Мой дедушка и снежный человек. Рассказ жены

Designer
Рассказ жены.

Родилась я как бы одновременно в городе и деревне.
А случилось это так.

Моя мама работала учительницей в школе, и на все летние каникулы, уезжала с моими старшими братом и сестрой, в деревню к родителям папы.
Так случилось и в то лето, когда она приехала в положении. Очевидно, меня ждали позже, поскольку начавшиеся у неё в августе схватки повергли в панику нашу, в три дома, деревню.
Вся женское население собралась вокруг мамы. И было с чего беспокоиться – к домам, находившихся высоко в горах, вела лишь узкая тропинка. Дорожка, по которой едва проходила арба, вела кружными путями, а малое количество жителей не предполагало не только больницы с врачами, но даже медпункта с фельдшером.

Но природа сделала своё, и я родилась. Мама сама у себя приняла роды и перерезала пуповину – к счастью, она, к тому времени, успела окончить курсы медсестёр. Зато бабушка, в панике, вместо того, чтоб меня обмыть и запеленать, забросала одеялами, и только когда пришедшая в себя мама спросила о ребёнке, меня, полузадохнувшуюся, извлекли из-под одеял на свет божий.

К вечеру маме стало плохо, и наутро нас на арбе, запряженной двумя быками, отвезли в райцентр. Об этих быках я ещё расскажу.
Только через неделю маму выписали, и мы приехали домой, в Тбилиси, где
меня и зарегистрировали. Вот так и вышло, что я родилась как бы в двух местах одновременно.
Наверное, потому так привязана к деревне, где проводила каждое лето, и городу, в котором выросла. Чем больше проходит времени, тем чаще я вспоминаю мою родную деревню и тоскую по ней всё сильнее и сильнее.
Я никогда её не увижу, деревни больше нет, она давно слилась с окружавшей, невероятно красивой природой тех мест.

А тогда деревня назвалась очень красиво – «Кядяхсяр», что на осетинском означает «Вершина горы».
Как я уже говорила, деревня находится очень высоко в горах и добирались к ней, в основном, по узенькой тропинке.
И вот в июне, когда в школе заканчивались экзамены, мы всей семьёй, нагруженные продуктами, тёплой одеждой, цепочкой поднимались по этой тропинке. Этот, порой не безопасный, проходивший над самой пропастью путь, затягивался на 5-6 часов. Шли с короткими привалами – родители спешили добраться до деревни засветло.
Наконец, добирались до знакомых, не раз хоженых-перехоженных мест. Дорожка становилась ровнее, а вот уже, какое счастье, бабушка с дедушкой!..
Какая радость! Мы не могли нацеловаться, насмотреться друг на друга!

Бабушка тут же начинала нас кормить.
В городе, мы все вчетвером, а всего нас три сестры и один брат, сводили с ума маму полнейшим отсутствием аппетита. Мы были не просто худые, а просто тощие! Правда, здоровые.
Но все проблемы с аппетитом исчезали, стоило только нам приехать в деревню.
Акклиматизация проходила не просто – на следующий день после приезда по всему телу высыпали здоровенные фурункулы, которые, к счастью сами проходили дня через два-три.
Зато потом начиналась самая счастливая жизнь на свете! Полная свобода! Ходи куда хочешь! Хочешь в лес, хочешь в горы, хочешь на старинное кладбище с высоченными, с трёхэтажный дом, деревьями!

Тут же возникали новые проблемы с аппетитом, только с точностью наоборот. В горах он становился таким зверским, что целый день мы все постоянно что-то жевали! Не важно что, даже простой хлеб, а если его посыпали сахаром, то это уже было нечто! Куда там пирожное с заварным кремом!
Но всё это было почему-то вкусно только в деревне, как только мы приезжали в город, и всё возвращалось на круги своя, всё было по-другому, всё невкусно.

Но в деревне, всё было таким вкусным! Бабушке никогда не приходилось нас звать дважды к столу, – сами прибегали.
Поначалу съедалось всё подчистую, всё кроме хлеба. Городская привычка оставлять объедки не покидала нас. Большое дело, кончился хлеб - пошёл и купил.
Но это в городе.
А в деревне, где всё на вес золота, где всё достаётся трудом, особенно в горах, оставленные нами куски хлеба дедушку очень сердили. Он нас предупредил раз, потом ещё... но мы как оставляли объедки, так и продолжали оставлять. Тогда дедушка просто запер сундук с хлебом и уехал по делам на весь день до вечера. Тот день мы запомнили навсегда.
Как голодные волчата мы кружили около сундука. Собрали все ключи, которые смогли отыскать, и пытались подобрать нужный к замку – безрезультатно! Ножом, тоже не получилось.
В тот день бабушка покормила обедом без хлеба. Встали из-за стола так и не  наевшись. Так проголодались, что отвлечь от него не могла ни какая игра, ни что другое.
И вот, наконец, приехал дедушка...
Мы, выстроившись в ряд и, глядя дедушке в глаза, пообещали никогда-никогда больше не выбрасывать хлеб!
Дедушка молча открыл сундук, мы молча взяли по куску хлеба, сели за стол. После ужина на столе не осталось ни хлебной крошки.

Расскажу сейчас немного о дедушке.
Дед был высоким, худощавым, подтянутым, и очень красивым даже в свои 70 лет горцем.
Всегда сдержанный, немногословный, невероятно порядочный, честный  и уважаемый всеми человек.
Он никогда дважды не повторял сказанное, да и не было в этом необходимости – нам и в голову не приходило ослушаться или не выполнить его поручения.
Никогда ни за что нас не наказывал, хотя порой мы этого и заслуживали. Дети, они и есть дети. Ангелами мы не были а, скорее порядочными чертенятами.

Зато, за малейшую провинность, нас наказывала мать. Отшлёпать или даже отхлестать ремнём для неё не составляло никакого труда. Однажды отхлестала меня шлангом от стиральной машины, всего лишь за тройку по математике!
Зная, что мы получим по полной катушке, дедушка с бабушкой никогда не рассказывали нашей маме про наши проделки. 
Только один раз дедушка нарушил это правило. Мой брат, как и все мальчишки был не равнодушен к оружию. У дедушки была винтовка, в горах без винтовки никак нельзя! Зимой очень опасно, можно встретиться с волком и, что ещё хуже, с медведем. Порой досаждают и лисы, воруют кур. Без оружия – никуда!
Так вот, брат мой пристрастился брать втихаря,  без спроса, ружьё. Дедушка очень боялся за него, тем более, что брат, выстрелив из ружья в первый раз, совсем забыл про отдачу и чуть не выбил себе глаз – у него до сих пор под глазом виден шрам...

Так вот дедушка с бабушкой решили рассказать маме о том, что брат не слушается, что берёт без разрешения винтовку и ходит в лес охотиться...
Мама, не долго думая, взяла ремень и отхлестала 16-летнего парня. До сих пор помню, как бабушка сидела и плакала, и шептала «Русская волчица, русская волчица...».
Мама моя украинка, но на Кавказе, все славяне – русские. Это как все смуглые в России – люди «кавказской национальности», которой в природе не существует вообще...

Папа женился на моей маме без разрешения отца. Просто привез её в деревню и сказал: вот моя жена.
Дедушка, не сказав ни слова, встал и ушёл из дома. Вернулся, он только когда мама и папа уехали в город. Смирился деда с женитьбой сына только когда родилась моя старшая сестра, а отец серьёзно заболел.
Тогда мама была вынуждена привезти дочку в деревню, а самой вернуться в город – ухаживать за папой. Дедушка и бабушка увидели, насколько мама преданно ухаживает за папой. Фактически тогда она спасла его от смерти. Тогда они приняли маму и стали общаться.
Окончательное же перемирие наступило только, когда мама родила им внука.

Но она навсегда так и осталась для них чужой. В глаза её звали по имени, а так только «верессаг» – «русская».
А сама мама, прекрасно понимая это, не делала трагедии, и не особенно-то стремилась к сближению.
Ей было достаточно знать, что её детей безумно любят.

У дедушки с бабушкой была куча других внуков, но те были деревенские, а мы городские. В деревне отношение к городу и к городским какое-то особенное. Они никогда не говорили «Тбилиси», а говорили только «город». Уехал в город, приехал из города...
И к нам они относились по-другому, и любили нас иначе, намного больше и сильнее других внуков, особенно мою старшую сестру и брата.
А вот меня не очень. Я была третьим ребёнком, третьей внучкой, и вся любовь, все восторги достались старшим. А я так себе, по остаточному принципу.

У меня покладистый характер, но несправедливости при этом не терплю.
И вот однажды, когда в очередной раз, мне равнодушным голосом было что-то сказано, я не выдержала и, глядя дедушке и бабушке в глаза, храбро заявила: – Вы любите только старших брата и сестру, а меня нет... И в ужасе замолчала. У нас не принято так разговаривать со старшими!
Ни дедушка, ни бабушка тогда мне ничего не сказали, не произнесли ни слова, но мои слова возымели действие – отношение ко мне резко изменилось, стало гораздо теплее.

Уклад жизни в деревне был совсем простой и чёткий – у всех были свои обязанности, даже у малышей. Я с моей подружкой Рузи рано-рано утром должны были отгонять телят в лес. Как можно дальше. И было совсем не страшно!
Я всю жизнь считала, что моё детство в деревне проходило в полнейшей безопасности. Машин не было, чужих незнакомых опасных людей – тоже. Заблудиться невозможно, всё как на ладони...
Как оказалось, обстояло не всё так просто.
Сейчас я всё чаще и чаще вспоминаю рассказ моего деда о его встрече со странным существом...

Я уже писала, что дедушка мой был немногословным, невероятно ответственным, честным и порядочным, как большинство горцев на Кавказе человеком.
Он даже о врагах никогда не сказал плохого слова, поскольку считал это ниже своего достоинства.

В деревне все жили очень дружно, помогали друг другу. Мы никогда не слышала ни сплетен, ни одного плохого слова друг о друге, и видели только уважение, гостеприимство и большое достоинство во всём, что бы ни делалось.
Правда, в деревне жила одна странная семья, ни с кем не общавшаяся и жившая обособленно. Как я интуитивно понимала, это не были хорошие люди, возможно даже опасные, но и про них никто и никогда не сказал плохого слова, нам просто строго настрого было запрещено приближаться и общаться с ними, только здороваться.

Казалось, больше нам ничего не угрожало.
Казалось...

Из немногочисленных рассказов дедушки я запомнила только два, про кота и снежного человека.

У дедушки был очень красивый и умный кот. Кроме деда он никого не признавал, ни к кому не подходил и близко к себе никого не подпускал. Брать себя на руки и ласкать он разрешал только деду. Любовь было взаимная.

Однажды деда пригласили на свадьбу в другую деревню. С утра побрился, опасной бритвой, надел свою парадную гимнастёрку, широкий солдатский ремень, с начищенной до блеска пряжкой и китель - так в деревнях одевались все пожилые мужчины, и верхом поехал на свадьбу. Вернулся только
на следующий день под вечер, немного навеселе.
Свадьба прошла хорошо, дед повидал много знакомых, родственников, привёз всем подарки. Весёлый и усталый, сел около печки, и вдруг увидел кота... Радостно схватил и стал его теребить, почему-то похлопывая по мордочке. Коту это абсолютно не понравилось, он вырвался и отошёл. Дед снова его поймал, кот опять вырвался и отошёл. Когда же дед его поймал в пятый раз, кот вырвался, отошёл, посмотрел деду в глаза и вышел из дома.
Больше его никто не видел. Кот обиделся и ушёл. Дедушка не находил себе места несколько месяцев, всё искал кота...

Прошло несколько лет и однажды зимой дедушка возвращался из леса и услышал какой-то звук, посмотрел вверх... и увидел своего кота. Тот сидел на дереве и смотрел на деда, дед заговорил с ним, стал звать его по имени,  просить прощения... просил вернуться домой...
Кот долго смотрел и слушал. Потом мяукнул, как будто прощаясь, прыгнул на другое дерево и исчез. Больше его дедушка никогда не видел и котов больше никогда не заводил.

Другой рассказ дедушки я случайно  услышала через несколько лет. Тогда вечером взрослые думали что я сплю, а я просто лежала с закрытыми глазами и не могла заснуть.

У деда было больше сотни овец. К лету у них отрастала шерсть, подходило время стрижки. Шерсть к тому времени уже была длинной, густой и очень грязной. Прежде чем стричь, овец надо было искупать. Купали их в небольшом озере в лесу. Овец просто окунали в воду, немного полоскали и вытаскивали - вот и всё купание. Однако этого было достаточно, шерсть становилась гораздо чище.

Как-то летом дедушка пошёл в лес к озеру, подготовить овечью баню. Предстояло очистить воду от тины и подновить удобный для овец подход к воде.
Было очень жарко. Добравшись до озера, дедушка решил немного передохнуть. Чуток перекусив, прилёг. Жара разморила и он задремал...

Разбудил его какой-то шум – кто-то с треском шёл по лесу. Дедушка, решив что это медведь, испугался. В этот раз он вышел из дома без ружья.
Стараясь не шуметь, он выглянул из-за кустов, пытаясь понять куда идёт медведь, чтобы успеть что-то предпринять и...
Тут, вдруг, увидел странное существо.
Это был очень высокий человек, больше двух метров, весь покрытый длинной шерстью. Он шёл по лесу, потом остановился и стал издавать какие-то странные громкие звуки, как будто кого-то звал. На его зов из кустов появилось другое подобное существо. Всё говорило, что это была самка. Она была почти такой же высокой и тоже волосатой. У неё была женская грудь, большой живот красноречиво указывал на то, что она была на последних месяцах беременности.
«Мужчина» подошёл к ней и, переговариваясь между собой, пара тихонько ушла в лес.
Дедушка долго не мог прийти в себя, поначалу казалось, что это всё ему со сна померещилось. Потом долго сидел, не решаясь выйти на открытое место...
Стало смеркаться.
В лесу ему, после увиденного, оставаться совсем не хотелось, но прежде чем уйти, он решился подойти к тому месту, где стоял мужчина и рассмотреть следы. Земля у озера была сырой и отпечатки получились отчётливые. Потом прошел по ним к месту где тот встретился с женщиной - её отпечатки тоже были хорошо видны, хотя и не столь отчётливо - там земля была суше. Следы «женщины» были намного меньше мужских, но и они были настолько громадными по сравнению с человеческими, что дедушке стало совсем не по себе.   
Пойти в лес по их следам дедушка не решился и поскорее вернулся домой. Дома он так никому ничего не сказал, решил, что на следующий день пойдёт заново и тщательней осмотрит следы, и уж потом решит что делать. Но ночью, как это часто бывает в горах, прошёл сильнейший ливень, и когда через два дня всей деревней пошли к озеру купать овец, никаких следов уже не было.

Июль 2007 г.
Салоники