Щедрый вечер

 
       Сам я родом из села Лозовая Павловка, что близ Северского Донца. Оно древнее, основано еще запорожцами во времена Екатерины. От старых времен остались белокаменная церковь, малороссийская речь и непременное колядование на рождественские святки.
       … Раннее погожее утро. Пахнущий антоновкой искрящийся снег, скрип колодезных журавлей на улицах и поднимающиеся высоко в небо белесые столбы дыма над соломенными крышами хат.
       То там, то здесь, на сельских подворьях слышится заполошный визг свиней или крики домашней птицы, которых рачительные хозяева режут к рождеству.
Наскоро похлебав гречневой каши с молоком, мы с мамой и пятилетней сестричкой одеваемся и спешим в центр села, к дому деда, колоть кабана.
       Отец ушел туда затемно - точить ножи, таскать воду и готовить кадки под сало.
       Посреди обширного дедушкина двора толстый слой ржаной соломы и дубовая колода для разделки туши, с торчащими из нее ножами. Рядом о чем-то степенно беседуют и смалят цигарки отец с дядей, а у конуры гремит цепью и нетерпеливо повизгивает мой друг, лохматый овчар Додик.
       - Ну вот, и помощники пришли, - появляется из сада кряжистый дед Левка, с навильником золотистой соломы, - давайте пока к бабке, в хату, мы вас покличем.
       По давней традиции, женщинам и детворе присутствовать при забое возбраняется. Зато потом без нас не обойтись. Мы это знаем и чинно шествуем в хату.
       В сенях стоят две липовые кадки и исходят густым паром несколько чугунов и ведер с кипятком
       С порога в нос шибает ванильной сдобой квашни, над которой колдует бабушка и запахами сушеных груш из бурлящего в печи ведерного чугуна. Здесь же, на кухне, суетятся две моих тетки, а в просторной горнице, на полу, устланному домоткаными дорожками, возятся с котенком двоюродные братишка с сестренкой - двойняшки.
       Нас с Лорой раздевают и отправляют к ним, а мама остается на кухне.
       - Ну шо, мелюзга, не забоитесь кататься на кабане?  - спрашиваю у двойняшек.
       - Не-е, - вертят они тонкими шейками, - мы уже большие.
       - Побачим, - бросаю я, и, встав на цыпочки, подтягиваю гирьку на звонко тикающих ходиках с бегающими кошачьими глазами на циферблате.
       В прошлом году малыши разревелись, когда увидели неподвижным своего любимого ваську и наотрез отказались сидеть на нем. Отважатся ли в этом? Я с сомнением смотрю на пацанят.
       - Ну и детвора пошла, всего боится.
       Я, например, осенью, на спор сиганул с высоченного стога и разбил нос. И ничего, не ныл.
       Через несколько минут со двора доносится короткий визг и радостный вой Додика.
       - Все, кончился ваш васька, - бросаю я ребятне. Те шмыгают носами и испуганно таращат глазенки.
       Затем мы все одеваемся и выходим из хаты.
       Громадный кабан, с поникшими лопухами ушей, лежит на брюхе, утопая в соломе. А рядом невозмутимо покуривают дядя и отец, с длинным тесаком в руках.
       Дедушка наклоняется, чиркает спичкой и поджигает солому.
       - Непоганый кабанчик случился, - обращается он к родне.
       - Как же, хлебный, пудов на десять потянет, - смеется дядя.
       Я с восхищением смотрю на деда. У него всегда лучшие кабаны не только в селе, но и во всей округе.
       Местные дядьки часто приглашают дедушку на ярмарку - выбрать им поросят. И тот никогда не ошибается, из них вырастают здоровенные свиньи. К тому же дед в прошлом цирковой борец и известный лошадник. Рассказывают, по молодости ломал подковы.
       Между тем, солома с треском разгорается, и двор наполняется душистым дымом. Он щиплет глаза, от кабана пышет жаром, и все отходят подальше.
       Только дед с сынами остаются на месте, ворочая тушу и опаливая щетину на ней свернутыми из соломы жгутами. Когда та исчезает, они укладывают под ваську новый слой соломы и отходят в сторону.
Наступает очередь женщин. Появляются чугуны и ведра с кипятком.
       Острыми ножами они тщательно скребут тушу, обильно поливая ее водой. Закопченный васька на глазах преображается, исходит паром и становится молочно-белым.
       После этого он накрывается толстым рядном, и в дело вступает детвора.
       Я самостоятельно забираюсь на тушу у головы, а братишку и сестренок усаживают сзади, друг за другом. И минут пять, визжа от восторга, мы скачем на широкой кабаньей спине. Это тоже старая малороссийская традиция. Чтоб сало было мягче и нежней.
       Затем дедушка отсекает у васьки одно из зарумянившихся ушей, режет его на кусочки, и раздает их нам. Они необычайно вкусны и душисты.
       Теперь наступает самый ответственный момент - разделка туши и засолка сала.
       Дед с сынами выносят из сеней кадки и остаются во дворе, а остальные, весело переговариваясь, уходят в дом.
       Спустя некоторое время, на громадной чугунной сковороде в печи, брызжет соком и исходит ароматным паром «свежина», а в горнице накрывается предпраздничный завтрак.
       На расшитой цветами барвинка полотняной скатерти, в центре, один из испеченных к рождеству пышных караваев, румяный и с ноздреватой корочкой, вилОк моченой, снежно-белой капусты и издающие укропный запах пупырчатые огурцы, сметана и мед в веселых макитрах, а также чуть теплый узвар из сушеных груш и чернослива. А еще старинный штоф с домашней горилкой на чабреце и пузатый графинчик с вишневой наливкой.
       Через час все, кроме бабушки, за столом. Раскрасневшиеся на морозе и у печи, с веселыми улыбками и добрыми глазами.
 Затем появляется и она, торжественно неся перед собой объемистое блюдо с золотисто поджаренной свежиной. Оно водружается рядом с караваем.
       Дедушка откашливается и берет со стола утопающий в его заскорузлой ладони стопку.
       - Ну, что ж, дети, с наступающим вас светлым Рождеством… И опрокидывает ее под усы. Его примеру следуют все взрослые.
       - Эх, словно Боженька голыми ножками по жилам пробежал, - басит, выцедив горилку дядя, и все за столом смеются. Затем, на несколько минут, в доме воцаряется тишина, все степенно едят.
       Мне очень нравится душистое мясо, которое по очереди накладывают себе взрослые и я стараюсь выбрать кусок побольше. Тут же получаю от деда деревянной ложкой по лбу.
       - Не мельтеши, чертеня…
       За столом дружный смех. Я почесываю лоб собираюсь обидеться и… тоже смеюсь.
       - Эх, а пироги я так и не успела вчера испечь, с хлебом долго провозилась, - вздыхает бабушка, - в самый раз были б унучкам до узвару. Та хай соби, як увечери колядовать придете, будуть готовы. Вы ж не забудете бабу с дедом?
       - Не-е, бабуся, не забудем, - дружно тянем мы.
       Через час завтрак окончен. Мужчины вновь уходят во двор, заканчивать с кабаном, а женщины быстро убирают со стола, готовясь начинять мясом колбасы и непременный в Малороссии свиной желудок, именуемый в этих местах «бог».
       Нас, сонно клюющих носом от утренних впечатлений и сытной пищи, мама ведет домой.
       А зимний день в разгаре. Ярко светит солнце, искрится голубым льдом замерзший Донец с заснеженными вербами на берегу, над селом плывет запашистый дымок из дворов и дымарей хат. Откуда-то с околицы доносится удалая песня,

       - Йихав козак за Дунай,
       Казав дивчини прощай,
       Повернуся я до дому,
       Чэрэз тры добы…

       Дома мама заставляет нас умыться, и укладывает на теплую лежанку - вздремнуть. Мы с сестренкой капризничаем - боимся проспать колядки, которых ждали целый год.
       - Ничего, - успокаивает мама,- мы с отцом вернемся от дедушки и вас разбудим. Поколядуете. Целует нас и уходит…

       Вечер. За разрисованным морозом окном первые звезды.
       Мы с сестричкой, наряженные в праздничные одежки, сидим за столом на кухне и наблюдаем, как мама накладывает в прозрачные вазочки кутью. Именно так в наших местах называют то рождественское угощение, с которым ходят колядовать. Это сладкий вареный рис, с изюмом, украшенный поверху кусочками мармелада или разноцветными леденцами с загадочным названием "монпансье".
       Наполнив вазочки, мама кладет под крышку каждой по блестящей чайной ложечке и завязывает их в белые полотняные хусточки. Дымящий у печки папиросой отец, хитро поглядывает на нас и дает советы, как побольше набрать святочных гостинцев.
       - Ну, а колядки вы хоть знаете?, - интересуется он, - а то ведь кроме медного пятака кугуты ничего не дадут.
       - Знаем, - хихикает сестренка, - нас мама учила, и заводит тоненьким голоском,

       - Щедрык, ведрык, дайте вареник,
       Грудочку кашки, кильце ковбаски…

       А вот еще,
       
       Щедрый вечер, добрый вечер,
       Добрым людям, на здоровье…

       - Добре, улыбается отец, - с такими колядками, все гостинцы ваши…
       Затем мы ужинаем необычайно вкусной колбасой из васьки и ватрушками с творогом, запивая их овсяным киселем. Через полчаса, тепло одетые, с кутьей в руках и полотняными торбочками через плечо, мы гордо шествуем с сестренкой в сторону хаты нашего второго деда - маминого отца. Они с бабушкой живут на противоположном конце улицы, и там же дом еще одного нашего дяди по линии мамы.
       Вообще-то родственников на селе у нас как собак нерезаных: родные и двоюродные деды и бабки, дяди и тети, их дети, крестные отцы и мамы. Есть даже прабабушка Литвиниха, которой под сто лет. А еще соседи. О-го-го! Так, что, развернуться есть где.
       Для начала мы заходим в дом дяди. Это тактический ход. Там живут два наших брата - моих одногодков. Юрка и Сашка. Нужно сбить компанию, чтоб пацаны с «нижних» улиц не накостыляли. Не знаю почему, но мы постоянно деремся, хотя и ходим в одну и ту же школу.
       Юрка и Сашка уже наготове. В одежках, с узелками и торбочками.
       Как только сестренка с порога затягивает колядку, они начинают вопить, что нужно спешить, а то другие пацаны соберут все лучшие гостинцы.
       Однако, получив по загривкам от тетки, тут же умолкают.
       Старшие дослушивают «щедровку» до конца, а затем, когда мы «засеваем» пол комнаты горсточкой припасенной в карманах пшеницы, пробуют и хвалят нашу кутью.
       После этого, тетка щедрой рукой опускает нам в торбочки первые гостинцы: конфеты, мандарины, орехи и пряники. А еще выделяет по серебряному рублю. Мы в восторге. Братья завистливо косятся на нас, но им дулю с маком - хозяевам не положено.
       Затем веселой гурьбой мы вываливаем из дому, заходим во двор к дедушке, стучим в резное окошко и дружно поем колядку.
Через минуту на крыльце загорается свет и нас встречает бабушка. Она целует всех по очереди и ведет в дом.
       В жарко натопленной горнице, углубившись в газету, в деревянном кресле перед столом, восседает наш второй дед - Никита.
       Ростом и статью он еще больше деда Левки, с лихо закрученными усами и густым седым чубом. Он из потомственных козаков, был на двух войнах и  георгиевский кавалер. Что такое «кавалер» я не знаю, но мне кажется, что-то почетное. Деда глубоко уважают в селе, на хуторах и часто обращаются за советом. К тому же он местный кузнец, плотник и бондарь.
       Стол перед дедушкой уставлен праздничными гостинцами для всех тех, кто зайдет с рождественскими поздравлениями. Для детей - сладости, пахучая антоновка и горка монет, для парубков и дивчат - колбасы, пироги, вяленые лещи и бумажные рубли. Ну, и конечно горилка, с наливками.
       Дед глуховат, и специально для него мы еще раз поем щедровку, да так, что в окнах звенят стекла, а во дворе испуганно взлаивает Тобик.
       Никита Панасович одобрительно кивает головой, утирает рукой повлажневшие глаза и благосклонно кивает бабушке.
       Та крестится на иконы в красном углу и, радостно причитая, пополняет наши торбочки новыми гостинцами, а затем вручает каждому из внучат по полтиннику. Дед же, дав нам знак оставаться на местах, грузно встает с кресла и уходит в боковушку.
       Оттуда он появляется со святочной звездой в руках. Она сделана из серебристой фольги и прикреплена к фигурному деревянному жезлу, увитому яркими лентами.
       - Гарно спиваетэ онукы, цэ вам, - произносит дедушка и протягивает звезду мне. Раньше он давал этот святочный знак, пользующийся особым расположением у набожных хозяек только парубкам, теперь приберег для нас - знать услужили.
       Весело переговариваясь и держа над собой звезду, мы направляемся вдоль заснеженной улицы к хате деда Левки, а затем к другим близким родственникам и скоро едва передвигаемся от обилия покоящихся в торбочках и карманах гостинцев.
       Договариваемся оттащить все по домам, а затем двинуть к соседям и на дальние улицы. Тем более, что сестричка устала и ей пора спать.
       Дальнейшее путешествие продолжаем вчетвером - к нам пристал соседский Женька. Там и сям по улицам села снуют группы колядующих детей и подростков.
       Окна всех без исключения хат мерцают теплым светом, да и ночь на диво звездная, с ярко блестящим в небе месяцем.
       Мы торопимся, вот-вот по селу пойдут куролесить парубки и дивчата. Некоторые из них уже маячат в темных переулках, у сельсовета и церкви. Оттуда доносятся веселый смех, переборы гармошек и звон бубнов.
       В отличие от нас, взрослые кутью не носят. Емкие карманы парубков и рукавички девчат доверху набиты отборным зерном.
       Посевают в хатах они по настоящему, так что потом хозяйским курам на день хватает. Колядки с щедровками поют тоже здорово - с разными смешными присказками. И подают им радушные хозяева не конфеты и пряники, а кольца домашних колбас, оковалки сала, а то и целую смаженую курицу или утку. Ну и по стопке наливают. Хлопцам горилки, девчатам сладкой наливки или вина.
       Попасться такой компании на пути, себе дороже. Парни тут же поймают и, дурачась, заставят бороться и вываляют в снегу, а девчата полезут обниматься и звать в женихи. Хотя не все. Меня, к примеру, хуторская Ленка Панкова, за которой приударяют многие парубки, на прошлых святках не дала им в обиду - отняла, жарко чмокнула в щеку, да еще угостила целой жменей духовитого подсолнуха.
       А под утро по селу пойдут с песнями ряженые. С гармониями, бубнами, в кожухах, и свитках. Это совсем уже взрослые мужики и бабы. И обязательно с песнями. Старыми, как мир. Теми, что пели их отцы и деды.
       …Сделав последние визиты и проводив домой братьев, мы с Женькой, сидим на лавке под старым явором.  Хрустим пахнущими сеном яблоками, которыми нас щедро одарил в своей хате пасечник дед Высочин и слушаем набирающую силу рождественскую ночь. Малые, а понимаем, какая-то она особенная, не такая как все.

       …Прошли годы. Давно на старом кладбище за сонной Луганью спят почти все дорогие мне люди. А я, поскитавшись по свету, живу совсем в других краях. Так уж вышло.
       Но порой, откуда-то издалека, из светлого детства, слышится тоненький голосок сестрички,
       
       - Щедрый вечер, добрый вечер,
       Добрым людям, на здоровье…


13.06.2008