Прощай

Ольга Хорошенкова
 2005 г.

«И ещё он признался:
– Ничего я тогда не понимал! Надо было судить не по словам, а по делам. Она дарила мне свой аромат, озаряла мою жизнь. Я не должен был бежать. За этими жалкими хитростями и уловками я должен был угадать нежность. Цветы так непоследовательны! Но я был слишком молод, я ещё не умел любить...»

Антуан де Сент-Экзюпери «Маленький принц»


Из размышлений одной большой маленькой девочки:
«Было время, когда я думала, что мир – это большая цветочная поляна, на которой однажды я найду свой цветок. Он будет одаривать меня сладким нектаром, прекрасной пыльцой, укрывать от холодов и невзгод своими нежными лепестками. И он будет только моим, а я – только его, и мы будем любить друг друга и станем одним миром… Я была ребёнком. Просто наивной девочкой, чистой, невинной, непорочной. Да, я была ребёнком и приносила кому-то радость, во мне был свет. И в мире было столько света, столько ярких красок.
…Какие разные бывают бабочки! Как сильно любят они цветы! И как горят… о, как они горят! Как много бы я отдала, чтоб на миг вернуть те глаза, ту чистоту. Пусть больно, но лучше целое мгновение быть глупой и сиять, чем целую жизнь находиться под толщей пепла».


* * *

Вот и всё. Он ушёл. Всё кончено. Медленно сползла она по двери, медленно сползла по щеке её слеза. Попытка вздохнуть… нет… невозможно. Этот давящий ком не позволит дышать, превратит горький воздух в солёный дождь.
Что-то внутри сжалось ежом, выпуская сотни острых иголок сразу. Мысли кровью били в виски: «Что же это со мной происходит?» Ведь ещё вчера всё было решено. Это ничего, что целовала его письма, что рыдала ночи напролёт в подушку, под которой хранились они. Это ведь сон... Не бывает такой реальности. Мечта... Она не имеет права мечтать. Боль… Она переживёт, справится. Он… Лучше сейчас отвергнуть, чем вскоре быть выброшенной, наскучившей маленькой мягкой игрушкой, у которой сели батарейки. Он забудет. Вскоре будет новая любовь, его принцесса, его звезда. Всё кончено, всё верно, почему же так хочется всё бросить и бежать вдогонку, обогнать, остановить, обнять и навсегда… Стоп! Нет! Стоять!
Кое-как дойдя до комнаты, почти на ощупь нашла фенозипам. Последнее время он часто спасал от бессонницы. Хозяйка, добрая душа, однажды поделилась. Одна, вторая… пятая… Чёрт. Больше нет. Ударной дозы не получилось. Что ж, ляг, отдохни, красавица неспящая, открой для себя новые миры, раз целовать уже некому.
«…Ты куда-то пропала…»
Вот теперь точно пропала. Усыпать, так с музыкой. Что у нас тут из лирики: «Всё, всё, как вчера, но без тебя…»

Зачем так трясти-то? Голова чугунная, мозги стеклянные, разбиться могут. Какой-то голос издалека… попытка открыть глаза… Почему так болит затылок? Чего от неё хотят?
– Да что с тобой? Очнись!!! – Хозяйка смотрела с мольбой и страхом.
– А что произошло? Я… я просто отдыхаю.
– Вот как, отдыхает она. Лежишь тут на полу, в куртке, в штанах, синяя вся, как мёртвая. Уже полчаса разбудить тебя не могу. И песня эта жуткая в сотый раз крутится, – у доброй женщины срывался голос, дрожали руки. Она ведь не виновата в нестыковке остатков моих мозгов.
– Всё хорошо, правда. Просто устала. Не заметила, как заснула.
– Ну-ну, и где – тоже не заметила?
Вторая попытка встать увенчалась успехом. Выключая компьютер, отметила – почти девять вечера.
– Пойду, прогуляюсь.
– Ненормальная. Ты себя видела? Одни глазницы на пол-лица чернеют.
– Вот и пойду, воздухом подышу. Не волнуйтесь. Я – взрослая.
Да уж. Колени дрожат, походка явно не для подиума. Что теперь смотреть-то на себя. Не на свидание иду, завлекать некого. А горожане ко всему привычные. Не удивляет их не макияж от Lancom, не синяки от фенозипама.

На улице была какая-то погода, возможно, даже звёзды. Влюблённая парочка сладко целовалась прямо посреди проспекта. Вдруг девушка вскрикнула и отпрянула, уколовшись, видимо, подаренными розами, и тут же залилась звонким счастливым смехом.
Опять этот ёж в груди. Живёт без прописки, и не выселишь. Глаза затянуло пеленой тумана. Часто-часто заморгав, стрелой пролетела мимо чужого счастья. Какое-то кафе… Гриль… Интернет. Забежать что ли, забыться в виртуале…
Ну вот, милая соседка-подросток режется в «Бойцовский клуб». Так, кто-то поменял мой пароль. Взломала, убила свою героиню (да, только там и была героиней, только там и способна достойно уйти). Что у нас тут ещё? Чат остался. Ну вот. Последний вам всем привет и черная рамочка.
– Вот, девушка, возьмите, – за спиной стоял парнишка-официант и протягивал салфетки.
– В смысле? Я не просила ничего.
– У Вас что-то случилось? У Вас слёзы текут… Может быть закажете кофе или чай?
Взглянула на этого худющего взволнованного ребёнка. Бейджик на форме торжественно восклицал: «Андрей» и скромно добавлял: «стажер». Приложила салфетку. Надо же? Мокрая.
– А яд у Вас есть?
– Я кофе с сахаром принесу. За счёт заведения.
Мальчишка. Совсем ещё юный. Наверное, боится женских слёз. Вон как побежал. Уже через мигающее неоном окно наблюдала удивлённое лицо и спрятанные чаевые.

На улице была какая-то погода, кажется, даже холодно. Где-то потеряла перчатки, и вот негнущиеся пальцы сжимают ледяные перила моста. Зябко и дрожь бьёт крупными горошинами, пробивая насквозь, натыкается на стальные иголки. Вот только внутри что-то горит, и глазам горячо. Что там солнце, когда такой кипяток обжигает лицо и сердце... Солнышко, милое моё солнышко, где ты сейчас, как ты? Любим… тихо. Молчи, моё сердце. Посмотри, внизу плещется такая холодная и грязная вода. Вот она, вода нашей жизни. Иди против потока, не возвращайся никогда в ту лужу, смытую с тебя. Как же глупа эта философия… Как же она пуста.

Светает. Много в этом городе неезженых дорог, обветшалых двориков, разрушенных домов. Печальны эти ночные пристанища бездомных собак, бездомных сердец. Синеющие деревья устремили острия ветвей своих в небо, подобно кинжалам, и нежные живые облака испуганными душами бегут, не останавливаясь, не оглядываясь.
Первый трамвай отбивает уже неровный ритм железного своего сердца, взволнованно, как в тахикардии. У нас с тобой похожий диагноз: параллельные пути, встречи без пересечений. Мелькнула знакомая остановка… Неслышные шаги… Ключи оказались теплее рук. Ночным зверьком юркнула в комнату, прикрыла дверь.
Как холодно. И плед не спасает. И эта предательски мокрая подушка…
Последний раз… Да, только раз ещё я ведь могу себе позволить это чудо, ещё раз согреться, милый, целуя буквы, слова, строки… Твои письма… Знаешь, милый, котята такое тут вытворяют. Они совсем расплылись по бумаге. Не смейся надо мной, я же серьёзно. Они от воды ещё и не такое могут выкинуть. Тебе придётся рисовать их заново… Ну вот, ты не слушаешь меня.
– Привет. Ты куда-то пропала…
– Я чуть не пропала без тебя, моя любовь. Только не верь, если я скажу, что всё у меня хорошо! Только не уходи, Димочка, милый!
– Я же за тобой приехал, Танюша.
Господи, как же долгожданны твои объятия, родной. Ты рядом. Я знаю… но где ты… как холодно…
– Дима?! Где ты… Димочка…

– Она кричит во сне. Слушай, да она бредит.
– Бог мой, горит вся. Даша, неси градусник.

Даша… Хозяйка… Градусник… Сон. Это был только сон. Глупая, какая же я глупая... Ну, вот и всё.

Что там? 39. Какая чепуха.
– Поеду на пару дней домой. Долечусь. Сколько вам из-за меня хлопот.
– Лежи, путешественница. Куда тебе ехать? Четвёртый день с температурой. А ехать надумала, так в больницу отправляйся.
– Да не волнуйтесь, мне совсем уже хорошо. Нет-нет. Даше не нужно меня провожать. Правда. Всё, я убегаю.

…Какое милое занятие – измерять шагами автостанцию, наслаждаясь отменённым рейсом. Уже дважды. Предпоследним. Так, что там за парочка на «Волге»? Явно таксуют.
– Ребята, куда едем?
– А тебе куда нужно?
– В К… нет… в Б…, – выпалила, не понимая сама, почему, а сердце чуть не выпрыгнуло из своих колючек.
– Дороговато будет.
– O’k.
– ?
– Это не важно. Поехали.

Синеватой грустью надвигался вечер, когда машина сломалась. Парнишка, вспоминая чью-то мать, верхней своей частью компактно упаковался в капот, юная его спутница активно занялась макияжем. Больше половины пути осталось позади. Неизвестность и бессилие карали хуже бича. И зачем я всё это творю? Надо ли? Разум метался, рассыпаясь разбитым витражом, сердце прыгало, сжималось, но решение не меняло.
Полчаса простоя не прошли даром, и вот мы летим уже на всех парусах.
– Ребята, можно чуть побыстрее?
Как близко я к тебе, мой милый! Вот только мой ли ещё… Закрыла глаза, чтоб приблизить долгожданный момент… а открыла от страшного удара. Мы в каком-то кювете. Заныло плечо. Что же это?
– Всё. Приехали. Конечная. Через пять минут менты будут. Эй, гонщица, чего притихла. Плати и на выход.
Понятно. Решил сбежать. Удачи. Я молча кинула бумажку и вышла на дорогу. Вот я и приехала к тебе, любимый… Вторая машина, порядком помятая, стояла неподалёку. Мужчина рядом звонил по сотовому. Мои «таксисты» обогнали меня и скрылись вдали.

Какая разница теперь, куда идти, коль не суждено нам с тобой встретиться, раз эта самая судьба казнит меня за неверие, за гордыню, не прощает ошибки.
Я побрела по трассе, не думая, не чувствуя, не видя… Не помню, как долго шла, словно выпала из времени. И вдруг очнулась – мой путь преграждала такая до боли знакомая и родная фигура.
– Дима?! Ты??? Здесь, на дороге…
Тишина. Мертвенно бледное лицо, полузакрытые глаза…
– Что с тобой? Ты здоров? Я хотела сказать тебе…
Холодная усмешка припечатала мои слова к губам. Чуть покачиваясь, моё наваждение окинуло меня жутким мутным взглядом. Странная догадка пронзила остатки разума:
– Ты что, пьян? Послушай меня! Я…
«Прощай!» – тихим шелестом пронеслось в голове. Я протянула руку, и она прошла насквозь. Мой мираж неровной походкой беззвучно отступил на несколько шагов и растаял в потемневшем от боли воздухе.

…Когда я стала понимать, что автостоп – не выход, и психов видно издалека, кто-то на какой-то машине (память не оставила более подробной информации) всё-таки остановился. Чуть кисловатый летний запах наполнял пространство салона. Окна снаружи были густо заляпаны жирными пятнами темноты, лишь в уголке одного из них скромно красовалась наклейка – изображение волка. «Прощай!» – выбивали камни из-под колёс. «Прощай!» – пульсировало в висках. «Прощай!» – оскаливалась душа. Мысли, как неумелые хирурги, кромсали разум. Зачем я есть? Кто я?.. Волчица-одиночка? Всё мне чего-то не хватает, а итог – вечные скитания. И этот крест по жизни – предательские рифмы змеями лезли в голову:

Я сегодня от тебя уеду.
На чужом плече все слёзы выплачу,
Оплачу судьбы счета, беды
В одиночестве до воя выкричу.

И чужой меня укроет город,
И не найдена, и не искомая,
Я сама тебе подам повод
Думать, что на свете уж другом я.

И однажды мы друг друга встретим,
Ты – любимый, ну а я – неузнана.
Ты расскажешь про судьбы плети,
Что безжалостно так бьют, безудержно.

Я души твоей омою раны
И сполна напьюсь твоей боли,
И отправлюсь поутру рано
Я волчицей в степь своей воли.

Я любить тебя всегда буду
И верна, и даже чуть больше,
Только как ты не поймёшь чудо
Этой манящей меня рощи.

Я приму тебя в свою стаю,
Если ты меня принять сможешь,
А сегодня я одно знаю:
Слишком тесное твоё ложе.

Поглотит меня толпа жадно.
Не учуешь ты мой след стреляный.
Самому тебе понять надобно,
С кем идти тебе, родной, велено.

ПРОЩАЙ! ПРОЩАЙ! ПРОЩАЙ! ПРОЩАЙ! ПРОЩАЙ!

…Оказывается, на ночь автостанцию закрывают. Опять предстоит пешеходное турне по ночному городу. А утром – сбежать от всего и вся. Приехать и забиться в самый дальний уголок своего логова, как подбитая волчица, нет, как больная кошка, зализывать свои раны… и тихонько выть в пустоту.