Дорога от оздоровительного центра до окраины города пролетела для Ирины Семеновой незаметно. В первые минуты она пыталась заговорить с везшим ее охранником «Лесного», но тот, то ли действительно не понимал русского языка, то ли очень убедительно прикидывался глухонемым. И она вскоре оставила тщетные попытки.
В голове же молодой женщины непрерывно вертелись два сакраментальных вопроса: «Кто виноват?» и «Что делать?».
Первый, после недолгих размышлений, Ирина отбросила ввиду очевидности ответа. Винить себя или, тем более, мужа было глупо. И абсолютно безосновательно. А Брызгин о подобных моральных категориях, похоже, забыл уже давно и прочно. С ним нужно было говорить на другом языке. Если получится…
Оставалось найти ответ на второй вопрос.
Водитель высадил Ирину на конечной остановке троллейбуса практически в противоположном от ее дома конце города. Дальше нужно было ехать с двумя пересадками. Но она вышла в центре и медленно пошла пешком, чувствуя острую потребность спокойно осмыслить произошедшее и принять какое-то решение в первую очередь для себя.
Вскрывать себе вены, как и сводить счеты с жизнью каким-нибудь иным «традиционным» или не очень способом, Ирина и без предупреждения горничной Нади не собиралась. И почти не сомневалась, что Брызгин не «наградил» ее чем-нибудь венерическим или, не дай Бог, СПИДом. Все, что хозяин «Бриза» проделывал с молодыми женщинами в оздоровительном центре, явно имело под собой совершенно иную, скорее всего, психологическую основу.
В общем-то, вся проблема сводилась к простой дилемме: рассказывать или нет Виктору о случившемся с ней.
Можно было, конечно, обо всем постараться забыть. Счетчик Создатель там у женщин не поставил, как и не предусмотрел простейшую регистрацию хотя бы случайных или непрошенных посетителей. Если не всплывут какие-либо последствия (а их – Ирина была почти уверена – не должно быть), то неурочный приезд вполне можно списать на уже привычную мужу головную боль. Или на полное разочарование в проводившемся «мероприятии».
Потом, со временем, все постепенно, если не сотрется из памяти окончательно, то уж непременно потускнеет. При условии, что Брызгин все-таки сдержит слово, и действительно не будет настаивать на повторении…
Однако оставалось одно весьма существенное «но». Ирина не хотела лгать мужу даже в таком, весьма щекотливом для любой нормальной женщины, случае. Она никогда не смогла бы изменить мужу по собственной инициативе. Да, то, что произошло с ней в «Лесном», любой суд квалифицировал бы как изнасилование при отягчающих обстоятельствах, т.к. имело место применение явно запрещенных химических соединений, подавляющих волю и способность к сопротивлению. Это, если подходить к вопросу сугубо юридически.
А стоит только положить на другую чашу весов множественные, никогда доселе не испытываемые женщиной, оргазмы, даже при мимолетном воспоминании о которых кровь у Ирины бурно устремлялась к низу живота, и ситуация принимает совершенно иную окраску. В крайнем случае, в собственных глазах.
Вот и получается, что, если рассказывать мужу, то – все. Или же молчать… Тогда уже тоже обо всем.
За этими не очень веселыми и весьма противоречивыми размышлениями Ирина и не заметила, как добрела до своего дома. Все, дальше надо на что-то решаться. Она уже взялась за ручку двери подъезда, когда еще одна мысль внезапно сверкнула в мозгу: «Интересно, а как бы поступил в подобной ситуации Семенов? Пришел бы и все рассказал или же смолчал?».
Собственно, до сегодняшнего дня Ирина была за Виктора спокойна. Она, конечно, сильно подозревала, что в сексуальном плане не очень устраивает мужа. Но, почему-то была уверена, что ее Семенов не станет искать недостающего удовлетворения на стороне. В крайнем случае – сам.
А однажды и подруга Ирины дала очень емкое определение такому типу мужчин, как ее Виктор. Они как-то встретились после работы в кафе (Ирина тогда еще работала на заводе), чтобы немного поболтать, вспомнить общих знакомых. И Томка выдала после очередной рюмки недорогого коньяка:
- Понимаешь, Ируся, твой Семенов, по-моему, из тех мужиков, под которых надо самой подлазить. В том смысле, что если где-то (в подходящей обстановке) окажется рядом с понравившейся ему бабой, то и пальцем по собственной инициативе не пошевелит. Чтобы там первым обнять, поцеловать или, не дай Бог, раздеть. Но, если она все сделает сама, то возмущенно вопить и убегать в страхе тоже, скорее всего, не станет. Так что имей это в виду.
Нет, все-таки мы одна семья и любим друг друга. У кого мне еще искать помощи, поддержки и сочувствия?
Однако дома мужа не оказалось. Ирина даже вздохнула с некоторым облегчением. Одно дело идти и всю дорогу настраивать себя на тяжелый и очень неприятный разговор, и совершенно другое – реально его начинать. Самой и буквально с порога. А так появлялась возможность все еще раз хорошенько обдумать за чашечкой кофе и хоть немного прийти в себя. Да и несколько сместить акценты хотя бы в начале разговора.
Хорошо, что Семенова не оказалось дома. А то так бы прямо с порога вылила на него все. Сбивчиво и нервно. Хотя, интересно, где же он, паразит, тягается, пока жена работает. Ага, «работает»… Наработала на всю оставшуюся жизнь. Господи, мерзко-то как! Нет, со мной все ясно, но где же все-таки наш господин учитель? Мог и к родителям пойти, и к кому-нибудь из друзей. Точнее – куда-нибудь с ними.
Собственно, чего я завожусь. Он ждет меня только завтра к вечеру. И должен был эти два дня сидеть дома, как барбоска на привязи? Ни жены, ни детей…К ночи-то вернется.
Представляю, какая у него будет физиономия от неожиданности.
А если вдруг кого-нибудь приведет домой, уверенный в отсутствии жены? Тогда уже физиономия будет у меня. Да, нет, что я уже несу. Сама в дерьме по уши вывалялась, так еще и мужа за собой тащу. Позвонить, что ли, свекрови, спросить, где он?
Никому звонить и поднимать панику по поводу отсутствия мужа дома Ирина, конечно, не стала. Она выпила чашку крепчайшего кофе, чтобы отогнать неожиданно накатившую вялость, и уселась в кресло перед телевизором, все еще погруженная в свои невеселые мысли. И через некоторое время незаметно задремала.
А Виктор Семенов в эти минуты подходил к дому злой и выжатый как лимон. Накануне, излишне расслабившись после «лабораторных» занятий в кабинете химии, он опрометчиво проговорился, что жены в выходные не будет дома.
- Как классненько! – взвизгнула Зайцева, облизывая маленьким язычком заметно припухшие после трудов «праведных» ярко красные губки. – А у меня предки уезжают сегодня вечером на два дня к каким-то крутым друзьям на шашлыки. Как только они отвалят, я тебе звякну: закатим оргию – греческие гетеры от зависти в гробах перевернутся.
И Виктор легко согласился.
«Гетера» местного разлива встретила желанного гостя в коротком прозрачном пеньюаре, накинутом на голое тело. И, чуть ли не с порога, потянула его в сторону до краев наполненной ароматной пеной ванной.
А дальше все понеслось, как в свихнувшемся калейдоскопе: собственно ванная, перина на полу в гостиной, широкая кровать в «девичьей», стол на кухне, подлокотник кресла…
Как жестоко ошибался Семенов, считая, что «лабораторные» проказы являются прерогативой сексуальных пристрастий начинающего педагога Галины Васильевны Зайцевой. Это, как поведала она сама в редкую минуту отдыха, был всего лишь «походный» вариант. Ограниченный в пространстве и времени. А вот дома Галочка развернулась во всю широту русской души. Или – не совсем души. Но Виктору было уже не до лингвистических или анатомических тонкостей.
Когда любвеобильная и неутомимая на выдумки хозяйка серым осенним рассветом ушла наконец-то в душ, Семенов мгновенно провалился в глубокий сон. А, проснувшись далеко за полдень, бесплотной тенью скользнул в гостиную (какое счастье, что все его вещи были разбросаны там, а не в спальне!), дыша через раз, чтобы не потревожить сладко посапывающую Зайцеву: повторения пройденного он бы уже не выдержал.
И теперь он спешил домой, раздираемый противоречивыми чувствами и желаниями. Очень хотелось есть и еще немного поспать. Хотя с последним можно было подождать до ночи – мешать-то некому. Но первым делом – контрастный душ минут на десять: взбодриться и перестать, наконец, злиться на себя. Что сделано – то сделано. И ответ на извечный русский вопрос предельно ясен и конкретен: с «зайкой» надо прекращать любые контакты, одновременно сведя к минимуму сугубо служебные.
А ведь не зря говорят: все, что не идет, все – к лучшему. Так бы мог еще долго легкими минетиками баловаться в химической лаборатории. Теперь же знаю точно: столь «фанатичный» трах не для меня. Такая «зайка» за неделю на горько яблоко сведет. Затрахает в доску. Небольшая «устная» добавка была как раз в тему, но ей же теперь обязательно захочется повторения с продолжением.
Хорошо, что сегодня Ирки дома нет, а то явился бы такой «замученный тяжелой неволей» - она все с порога и просекла.
С этими мыслями Виктор открыл дверь квартиры… и увидел затылок сидящей в кресле жены.
«Вот, блин, попал», - мелькнула мысль. Вслух же он нарочито возмущенным голосом спросил:
- И как это понимать, дорогая жена? Тебя выгнали с работы за профнепригодность?
Как говорится, попал пальцем в небо. Ирина повернула к нему чуть припухшее от сна лицо, собираясь что-то ответить, но в следующее мгновение ее губы скривились, и все тело затряслось от рыданий.
Теперь Виктору стало не до кривляний. Он, не раздеваясь, бросился к жене, на ходу бормоча:
- Ну и черт с ней, с этой работой! Жили же без нее и дальше жить будем. Другую найдем…
- Да не выгнали меня, меня…
Семенов выслушал сбивчивый (вперемешку со слезами) рассказ жены очень внимательно. Потом надолго задумался.
Правильно сказано: «не греши». Сексу мне маловато было, как любит сказать Петька. От одной только что сбежал, так теперь и дома будет то же самое? Нет, моя Ирка все-таки не такая. И, если почувствовала, как говорится, вкус, так оно и неплохо. Если в разумных дозах, без фанатизма. Ладно, все неприятности по мере поступления. Сейчас надо ее как успокоить и отвлечь от пережитого.
- Знаешь, - Виктор вдруг лукаво посмотрел на заплаканную и донельзя расстроенную жену, - я бы даже сказал «спасибо» этому Брызгину за то, что разбудил в тебе наконец-то женщину.
- Да как ты можешь такое говорить!!!
- Так-так, не метай в меня громы и молнии! «Спасибо» за результат, а не за то, кто это сделал, как и при каких обстоятельствах. И уж точно не за то, чего тебе это стоило. В моральном и психологическом плане… Так, говоришь, эта горничная Надя сказала, что он уже не первый год так «развлекается»? А твоя предшественница на должности бухгалтера турбюро вообще, скорее всего, отошла в мир иной? И, очень может быть, с его помощью. Нет, лично он, конечно, руки не марал. Да и вообще, все могло выглядеть очень «натурально»: ДТП, нападение юных отморозков, сердечный приступ, наконец… Сути дела это не меняет. Даже наоборот: главарю дают больше. Если удается все доказать.
Все это время Виктор сидел возле кресла на корточках. И только теперь перебрался на подлокотник. Несколько секунд пристально всматривался в заплаканные глаза жены, а потом, наклонившись, начал жадно целовать эти родные припухлые щеки с солоноватыми влажными дорожками, слегка курносый маленький носик, изумрудные глаза, длинную шею…
- Ирка, Ирка, - ласково шептал он в кратких перерывах между поцелуями, - да не переживай ты так! Все забудется со временем… А, так… Ну, в крайнем случае, сделаешь аборт…
- Ну, этого он не дождется, урод! У меня как раз такие дни были, что шансы забеременеть близки к нулю… Ты, правда, не станешь ко мне хуже относиться после случившегося?
- Да, что ты! Сам, что ли, ангел безгрешный…
- Так, стоп! – Ирина обеими руками решительно отодвинула от себя лицо мужа. – Вот с этого места подробнее, пожалуйста. Насчет небезгрешности… И, вообще, ты где это был? К какой-нибудь донельзя раскрепощенной и очень «современной» молоденькой учительнице в гости ходил?
Виктор нежно накрыл руки жены своими ладонями. Потом медленно поднес каждую к губам и поцеловал.
- Любовь моя, сегодня не самое лучшее время для семейных разборок. Да, и вообще, лучше без них. Ты и без учета последних событий на «должность» матери Терезы, по-моему, не претендовала? Да и я в папы римские не гожусь… Все, закрыли тему! А ходил я к нашему спортсмену: помогал спальный гарнитур заносить на пятый этаж, а потом – собирать. Давай-ка лучше подумаем, как нам попытаться все-таки остановить этого полового разбойника. А то он еще многим жизнь испортит, если не сломает вообще.
- Знаешь, - после минутного раздумья продолжил Виктор, - позвоню-ка я в понедельник Петьке Любутину. Я тебе как-то о нем рассказывал. Мы в детстве в одном дворе жили. Он на пару лет меня старше. В Афгане служил, потом в милиции. А сейчас частным детективом работает. Агентство открыл. «Комиссар Мегрэ» называется. Я его перед началом учебного года в городе встретил. Посидели пару часов в баре, за жизнь поговорили… Связи старые у него хорошие. И голова на плечах есть. Может, что и посоветует… А ты, давай, приводи себя в порядок, да пойдем в ресторан – мне в пятницу зарплату за два месяца выдали. Тебе сегодня нормально напиться и как следует забыться сам Бог велел…
-Это те «пару» часов, - «медовым» голоском уточнила немного (к радости Виктора) успокоившаяся Ирина, - когда ты в первом часу ночи пришел никакой и ничего вразумительно объяснить был не в состоянии? А потом я как-то забыла порасспросить с «пристрастием»?
- Да те, те! Давай, собирайся!