Проснулась я в небольшой комнате на жесткой кровати с тяжелым пологом. И сразу же пожалела, что проснулась.
Наран стоял рядом. Еще не открыв глаза, я чувствовала его присутствие. Ведь он – настоящий сын Малинии. А в Малинии каждый имеет собственный запах. Как же я смогла забыть? Медленно открыв глаза, я увидела "брата", который неподвижно сидел рядом со мной на кровати и неотрывно на меня смотрел, будто еще не верил, что я рядом.
– Нагулялась? – жестко спросил он. Господи, вот откуда я знала его голос, зачем я вспомнила? Убежала бы тогда, и была бы сейчас свободна. Была бы в своем мире и была бы свободна. А теперь – я раба мужчин, своего деда и брата. Деда здесь нет, но есть Наран, которому я, по обычаю страны, не имею права даже возразить. Я... современная девушка из другого мира, вдруг попала в тело забитой, испуганной девицы из этого. Нет, даже хуже - я была той девицей. Как же все запутано!
– Где ты пропадала эти два года?
Вопрос был жестким. Мой братишка никогда со мной не церемонился. Дело было не в том, что он меня не любит. Нет, по своему - любил. Просто воспитан он так был: женщина в моей стране ценная вещь, которой и распоряжаются как вещью.
– Я не могу объяснить, – ответила я, немного побаиваясь. Есть чего – Наран крепко держал мою жизнь в своих руках.
– Я знаю, – Наран встал с кровати и начал ходить по комнате. Явно нервничал. Вопрос только – почему? – Жрецы мне еще тогда предсказали, что ты появишься лишь через два года. Они были правы. Эти два года тебя не было. Поэтому я и старался держать Вареона в Малинии. Твое свидетельство могло бы его спасти...
Наран резко повернулся и посмотрел мне в глаза. Меня пробила дрожь – как же я, оказывается, боялась своего брата!
– Кто убил родителей? – жестко спросил брат, не замечая, как по его щекам гуляют желваки.
– Бе... Берил... – не в силах была соврать я, и тут же добавила:
– Но ты не понимаешь!
– Я все понимаю! – воскликнул Наран, сжимая кулаки. – Я говорил отцу - надо было выдать тебя за Вареона. И что, что ты на несколько лет старше! Берил всю жизнь был сумасшедшим.
– Ты многого не понимаешь, брат, – проснулась во мне свободолюбивая Рита.
– А ты изменилась, девочка, – прошептал Наран, нагнувшись надо мной, как скала над слабым цветочком. – Характер показываешь, это хорошо! Но никогда не смей защищать своего бывшего женишка! Слышишь, запрещаю тебе! Он убил наших родителей, не забывай!
– Наран, – начала злиться я, – ты всегда судил слишком быстро!
– Уж не хочешь ли ты простить убийцу! – сузив глаза спросил Наран.
Я прикусила губу. Крыть нечем! Мой новоявленный братишка был жестоким деспотом, и именно поэтому вызывал во мне безотчетный страх. Если приложить к этому страшную зависимость женщин Малинии от мужчин, то можно описать вкратце ту ситуацию, в которую я по своей глупости и воле Александра попала. Не радовало уже и почетное положение принцессы, как и все прилагающиеся к этому драгоценности, богатства и почести. Что мне все это, если придется вернуться в Малинию?
И тут меня прошиб пот – Господи, что будет, если он узнает о ребенке? Да что там “если”, надо заменить это слово на “когда”! Убьет и меня, и моего сына!
Видимо, я сильно побледнела, потому что заботливый братик торопливо подал мне чашу с отваром.
– Перемещение во времени сделало тебя слабой! – уже мягче сказал Наран. Отвар оказался горьким и неприятным на вкус, как и все в этом паршивом мире, но свое дело сделал – я и в самом деле успокоилась и смогла здраво думать. Если они решили, что я всего лишь переместилась во времени, то и ребенка припишут... отвар дрогнул в моих руках.
В этом есть доля истины. Если я – Ритона, то почему Максим не может быть Берилом? Хороший вопрос. Если бы Максим был здесь! Нет, если бы он был здесь, Наран бы его убил... Брат никогда не умел прощать и на этот раз я его даже слегка понимала.
Берил или Максим убил моих родителей. А я... я ношу незаконорожденного ребенка. За одно это в Малинии полагается смерть.
Надо поговорить с Вихрем! Необходимо! Одна, без помощи, в мире мужчин я беспомощна, тут Вихрь прав. И время есть... Пока беременность незаметна, все еще можно бороться – позже братик из сестрички сделает пленницу...
Надо еще обелить Вареона, а только потом шевелить рогами и готовить план. Чего? Побега, конечно!
Тем временем Наран продолжал нудно рассказывать послушной сестренке свои планы:
– Завтра мы отправимся ко двору короля. Дед одобрил мой план. Ты пойдешь в храм правды и расскажешь всем, что произошло. После этого Вареон сможет вернуться. Некоторое время я погощу у друга. Слегка пощипаю одну зарвавшуюся фаворитку... – глаза Нарана вновь сузились.
И все же мой брат излишне агрессивен для правителя. Я понимала это и раньше, но раньше было сдерживающее влияние родителей, теперь же Наран вырос. Только вот беда... вырос только внешне. Некоторых мужчин действительно не надо пускать никуда дальше яслей. Если он и впредь собирается действовать так топорно, то вскоре подданных в Малинии не останется.
Ему нужен кто-то сдерживающий. Раньше этим кем-то была я. Но не в случае с Сарадной вмешиваться я не стану. Фаворитка хотела подмять под себя богатого соседа? Так пусть сама теперь и расплачивается.
– Чем тебе не угодила Сарадна? – спросила я, так, для приличия, не надеясь на ответ, и не зря:
– Девочка моя, не надо совать свой милый носик в мужские дела, – усмехнулся Наран, гладя меня по щеке, а я вновь нахмурилась.
Помнится, я и ранее "свой носик" совала в мужские дела, только осторожно, незаметно, так, что мужчины и не понимали моего вмешательства. Надо быть осторожнее и вспомнить осторожные методы Ритоны, но не теперь. Теперь Наран начал говорить непосредственно обо мне, и я принялась слушать.
– Помни, другие думают, что ты все эти годы провела в монастыре. Мол, тебя принесли туда без сознания, ты не могла говорить и едва узнавала своих близких. Оно и понятно: вы, женщины, существа хрупкие, а ты еще и увидела, как твой жених убивает твоих родителей. – Я вновь нахмурилась – не очень-то хотелось получить репутацию сумасшедшей, но с братом не поспоришь. – Недавно ты пошла на поправку и даже тайно виделась с принцем, после чего твое здоровье резко улучшилось. Эта трогательная история пригодиться нам позже, – для чего? – Но старайся не распространяться о проведенных в монастыре годах. Скажи, что тебе сложно о них вспоминать. Тебе поверят – ты у нас вечно славилась своей чувствительностью, – это он о том случае, когда лупасил ногами несчастную собаку, стащившую с его стола косточку, и я защитила животное? – Впрочем, вижу, ты начинаешь исправляться. Даже твой взгляд стал тверже, увереннее. Может, оно и к лучшему, только строптивой не становись. Это может не понравится твоему жениху.
“Сказал в единственном числе, – подумала я, допивая отвар. – Явно уже и кандидатура имеется. Придется мне, братик, пойти против твоей воли. Ибо вряд ли твой антрион обрадуется чужому отпрыску. Знать бы, как от тебя сбежать-то!”
– ... надлежит быть тихой и незаметной. Ты, верно, уже многое забыла. Ганар говорил, что ты одна путешествовала с шестью мужчинами. Стыд какой! Дорогая моя, надо быть осторожнее с репутацией. Я знаю, что кажусь тебе излишне жестоким, но не хочешь же ты пробыть под моей опекой всю жизнь? Ты знаешь, как сложно приходиться старым девам, когда в дом входит хозяйка. Вспомни сестру нашего деда.
Я вспомнила. Хорошенькая старушка, немного со странностями, старушка, которая за давно забытый всеми грех осталась в доме отца на положении старой девы. Вспомнила, как командовала и издевалась над ней бабка, и мысленно поклялась, что со мной такого не будет.
Наран взял из моих рук чашу и на мгновение вгляделся в мое лицо. На некоторое время мне показалось, что в его глазах промелькнуло некое беспокойство. Правильно беспокоишься! В моем мире младшая сестра – огромные проблемы. В твоем мире будет так же. Еще больший сюрприз тебя ждет при более близком общении с Вареоном. Мой милый Дал давно уже не тот хвостик, что бегал за тобой и заглядывал по-собачьи преданно в глаза. Мальчик вырос и стал мужчиной. Надеюсь.
– Я рад, что ты вернулась, девочка, – прошептал внезапно Наран и обнял меня за плечи. – Я так боялся, что жрецы ошиблись!
– Наран, – не знала, что сказать я, не испытывая к брату пока еще никаких чувств, кроме раздражения.
Он мне чужой человек, гораздо более чужой, чем все те, с которыми я путешествовала. И объятия его были неприятными. Хотя Ритона, которая до сих пор делилась со мной только воспоминаниями, вдруг заставила мое тело ответить на объятие. И даже на глаза почему-то навернулись слезы. Наверное, это беременность сделала меня столь чувствительной. Точно, беременность.
- Больше не исчезай. Не оставляй меня одного. Прошу.
Одного... Родители мертвы. Дед всегда был столь холоден. А мой старший брат... всегда старался защитить свою сестренку. Может, не все так плохо?
- Наран...
- Ты нужна мне.
- Знаю...
- Обещай, обещай, что больше не исчезнешь, не предашь меня. Хотя бы ты.
Мой холодный, мой глупый братишка, который так нуждается в родственной душе, но не там ее ищет. Не могу я тебе ничего обещать. Поздно... для всего поздно.
- Обещаю.
Но не исполню.
И сопротивляюще хрустнуло полено в камине.
Господи, ты исполнил мои желания на Рождество. Все исполнил, спасибо Тебе, но что теперь мне делать со своей жизнью? Бойтесь своих мечтаний, они имеют привычку исполняться... Как же был мудр тот, кто это сказал!