Лучше бы из далека

Григорий был принят на службу к Троцкому коммердинёром, а иногда забойщиком кур по выходным. По случаю навара и званства (Гриша лоботрясничал всю зиму и такое дело стало немыслимо праздным), жена Григория, женщина упертая до кухни, обрадовалась и налила Грише морса ледняного и насыпала козенак туда с пригоршню завтраком обозвав всё это. "Фу". Гриша слопал и в голову тут же полезли неверные из брода в макушку буераками через кручи с оглоблями на перевес, да голый пахарь Елизарыч стоящий наклонившись всю ширь распахнув настяж, по-скотски. "Вот диво". Бадунишко потихоньку оставлял скверное в минувшем, и Гришка надев свою белую рубаху с костельняжным выворотом, направился в псарню к Троцкому ждать. Троцкий пожалуй был единственным разумным человеком на псарне, ибо кроме них двоих, остальные кликались по кличкам и были исключительно дворовыми собаками. Гриня заскочил в душную спальню приемной, и немного погодя увидел Троцкого. Троцкий был одет в размашистые трусы с бабочками и храпел на полу лицом вниз, как егерь Сима, после недельного выпаса чернобурки. Тут же колыхались стадом мухи, вероятно местные, воняло ногами, тикали большие Краснопреснянские часы, марки "Оренбугъ" и сквозь ограду запыленного окна пробивался дикий луч в сетку, создавая уют и тишину. Гриша помялся туда-сюда переминаясь, пососал зуб, цыкнув, типа понимая, что здесь и к чему, и уселся в качалку паясничать про себя, а не в слух, как обычно. Скрипучее кресло издало надрывный взгляд, и пух откуда-то из угла, слетая, разбудил Троцкого не на шутку быстро. Троцкий сначала открыл один глаз, потом второй, встал, потянулся на окно, выпустил естественное, провожая разлетевшихся во все стороны дюжих мух диким "РРррр" и приметил Гришу, сидящего с поджатыми ногами в кресле-качалке. Первое, что пришло в голову Троцкого было обычное обращение "бездарь", он хотел произнести его, но зевнул, и услышал сюсюканье: "Ваш Высокоблагородье, забойщиком к Вам на службу, по курам валификаця". Троцкий еще раз потянулся на рассвет, и начиная шаркать к рукомоке провздохнул нетрёпно: "Поди вон от сель, распоясался, не до тебя мне".