мужик с сумкой через плечо шатаясь, шел к выходу из метро. Картина очень обыденная для окончания трудовой недели, поэтому и не привлекающая к себе повышенного внимания. Правда Ковалев заметил некоторое оживление на лежбище бомжей, но не придал ему значения (или не хотел придавать - он и сам этого не знал). Его интуиция, вполне вещь сомнительная, толкнула милиционера к первому попавшемуся человеку, сошедшему с эскалатора. Им оказался какой-то долговязый нескладный парень лет двадцати трех на вид. Ковалев остановил его стандартными, заученными наизусть, фразами и ждал, когда парень достанет свои документы. Когда темная фигура, отделившаяся от прайда бомжей, наносила удар тупым предметом в область затылка пьяного мужика, Ковалев внимательно изучал прописку парня и находился спиной к происходящему. Позже, он абсолютно не расстраивался по поводу случившегося, ни тогда, когда быстро отрезвевший мужик с пробитой головой описывал приметы нападавшего, ни тогда, когда писал отчет о дежурстве, во время которого происшествий не случилось. Просто так повелось, что за все время работы в метрополитене Ковалев не занес в свой послужной список ни одного нарушения, как свершившегося, так и предотвращенного. Многие его коллеги, в связи с этим, даже и не знали, как к нему относиться, и некоторые даже побаивались, что молодой старший сержант несколько слишком лоялен, а то и не равнодушен, к непохожим. Когда в управлении заходили разговоры о совершенных подвигах в метрополитене, Ковалев садился в сторонке и тупо смотрел в окно. Со стороны это могло выглядеть так, как будто ему гораздо интереснее подсчет ворон, чем задушевная беседа коллег. Впрочем, внешние признаки обманчивы и часто неточны, как и в ситуации с Ковалевым, у которого в голове много чего происходило, но это никак не отражалось на его мимике и поведении. А так, он и сам был не против в голове своей проследить полет стреляной гильзы и услышать ее звон о бетонный пол, вместе со стуком падающего тела. Да еще если за всем этим будет наблюдать какая-никакая красавица, которая окажется спасенной благодаря меткости и находчивости Ковалева, то у него на лице даже слегка заметно проявляется самодовольная улыбочка, но ее никто никогда не замечал. Так в нем и умирал герой, которому не суждено раскрыться. По крайней мере - не в отношении бомжей.

Уникальный случай совместного сосуществования милиционеров и бомжей на одной территории, но по разные стороны баррикад, с различными сферами влияния и интересами. Бомжам не нужны были проблемы, связанные с потерей такого прибыльного места обитания, как холл метрополитена, а Ковалеву не нужны были медали за разгон нищих и лечение от перескочившей с них заразы. Старший сержант делал вид, что осуществлял контроль за легальным человекооборотом по сетке метро, а бомжи делали вид, что просто мирно сидят, а чего там происходило на самом деле - совершенно ясно и понятно. Единственный момент, который стоило бы отметить, так это что Ковалев запомнил парня, ставшего свидетелем разбойного нападения бомжей на мужика. Спустя даже несколько месяцев (срок очень уж не маленький, учитывая трудности выживания на станциях метро) он узнавал того долговязого парня одетого на пару размеров более, чем требовалось по его фигуре с прорвавшимся в нескольких местах пакетом в руках. С совершенно хаотичным графиком по дням недели, но неизменным - по часам (порою доходящим до минут, и даже секунд), он поднимался и спускался по эскалатору вечером и утром соответственно. Очевидно, что парень жил в районе этой станции метро и по утрам отправлялся на работу, неизменно возвращаясь по вечерам домой. Ковалева, которого раньше интересовала только собственная персона и персоны тех девушек и женщин, какие отдавались ему по выходным безвозмездно, вдруг таинственным образом заинтриговала личность этого парня. Что-то в нем было такого, что отличало его от всех остальных людей, но что это, старшему сержанту было не понять никак. Дело точно было не в манере одеваться или ходить, не в каких-то физических особенностях, а в чем-то более тонком, чуть ли не на кармическом уровне (много ли знал он о карме вообще?), что не всегда может быть заметно с первого взгляда, но проявляется при длительном наблюдении. Ковалев, как скрытный и замкнутый в себе человек, наверно обладал некоторой способностью, которая помогала ему не то, чтобы видеть людей насквозь, но безошибочно определять, может ли быть человек ему интересен или нет. Так вот в этом нескладном молодом человеке он почувствовал наличие граней, способных его заинтересовать, причем очень сильно. Просто подойти к нему и попытаться завести разговор - для Ковалева дико и неестественно. Ему очень не хотелось, чтобы парень как-то увидел или почувствовал его заинтересованность - этот факт даже способен был бы вывести его из себя, т.к. он страшно не любил тех, кто вот так вот просто считает себя пупом земли. "Если центр не во мне, тогда его вообще нигде не существует", - иногда думалось Ковалеву. Единственным верным способом для него оставалось данное ему законом право на проверку документов, и милиционер решил им воспользоваться. Рвение, с которым он подошел к этому делу, не могло остаться незамеченным ни со стороны его напарника, ни со стороны парня, ведь Ковалев сделал эту проверку ежедневной процедурой.
 - Что ты к нему прицепился? - Спрашивал его напарник, когда парень уже начал стараться обходить милиционера стороной, но у него ничего не получалось - рука закона непременно его настигала.
 - Да не нравится он что-то мне, - лгал Ковалев. - Рожа какая-то непонятная, и ходит тут каждый день в одно и то же время. Задумал чего нехорошего походу.
 - Так ты пробей его по базе, прошмонай - сто пудов в армии не служил, - советовал напарник.
 - Погоди ты со своими советами. Я может его спугнуть боюсь, вот и выцеливаю до верного.
 - Ну, выцеливай, снайпер дешевый, - смеялся напарник, хотя в душе его грызло любопытство. Ему никак было не понять неподдельного интереса Ковалева к длинному (как про себя уже успел окрестить парня напарник). Он даже решил как-нибудь первым подскочить к длинному, чтобы опередить своего "конкурента" и самому проверить парня. Напарник был практически уверен в том, что Ковалев не станет при парне закатывать разборок, ведь он действительно выглядел очень уж в этом деле заинтересованным.

Ситуация принимала все более причудливый оборот: - теперь уже два российских милиционера готовились отдельно друг от друга к решающему штурму какого-то парня, который даже и думать не мог о том, какой интерес может представлять. С одной стороны - это ничем не впечатляющая ситуация, подобная которой всегда может быть порождена ленивой мыслью в голове скучающего человека. Ведь люди с монотонными профессиями порой могут додуматься до такого, о чем активный человек может просто и не догадываться или элементарно забудет над этим поразмыслить. Быть умным и быть глубокомысленным - очень разные вещи. Можно всю жизнь бегать и хватать всего понемногу, при этом стать в итоге достаточно умным человеком, умеющим применить свои знания на практике, умеющим поддержать любую беседу, разгадать кроссворд любой сложности... Вообще звучит вполне радужно, да, для многих очень важно, еще и почитаемо. Но есть один момент, который-то, по большему счету, мало, где важен, и практически бесполезен в современном мире, но достаточно интересен тем, что проявляется иногда в самых немыслимых местах. Совсем не нонсенсом выглядит вероятность встретить глупого, но, при этом, достаточно глубокомысленного человека среди торговцев семечками, среди заключенных в тюрьмы, среди бомжей и попрошаек и т.д. Вот, к примеру, разговор между тетей Зиной, сидящей в будке возле турникетов, и уборщицей тетей Грушей, которая катается с тряпкой по эскалатору, выдавая видимую похожесть на чистоту за действительность, повергли напарников милиционеров в легкую степень шока. Приводить полностью весь разговор сложно, т.к. он длился около 5 часов в середине дня, когда станция метро не так загружена. Опишу лишь одну тему из тех, которые поднимали женщины.
 - Вы посмотрите, Зинаида Павловна, что в мире творится. Вчера по новостям сказали, что где-то там задержали корабль с 8-ю тоннами кокаина на борту.
 - Да не может этого быть, Аграфена Федоровна, ведь это ж какая цифра. Откуда это могли столько везти?
 - Ну, не знаю, я не сильна в рынке производства легкой артиллерии наркотиков, но есть подозрение, что из Колумбии.
 - Наверно, вы правы, ведь любая легализация ломает кривую объемов производства отложенную в координатах времени произвольным образом, и только потом она устаканивается, когда глаза уже перестают лезть на лоб от возросшей степени халявности в прошлом запрещенного продукта. - Выдала тираду тетя Зина своей собеседнице, а в громкоговоритель уже добавила, - мужчина, мужчина, ну куда вы прете!?! Вы видите, что турникет не работает? Ну чего вы на меня вылупились, вам турникетов мало?! Проходите!
Ошарашенный мужик прошел через другой турникет, а женщины, как ни в чем не бывало, продолжили беседу.
 - Я бы, Зинаида Павловна, не стала на вашем месте так резко и безоговорочно превозносить Колумбию до того уровня, на котором понятие легализации означает больше, чем просто устная договоренность. Законы в стране, где одни головорезы работают правителями, а другие - наркобаронами, мало чего стоят. Это я имею в виду только те законы, которые регламентируют действия, основываясь на правах и обязанностях каждого человека, а не те, что опираются на клятвы между пацанами, уважающими джунгли. Последних-то правил там пруд пруди.
Тетя Зина призадумалась. И ведь правда, о колумбийских новостях мы слышим довольно редко, а это для русского человека равносильно тому, что там ничего и не происходит. Напротив, легализация общепринятого запрещенного в Голландии проходила под дружные аплодисменты всего мира, да еще и с некоторой долей зависти. А в Колумбии легализация прошла по договоренности, в результате которой наркомафия оплатила весь внешний долг страны, и понятно, что такой шаг не мог не растопить лед в сердцах правителей.
 - Я вот единственно чего не понимаю, так этого нелепого восьми тонного выброса, - начала задумчиво тетя Зина. - Что это? Правительственная акция? Сдача нормативных зачетов? Не понимаю. А вы что думаете по этому поводу, Аграфена Федоровна?
 - Относитесь к этому проще. Вы же не думаете, что Колумбия раньше не экспортировала в Европу партий таких объемов? Нет, просто на этот раз они решили себя пропиарить - мол, реальные поставщики. Это как Советский Союз, который штамповал ракеты стратегического назначения у всех на виду. Весь мир думал: «Во, сколько у них боевых единиц», а, на самом деле, это были только те единицы, которые необходимы для рекламы. Все остальное из смертоносного - под строжайшем секретом.
 - Ну да, это понятно; - ловят тех, кто разрешает себя поймать. Так везде, не только в рынке наркобизнеса, - резюмировала тетя Зина.
Ковалев зачастую просто не понимал смысла того, о чем разговаривали женщины. Невольно на ум приходили образы тупорылых теле- и радио-ведущих, зацикленных на своем эго и несущих полную ахинею. Что им до сути передаваемой новости, они же до дури какие умные, все так анализируют - слушать противно. И потому встает такой вопрос, а почему все так? Может кому-то давно уже пора поменяться местами, но социальная лестница устроена так, что если родился в говне, то рывки вверх топят еще глубже. Такое неприятное обстоятельство многих героев заставляет бороться на пределе возможностей, и некоторые даже добиваются победы, но сил радоваться этому уже не остается, т.к. порванные жилы восстановлению не подлежат.
 
Был еще один монолог, который способен повергнуть в шок многих, но о нем может вспомниться, когда будет соответствующая ситуация, или не вспомнится вообще. Шокировать он может скорее не своим наполнением, а самой атмосферой, в которой он произносился и кем он произносился. Скажу лишь, что автором было некое бесформенное создание, скрытое потрепанными одеждами, стоящее на коленях возле метро в любое время года и в любую погоду, неизвестно, как там появляющееся и куда исчезающее, но неизменно зашибающее бабло, учитывая завидное постоянство.

Но наш разговор сейчас не об этом, а о том, что старший сержант милиции Ковалев занимал место в своем социальном развитии между тетей Зиной и тем, трясущим в непонятном исступлении головой, существом. У него в голове происходили не только баталии с непознанным врагом, но и рождались маниакальные идеи, которые сами по себе ничего не значили, но разносились воспаленным мозгом до небывалых высот. Милиционеру не хватало одного - возможности (желания) увидеть себя со стороны, и это обстоятельство позволяло даже самым тупым идеям воплощаться в жизнь при полном попустительстве здравого смысла. Идея мнимой значимости неприметного тощего парня росла, таким образом, не по дням, а по часам. Ковалев уже представлял себя сотрудником агентства Пинкертона и строил замысловатые планы по выводу на чистую воду по сути обыкновенного прохожего. И, уж поверьте, он-то добьется своего - можете в этом нисколько не сомневаться, вот только представился бы удобный случай, или же знак какой был бы подан свыше. А пока он терзался внутренними противоречиями, его напарник уже решился опередить Ковалева и спустился встречать парня на саму станцию под предлогом - погонять попрошаек.

       На небольшой в десять ступеней лестнице ведущей с платформы стояла старушка с табличкой на груди. На этой табличке корявыми печатными буквами было написано: "Помогая ради Христа, вы усугубляете монополизацию человеческой души бесполым творцом. Помогите от своего сердца - это приведет к освобождению". Напарник, не обладая особенной пытливостью ума, все же сумел отметить присутствие прогресса даже в среде попрошаек. Он оперся о стену в уголочке и стал ждать. Электропоезда приходили один за другим, и человеческий поток, выбрасываемый со строгой периодичностью с платформы, ассоциировался у напарника с кровью, которую толкает сердце. Хотя, нет, наверно такая ассоциация родилась все же не у напарника в голове, а у старушки, ведь та, судя по надписи на табличке, вполне еще может думать именно так. А напарнику, который даже по этому поводу не собирался чувствовать себя обделенным, оставалось наблюдать за тем, как бабуля в центре лестницы, олицетворяя собой волнорез, делила поток людей на две части, которые соединялись между собой уже за ее спиной. И если бабуля была волнорезом, то напарнику ничего не оставалось, как быть фильтром; - он зорко высматривал длинного, ведь у него все-таки миссия, он не какая-нибудь бесцельная старуха. Можно, конечно, еще поспорить о целесообразности присутствия каждого из них в это время в этом месте, но одно понятно на сто процентов - расставлять в приоритетах целей добычу денег на первое место - это, по меньшей мере, палка о двух концах. А те, кто так не считает или относят себя к однообразному большинству сомневающихся - просто об этом не думали. И эта старушка, ищущая денег, проигрывает не тогда, когда мало в день выбирает из человеческих масс бабла, а проигрывает тогда, когда только принимает решения, подобные этому - пойти и начать побираться. Все знают, что добро не всегда побеждает зло. Многие уверены, что бабло непременно должно победить зло. Но очень немногие понимают, что борьба бабла со злом порождает еще большее зло, а такой замкнутый круг современное общество способно преодолеть едва ли.

Шло время, шли люди, и этот процесс смело можно было назвать бытием, но напарник ждал другого - не абстрактных умозаключений, а вполне осязаемого человека. Наверху Ковалев наверно уже заподозрил что-то неладное, а парня все не было. Ему казалось, что прошла целая вечность с того момента, как он спустился к платформам, и это предчувствие уже практически до крови искусало губы и уничтожило заусенцы на пальцах. Его угнетало это безысходное ожидание и, в первую очередь, потому, что ждать приходилось всю жизнь. И это вроде бы ничего, если бы основным ожиданием не было ожидание смерти, которое, черт возьми, всегда оправдывается. Он помнил свою покойную мать, которой не повезло в жизни, которая часто сидела в комнате у окна, смотрела на улицу и ждала счастья. Ему очень хотелось верить, что она нашла свое счастье хотя бы там, потому что счастье - оно везде одинаковое, пусть даже и редкой породы. И судьба, не выдержав смысловой нагрузки того, что вертелось в голове напарника, решила подарить ему хоть немного, но все же счастья, и вышла из вагона электропоезда в образе того самого парня. Напарник сразу встрепенулся, глаза загорелись - не иначе, как проснулись задатки породистой ищейки, которые в него заложили лекторы на занятиях в школе милиции, и которые впоследствии были похоронены под слоем ничегонеделания в холле метрополитена. Он медленно отделился от стены и, просчитывая каждый миллиметр, отделяющий его от цели, двинулся наперерез. Люди невольно расступались перед напарником, пытаясь его обойти и не задеть, ведь милиционеров задевать нельзя - опасно. Так шла льдина на Титаник - неотвратимо наполняя пустоту звенящей тревогой, но парень не был тупым железным кораблем и вовремя заметил опасность. Он уже успел привыкнуть к нападкам Ковалева и начал умело лавировать в сплошном потоке людей, отдаляясь от милиционера. Напарник бросился за ним, но парень своими длинными ногами уже взлетал вверх по эскалатору, умудряясь перепрыгивать через одну ступень. Попытка оказалась неудачной. Оставался, конечно, вариант связаться с Ковалевым по рации, но это самый верный способ провалить всю операцию и остаться у разбитого корыта, тогда как соперник получит все. А это, как водится, хуже, гораздо хуже, чем просто несчастье, поэтому напарник решил сдаться, но только лишь на сегодня. Он теперь был абсолютно уверен в том, что парню есть что скрывать, раз он побежал, следовательно - его можно задерживать до выяснения. Оставалось надеяться, что Ковалев не станет сегодня чего-то против парня предпринимать, и тогда завтра напарник его обязательно возьмет. Так рассуждают футбольные болельщики в двухматчевых противостояниях своей любимой команды с грандом мирового футбола после сокрушительного поражения в первом матче. Вот только напарник не причислял парня к грандам - это, возможно, и было его роковой ошибкой.

        В это время Ковалев, вопреки догадкам напарника, абсолютно точно его не вспоминал, т.к. в холле возле автомата по приему платежей стояла девушка, и, видимо, кого-то ждала. Сказать, что она была во вкусе Ковалева - это не сказать ничего. Мы уже вспоминали интересующих его женщин, но эта к ним никак не относилась. Те могли выглядеть как угодно, лишь бы отдались, никаких требований по внешнему виду к ним естественно не предъявлялось, т.к. любые отклонения от нормы в физическом плане нивелировались некачественным алкоголем. А вот женщины, подобные той, что сейчас украшала своим видом подземку, никогда бы и не подумали лечь с Ковалевым в одну постель, да и сам он вряд ли осмелился бы с ними об этом заговорить. От этого он их и любил - тайно и страстно. Но речь сейчас не о том, как Ковалев коротает время, оставшись один на один с яркими образами таинственных незнакомок, а о том, что за время созерцания красивых женщин он пропустил в этой жизни достаточно много интересного, и столько же еще пропустит. Короче, он даже не заметил парня, пролетевшего прямо перед его носом в сторону выхода. Конечно, что-то в этой жизни не так важно, а что-то просто необходимо, но Ковалев об этом не задумался даже тогда, когда девушка дождалась своего бугая, чмокнулась с ним в десны и повиляла задницей к выходу. И напарник, поднявшись наверх, мог вздохнуть свободно, т.к. Ковалев стоял на своем любимом месте и занимался своим любимым делом - мысленной борьбой с подозрительными личностями.
       - Что-то не было сегодня твоего длинного, - как можно более непринужденно сказал напарник, и Ковалев лишь кивнул в ответ, как будто его это вообще не интересовало.
"Зато понтов дешевых было намерено", подумал напарник.
"Это не то дело, которое можно обсуждать с таким ослом как ты", подумал Ковалев.
Милиционеры выразительно посмотрели друг другу в глаза и разошлись по углам холла, каждый со своими мыслями. У старшего сержанта эти мысли приняли совсем неожиданный оборот - у него в голове прозвучала команда, призывающая к действию, и он решил не откладывать в долгий ящик ее исполнение. Домой Ковалев уходил с твердым намерением завтра же утром задержать парня, и такого же рода мысли были в голове напарника, только с планами на вечер следующего дня.

А что оставалось простому прохожему, обложенному со всех сторон вершителями правосудия? Говорят, что если ты ни в чем не замешан, то тебе и нечего бояться, но откуда вообще появились такие рассуждения? Почему кто-то должен бояться тех, кто призван защищать, у кого в руках нити управления? А ответ-то кроется в самом вопросе - риторический, если хотите, вопрос получается. Бойся не того, кто твои права нарушает, а того, кто тебе их дал, потому что тот, кто что-то дает, всегда будет чувствовать власть над тем, кому он дает. Создавший правила, всегда имеет превосходство перед тем, кто по этим правилам играет. Игрока можно наказать за нарушение правил, а когда приходит время отвечать за грехи создателю, он просто переигрывает правила, оставаясь всегда в выигрыше. Так и живем, что даже у самого праведного по коже мурашки бегут, когда он испытывает на себе сканирующий взгляд стражей порядка. А парень наш праведным не был, хотя такие суждения более чем относительны. Кто компетентен разбираться в вопросах правильности поступков других, когда со своими собственными тараканами порой не совладать? Добрый, злой, плохой, хороший, правильный или нет - чрезвычайно сложные понятия, замешанные на психологии и душевном состоянии каждого из людей - могут с легкостью прилипнуть к любому, лишь бы того захотел блюститель порядка. По-моему, в армии говорят, что докопаться можно и до столба, странно, почему в милиции так не говорят. Длинный чувствовал себя тем самым столбом, т.к., прослужив более пяти лет, знал о нем очень хорошо, и, более того, напоминал его физически. По сути, документы у него были в полном порядке, и проверок опасаться ему было нечего, вот только, когда проверки становятся каждодневными, тогда стоит призадуматься. Его выводили из себя придирки со стороны метрополитеновских ментов, и это усугублялось тем, что он, хоть и бояться было нечего, занимался таким делом, каким заниматься в нашей стране осмеливались только великие мира сего. Меньше всего ему хотелось закончить так же, как закончило большинство из них. Он заметил, что менты проявляли к нему интерес только по вечерам, а утром, когда в метро невероятная давка, он проходил мимо них вполне спокойно. Ему пришла в голову идея - выходить на одну станцию раньше и добираться домой на маршрутке, но это порождало дополнительные расходы, к каким он не был готов, да и сама мысль о том, что из-за какого-то быдла, наделенного властью, он будет тратить кучу денег, вызывала в нем бурю негативных эмоций. Значит надо искать другие выходы из сложившейся ситуации, но, когда начинаешь здраво рассуждать, то становится яснее ясного, что к любому разумному доводу менты всегда подготовлены - они их опровергают дубинкой по почкам. Так что же, неужели в игре, в которой все играют по одним и тем же правилам, всегда побеждают те, кто эти правила придумал, и те, кто следит за их соблюдением? Тогда напрашивается вывод, что наша жизнь - это большой футбол, ведь там происходят очень похожие вещи.

Кем же все-таки был тот парень, что привлек внимание милиционеров в метро? Никем. Он просто продавал людям телевизоры, работая простым консультантом в самом обыкновенном магазине электроники. Да, не самая престижная профессия, но в большом городе, когда имеешь военное образование, очень сложно найти что-нибудь более удобное и подходящее на первое время. Работа не сложная, но график 4 через 2 - отвратительный: вроде и выходные часто, но ничего спланировать невозможно, т.к. они постоянно плавают по дням недели. Приходилось мириться, т.к. нужно оплачивать съемную квартиру, в которой ничего кроме шкафа, стола и кровати не было. Да были, конечно, еще вещи, за которые надо платить, но самое страшное то, что присутствовали и такие, за которые надо расплачиваться. Самая распространенная ситуация - столкновение правоохранительных органов и не местных. И тут же возникает вопрос - кто или что вогнало страну в такое состояние, когда государство боится граждан, а граждане боятся государство? Почему, если у тебя нет прописки, тебя считают преступником? А вот это уже неверный вопрос, потому что преступниками считают не только тех, у кого нет прописки, а абсолютно каждого (хрен знает, события, что ли предвосхищают?), т.к. при таком раскладе проще потом отмазываться, когда преступление уже совершено. А если ты еще до кучи не местный, тогда точно виноват, т.к. срут в чужом доме чаще, чем в своем, да и искать тебя потом сложнее. И на работу тебя без прописки не возьмут, т.к. местному, когда он тащит домой все, что плохо лежит на работе, кроме как домой, идти некуда, а неместный, проворовавшись, свалит на историческую родину, и ищи его потом. Но при этом мы - одна страна, великая держава, Россия-матушка, и каждый человек ее сын, которого она любит, но только если он живет в своем городе. А вот если ты перебрался в другой город, то, тут уж извини, ты - не сын великой страны, а бесправное существо. А с таким уже надо бороться. И я не то, чтобы против такой борьбы, нет, с бесправными действительно надо бороться, особенно если они еще нарушают права других. Поверьте, абсолютно ненормальная ситуация, когда ты вроде и прав, но контраргументов никаких нет, когда приходится соглашаться через не хочу. А можно еще бороться, но только осторожно, т.к. есть опасность, что полетят ракеты. В таких ситуациях можно только пробовать бороться, т.к. реальной борьбы все равно не получится.

Парня, наверно, можно отнести к тем, кто пробует бороться в чужом городе. Кровопролития сильного при такой борьбе не было, т.к. и запросы у него были не самые аховые. Он просто хотел продавать людям телевизоры и получать за это деньги. Ничего ведь сверхъестественного, но почему тогда ему на этом пути пришлось столкнуться с такими проблемами? Проблемы бывают у каждого и возникают они каждый день, но, зачастую, люди сами строят себе преграды, чтобы не потерять связи с жизнью. Говорят же, что жизнь связана с движением, а смерть - с остановкой, но некоторым (да чего там - очень многим) просто так двигаться лень, поэтому им необходимо что-то преодолевать, чтобы жить. Ритм, связанный с чередованием двух действий: построил, преодолел - по праву может считаться пульсом человеческой жизни (нарушается это только в очень редких случаях, например в армии; там построили - преодолей). Но что сейчас приходится преодолевать парню? Когда, на каком этапе, он создал себе эту проблему? Когда решил остаться после увольнения из армии в этом городе? Когда решил поменять запах истлевшего от несбывшихся надежд родного городка на каменную стелу у трех дорог? Сложно ответить на эти вопросы, ведь проблемы разрешаются не тогда, когда о них рассуждают, а только в результате каких-либо действий.

"Что делать?" - думал парень в один из вечеров шагая домой. Он понимал, что если бы они хотели, то уже давно бы его повязали, пробили купленную прописку и выдворили бы из города, но у них явно другие интересы. Из эпизодов сложилась такая картина, что милиционеры что-то да знают, и не только то, что он работает продавцом телевизоров, а еще и как он это делает. Конечно, все факты против него, но, по сути, он делает только то, о чем просят люди, а они много чего могут попросить. Человеку в этой жизни необходимо счастье, иначе он начинает чувствовать себя ущербным, т.к. мерить людей можно по различным критериям, но всех их с определенным натягом можно свести к понятию счастья. По телевидению даже как-то рекламировали людям счастье, чтобы они не валили на государство все свои неудачи. В рекламе что-то говорилось о том, как можно стать счастливым без денег, при этом показывали на экране какого-то преуспевающего бизнесмена. После этой рекламы всегда возникал вопрос: прошло ли счастье, когда появились деньги? Но суть не в этом, а в том, что большинство видят счастье только на экране телевизоров, об этом даже сняли фильм по Хьюберту Селби. Философы с необъятных размеров головами утверждают, что все счастливы по-своему, и спорить с ними по этому поводу смысла нет, но вот телевидение взялось за эту трудную задачу. Сейчас сложилась такая ситуация, что будь ты хоть Ромой, причем неважно, первым или вторым, но телевизор все равно сможет показать человека, который живет лучше тебя, а значит - и счастливее тебя. Понятное дело, что это не может не вызывать ответной эмоциональной реакции у того, кто этот телевизор смотрит. А эмоции - это штука очень сильная, вспомнить хотя бы любовь, которая, по сути, тоже эмоция, самая сильная эмоция. Парень разумел так, что любить человека невозможно, уж очень он несовершенен, невозможно любить и вещи, которые и существуют-то потому, что этого желает несовершенный человек. А любит человек только себя, но не тогда, когда остается один ночью под одеялом, а когда его переполняют положительные эмоции, когда радость в глазах искрится отражением окружающего мира, доставляющего ему удовольствие. Если тебе некто (нечто) приносит счастье, то ты невольно будешь к этому "некто" стремиться, будешь искать, ловить его, гоняться по ровным улицам квадратного города за ним, а когда догонишь, то уже вцепишься бульдожьей хваткой и не отпустишь, пока быдло не разлучит вас. А чувства, которые ты в эти мгновения испытывать будешь, многие смело назовут любовью. Именно такое определение дал парень любви... любви к эмоциям.

Когда длинный только пришел устраиваться работать продавцом в магазин бытовой техники, он по непонятным причинам сразу же приглянулся директору (как потом прояснилось - из безмерной любви последнего к военным, а именно таковым парень на тот момент и являлся). Тогда директор сказал, что парень может выбрать среди отделов магазина тот, который ему понравится больше всего, и работать там. Естественно, сделать это сходу сложно, учитывая неосведомленность о специфике работы в каждом конкретном отделе, поэтому кроме излюбленного варианта пальцем в небо, других собственно и не было. И когда наш герой, прогнав несколько раз в своей голове цифры от одного до пяти, уже собирался отвечать (конечно, конечно, минута к тому моменту еще не истекла), слово взял директор, плавно намекнувший, что надо работать в телевизионном отделе. А как намекают в армии? - правильно - говорят в лоб, поэтому парень все понял и со следующего дня в белой рубашке и галстуке вышел работать в телевизионный отдел. Позже, спустя 2 года, он понял всю бессмысленность белых рубашек и галстуков, выделяющихся на фоне пыльных телевизоров , но тогда он заставил себя ощущать значимость своей персоны в цепочке магазин - товар - ... - покупатель не за то, что он делал, а за то, как он выглядел. В первые 2 месяца работы от него не требовалось ничего, кроме протирания пыли с телевизоров и изучения ассортимента отдела. За это время он все старался найти разницу между своим отделом и другими тремя отделами, ему хотелось понять директора, который так расхваливал продажу людям именно телевизоров. Возможно, имел место различный индекс богатства покупателей в каждом из отделов. Самый высокий ценник, безусловно, был в телевизионном отделе, т.к. за прогресс надо платить, а он, в свою очередь, самыми широкими шагами развивался в телевизионной технике, выплевывая на рынок все более тонкие экраны, которые показывали все более живую картинку. Да, за это положено платить, и изменится такая ситуация нескоро - не раньше, чем на Востоке начнут сворачивать экраны в трубочку и переносить под мышкой. И люди платили, платили по 300 тысяч наличными (это только на памяти парня) приобретая, по сути дела понты. В этом-то и суть, что рядовой мужик в своем пластиковом гробу с экраном, наблюдая за тем, как кони рвут португалов в финале Кубка УЕФА, испытывает те же эмоции, что и какой-нибудь кошелек, у которого дома 50 дюймов цветной стены, да еще и с объемным звуком до кучи. А это все говорит о том, что не цена телевизора играет решающую роль, а его основное назначение, недооценить которое в наше время очень сложно. Длинный знал, что такое жить без телевизора, - после неудачной попытки переезда он остался с минимумом вещей и без какой-либо техники. Теперь на новой работе он вырвался из информационного плена и снова стал полноценным членом общества, снова получил возможность предвидеть изменения в стране, а не ощущать их последствия. Он стал замечать в себе перемены, которые проявлялись в поразительной внимательности при просмотре телевизора, он запоминал абсолютно все, что видел на экране, даже если был занят другими делами. И так он начал понемногу ощущать то влияние, которое оказывает на человека телевидение, и то, как может меняться человек, если у него отнимают этот зомбирующий ящик.

Человек - он до безобразия одинаков, он даже одинаков в своем различии. Руки может и разные, конечно, но их две (у мутантов больше, но у людей по две) и это правило творца, с которым не поспоришь. С ногами все точно также, да и с остальными частями тела тоже, и только мужчины с женщинами слегка отличаются, но современные тенденции это активно исправляют. Вот логики-то было у творца, когда ваял он человека - сделать одинаковую массу, но каждую ее отдельную часть наделить таким умом, который будет делать все, чтоб отличиться от других и пошло - поехало. Шмотки, пирсинг, татуировки, теткам - яйца, мужикам - сиськи, патлы до колен или ирокез, цветные линзы в глазах и запах, а ля антимоль от кутюр. Добавьте к этому гонку за уникальными или неоправданно дорогими вещами, а также салонный апгрейд тела и вы получите обобщающий образ современного человека. Но есть то, что скрыть очень сложно за всей этой побелкой и штукатуркой, а именно - эмоции, которые общаются между собой через мимику и жесты даже тогда, когда воспроизводящая их особь ничего не подозревает. Вот по этим эмоциям длинный и научился различать посетителей магазина, мгновенно определяя тех, кто ищет недавно потерянный голубой экран. При этом совсем не имели значения ни возраст того, кто остался без телевидения, ни его пол, ни вера, физические особенности, политические убеждения или социальное положение, - их лица всегда выражают одно и тоже, а именно: лучше уж самому ослепнуть, чем потерять окно в мир, ведь человеческий глаз видит с определенными физическими ограничениями, а телевизор видит все. И это выражение лица просто кричит о безнадежности ситуации, т.к. если ослепнут все, то телевизор утратит свою значимость, что будет означать не меньше, чем революция сознания общечеловеческих масштабов. При этом не стоит упускать из виду тот факт, что далеко не всегда телевизор покупают те, у кого его вообще нет, кто-то покупает второй, кто-то - третий или пятый, но эти кадры уже вне интересов длинного. Он замечал только тех, кто действительно заряжен на достижение своей, хоть сиюминутной, но все же мечты, кто не будет останавливаться ни перед чем на пути к своей цели, кто не меряет достаточность общепринятой линейкой, а создает свой идеал, причем создает из того, что многие считают обыденным и должным. Так первым клиентом, закрепившем длинного в своей убежденности, был мужик, который уезжал в отпуск из роскошной квартиры, а вернулся к обуглившейся коробушке. То ли взрыв бытового газа, то ли модный и ставший банальным теракт, - мужик не стал в этом разбираться, а просто стал жить дальше, начав с покупки новой квартиры. Денег хватило только на добротную однушку, но мебель ведь тоже нужна, поэтому он сэкономил на совместном санузле, чтобы было, на что купить большой телевизор.
- Так и какой телевизор вас интересует? - спросил парень, терпеливо выслушавший историю погорельца.
- А это тебе должно быть известно больше, чем мне; ты ведь продавец, а не я. - Отвечал погорелец и добавил, - главное, чтобы он был по размерам не меньше, чем мой старый.
Парня такой ответ абсолютно устраивал, ведь он видел готовность человека расстаться со своими деньгами, а что еще может быть важнее для продавца. И пока погорелец распинался на тему необходимости покупать следующий телевизор по размеру не меньший, чем предыдущий, чтобы регресс не имел возможности восторжествовать, длинный уже успел оценить финансовые возможности клиента и подвел его к 42-й плазме. Так состоялась первая крупная продажа парня, причем он этой продажей вытянул из мужика все имеющиеся деньги - вторая составляющая хорошего продавца, который угадывает сумму, лежащую в кармане у клиента. Постепенно длинный стал очень хорошим продавцом.

Продажи пошли, пошли и деньги, которых хватало на съем угла и на какую-никакую жратву, появилось и мастерство, которое зауважали даже более старые коллеги по отделу, поэтому продажу телевизоров отрядили практически полностью на откуп длинного. А ему слава и фанфары особенно-то и не были нужны, как и деньги, к которым он относился как к средствам на существование, но не более. Его полностью поглотила работа, и в свои два выходных дня он просто не знал, чем заняться, поэтому ему ничего не оставалось - он сидел и размышлял. Казалось бы парадокс, но у длинного дома не было телевизора, более того, он даже начал с опаской относиться к этому техническому монстру. Каждый рабочий день видя маниакальную привязанность покупателей к телевизорам, видя пустые глаза, которые оживают под действием мерцающего экрана и видя безнадежность, порожденную существенной разницей между стоимостью самого дешевого телевизора и суммой в кармане - такое действительно может испугать. Меньше всего длинному хотелось становиться похожим на своих покупателей, ведь радость забвения от увлечения на всю жизнь очень опасна, как опасны любые тонкие грани (от биатлониста до снайпера-наемника один шаг). Но людей без тараканов не бывает, и этот факт не должен кого-то пугать или даже расстраивать, им просто нужно пользоваться, определяя степень опасности тех или иных индивидуумов. Покупатели телевизоров не были опасными для общества - не та область помешательства, но многие из них проявляли поразительную степень фанатизма, которую не мог не замечать длинный. Бесконечными выходными днями он думал об этом и никак не мог согласиться с тем, что его роль уже до конца определена в болезненной зависимости покупателей. Ему казалось, что в чем-то он не дорабатывает, что давая людям их мечту, он не видит единения чувств и тела, а значит счастье и не приходит к ним. Постепенно у длинного в голове появился свой предел, согласно которому он должен отыскать недостающую часть совершенства человеческой радости, и все мысли теперь были связаны только с этим. Сравнивать счастливых людей с несчастными бесполезно, т.к. это нелогично и предвзято, но длинный не мог прекратить свои наблюдения за окружающими в поисках человеческого, ведь цель необходимо достигать даже при наличии преград, а тогда и преград-то не наблюдалось. Так однажды объектом подобного наблюдения стал коллега, который в минуты затишья смотрел свой любимый мультфильм про желтую квадратную губку для мытья посуды. Вроде бы ничего сверхъестественного, но одна деталь сильно бросалась в глаза: когда работал один телевизор с мультфильмом, у коллеги на лице была только легкая улыбка, а голова постоянно вертелась из стороны в сторону в поисках палева, но когда он включал на нужный канал сразу несколько телевизоров - с лица коллеги уже не сходило счастье. Коллега в эти мгновения отгораживался от всего мира какой-то стеной и погружался в негу блаженства и умиротворения, исчезала опасливость и суетливость, короче - идеал радости.
- Чем больше губок, тем гуще и насыщеннее удовольствие, как будто он где-то рядом. - говорил коллега глупо улыбаясь.

Длинный решил делать из увиденного выводы, которые во главу угла ставят количество телевизионного сигнала, приходящегося на человека, чтобы тот получил максимум удовлетворения. Он даже плакат дома сделал из листов формата А4, гласящий:
Один телевизор - хорошо, а два - лучше, но бойтесь раскулачивания, которое, по сути, и направлено на лишение человека счастья.
Но все это долгое время оставалось лишь мыслями в голове, которым не хватало объединяющей силы для формирования определенного решения. Этим эффектом страдают многие руководители, в том числе и нашего государства: слов немерено, а дела - мало, от этого и беды все. Парень продолжал ездить на работу и с работы, менялась погода, менялись люди, менялся окружающий ландшафт, и неизменной оставалось лишь бесформенное существо, сидящее у станции метро. По усмотрению судьбы длинного, а может и человечества в целом, этому существу суждено было подтолкнуть парня к принятию решения.

В один обычный день, без разницы, в какое время суток, длинный шел то ли на работу, то ли с работы, и шел, как обычно, мимо этой пахнущей всем человеческим кучи лохмотьев, как раздался скрипучий голос.
- Внучок, брось в баночку монетку, чтобы я поняла, что ты меня слышишь, - произнесли лохмотья.
Длинный был немало удивлен, хотя всегда знал, что за всем этим скрывается живой человек, ведь никому в природе, кроме человека, не додуматься до того, чтобы просить милостыню - жалкое зрелище на фоне самодостаточности природы. Парню стало интересно, что скажут лохмотья, поэтому он бросил в баночку монетку и настроился слушать, стараясь уворачиваться от воздушных потоков, поднимающих от существа незабываемые ароматы. И вот что поведало существо скрипучим голосом, каким в советских мультфильмах озвучивали злобных старух. Это нельзя было в полной мере назвать монологом, т.к. парень иногда издавал какие-то звуки, как бы соглашаясь или что-то опровергая в ответ на услышанное, обильно жестикулировал невпопад, короче был внимательным слушателем. Передавать все действия и звуки парня - это еще одна лишняя глава, поэтому ограничимся тем, что информативно, тем более это тот монолог, о котором было написано пару слов в самом начале повествования.
- Почему мы кладем все свои силы на поиск того, что не может понять никто, по крайней мере, за время, отведенное на земле? Часто встречаешь улыбающегося старика, думаешь, что он уже смог отгадать загадку, но на следующий день ему уже умирать, и тебе он тайны не откроет. Никому не откроет. Следующему тоже всю жизнь искать придется, он тоже станет улыбающимся стариком, но что от этого толку? Никакого. Потом появятся уникумы, которые будут считать, что их понимание пригодно для всея планеты, они после этого будут существовать всегда, и каждый в этой жизни сможет ощутить их присутствие рядом с собой. Некоторые примут их присутствие за дар небесный и полностью себя отдадут суррогатной радости, но искусственное очень недолговечно, и наступает разочарование. Естественное, конечно, тоже недолговечно, но от него хотя бы память жива всегда, а это иногда и то, чем единственно приходится довольствоваться в жизни. Советов давать, как не стать улыбающимся стариком, нет надобности, т.к. они не будут действенны в мире, где приобретаешь только тогда, когда где-то разрушается, теряется, уничтожается. Человек боится счастья своего ближнего, ведь оно горше, чем собственное несчастье. Осуждать не буду такую позицию, просто остерегайся того момента, когда на горизонте замаячит подобие счастья, а ты, испугавшись, побежишь в другую сторону. И не один ты побежишь, а побежит все человеческое, которое до сих пор еще не определилось с тем, чего стоит бояться, что действительно страшно, а что - нет. А теперь иди, но запомни одну вещь: если кто-то, когда-нибудь с твоей помощью сможет улыбнуться по-настоящему, значит, твоя жизнь пройдет не зря.
Никого еще длинный не слушал так внимательно, как это существо; - не иначе сказывалась атмосфера, в которой все это произносилось. Слова очень сильно задели парня, и следующие 24 часа он непрерывно вспоминал улыбки своих покупателей и думал над тем, насколько они были настоящими. Теперь уже осколки ситуации начали складываться в одну общую картину, заставляя парня принять хоть какое-нибудь решение. Он понял, в чем не дорабатывал, и чего не хватает людям до полного счастья, осталось просто исправить ошибки. Длинный решил опробовать свою новую систему преподнесения людям радости на блюдечке на одной старушке, которая очень хотела смотреть сериал перед программой "Время" и саму эту программу, разумеется, но у нее поломался телевизор. Она обещала прийти за маленьким телевизором отечественного производства; на большее у наших пенсионеров просто нет средств. Длинный, в свою очередь, обещал помочь старушке настроить телевизор на каналы прямо у нее дома. Приготовления были судорожными, как у всякого новичка в любом начинании, он старался ничего не забыть, т.к. шанс совершить задуманное больше не представится. Длинный купил коробку гвоздей, молоток был дома, купил моток бельевой веревки, взял на работе кабель и все необходимые разъемы, также захватил на всякий случай рулон широкого скотча. Оставался последний штрих - какое-нибудь снотворное, и парень боялся, что без рецепта ему его не продадут, но все же пошел в аптеку. Несмотря на больничный запах и строгий вид белых халатов, все прошло нормально, и аптекарша продала невзрачному типу, сославшемуся на плохой сон, снотворное. "Наркоман", - подумала она, когда за странным посетителем закрылась дверь, и, естественно, ошиблась.

Вот так прошли приготовления к беспрецедентной акции свободного альтруизма, направленной на предоставление абсолютно незнакомому человеку недостающих компонентов счастья. Когда человек счастлив - он широко улыбается и иногда смеется, а когда несчастен, то уголки его рта опущены вниз, это сопряжено с серыми оттенками лица - все это крайние положения. Но когда люди счастливы наполовину - получаются ужасные гримасы, как если бы несчастного принуждали улыбаться, или счастливого - грустить (так получаются Гуимплены - не самое приятное зрелище). Длинный посчитал, что может избавить людей от этой недоработки создателя, при этом, он видел недостающие части радости в телевидении. И вот настал тот волнительный для парня момент, когда бабуля пришла за телевизором. Завязанные в платочек мятые купюры она в кассе обменяла на чек и с тяжелой отдышкой медленно на больных ногах побрела в телевизионный отдел, где длинный уже настраивал телевизор на антенну. Она шла, превозмогая боль, но шла быстрее обычного, т.к. впереди маячила мечта, а это уже стимул. Не стимул было еще тащить телевизор после покупки домой, ведь доставка, она хоть и гуманна, но дорогая, а бабуля умела считать деньги - жизнь научила. Да и жила она, как полагается пенсионерам, в том районе, куда бесплатный транспорт не ходит, а коммерческий стоит столько, что уж лучше доставку оформить. Короче у бабули еще была впереди заморочка, но она все равно уже находилась в том переходном состоянии - где-то между обыденностью и радостью. Градус счастья возрос, когда продавец вызвался собственноручно отнести пенсионерке домой ее великую покупку, причем абсолютно бесплатно. Домой бабуля уже не шла на больных ногах, а порхала по облакам в предвкушении предстоящего общения, хоть и не с живым человеком, но в ее положении и такое приемлемо. Она даже решила напоить парня чаем с пятилетним вареньем, которое откладывалось на случай смерти, чтобы было чем помянуть. Длинный до конца рабочего дня находился в неком состоянии полной отрешенности, и коллеги не могли этого не заметить. Администратор даже поинтересовался, не боится ли он, что не сможет настроить бабуле телевизор, но длинный сказал, что в его вечернем походе есть, чего бояться, но это совсем не касается настройки телика. И вот время пришло.

Длинный пришел к бабуле уже ближе к десяти вечера, но она, вопреки его ожиданиям, была бодряком - видно сказывается отсутствие каждодневного занятия, которое нормального человека толкает в кровать, даже если тому спать еще и не хочется. Длинный немного расстроился из за этого факта, но уже с порога начал присматриваться к обстановке, в поисках того, что поможет ему осуществить задуманное. Ничего неожиданного он не увидел, более того, он имел уже представление о квартире, как только вошел в коридор - о ней ему все рассказал запах лекарств и нафталина. Этот запах уже несколько лет был длинному знаком: приходилось жить в съемных квартирах после умерших бабушек, и уж поверьте, он способен пропитать даже стены. Вообще, в первом приближении квартира была вполне пригодна для того, чтобы бабуля наконец-то достигла пика отмеренного ей жизнью счастья.
- Проходи, внучек, в комнату. Да не разувайся, так проходи, здесь все равно грязно.
Насчет грязи старуха была права, под ногами трещали, скрипели и крошились какие-то мелкие предметы, которых явно на полу не должно было быть. Длинный поставил коробку с телевизором посреди комнаты и принялся развязывать веревки, из которых была сделана ручка для переноски.
- Можно его поставить на тот стул? - указала бабушка в угол комнаты, где стояла табуретка с облупившейся краской. - Я его специально приготовила и протерла.
- Да, конечно, поставлю, куда захотите, только покажите, где у вас здесь антенный провод.
Бабуля вытащила из-под батареи спутанный провод и пошла на кухню готовить чай, а парень тем временем поставил телевизор на табуретку и запустил автонастройку. Увидев, что центральный канал был занесен в память, длинный остановил настройку и сделал звук погромче, на этот звук из кухни заторопилась старушка, уронив что-то по дороге. Звон разбитой посуды послужил сигналом для длинного, и он ломанулся на кухню. Со словами: "Посмотрите на это чудо техники", - он принялся собирать с пола осколки какой-то тарелки, предварительно подтолкнув бабулю в сторону комнаты. Когда к звуку работающего телевизора примешались радостные вздохи находящейся на грани обморока бабушки, длинный выбросил осколки в мусорное ведро, достал из кармана снотворное и подсыпал его в одну из приготовленных чашек. Во вторую чашку он насыпал сахара, побольше, как любил, и понес их в комнату. Чаепитие заканчивалось под мирный храп уснувшей бабули, и длинный был рад, что дозы оказалось ровно столько, сколько нужно, не меньше, но и не больше. Теперь можно было приступать к основной части задуманного длинным плана. Парень вытащил весь телевизионный кабель в коридор и просунул его под дверь туалета. Потом снял со стен два зеркала, одно из прихожей, другое из ванной и повесил их друг напротив друга в туалете, но потом пригляделся к конструкции и подсунул под каждое из зеркал по спичечному коробку, чтобы зеркала были немного повернуты в сторону двери. Затем он оторвал верхнюю часть табуретки и прибил ее в виде полки на дверь туалета с внутренней стороны и поставил на нее телевизор. Непродолжительные манипуляции с сетевым и антенным проводами и в туалете засветилось цветное окно в неведомую, но очень притягательную жизнь. Длинный включил центральный канал и пошел за бабулей, которая пребывала в царстве снов - не менее притягательном, но более запретным. Бабушка хоть и подсушена была временем, но веса не теряла, и длинному пришлось приложить огромные усилия, чтобы усадить ее на унитаз. Для закрепления он примотал ее скотчем к сливному бачку и заклеил рот, чтобы в порыве выражения безумной радости она не перепугала всех соседей среди ночи. Оставался последний штрих, который должен был избавить бабулю от необдуманных поступков, прилагающихся безвозмездным даром к подобным ситуациям и лежащих на совести человеческой природы.
- А это, чтобы случайно не получилось бежать от свалившегося внезапно счастья, - приговаривал длинный, заколачивая дверь в туалет гвоздями.
Когда все было закончено, парень посмотрел на часы и понял, что вся операция заняла не более 15 минут. Бабуля, по его подсчетам, должна была проспать до середины следующего дня, а потом останется ей подождать немного, и будет праздник, какого еще никогда не было.

Домой в тот вечер длинный возвращался с чувством выполненного долга. На душе у него было спокойно, как никогда, правда был далекий отголосок некоторого, ранее незнакомого, чувства, которое возникает только в том случае, если удается сблизиться с тем, кто хоть на ступеньку, но ниже стоит. Нет, речь идет не о социальной лестнице, которая по сути своей очень проста и понятна, являя собой большую глупость, речь идет о моральном превосходстве. Дарить можно лишь то, что сам имеешь, а в рамках современного общества - когда имеешь это что-то в избытке, чтобы зеленая не приходила душить. Таким вот жестом благородным сбрасываешь лишек для неимущих - говно жест, я согласен, но длинному нравилось, и мало тех, кому бы не понравилось. Вот так нелепо выделяться из толпы; все ищут счастья, а ты его даришь. Длинному еще предстояло прийти к не очень утешительному результату в своих размышлениях на тему проделанной работы, но, а пока он с неподдельным рвением искал себе новых подопытных среди покупателей телевизоров. Доходило и до таких случаев, когда очень состоятельные люди сами дома у себя сооружали мини кинотеатры, и потом оказывались заколоченными там наедине со своим счастьем. Что потом происходило с людьми, доверившими длинному настройку своих телевизоров - тайна, покрытая мраком, но жалоб, по всей видимости, не приходило, раз парень так спокойно продолжал этим заниматься. Чтобы не поднимать риторических вопросов касающихся размытости границ хваленой демократии в нашем обществе, не будем разбираться в том, почему человек, под действием определенных обстоятельств, может элементарно терпеть правонарушения направленные на его личность. Тебя запирают в собственном вонючем сортире, а ты молчишь. И нет того, кто спросил бы тебя - почему? Тебя ущемляют в твоих правах, ты продолжаешь молчать под мерное урчание голодного желудка, и молчишь, скорее всего, потому, что прав своих элементарно не знаешь. Реальность такова, что ущемить в чем-то или лишить чего-то можно только тех, кто что-то имеет - хотя бы даже знания о том, что должны иметь. Тем, кого снизу даже и не видно (на пьедестале-то), ущемлять стадо при таком незнании проще простого, но им этого мало, им нужен драйв. Они решили рассказать людям об их правах и свободах - они создали свод законов. Рукопись такая огромная с набором непонятных слов, собранных в еще более непонятные предложения. Точка перелома именно в этом месте. Интересен тот момент, что к закону шли все вместе, ждали увидеть своими глазами то, что потом будем иметь - свои права - и шли как бы в гору. (Грустно от того, что дорога к счастью всегда в гору, а в говно можно скатиться и по накатанной – легко и просто). Шли с энтузиазмом и быстро, и вот он долгожданный пик, но почему опять все покатилось вниз? Да потому, что даже гнезд уютных свить там не успели, на том пике, как нам уже доходчиво все расписали. Оказывается, что прописали не права нам, а то, в чем будем мы ущемлены. Но кто-то все же гнездышко-то свить успел, наверно те, кто обо всем уже имели представление. А это уже повод для волнений среди большинства, которое свалилось с пика прямо в грязь. И уж поверьте, достаточно такой толпе лишь хором пернуть, как в гнездышках с потолка посыпится побелка - вполне внятный намек на то, что время подошло для очередных изменений. Необходимы люди, которые будут следить за соблюдением прав человека, и потребуется немало времени, чтобы осознать, что появление этих людей означает создание еще одного насоса по откачке денег из карманов налогоплательщиков.

Правоохранительные органы - насос, чем активней борются, тем сильнее работает насос, тем быстрее текут деньги в неизвестном направлении, тем больше соблазна у простого люда искать пути добывания денег, при этом пути можно мягко назвать альтернативными общепринятым. Получается просто замкнутый круг, разорвать который можно, лишь все сломав и построив заново, но никто ломать не будет, т.к. строить некому. Строительство собственного счастья таджикам и молдаванам доверять не будешь. Придется уживаться с тем, что есть и бороться за место под солнцем.

Рабочие дни и вечера сменяли друг друга, поражая своим однообразием. Такими же постоянными были мысли в голове парня, которые не давали ему покоя. Приходя каждый день домой, он, не раздеваясь, падал на свой диван и занимался созерцанием кривых линий трещин, которыми был щедро расписан потолок. Ответ они ему дать никакой не могли, но было понятно, что ситуация сложилась настолько же кривой и запутанной. Парень никак не мог успокоиться от волнения, которое вызвала мысль о начавшейся борьбе с ментами, и теперь нервные окончания категорично не хотели его отпускать, постоянно напоминая о своем существовании. Плюс ко всему, у него еще началась легкой степени истерика, сопровождающаяся короткими нервными усмешками. Длинного просто веселила идея борьбы с насосами, он сразу вспоминал героя Сервантеса, который бился с ветряными мельницами. Но у того героя крыша ехала абсолютно реально, а ему совершенно не хотелось в комнату с белым потолком и мягкими стенами. Поэтому, придется как-то бороться, и хоть шансов на успех практически нет, но и выбора тоже нет. Как бы там ни было, а пора уже прекращать бегать от того, кому сам платишь - слишком много чести.

Телепатия некогда была придумана людьми, и сейчас она выполняет скорее не практическую, а экономическую функцию, но в случае длинного она безусловно имела место быть. Чем больше метрополитеновские милиционеры думали о парне, тем больше он думал о них. Ситуация сложилась такая, что осталось дождаться, чья же точка кипения окажется ниже, тот и ударит первым. В тот день, когда напарник отлавливал длинного на платформе, у последнего уже созрел в голове план по решению проблемы с ментами. По его мнению, подействовать на них можно так же, как и на всех остальных клиентов - парадокс - мы одаряем тех, кто ненавидит нас. Для этого ему просто необходим телевизор, а лучше - два, но и зеркала тоже сойдут. В человеческом обществе с легкой неприязнью относятся ко всем сомневающимся, а примеры лучше брать из природы. Может, конечно, человек и создан природой, но он уже давно изуродован до неузнаваемости своим сознанием. Вот львицу, например, застывшую перед решающим прыжком на мирно жующую антилопу, сложно назвать сомневающейся, т.к. это не страх перед неизвестным, а элементарный расчет. Можно не сомневаться, антилопа будет сожрана. И львица об этом знает, и антилопа тоже знает, поэтому здесь не может быть места для сомнений, просто каждому действию отведено свое время. А человеку тоже, как и антилопе, со всех сторон голос слышится, он напоминает, что кто-нибудь обязательно сожрет, вот только вопрос - когда? И начинают поджилки трястись; вдруг сожрут уже сейчас, вон за тем поворотом. И длинный даже впал в состояние легкой депрессии от ощущения постоянно трясущихся поджилок, а это плохой знак перед любым начинанием. Несмотря на это, он все же вынес из магазина тайком от коллег портативный телевизор, который в фирменном пакете вполне сошел за средних размеров книгу. Теперь ему нужны были зеркала, чтобы не отходить от первоначальной тактики и снотворное, а там - как пойдет. Но тут ему в голову предательски забралась одна коварная мысль, которая была вдвойне коварной, т.к. говорила о самых реальных вещах. Что может быть более реальным, чем осознание того, что вокруг масса незнакомого и неизвестного? А длинный к своему багажу незнания еще добавил маленький грузик, но этот грузик тянул к земле сильнее, чем весь остальной багаж: - он не знал, какой эффект имеют на людей все те манипуляции, что он производил над ними. Наверно, это реальный повод остановиться, и чем ближе метро, тем острее это ощущалось. Сейчас он доберется до своей станции, поднимется по эскалатору и на вопрос "Какого ты это делаешь?" - промямлит какую-нибудь околесицу, после которой стальных браслетов уже будет не избежать. Мало приятного, но отступать и поздно, и некуда, поэтому он сел в вагон, который помчал его в неизвестность.

А в это время в неизвестности напарник нервно поглядывал на часы, как трепетный любовник перед первым свиданием. Ему надоело быть просто напарником милиционера, которому окружающая действительность по барабану. Он знал, что с Ковалевым славы ему не снискать, но теперь все изменится, теперь он схватит этого длинного, и в управлении все взгляды будут устремлены на него, когда он поведает об этой операции. На этот раз он решил ждать прямо возле эскалаторов, чтобы парень не затерялся в толпе, как в прошлый раз. Напарник встал аккурат между двумя эскалаторами, работающими на подъем и приступил к внимательному сканированию толпы. Тот факт, что он стоял возле кабинки с женщиной, которую из себя могут вывести только бегущие и сидящие пассажиры, его смущал мало, ведь озвученных нарушений не совершал, а, значит, отвлечь его никто не сможет. Напарник даже не замечал, как нервно переминался с ноги на ногу - настолько он был поглощен своим ожиданием, ожиданием перемен к лучшему. По его подсчетам, парень уже должен был появиться, он вдохнул поглубже - сейчас все начнется.
- Не боишься, что он подарит тебе твое счастье прежде, чем ты успеешь отобрать у него его счастье?
Милиционер повернулся на голос - с ним разговаривала женщина из наблюдательной будки. Ему потребовалось время, чтобы прийти в себя, ведь он никогда раньше не слышал этих женщин, он даже не видел, чтобы они вообще шевелились. "У каждого когда-то наступает судьбоносный день" - подумал напарник, - " в такой день возможно и не такое". Он мысленно перекрестился и ответил.
- Извините, вы что-то сказали?
- Я говорю, что прежде, чем судить людей, надо смотреть на себя. - Сказала женщина, даже не удостоив напарника своим взглядом.
Его, конечно, такой выпад расстроил, ведь он все-таки преступников ловит, и закон защищает, а она, мол, его ко всем приравняла, но он решил эмоции свои не проявлять, дабы концентрацию не потерять.
- Вы хотите сказать, что преступника, который нарушает закон, должен ловить только какой-нибудь Д'Артаньян, которому единственно не стыдно рассматривать себя через призму всеобъемлющего человеколюбия? Вы действительно верите, что праведники без помощи грешников смогут хоть как-то обуздать самих грешников? - Спросил напарник, сам удивившись своему красноречию, но эта тирада никакого действия на женщину не произвела.
- Откуда вы взяли эту моду, мерить всех одним законом? Это очень недальновидно, ведь права, а, следовательно, и правонарушения никогда не были первопричиной и не будут. Вы же блюститель порядка - должны же сами понимать, что все эти законы для человека существуют лишь на уровне обычных пустых слов. То, как люди себя ведут - совсем не означает, что они такие и есть: внутренний мир гораздо богаче. А вы стремитесь регулировать фальшивые действия, совсем не понимая, что абсолютно ничего искреннего и настоящего не меняете. - И эти слова женщина произносила с такой грустью, что со стороны четко прослеживалось противоречие между ее каждодневным бездействием в одинокой метрополитеновской будке и неизмеримо глубоким и сложным внутренним миром.
- Идеализм - это хорошо, но не эффективно. Моя мать тоже верила в свое счастье, которое должна была обеспечить человеческая доброта и пусть не внешняя, но непременно - внутренняя. И я невольно тоже задумывался над этим, но так и не увидел логики. Мне просто не понять, почему один человек со светлой и доброй душой имеет право ее обогащать за счет такой же души другого человека? Я вашими понятиями все сформулировал, вам все понятно? - В голосе напарника сквозил сарказм, он явно надсмехался над женщиной и уже чувствовал победу в этом споре. Единственное, чего он и не знал, и не понимал, так это то, что победитель определится только в самом конце. Но что значит быть победителем в самом конце? Разве будет это иметь хоть какое-то значение, когда будет идти сравнение с нулем? Никто не знает, что произойдет в самом конце.
- Вы, товарищ милиционер, слишком много времени уделяете чужому счастью, чтобы не проворонить своего. Вы же каждую секунду что-то теряете от себя, а думаете, что гонитесь за другим, ради кого-то третьего. Безумный бег по жизни - весело, но можно слишком рано себя расплескать, и уже не успеть почувствовать себя победителем. - На этом женщина замолчала, т.к. продолжать разговор смысла не было - они говорили на разных языках.
Напарник еще немного просканировал затылок женщины и отвернулся. Поток неприметных человеческих лиц вновь накатил на него живой волной, не позволяя отвлечься даже на секунду. "В таком потоке не грех и упустить добычу" - подумал напарник, не зная, что все уже давно пропустил: парень с минуту, как проскочил мимо него - упивающегося своей победой над женщиной. Многое можно узнать о человеке по событиям, которые он считает за свою победу. Просто, на самом деле, лучше вообще никак не побеждать, чем побеждать так, хотя - кому как.

"Или все, или конец всему?" - думал длинный, подъезжая к своей станции, - "победа или поражение?" Страха не было, не было и эйфории, присущей мега героям во время совершения подвигов, а была обыкновенная пустота. Эта именно та пустота, что возникает внутри человека перед важным событием, и возникает она только затем, чтобы в полном объеме вместить в себя все те чувства и эмоции, которые принесет с собой то самое событие. Он не знал, какими будут эти эмоции, но было подозрение, что его внутренний мир не сможет вынести ни положительных, ни отрицательных эмоций. Так может вообще отказаться от борьбы, если исход заранее предрешен? Ну, нет, это удел слабых, которые заканчивают свое существование глупым и бессмысленным самоубийством, а парень себя таковым не считал. И, может, правильно делал, ведь исход жизни тоже предрешен, но это далеко не повод обрывать ее на самом интересном, возможно, моменте. И пока кто-то мечется с выпученными глазами в поисках смысла жизни, тратя на это уйму драгоценного времени, надо просто жить, чтобы перед финишной чертой, посмотрев с грустной улыбкой назад, понять, что весь смысл жизни целиком и полностью отражен в том, что ты делал. Только оказавшись практически наверху эскалатора, парень смог привести свои размышления к общему знаменателю и понять ошибочность своих действий. Пусть кто-то несчастлив - это не показатель мировой несправедливости, ведь нигде не сказано, что счастливыми должны быть все, и относиться к такому положению вещей надо спокойней. Мало того, что счастье - это вообще что такое - понятие, которое волнует каждого человека в отдельности, так твердят, что все должны быть счастливыми. Применимо ли вот это "должны быть" к людям? Очень большой вопрос. Сложно понять, что в мире ничто никому ничего не должно, все есть только потому, что есть, а не должно быть. А тот, кто сомневается, пусть подумает над тем, что ЧЕЛОВЕКА быть не должно в первую очередь, потому что нигде больше нет. Человек не придумывает природу, это она его придумала - вот только зачем...

Ковалев увидел тощую фигуру и пошел наперерез. Сегодня он поймает преступника века, в этом не было никаких сомнений. Вот только что именно парень нарушал - остается загадкой, но какая разница. Никогда еще Ковалев так ясно не представлял себе раскрытие преступления, как сегодня, с одной лишь разницей, что на этот раз придется в этом поучаствовать самому. Он даже в кобуру вместо обыкновенного муляжа положил настоящий ствол, и взял еще две обоймы к нему - короче, готовился основательно. Форма наглажена, в глазах блеск адреналина, в висках тяжелым молотком стучит бурлящая кровь, скулы сжаты, пальцы нервно бегают по поверхности кобуры. Сегодня он герой всех ранее просмотренных боевиков, а, значит, в успехе всей операции можно не сомневаться, и даже мысль в голове шальная промелькнула, что было бы совсем неплохо, если б ранили. Так, не смертельно, а чтобы слегка, да чтобы нашлась та, что будет первую помощь оказывать. Ковалев даже успел боковым зрением осмотреть холл, в поисках той несравненной, но никого приметить не успел - через несколько секунд он непреодолимой преградой вырос на пути длинного. Секунду-другую они молча смотрели друг другу в глаза, обычный неприметный парень, коих в метро толпами встретить можно, и такой же серый милиционер, что по форме, что по внутреннему миру. Два героя - каждый своего собственного романа. Никто бы и не подумал, что эти два человека могут воплотить в себе настолько мощные и разные по направлению жизненные позиции, но факты, по-любому, бывают и сами-то по себе очень противоречивыми, поэтому не это здесь важно, а то, что именно в этом месте будет перелом. То ли что-то начнется, то ли закончится...
- Куда идти? - Спросил парень тоном, каким обычно просят в магазине буханку белого.
Ковалеву такой подход понравился не очень - он хотел, чтобы все было, как в учебниках, чтобы он мог в конце произнести "Пройдемте", взять парня под локоть и провести его к себе в каморку, но ситуация сложилась иначе.
- Туда, где табличка "Милиция"? - Прервал замешательство милиционера длинный и кивнул в сторону двери подсобного помещения.
Ковалеву ничего не оставалось, как только кивнуть в ответ и пойти, вопреки всем наставлениям из учебников, первым. Парень шел следом и мысленно усмехался над всей этой ситуацией. Мало того, что он вообще мог сюда не ехать, так еще и сейчас - развернись да свали, никто и ухом не поведет, но он предпочел все же сказать "Б" после "А". От себя-то уже не убежать.

В пыльной захламленной комнатушке жутко воняло смесью табачного дыма с плесенью, старостью и мышиным пометом. Тусклая лампочка под потолком бросала мутный свет на видавшую виды мебель, состоящую из стола, двух стульев и шкафа. "Очень похоже на мое пристанище", - подумалось парню, - есть шанс, что местные обитатели будут хоть немного мыслить так же, как и он. На столе стояла лампа, пепельница с горой окурков, и валялась целая куча бумаги непонятного назначения. Лежала там и газета с кроссвордами и шариковой ручкой поверх. Вместе они не иначе как дожидались воплотиться в рисунок известной японской загадки, вот только не было того мастера, что закончил бы начатое кем-то дело. Пока что хитросплетения цифр умелой рукой были превращены в квадрат с торчащими из него рогами, но полной ясности не было, кто, или что, должно появиться на листе бумаги позже.
- Как думаешь, что получится? - Спросил Ковалев, заметив прикованный к газете взор длинного.
- Я думаю, что голова робота, - ответил парень.
- Да? Никогда бы не подумал, - Ковалев выглядел смущенным, - мне казалось, что это будет телевизор. Вон и антенны даже есть.
- Пусть будет так, - сказал длинный, явно давая понять, что эта тема его абсолютно не интересует.
Ковалев сел за стол и указал жестом длинному, чтобы он тоже садился. Потом он, по стандарту, попросил парня вытащить все из карманов и положить на стол. Роль хорошего милиционера здесь заключалась в том, что подозреваемому как бы доверяют, не обыскивают его. Просчет лишь в том, что человека не переубедить - он все равно не верит в доброту того, кто его в чем-то подозревает. Длинный начал доставать все из карманов - там вещей оказалось не так уж и много: он носил все в пакете, чтобы карманы не оттягивались (так мама учила в детстве). На стол легли паспорт, удостоверение личности офицера запаса, портмоне с двумястами рублями мелкими купюрами, ключи от квартиры, какие-то монетки. Была книга Кена Кизи, но не кукушка, которую знают все, а какая-то другая - Ковалев название до конца не дочитал. Следом на столе оказался переносной телевизор, что немало удивило милиционера, но он не стал выдавать своих чувств, чтобы парень даже и не думал оказаться в центре планеты всей. Он молча изучал прописку парня и место службы - ничего такого, к чему можно было бы придраться. А придраться-то следовало бы, ведь другого случая не подвернется; - один раз отпустишь, считай, что научишь его избегать подобных встреч. С ученым, как водится, уже намного сложнее, особенно если учесть то обстоятельство, что предъявить ему нечего, кроме своей бурной фантазии.
- Чем занимаешься? - Начал свой первый в карьере допрос Ковалев. И с этим началом пришла какая-то веселящая легкость, произрастающая из чувства собственного превосходства не только над парнем, но и над самой ситуацией. В это мгновение милиционеру показалось, что он совершенно легко сможет повернуть сегодняшний день в любую сторону, в какую захочет, и добьется приемлемого для себя финала.
- Живу, работаю, - ответил парень, глядя на недорисованный японский кроссворд.
- А конкретней...
- С какого момента?
- Кончай валять дурака. Где живешь, кем работаешь? - Повысил голос Ковалев, которого начинало раздражать спокойствие длинного.
- Живу в городе, работаю....
- На работе, надо думать, - прервал парня Ковалев.
- ...в магазине бытовой техники, - закончил парень.
- И кто тебя здесь прописал? Ты же приехал с какой-то дыры, и какого ты сюда приехал?
- Я прописался через агентство, - парень готовился к этому вопросу и подготовил ответ заранее, - и ни тогда, ни сейчас не вижу преград, чтобы прописаться таким способом. Я увидел рекламу услуг и воспользовался этими услугами. Где вина?
Длинный впервые поднял глаза на Ковалева и принялся ждать его реакции, спокойный настолько, насколько позволяла подготовленность ответа заранее. Милиционер никак не реагировал, быть может потому, что разговор пока шел не в криминальном русле, к которому он хотел подвести парня, а может и от того, что у него в голове получалось все более гладко, ведь там он сам дает ответы на свои вопросы.
- Да мне плевать на твою прописку и на то, как ты ее сделал. Это я так спросил, как милиционер при исполнении. А вот зачем ты ее сделал - это уже другой вопрос. На это мне уже не плевать, как коренному жителю города, это уже задевает меня лично. Я к тебе в город жить не поехал, так какого ты приехал в мой город? А? - Ковалев проговорил это совершенно спокойно, хотя со стороны было заметно, что ему нелегко держать себя в руках. Он не хотел, чтобы парень заметил его волнение, иначе это будет говорить о том, что парень для него значит больше, чем предписывает ситуация.
- А вы издайте сначала закон, запрещающий переезжать в другой город, а потом уже спрашивайте с тех, кто переехал. И то, что именно вы живете в этом городе, может вас как-то и приподнимает в чьих-то глазах, но сам город это не красит уж точно. Как бы вам этого ни хотелось.
- И к чему ты это клонишь?
- К тому, что это не Ваш город, и не Вам решать, кому здесь жить, а кому - нет.
Ковалев немного подался вперед и принялся сверлить глазами спокойное лицо длинного. От такого взгляда парню было очень не по себе, и этот факт немало веселил старшего сержанта.
- А кому это решать? Не подскажешь? Может, снесем к чертям все города и толпой будем жить здесь? Ты же первый от вони человеческой задохнешься, потому что никакого воздуха не хватит, чтобы этот город вентилировать. И кого винить мне предлагаешь, местных или приезжих?
Длинный не знал, что на это ответить. Он не считал себя местным, хоть и прожил в этом городе треть жизни. По-своему мент конечно был прав, но он не видел путей решения таких ситуаций. Всемирная несправедливость, как если бы родился с неизлечимой болезнью, строит на необъятных просторах населенные пункты в таких местах, где жизнь простого обывателя случай от случая срывается на выживание. И что тогда говорить про этих людей? Что им не повезло? Что судьба отказала в благосклонности? Что у них нет ни права, ни шанса на элементарное человеческое счастье? Длинный родился там, но ему совсем не хотелось соглашаться с тем, кто так коряво пишет роли, получая взамен отряды свечек и бьющееся в исступлении людское стадо. Нравится или нет, но если тем, кто наверху, плевать на задворки, пусть ждут в гости - всем хочется нормальных условий существования.
- Послушайте, - начал длинный, - я вас понимаю абсолютно ясно и четко и не собираюсь вам противоречить. В ваших словах действительно есть логика, которую поддерживает мускулистая рука закона, но позвольте лишь задать один вопрос. Вы родились в этом городе?
- Да, я коренной житель этого города, в отличие от тебя. И это мой дом, а не твой, и ты здесь в гостях.
- И только поэтому вы лучше меня?
- А я не стремлюсь быть лучше кого-то, я такой, какой есть и с радостью мирюсь с этим, - ответил Ковалев фразой, которую готовил несколько лет, чтобы использовать
в таких случаях. Ему иногда даже виделось, как столпившиеся над телом убитого преступника люди начинают укорять милиционера за излишнюю жестокость, но он произносит эту фразу и волнение проходит. Все со вздохом успокаиваются; - а то с таким - не ровен час...
- Так почему же у Вас с самого рождения настолько больше путей и возможностей, чем у меня и миллионов таких, как я, что появляются на свет далеко от центра Вселенной?
- Потому что мне повезло, а тебе - нет. И дело тут даже не в том, что мне повезло из-за того, что я - это я, а в том, что никому не повезти просто не могло. Не могут все жить центре, как впрочем, и на окраине.
- И теперь я не имею право на путевку в жизнь? Там я ничего не добьюсь - это понятно, но я хочу чего-нибудь добиться. Почему я не имею права приехать туда, где у меня будут возможности? - Длинный произносил эти банальные слова и понимал, что все это для сидящего напротив милиционера - не более, чем детский лепет.
- Давай рассуждать здраво. Пойми меня правильно - я не собираюсь равнять всех людей по принципу, кто, где живет. Грамотных и потенциально полезных людей для страны у нас немерено, и далеко не все они рождаются в центре. И, знаешь, можно представить себе идеальный вариант, когда каждый человек в стране реализует себя на все сто процентов. Это какой же тогда получится коэффициент полезного действия, каждый будет доволен своей жизнью, занимая свое место и не претендуя на чужое. Сечешь?
- Пока - с трудом. Сложно придумать, чтобы страна давала своим жителям воплощать любые прихоти. Больных-то на голову тоже до дури, а если каждый из них захочет реализовать хоть толику своих фантазий - жди беды.
- А ты не рассматривай пока крайности, мы сейчас говорим о людях, которые приносят стране пользу. Всяких лишенцев мы коснемся позже. Просто делать хорошо - это еще не залог успеха, надо еще и устранять тех, кто делает плохо.
- А вам не кажется, что в стране гораздо больше тех, кто ничего не делает вообще? Что, по вашей схеме, будет с теми, кому плевать, причем плевать настолько, что им не хочется делать не только ничего хорошего, но даже плохого?
- А я прекрасно таких знаю. Они - повсюду. Это они толпами орущими штурмуют турникеты метрополитена, куда-то непонятно бегут, короче все делают, чтобы ничего не делать. И они все - приезжие, они приехали сюда, как будто на чужом хрене в рай за дарма попасть хотят. И ты такой же, ничем не лучше них. Техникой ты бытовой торгуешь? Ты думаешь, здесь больше некому этим заняться? Вы же прете напролом и боком хрен когда в толпе повернетесь - продалбываете дорогу к баблу, а местная молодежь, из-за нехватки рабочих мест, разлагается по подъездам да стройкам. Мне надо вас научиться любить? А? Как ты думаешь?
И опять длинный не мог подобрать слов, чтобы возразить менту. В большом городе реально так и происходит - приезжие работают, а местные живут тем, что сдают приезжим свои квартиры. Работать можно везде, везде можно подобрать зарплаты под прожиточный минимум, свести все кривые прихода и расхода денег к какой-нибудь гармонии, вне зависимости от места проживания, но нигде при этом человек не сможет чувствовать себя нормально, пока впереди есть спина того, кто хоть на пол корпуса, но обогнал. Это же, как на скачках, или собачьих бегах, или даже тараканьих - все равно каких; - человек имеет схожесть со всеми ними.
- Не надо меня любить, я этого не прошу, но все же хочется, чтобы меня еще и перестали ненавидеть. Неужели это так много, раз некто (тот, кто рулит) имеет столько трудностей со мной?
Ковалева рассмешило последнее заявление длинного.
- А почему бы и не относиться к тебе плохо? Ты не думал над тем, что тебя ненавидят в своем городе за то, что ты абсолютно бесполезен и засираешь атмосферу просто так? Сделай что-нибудь для того, чтобы тебя перестали ненавидеть. Пока получается, что если тебя не станет, то уменьшится давка в метро, освободится вакантное место продавца бытовой техники для подъездного либо диванного протирателя штанов, воздух станет чище... Короче, будет лучше, если тебя не станет в этом городе, так почему бы этого и не хотеть?

Полезность человека - что это? Шопенгауэр был, несомненно, прав, когда сравнил наше стадо со стадом дикобразов, которое в морозный день решило отдохнуть на полянке. Человеку без человека сложно, практически невозможно, и брать в пример Робинзона Крузо или Маугли нет смысла. Каждый день человек пользуется услугами других людей и сам оказывает такие услуги, но этого никто не замечает. Обыденность плоха тем, что ее не видно, хоть без нее и не обойтись. Зато замечают тех, кто оказывает на других влияние, и они, можно сказать, очень даже полезны, но много и таких, от чьей пользы толку, как от козла молока. Это всякие там певцы с певчихами, художники, писатели, актеры... Эх, разогнать бы фабрику звезд или дом 2, сколько реально полезных людей можно было бы накормить. Но это уже лирика. Проза в том, что, судя по всему, длинный действительно был не нужен в этом городе, и сейчас где-то внутри него зашевелилась солидарность с ментом в этом вопросе. Все это усугублялось еще и тем, что в таких ситуациях парень просто не мог спорить с оппонентом, когда внутри самого противоречие (он не был бараном). Чтобы не проиграть, необходимо найти хоть маленькую зацепку, которая бы говорила в его пользу перед лицом сложившейся ситуацией. Выбора не оставалось - все, чем он потенциально выделялся на фоне плесневелой рутины, заключалось в его действиях, направленных на помощь людям в достижении полноценного счастья. Сколько этих людей было - уже неважно, и что потом с ними происходило - тоже неважно, потому что в условиях безысходности на такие мелочи внимания не обращают. Длинный решил рассказать свою историю милиционеру от начала и до конца, не упуская ни одной малейшей детали. Такой рассказ мог произвести впечатление.

       Две души.
       Две души однажды встретились в небе над людским кладбищем. Они встретились случайно, как это делают люди, с той лишь разницей, что люди приходят в поисках чужих могил, а души - своих. Это кажется бесполезным действием - оплакивать то, что смертно, - в высшей степени циничным действием. Обе они смутились, ведь совсем не хотелось им, чтобы другая увидела в чужих порывах желание удостовериться в светлой скорби по себе. И вот они парят на небольшом расстоянии друг от друга, не зная, что сказать. Сверху кладбище смотрится более чем уныло, и лишь местами цветными островками выделяются ухоженные могилки. Души косились на них, не решаясь проявить больший интерес. И время вроде идет, и уже пора бы завязать разговор, но выясняется, что говорить-то и не о чем. У душ даже нет каких-то праздников, чтобы можно было поздравлять друг друга, нет даже дней рождений, а только лишь даты смерти, которым стоит ли радоваться? Им бы над родильными домами полетать - там больше шансов обрести вновь физическую оболочку, а их заботит то, насколько помнят их те, кто знал по прошлой жизни. Со временем они все же находят названия своих прошлых тел. У одной души огромная гранитная плита сплошь усыпана свежими цветами, у другой же покосившийся крест еле виден сквозь густую сорную траву. Последней душе становится грустно и тоскливо от вида пристанища ее прошлого тела. Еще больше ее угнетает то, что вторая душа мгновенно оценила разницу между их могилками, и теперь наверное злорадствует. Но она ошиблась - вторая душа, увидев убогость первой могилки, очень смутилась и захотела сгладить сложившуюся ситуацию.
"Была бы рада много больше, если бы столько внимания уделялось мне при жизни в прошлом теле. А эти все прекрасные цветы - сплошная показуха: живые так перед друг другом оправдываются. Вспоминает ли из них хоть кто-нибудь обо мне?"
С тоскою в голосе сказала первая душа.
"Хорошо, если есть возможность рассуждать на эту тему. Хуже, если остается только надежда на то, что тебя, хотя бы, помнят, а реальных доказательств этого нет".
Сказала вторая душа, и первая смогла расслышать оттенки зависти в ее голосе.
Потом возник между ними небольшой спор, но он был настолько нелепым, как если бы подслушать разговор двух телевизоров, что на городской свалке рассматривают свои картонные упаковки. Такие споры могут длиться вечно, пока не приходит понимание настоящих ценностей. Бывает, что на поиски этих ценностей уходит большая часть жизни, но как упростить или ускорить этот процесс - никто не знает. Можно лишь дать один совет - не тратить время на выяснение ценности себя любимого для этого мира: пусть даже она и есть - не это главное.

Вот и у наших героев возник спор по поводу сомнительной деятельности длинного в этом городе. Да чего там в городе - центре Вселенной. Один оправдывал свои действия, другой - осуждал. И ни один из них не заглянул за ширму, чтобы посмотреть - а вдруг там скрывается что-то потаенное, что-то более истинное, чем жизненная реальность. Что-то такое, к чему стоит стремиться, и, в стремлении своем, не оправдываться, а следовать этой дорогой до самого конца. Ковалев навскидку уже озвучил длинному статью, по которой тому мотать и мотать: он видел только действие. А длинный пытался себя оправдать, но безуспешно, т.к. до этого момента воспринимал свои поступки тоже, как набор телодвижений и теперь уже сильно сомневался в их праведности. И все это можно смело назвать изнасилованием, т.к. из-за своей ограниченности наши герои не принимали в расчет духовной стороны вопроса. Сравнимо это разве что с половым актом без чувств, без любви, и при таком сравнении правда потихоньку склоняется в сторону милиционера, т.к. такой акт и даром не нужен. Им не догадаться, что вся ценность была скрыта в желании дарить людям счастье - и это то, каким путем в идеале должно идти. Да, это все звучит идеализированно, и правила современного мира вносят свои коррективы, воняющие деньгами, во все, чего касаются, но можно хотя бы не желать людям горя, если не получается желать счастья.

А в нашей ситуации один безумно радовался своей уникальной прозорливости, которая впервые за всю его карьеру позволила ему вычислить в обычном прохожем преступника. Сейчас он подсунул парню лист бумаги, на котором воспроизводилось чистосердечное признание, теперь он точно в его руках. Это безусловный успех, и, если позволите, историческое событие. Ковалев даже и не пытался скрыть свою радость - поставь его на ноги, и он запляшет. Завтра все в управлении будут говорить только о нем, мир завращается вокруг него, ось Вселенной пройдет через него насквозь, и станет он тем, от кого в этом мире что-то может зависеть. Он победил, а длинный проиграл - двойной праздник. И по-своему он, конечно, был прав, потому что связывать старушек и закрывать их в туалетах - не по правилам, даже если старушки и не приходили жаловаться.
- Кстати, а почему никто заявление на тебя не подал. А? - Спросил сияющий милиционер у парня. - Неужели кому-то было в прикол сидеть связанным перед экраном?
- А вы сами не хотите попробовать? Может все дело в том, что эти люди действительно находили то, что искали и просто боялись это потерять вновь? - Ответил парень и достал из своего пакета телевизор.
- Давай попробуем, будет шанс самому убедиться в твоей паранойе.
Ковалеву на самом деле было уже все равно на те фокусы, которые собирался ему показать парень, но он совсем был не против продлить минуты своего торжества и согласился.
- Тогда вы, пока я готовлюсь, представьте себе то, чего вам более всего хочется от жизни.
- А что именно?
- А вы представьте то, после чего сможете сказать, что вы счастливы.
Ковалев принялся вырисовывать картину, главными действующими лицами которой были парень, пытающийся связать мисс мира последнего года, которая непонятно что делала в холле метрополитеновской станции, и обыкновенный дежурный милиционер, бегущий пресекать... В роли парня - длинный, в роли милиционера - будущий герой Ковалев, в роли мисс мира - любая более или менее симпатичная девушка.
 
Длинный испытывал противоположные чувства. С одной стороны он уже практически принял позицию милиционера относительно неправомерности своих действий, но с другой - не оставлял надежды как-то оправдаться. Это был последний шанс для него не только подарить человеку счастье, но и самому убедиться в том, что вся эта система работает и имеет право на жизнь. Он подключил телевизор и поставил его на стол. Надеяться на то, что в этом гробоподобном помещении антенна поймает хоть что-то - не приходилось, но длинный знал, что не картинка сейчас будет важна, а то, насколько реалистично милиционер сможет представить себе свое счастье. Каким-то чудом в ящике стола нашлось зеркало. Длинный установил его под углом к экрану, создав пародию на то, что он сооружал уже раньше.
- Теперь смотрите одновременно и на экран и на зеркало. Только смотрите очень внимательно и пристально.
- А чего там смотреть? Что я, рябь, что ли, не видел никогда?
- А вы смотрите не на рябь. Думайте о том, что только на этом экране вы сможете увидеть свое счастье настолько близко.

Ковалев не стал разводить бессмысленную полемику и уставился на экран. Он увидел, что экран отражается в зеркале, и получается что-то похожее на раскрытую книгу. Мысленно он уже пару раз пристрелил длинного, и самое время бы везти спасенную красавицу... везти ее короче, но что-то на подсознательном уровне его останавливало. Он опасался, что парень как-то сможет прочитать его мысли, а в них было полно такого, от чего уши краснеют. Длинный тоже смотрел на шевелящиеся помехи, и ничего не происходило. Время остановилось. Казалось, они смогли бы так просидеть до самого утра, но тут милиционер начал что-то видеть в отражении экрана телевизора. Поверх ряби стали вырисовываться какие-то контуры и очертания, в которых Ковалев через несколько мгновений узнал холл его станции метро. Несмотря на малые размеры экрана, он смог рассмотреть мельчайшие детали, как будто он сам находился внутри экрана. Всегда очень недоверчивый милиционер сначала протер глаза, а потом, когда изображение так и не исчезло, повернулся в сторону парня. А дальше - барабанная дробь - не было того парня там, где он сидел еще пару секунд назад. Конечно, в такой ситуации недавний победитель может вспылить, может совершить необдуманный поступок, но потом придется расплачиваться как за парня, так и за поступок. Ковалев вытащил из кобуры табельное оружие и пулей вылетел из коморки. В вестибюле он потерял равновесие и повалился на пол. Ему казалось, что он ударился о невидимую стену, как будто некто поставил поперек холла идеальной прозрачности стекло. Еще лежа на полу, он сообразил, что упал из-за резкой смены окружающего мира, а именно - из-за того, что мир стал черно-белым. Ковалев поднялся на ноги. Люди шли своим привычным потоком, как бы ни замечая милиционера, они тоже были черно-белыми. Ковалев вспомнил про парня, и тот мгновенно появился на противоположном конце холла. Милиционеру на секунду даже показалось, что он смотрит на него сквозь толпу, но он быстро отогнал от себя эти мысли, ведь надо было сохранять концентрацию.
- Стой там, где стоишь! Руки покажи! Покажи руки, чтобы я их мог видеть! - кричал Ковалев, двигаясь в сторону бесцветного парня.
- Опусти пистолет, или я буду вынужден ее убить! - прокричал в ответ длинный, и рядом с ним возникла стройная девушка с растрепанными волосами. Длинный одной рукой закрывал ей рот, а в другой руке зажал пистолет, приставленный к красивой голове.
Ковалеву хватило двух секунд, чтобы рассмотреть девушку, и он уже в нее влюблен. Но даже это внезапное чувство не сумело отодвинуть на второй план здравый смысл, который не переставал повторять, что ситуация близка к критической. "Почему все продолжают спокойно проходить мимо?" - Спрашивал сам себя Ковалев, но ответа не было. Больше всего на свете ему хотелось, чтобы в этот момент появился напарник или еще кто-нибудь, кто смог бы без потерь разрулить эту ситуацию, но вокруг - лишь безразличная толпа, спешащая по своим делам. Он прекрасно понимал, что не сможет попасть в парня, т.к. раньше из пистолета не стрелял вообще, но в этом был и положительный момент - он вряд ли попадет и в девушку.
 
Неизвестно, сколько прошло времени, прежде чем до Ковалева дошло, что это именно та ситуация, о которой он мечтал каждый день, находясь на службе. Он вспомнил слова парня, что думать надо о своем счастье, и вот оно пришло. Оказывается - парень был прав, он действительно дарил людям то, чего они хотели на самом деле, а телевизор был нужен только тем, у кого проблемы с фантазией, кто сам не может нарисовать воображаемое счастье. Длинный не мог заранее знать, умеет или нет человек мечтать о своем счастье, но он знал абсолютно точно: - телевизор сможет любому показать то, что смогло бы сделать его счастливым. Ковалев опустил пистолет, ему больше не хотелось стать главным героем кровавого зрелища, по крайней мере - не с этим парнем. Сейчас он уже понял, почему этот неприметный человек так сильно его заинтересовал со дня самой первой встречи, и даже немного начал ему завидовать - привлекла вот эта власть над людьми, которой обладал парень. Ему захотелось подойти и пожать руку парню, поблагодарить за то, что своим существованием сохраняет интригу в разыгравшейся борьбе между надеждами всех и единственной реальностью. Но только Ковалев сделал шаг навстречу длинному, как тот направил пистолет в его сторону и выстрелил. Пуля дыханием смерти обожгла милиционеру щеку, не причинив серьезного вреда. Инстинкт сработал моментально, и здесь уже не смогли вмешаться противоречивые чувства, разыгравшиеся внутри Ковалева. Милиционер выстрелил в ответ. Парень продолжал стоять на месте, девушка тоже осталась невредимой - она стояла в стороне (картина успела поменяться, как только Ковалев перестал хотеть бойни) и наблюдала за происходящим.
- Так счастье не придет, целься ниже и чуть левее, - сказал парень и улыбнулся.
- И задержи дыхание, когда будешь нажимать на курок, - сказала тетя Зина из своей будки.
- И не дергай так спусковой крючок, а жми плавно - иначе, прицел сбивается, - советовала Аграфена Федоровна.
Ковалев вертел головой из стороны в сторону, не зная кого слушать. Он уже утратил способность мыслить здраво и сам себе напоминал сторожевую собаку, которую со всех сторон задирают палками хулиганы.
- Выстрели в него еще раз, а то не ровен час - голова отвалится, - это проскрипел голос существа в лохмотьях, которое тоже находилось здесь.
Парень выстрелил еще раз, и пуля опять прошла в считанных миллиметрах от головы милиционера. Последний среагировал моментально и выстрелил в парня. Он не задумывался над теми советами, которые давали ему со всех сторон, но подсознание само заставило тело сделать все четко и правильно: - пуля нашла свое пристанище. Как сквозь пелену тумана Ковалев видел падающее на пол тело длинного. Он даже не заметил момента, когда парень оказался на полу - на него уже успела повиснуть, закрывая весь обзор, спасенная девушка. Он лишь только услышал глухой удар, и за ним пришла тишина, причем тишина настолько глухая, что у милиционера уже не оставалось сомнений - с этим ударом закончилось все. Он попробовал посмотреть по сторонам в поисках поддержки или одобрения, но все прошлые советчики молчали - он остался один, и рядом только его счастье. А чего делать-то с таким счастьем? Кому оно теперь нужно?
- Чего же ты не улыбаешься? Или не о таком счастье ты мечтал? - Проскрипело существо из своих лохмотьев. - Выше голову; мы всегда добиваемся именно того, за что боремся. И если сейчас тебе уже не нравится то, что получилось, - это еще не значит, что получилось что-то другое, просто угол зрения изменился.
- Так чего мне теперь делать? - Вопрошал находящийся на грани обморока милиционер. - Я лишил жизни того, ради которого многие бы отдали свою жизнь.
- Ты ныть-то прекрати - мало от этого пользы. Ты лучше улыбнись и прими это, как свое счастье, так ты хотя бы покажешь парню, что он чем-то да был полезен.
- Кому уже показывать? Нет уже того, кому можно было это показать. Живым нужно показывать, а мертвым - бесполезно, - продолжал заниматься самобичеванием Ковалев.
- Ну не скажи. Мертвым видно лучше...
- Хорошо, если б так все и было, - сказал милиционер и улыбнулся.

"Ну, все, пошла мелодрама", - думал напарник, склонившись над маленьким черно-белым экраном в вонючей метрополитеновской коморке. Он смотрел этот сериал с самой первой серии и заметил, что события в нем всегда развиваются по одному сценарию. Представление героев сменяется подготовкой к действию, а за действием непременно следуют слезы, а потом - опять смех и улыбки, спокойное течение жизни до следующей серии. Действие еще с горем пополам можно было смотреть, но все эти слезы, сопли на кулак он не переваривал, поэтому выключил телевизор. Что-то ему это очень сильно напоминало, но ему было лень задумываться над этим, поэтому он так и не понял, что именно.
       
       К началу лета 2008. = И. Югов =