Ишак скажет нет!

Эдвард Фришер
       Ишак скажет: нет!

       В воскресенье с утра позвонил Гена Егоров, приятель. Даже жены наши в своё время сидели за одной партой в школе и обе носили «редкое» имя – Людмила.Генка сообщил, что вернулся с охоты, кое-что добыл, и приглашал на поглощение дичи в обед, за компанию с «охотничьей артелью».

       Дома у меня шла генеральная стирка, мужского участия не требовалось, и лучшей помощью оказался поход в «увольнительную», которая и была получена без проволочек, до вечера. Прихватив по дороге литровую, модную в то время, бутылочку «Сибирской», я прибыл "на дичь".

       Компания была знакомой, вместе мы частенько отдыхали в горах семьями. Кроме хозяина, - Юра Кирка и молодой паренек Юра Король. У них были ружья, месяцами они набивали патроны, лили пули и дробь. Обычно охотничьи разговоры велись вечерами в гараже, в них не по одному разу «перебили» всех кабанов, кекликов (каменных куропаток), уларов (горных индюков) и даже снежных барсов.

       Я не оставлял без комментариев охотничьи рассказы, но иронические реплики мне прощались, как человеку без оружия.

       И вот как-то осенью я напросился на охоту, на кеклика, просто посмотреть, и заодно набрать кровяно-красного боярышника. Где-то вычитал, что он улучшает работу сердца, а это мне как раз нужно было.

      После короткого совещания решили взять меня вместо «собаки» - таскать дичь, учитывая, что я понимаю человеческую речь.

       Свое дело "артель" знала: пошли параллельно по горе, с интервалом в сто метров, я - по подошве горы, чуть сзади. Птицы взлетали, уходили на бреющем полете, перебегали по горе, перелетали на другие места. Пальба из трех ружей шла с раннего утра, а в обед мы уже ехали домой. Добыли тридцать девять кекликов. По их артельному закону, мне выделили девять птичек, но я взял три – этого было за глаза. Ягод тоже набрал на год...

       Генина Людмила ушла проведать родителей, и квартира была в нашем распоряжении. На столе стояли два глубоких лягана (блюда), наполненных свежим поджаренным мясом.
Ждали меня, но початая бутылка «косорыловки», производства Ивана Михайловича(отца Гены), уже включила «дальний свет» - обветренные щеки охотников не скрывали румянца.
Перездоровавшись, засели за мясо. Пошли тосты: чтобы «так было и завтра», за здоровье и удачу, «за славных женщин, которые покоряют Космос и сердца мужчин».
 
       Охотникам требовалась аудитория. Они уехали в пятницу и вернулись ночью в воскресенье. Событий было много: добыли кабана, косулю-элика, двух зайцевтолай. "Артель" живо вспоминала перипетии последней охоты, почему-то впадая в хохот, если произносились слова "медведь", "голубая мечта", "специалист"… Улучив момент, я спросил, почему они так веселятся, чем вызвал прямо-таки взрыв хохота и вопрос:

- А тебе не хочется сходить с нами, нет ли у тебя заветной мечты - добыть экзотического, редкого?

- Нет, да и не ходок я, обузой буду в горах.

 Они опять захохотали. Юра Кирка, в цивильной жизни прораб строительного управления, сказал:

- Не обижайся, мы просто расслабились, а всю охоту были в сложнейшем положении.

- Да что произошло-то?

- Ну, для тебя ведь не секрет, что ходим мы охотиться на Майдантальское плато в верхней части Чаткальского хребта.

       Едем на машинах до горной речушки Ерташ-сай, затем - против его течения, до впадения в Кызылчи-сай. Здесь дорога кончается, но на вездеходе проехать можно до скалистой стены, высотой не менее километра. Под скалой пастухи живут в юрте: не киргизы–не узбеки, по-местному их прозывают курама.
 
       У пастухов оставляем машину, нанимаем ишака, умного, как осел, на которого сваливаем ружья, патроны, рюкзаки, и за ночь, по тропинке, которую и днем-то не видно, поднимаемся на плато. Плато огромное и ограничено вертикальными скалами, по которым мы взбираемся.Здесь расположен дом гляциологов, следящих за поведением ледников на Чаткальском хребте. Обычно летом он пустует, так как от ледников остаются лишь фрагменты, и наблюдать особенно нечего.

       В утренних сумерках нужно пробежать километров десять, чтобы спрятаться в лесном массиве Майдантальского леса. Днем лес облетают егеря, и если засекут без путевок, то последствия печальные. Дичи много, добываем быстро и вечером в субботу спускаемся до авто, и резко домой.

       В этот раз напросился с нами мой начальник, назовем его Виктор Николаевич, тоже охотник, рыболов. Лет ему уже много - сорок два (ребятам было по двадцать восемь лет, а Королю и вовсе - двадцать три).
 
       Я его отговариваю: опасно, подстрелить могут егеря, идти далеко! Дорога в один конец - сто с лишним километров! Силенок может не хватить.

  А у того навязчивая идея: добыть тянь-шаньского медведя - его голубую мечту с юности. Проходу не давал на работе. Я с ребятами посоветовался, спросил - они согласились его взять. И тут началось!

       Все время, пока ехали на машинах, рот начальника не закрывался. Его голубая мечта носилась справа и слева от машины, внутри машины, в каждом уголке светились неоном контуры будущей добычи. Он «осчастливил» нас сообщением, что взял немного взрывчатки и планирует угостить нас ухой. Теперь мы стали желанной добычей и сами… для егерей.

       Ночи в горах прохладные, но мы опытные, на скалистую стену ничего из теплой одежды не берем. Наши доводы о необходимости идти налегке, были парированы тирадой о пиелонефрите и приступах радикулита. Через четыреста метров ночного серпантина, от начальника повалил пар, остановились, ишак на ходу принял в гардероб его телогрейку. Это оказалась только первая внеплановая остановка: попить, скушать бутерброд с салом, для восстановления сил, растереть от судорог ногу.

       Тем более наше вьючное животное, родственник средства передвижения оруженосца Дон Кихота, категорически не понимало, с какой стати надо останавливаться ночью на крутой каменистой осыпи. Поэтому ишак шел себе потихоньку, заставляя Виктора Николаевича питаться на ходу: этакий шведский стол в хурджунах.

 Все тихо матерились, светало.

       Переведя дух у домика гляциологов, мы рванули кросс до лесного массива, Виктор Николаевич, взмыленный, несся в арьергарде. Когда начались кусты у опушки леса, начались и позывы кишечно-желудочного тракта, нашпигованного салом, горной водой, хлебом... И начальник взмолился, попросившись проведать кустики. Мы рванули дальше, велев ему нас догонять.Через пару минут истошный крик нарушил тишину.
 
       Мы остановились в ужасе: а вдруг нас заметили. Обернулись и увидели, как по горе вниз, к нам несётся горе-охотник, на ходу поддерживая брюки, а от него вверх, скачками, удаляется его голубая мечта.

       Промчавшись мимо нас, Виктор Николаевич скрылся в лесу, мы последовали его примеру, огляделись. Вроде все тихо, не заметили. Виктор Николаевич, отдышавшись, рассказал, что в кустиках он расстегнул брюки и присел. Что-то хрустнуло, он машинально обернулся и увидел медвежью морду. К такой встрече охотник не был готов - ружье осталось на ишаке, поэтому и состоялся забег. Давший старт, исчез моментально.

       Думаешь, на этом кончились нештатные ситуации? Да нет!

       Дичи много,лес громадный. Вертолет где-то прошумел, но мы его даже не увидели. Так что к полудню уже взяли косулю, пару зайцев, кабана килограммов на девяносто. Сидим под деревьями на берегу речки. Свежуем, берем лучшее, шкуры, копыта и головы закапываем.

       Виктор Николаевич в процессе участвовал, хотя дичь ему не попалась. Сидит, талдычит, что судьба дала ему шанс посмотреть на голубую мечту, да оружие в тот момент было не на медведя.… Тут он завёл речь о рыбе. В киргизских горных речках много маринки и гольца-османа. Стал доставать взрывчатку. Мы буквально повисли у него на руках. На взрыв прилетят егеря, если не струсят, и перестреляют всех из карабинов. Но Виктор Николаевич сказал, что он опытный  в этих вопросах и силу взрыва рассчитает так, что рыба просто выплывет, и мы её соберем.
 
     Интересно нам стало. Он бросает заряд - и правда тихо звучит взрыв, всплывает несколько рыб, муть, и через пару секунд все унесло, только челюсти у нас поотваливались.

       Обвиняя нас в нерасторопности и отсутствии реакции, Виктор Николаевич подготовил еще заряд, шнур чуть длиннее. Затем снял брюки и ботинки. На брюках завязал штанины узлом и вошел в ледяную воду. Там зажег шнур и бросил "бомбу" в воду выше нашего лагеря.
Здесь он перестарался, взрыв грохнул так, что посыпались камни, мы все плашмя грохнулись на землю, закрывая головы руками. У меня куском скалы оторвало каблук. Всплыло несколько рыб и в десять раз больше коряг и веток, которые заполнили мгновенно штаны Виктора Николаевича, бывалый рыбак их не удержал, и поток живо умчал свою добычу под гору.
Через пару минут, прочищая уши, мы бросились ловить штаны, да, видно, затянуло их под корягу.

       Нужно было дергать с места рыбалки, причем галопом.

       Ишак, оглушенный взрывом, подгоняемый четырьмя браконьерами, один из которых в трусах, бежал резво, но по огромным глазам было видно, что и он хотел бы крепко выразиться.

       Солнце в горах садится раньше, чем на равнине, и, позабыв об усталости, мы неслись к домику гляциологов.

       На спуске темп снизился. Тут замерз Виктор Николаевич. У Гены были поддеты спортивные трико, их он и выделил жертве рыбалки.

       Внизу дичь поделили поровну.

       Я сказал:

- Понятненько! Все вкусно и водка свежая! А где же любитель медвежатинки?

- Звонили ему, жена сказала, что спит мертвецки, и все говорит во сне!

- Догадываюсь, что ему снится. Возможно, в его сне финал будет другой?

      И в мощный взрыв "артельного" хохота вплёлся ещё один голос - мой.

      В дверь позвонили.

-«Наверное, жена? Рановато!», сказал Гена.

       В проеме отворенной двери стоял Виктор Николаевич! В руках у него было два свертка, один явно тяжелый.

-«Ребята, я трико Генино принес, и у меня идея! А может его на капкан взять? Я вот в «Охотрыбаксоюзе» уже приобрел один».

Мы онемели.

Гена взял сверток, прикинул вес на руках, при этом крякнул, развернул. Перед нами засверкала новенькая куча металла.

-«А кто потащит? Ишак то скажет: нет!»