Это было весной две тысячи восьмого года в Волгограде. По красивому ночному проспекту шли двое, юноша и девушка. Юноша был спортсменом. Он приехал в Волгоград из Иваново: в городе проходил чемпионат России по гандболу. Девушка училась в одном из городских ВУЗов, но жила она не здесь, а на Дону, в одном старинном казачьем хуторе. Так они и встретились, праправнук ивановского ткача и донская казачка. Сейчас они шли, наслаждаясь нагрянувшим теплом, вдыхая ароматы свежей земли, любуясь ночными огнями.
- Давай посидим? – Предложила девушка, указывая на скамейку рядом с каким-то памятником.
Аллея на проспекте была почти без фонарей, но у памятника было светло. Электрический свет падал на скорбную каменную фигуру лежащего матроса. На постаменте была надпись: «Здесь похоронены моряки и рабочие, павшие в боях за Царицын в сентябре 1919 года». Каменный матрос опирался на одну руку, как бы пытаясь подняться. Другой рукой он сжимал винтовку.
Юноша и девушка молча стояли перед памятником. В нескольких кварталах отсюда возвышалась величественная Родина – Мать, грандиозный монумент великой битвы сорок второго года. Грозное напоминание нашим недругам и гордость для потомков. А этот памятник был совсем незаметным. События гражданской войны сейчас почти забыли.
А ведь девяносто лет назад в этих краях гремели жестокие сражения. В Чапаевскую дивизию прибыло пополнение: отряды «красных ткачей». Противостоящие им казаки сразу почувствовали это. Атакующие казачьи лавы встречались теперь организованным ружейно-пулемётным огнём, красные бойцы смело атаковали сами. Красные ткачи знали за что они воюют: до революции на ивановских фабриках Гарелина, Зубкова, Куваева и прочих рабочие редко доживали до пятидесяти. Сейчас ткачи взяли в руки винтовки и ушли на фронты гражданской войны. Дисциплина в их отрядах была железная. Потомственные донские вояки сразу поняли, что с таким противником придётся драться всерьёз.
- Были мы в этом Иваново-Вознесенске, рота наша там службу несла, - рассказывал у ночного костра уже немолодой казак, - в девятьсот пятом мужички тамошние бузить надумали. Ну, мы их поучили немного: кого посекли, кого постреляли. Быстро утихомирили!
Ивановцы тоже помнили девятьсот пятый год. Помнили этих не знающих пощады карателей, саблями разгонявших безоружных людей. Теперь ткачи разговаривали с ними на языке пушек и пулемётов. «Мы мчались, мечтая постичь поскорей грамматику боя, язык батарей…»
Закалённые донские рубаки, потомственные воины и хлеборобы не могли долго сдерживать надвигающуюся с севера красную лавину. В тихие донские станицы и хутора входили отряды балтийских матросов, неся с собой смерть и разрушение. Сейчас на Дону уже смутно помнят расказачивание и массовое бегство жителей с последними отходящими на юг белыми отрядами.
Юноша и девушка долго сидели у памятника. Ночью было холодно. Они обнялись. Девушка смотрела на каменную фигуру умирающего матроса. Ей было жаль его.
Вдоль аллеи по проспекту проносились запоздавшие автомобили. Юноша и девушка посмотрели друг другу в глаза.
- Игорь, я люблю тебя.
- Свет, поедем ко мне, в Иваново.