Февральский рассказ
Как обычно, цвет уходил постепенно.
Каждый день пейзаж за окнами становился всё более серым и однотонным.
Сперва деревья оголили ветки, потом лиственный ковёр кричащей расцветки превратился под ногами в грязно-коричневую тряпку, да и небо затянулось чем-то беспроглядно-серым. Наконец остатки красок и вовсе растворились в затяжных липких наощупь туманах. В такую пору даже самым крепким «людям-батарейкам», нахватавшимся света и солнышка за летнее красочное время, становилось не по себе. Что уж говорить о простых смертных?
Мальчик тоже неважно переносил предзимье. Хотя он точно знал: однажды окружающий мир станет необычайно контрастным. Как будто Господь Бог встряхнёт эту вселенскую серую взвесь и, наконец, разделит в огромной центрифуге, разнесёт по разным полюсам две основные краски
Так и случилось.
Однажды утром мир изменился.
Мальчик вышел на крыльцо и зажмурился: его ослепила внезапная чёткость границ. Чёрные стволы деревьев и снег; голые ветки, филигранно выписанные на фоне белёсого неба и контрастные галки на белой дорожке. Всё обрело ясные грани и очертания, как «да» и «нет» (если вообще можно представить их в цвете).
- Графика… Нет… Чёрно-белое кино! - прошептал он про себя и спрыгнул с крыльца.
Жить в чёрно-белом кино стало легче, чем в прежней размазанной серости: не осталось места для недосказанностей и смутных колебаний. Предметы и явления расположились в какой-то почти математической гармонии, как цифры в доказанной раз и навсегда теореме.
Но краски... Когда он вспоминал о них, в сердце что-то противно сжималось, как будто речь шла о близком умершем человеке. Мол, и не думать о нём нельзя, и вспоминать тяжко. Да и черты родного лица вырисовываются лишь примерно…
Мальчика раздваивали противоречивые чувства. С одной стороны, преклонение перед гармонией самого правильного и отрегулированного сочетания цветов в мире: чёрного и белого. И в то же время, день ото дня его глаза всё настойчивей искали яркое, как назло стремясь подметить «нескромность» в чём угодно: в апельсине, в крепко заваренном янтарном чае, в синеве собственных глаз, которые пристально смотрели из зеркала.
Так продолжалось ещё месяц.
Но потом краски непостижимо начали уходить и из предметов, и даже из него самого! Чёрно-белая философия, казалось, просачивалась в дом через стены, через форточки и печные трубы, пробиралась под кожу и заполняла разум и душу. Мальчику показалось, что он начинает сливаться со стенами, теряться в этих по-эшеровски графических переплетениях штрихов и линий. Вечерами хотелось лишь одного: лечь в постель, закрыть голову руками, крепко зажмуриться и хотя бы так полюбоваться разноцветными радужными пятнами. Но, нет – сознание демонстрировало всё то же.
Однажды он вспомнил: на чердаке лежат старые красочные альбомы с репродукциями картин. Неужели они тоже «полиняли» и превратились в раскадровку чёрно-белого кино?
Взбежал по скрипучим ступеням наверх. Тесноватый уютный чердак даже в самый яркий летний день оставался темноватым, но сейчас что-то явно изменилось. Нет, вещи находились на своих местах, и небольшое треугольное окошко, как обычно, было аккуратно задёрнуто ситцевой занавеской, но что-то не так…
Стоп!
Окошко!
Мальчик впился глазами в слегка колыхнувшуюся ткань.
Что там?
Несколько шагов и он отдёрнул занавеску, сам не понимая, что ожидает увидеть взамен пыльного стекла.
В следующий миг оставалось лишь часто моргать и переводить дыхание, подобно бегуну-марафонцу. Сердце под рёбрами выстукивало самбу или румбу, или вовсе забористый рок-н-ролл.
Итак, цвет в мире был!
И не один – они все здесь, за чердачным окошком домика, потерявшегося в мире чёрно-белой диктатуры.
Туда спряталось лето: неправдоподобно зелёные оттенки трав, листьев, разномастых цветов, оглушительно-жёлтое солнце, небо, сочная коричневая земля взрыхлённой клумбы, бабочки – всё-всё-всё!
Будто издалека он услышал, собственный смех, потом прижался носом к стеклу и постарался ухватить взглядом пейзаж за окном как можно дальше.
А что за забором?
Зима?
Нет, пыльновато-красный гравий дорожки.
А в саду?
Яблони, яркий гамак между ними, мяч-глобус, позабытый на газоне, и рыжий-рыжий кот, старательно вылизывающий лапу.
Мальчик вцепился в раму – старый шпингалет давно был сломан, и окно не открывалось много лет. Казалось, оно намертво приклеилось к дому и не желало никого ни выпускать, ни выпускать наружу. Как Алиса в стране чудес, бедняга видел «прекрасный сад», но не имел ключика, чтобы выпрыгнуть в лето.
Что же, он вздохнул и подумал: если цвета сознательно спрятались в сюрреалистическое убежище, возможно, они не хотят, чтобы их тревожили раньше времени?
Теперь мальчика уже не заботила чёрно-белая оккупация земли. Ежевечерне он усаживался перед чердачным окошком и впитывал в себя краски лета.
Иногда по ту сторону магического стекла шумела гроза или случались ветреные дни, иногда палило солнышко, но всё равно: бездумное, безбашенное, нахально-анархичное разноцветье полыхало, как ему вздумается, невзирая ни на какую зиму.
Между тем установленный веками мировой порядок вещей шёл своим чередом. Кадры чёрно-белого кино вокруг дома опять становились грязно-серыми. Галки и вороны, внезапно выпавшие из прежней контрастной мировой гармонии, растерянно мокли под весенними дождями. Природу накрывала волна бесцветного внесезонья.
Вот и грязный отвратительный март схлынул. Апрель…Краски вот-вот должны были начать пробиваться обратно, но…
Они не возвращались.
Прошла неделя, две…
Что это?
Какой-то сбой вселенского масштаба? Или что-то нарушилось в мире, разделённом загадочной преградой?
Мальчик, привычно поднялся по скрипучим ступеням, сел на пол перед чердачным окном и задумался. Если круговорот смены цветов остановлен раз и навсегда, то…
- А что, если…?
Озарение пришло внезапно. Едва он прикоснулся к раме дрожащими пальцами, как окно легко распахнулась, жарко выдохнув ему прямо в лицо пряный летний воздух и мешанину звуков.
Мальчик выскочил с чердака, опрометью скатился по лестнице вниз, рванул на себя входную дверь и замер. На улице стоял оглушительный май!
Осторожно ступив на тёплую землю босыми ногами, он обошёл дом вокруг, пытаясь найти хоть один изъян в разноцветной картине мира. Изъянов не было. Ни одного, всё по-настоящему!
Вновь поднялся на чердак. Тихо-тихо, чтобы не спугнуть, сам ещё не понимая, что именно, приблизился к окну, одним лёгким движением, прикрыл его наглухо и задёрнул ситцевую занавеску. Потом чему-то улыбнулся и выглянул во двор.
Так и есть.
За пыльноватым стеклом теперь была заперта зима. Сад засыпало медленным снегом, контрастные галочки птиц рассыпались по дорожке к дому, как подсолнечные семечки.
Чёрно-белое кино - теперь такое уютное и не страшное, послушно спряталось за экран чердачного окна.