Восьмерка на боку

Андрей Деревянский
Однажды выбрав путь, повернуть назад нельзя. Познание ради познания. Без надежды вернуться домой и использовать новое знание. Но так ли это? Может ли Земля просто так подарить космосу своих лучших из лучших детей и новейший звездолет без надежды получить что-то взамен? Могут ли лучшие из лучших оставить свои дома и близких без надежды увидеть их снова?

Ни шагу назад. Не снижающееся ускорение много месяцев подряд. Давно позади световой барьер, давно пройдена последняя туманность, имевшая имя на Земле. А корабль всё мчится на встречу с убегающей от него бесконечностью. Бесконечность. Понятие, придуманное людьми, чтобы скрыть свою некомпетентность, свою беспомощность. Полноте, да существует ли она? Кто её видел, хотя бы издали, чтобы описать её красоты? Кому она вообще нужна, кроме математиков? И что это за прихоть – гнаться за бесконечностью? Кто эти люди, сумасшедшие философы или самоубийцы?


- Алёша, почему у меня постоянно чешется глаз? – спрашивает первый из равных.
- А ты знаешь, с какой скоростью он перемещается в пространстве? – отвечает контрвопросом второй. – Чему удивляться? Кстати, глаз у тебя чешется внутри или снаружи?
- Ты еще способен шутить. А у меня, правда, чешется.
- Эх, Юра, у нас впереди целая жизнь полета. Пусть себе чешется, будет хоть чем заняться. Хоть какая-то проблема.
- Можно повернуть.
- И попасть к потомкам, которые будут долго удивляться, откуда мы взялись и кто мы такие? Давай-ка лучше, я поставлю тебе мат в десять ходов! Кстати, а чем занята наша…


Пока на несущемся в космосе звездолете Алексей Ямбов безуспешно пытается поставить Юрию Радикалину детский мат, попытаемся вернуться на много сотен миллиардов световых лет назад, на затерянную далеко в пространстве среди бесчисленных галактик Землю. На тот момент теплого августовского вечера, когда птицы уже легли спать, а люди еще и не собирались.

- Здорово, доктор! – сказал Алексей, проникая сквозь люк в потолке дома Юрия Радикалина. – Еле убежал от поклонников таланта. Работать невозможно, даже на необитаемом острове нет покоя.
- На тебе просто лица нет, - наблюдательно заметил Радикалин.

Утомленный Алексей повернул на полу рычажок небольшого устройства, увеличивающего магнитную проницаемость тела и блаженно опустился в магнитное кресло – ловушку. Образующие его фигуру округлости плавно покачивались в силовых линиях поля невидимого кресла. Со стороны казалось, человек висит в воздухе.
- Хорошее, мягкое у тебя кресло, доктор! А как поживают твои ряды? Всё еще расходятся, или ты уже свёл концы с концами?
- Спортом надо заниматься, Алёша, давно тебе говорю! Если бы ты пробегал стометровку, как я, хотя бы за восемь и одну, то…
- То давно пошёл ко дну! Брось ты свою агитацию, Юрок! Ты хоть и доктор, но только математики, а не медицины.

Радикалин встал из-за рабочего стола и как бы невзначай остановился возле телеэкрана в рост человека с камерой, заменявшего обычное зеркало. Оно имело много функций, работало в лучах различных длин волн. Встроенный процессор обрабатывал картинку. Экран мог показывать состояние внутренних органов и ставить предварительный диагноз в случае проблем со здоровьем. Могло зеркало и лечить некоторые вещи. Впрочем, Радикалину еще не приходилось пользоваться этой функцией за свои 28 лет.
- Какое это имеет значение в данном случае? Уверяю тебя, если бы ты на своём острове плавал каждое утро по полчаса, вдохновение тебя не покидало. Бери пример с меня! Сегодня я почти доказал замечательную теорему. Из неё в частности следует, что при движении бесконечно больших отрицательных масс в некоторых вихревых гравитационных полях…

Зеркало, диагностик физического состояния, «отразило» фигуру математика во всей красоте её наружных и внутренних органов. На цветном изображении были видны работающие легкие, сердце, гнавшее кровь, печень, почки так, словно кожа и мышцы была полупрозрачными. Математик посмотрел, как перевариваются съеденные им за ужином сыр и виноград, дождался, пока зажглась надпись «норма» и вдруг закончил:
- Впрочем, тебе это совсем неинтересно. Поговорим лучше о поэзии!
- Нет, отчего же, очень любопытно! Только объясни мне, пожалуйста, что это за штука такая - бесконечно большая отрицательная масса?
Радикалин удивленно взглянул на расслабленного поэта.
- Что же тут объяснять, Алёша? Это тривиально! Ведь уже всё сказано!
Поэт сложил руки на животе и закрыл глаза.
- Но как же, доктор? По-моему, ничего не сказано. Если я, скажем, прочту «Буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя», то даже ты представишь себе какие-нибудь свои математические вихри, но никак не чахохбили. Когда же ты произносишь слово «масса», я еще могу с трудом представить себе что-то бесформенное, медленно растекающееся по столу. Но чтобы это самое было отрицательным, да вдобавок бесконечно большим, тут уж извини!
Радикалин присел на носке правой ноги, широко расставил руки.
- Знаешь, Алёша, если ты прилетел, чтобы завести со мной очередной свой софистический спор, то уволь. Сегодня меня пустопорожними измышлениями не заведёшь.
- Хррррр, - невнятно прохрипел засыпающий поэт, потом тихонько вздрогнул, с трудом открыл один глаз и зевнул. – Нет, отчего же!? Этот спор, как и все другие, носит принципиальный для меня характер.
- Хорошо, если тебя интересует физический смысл отрицательной массы, пожалуйста! Тела с отрицательными массами при взаимодействии не притягиваются, как обычно, а отталкиваются.
- Вроде нас с тобой, доктор!
- Нет в природе таких тел, по-видимому. Если бы даже их кто-то создал, они бы мгновенно распались.
Поэт открыл второй глаз и пошевелил пухлыми губами.
- Ерунда, в природе существует всё, что мы можем нафантазировать, и даже гораздо больше. Объясни теперь свои эпитеты, доктор!
- Что, что?
- Про бесконечно большую.
- А, ну это совсем просто. Какую бы большую силу мы ни прикладывали к этой массе, её ускорение под действием этой силы будет равно нулю. Математическая абстракция. Ничего более.
- Если я правильно понял, такую массу никакими усилиями нельзя сдвинуть с места.
Поэт ласково провел рукой по округлости своего живота. – У меня сейчас именно такая масса. Бесконечно большая.
Радикалин поднялся, потом снова присел – на другую ногу.
- Ценю твой юмор! Кофе хочешь?
- Я уже, спасибо!
- По правде говоря, меня даже немного огорчает, что моя теорема, такая стройная и красивая, не имеет никаких физических приложений. Бесконечно большую массу, равно как и бесконечность вообще, мы можем только смутно вообразить.
- Раз можем, хотя бы и смутно, значит бесконечность где-нибудь да существует и ее можно увидеть, а, может, и потрогать.
Радикалин закончил приседать, прогнулся в спине, потом встал на колени словно на молитву, обнял руками со сплетенными пальцами затылок, оперся на голову и локти и медленно поднял ноги в воздух. Голос его в этом положении стал напряженным и глухим.
- Этого не может быть по определению. Если это существует, то оно уже не бесконечность. К ней можно только приближаться, опять таки бесконечно. Представь себе, что мы летим на звездолете, который…
- Никогда в жизни! Быть лишенным возможности сбежать от тебя, когда ты встаешь на голову, это формальное издевательство!
- Я просто перевожу избыток сексуальной энергии в умственную. Ну, хорошо, хорошо, представь, что ты летишь один. Звездолет, разумеется, на сверхтяге, нуклонный. И вот корабль разгоняется всё больше, его скорость вначале приближается к световой, потом прыжок, переход на субсветовую, снова ускорение и так без конца, вечный разгон. И ты будешь лететь всю жизнь, состаришься и умрёшь, а корабль будет всё разгоняться, не достигая ничего. И вот, всю эту красоту полета мы, математики, заменяем СТРЕЛОЧКОЙ И ВОСЬМЕРКОЙ, ЛЕЖАЩЕЙ НА БОКУ. Это символы, а искать аналогии понятия бесконечности в природе бессмысленно. Увидеть бесконечность человеку, к счастью, не дано.
- Увы!- возразил поэт.
- К счастью!
- Увы!
- К счастью, иначе вся математика распалась бы на клочки разрозненных частных приложений и перестала быть точной всеобъемлющей наукой. Именно понятие бесконечности позволило сделать математику тем, что она есть.
 - Увы, жуткий спорщик, потому что моя жизнь слишком коротка, чтобы доказать тебе мою правоту. Да и долгий полет с тобой я не выдержу. Удивляюсь, как я тебя вообще
терплю.
Радикалин перевернулся с головы на ноги красный как стоп-сигнал.
- Сам ты… Пишешь стишки для экзальтированных домохозяек, и думаешь, что весь мир у твоих ног. Да только одна моя теорема стоит всей твоей поэзии!
- Завелся! А всё-таки бесконечность существует!
- Да пойми ты, дурья башка, про бесконечность нельзя сказать, «существует» или «не существует»! Нельзя оперировать этим понятием, используя обычные термины. Неизвестно, какой смысл за ними стоит. Годятся только математические термины, например « икс стремится к бесконечности», для которых строго задан математический смысл или значение.
- А какое значение имеет вся твоя математика, если используемые понятия не существуют в природе? Уверен, первобытный человек начал задумываться о бесконечности еще до того, как научился пересчитывать свои собственные пальцы. Какой-нибудь кроманьонец в своей не столь уютной, как твоя, пещере, загибал палец и произносил дрожащими от умственного напряжения губами «один», загибал второй и говорил «другой», потом гнул третий палец, трепетно глядя в потолок пещеры, «много…» Что это, если не интуитивное представление о бесконечности, заложенное в нас кем-то? А, доктор? Может, бесконечность для нас и кроманьонца то же самое простое «много, о-о-о-о-чень много»?

Доктор не успел ответить на этот обезоруживающий вопрос, потому что в потолке образовалась миловидная женская голова в кудряшках. Её владелица, притворяясь ужасно смущенной, затараторила сбивчиво:
- Ах, простите, доктор! Мое вторжение, даже не знаю…Случайно узнала, что Алексей Аристархович тут. То есть, я пролетала мимо…
Размахивавший руками доктор плюхнулся в кресло рядом с поэтом.
- Это одна из твоих домохозяек! Не мог, что ли, за собой проникатель отклюю…ЧИТЬ! Ах, твою…
 В сердцах доктор забыл включить магнитное кресло, как следствие раздался удар мускулистого тела об пол. Доктор с трудом встал, потирая ушибленный зад. Нежданная гостья прыснула.
- Вот, девушка, - назидательно сказал поэт, направляя указательный палец правой руки в упавшего доктора, – видите, что вы наделали?! Травмировали знаменитого ученого! Теперь мой друг на лишнюю неделю отодвинется от доказательства  великой теоремы , и человечество вам этого не простит!
 - Ой! Я не знала, что он знаменитый…то есть, я не нарочно… хочу сказать, я бесконечно далека от науки. Мне просто хотелось получить ваш авто…
Теперь вскочил поэт.
- Молчите! Доктор, ты слышал, что сказала эта простая жительница нашей планеты? Она сказала, что бесконечно далека! Эта девушка прекрасным образом подчинена своей цели, а цель её конкретна! Она не разбрасывается по мелочам, и это доказательство моей правоты. Устами невинного младенца торжественно глаголит истина. Народ имеет ясное представление о бесконечности, для него это не абстракция, а путь к желанному счастью. Вот с ней я бы полетел в неведомое, чтобы его достичь. Для этого агнца бесконечность давно уже существует в воображении, далеко-близкая и прекрасная.
В такт словам поэт плавно жестикулировал, кудряшки в потолке сотрясались в немом обожании. Доктор же только рукой махнул, приглашая визитершу внутрь..
- Да входите уже!
И тут же ему пришлось упасть в, наконец, включенное кресло. Вливающееся в люк ножками вперед стройное продолжение кудрявой головки, облитое красным комбинезоном, никак не могло закончиться. Просто сверх всяких ожиданий. Когда высокая гостья полностью оказалась в помещении, оба мужчины сглотнули слюну. Поэт, еще более вдохновленный, продолжал с новыми силами:
 - Давным-давно, какой–нибудь столь же пытливый, как эта девушка, выходец из народа, идя навстречу своим самым дерзновенным мыслям, рискнул задать своему богу вопрос. Вопрос довольно простой по форме, но сутью своей он просто обрек бесконечность на существование. Может ли Всемогущий создать такой большой камень, что сам не поднимет?
       Доктор, еще не вернувший дар речи, вспомнил о гостеприимстве и жестом пригласил даму присесть. Вдохновлённый поэт сел на своего конька и продолжил:
- Откуда в невинной душе некой случайной прохожей могла взяться такая проникновенность в самую суть мироздания, такая афористичность, противная церковному духу многословия? Как смогла она одним махом разрушить установленные ей рамки мышления и вынести своё сознание в безграничность? Ответ может быть только один. Понятие бесконечности в простой и доступной пониманию форме являлось краеугольным камнем формирования человеческого разума. Именно об этом камне идет речь, именно он имеет бесконечные размеры. Я ясно вижу его в воображении, он немного формой напоминает мозг, а тот в свою очередь восьмерку, которая начинается у нашей головы, но уходит другим концом куда-то вдаль. Этот камень так же бесконечен, как безграничен полет человеческой фантазии. Бесконечность и фантазия близки, и стоят они на одном твердом каменном фундаменте. Разница между ними лишь в том, что бесконечность существует во Вселенной, а фантазия в нашем разуме. Так почему не предположить, что бесконечность космоса тоже является своеобразным уникальным мозгом, создающим самое себя? Как мозг человеческий рождается из цепочки генов, так и космос рождается из наших слов и мыслей. Это вторая ступень существования. Иначе говоря, космос является огромным овеществляющим проекторам идей, продуцируемых нашим сознанием, материализатором мыслей всех сущих в нем? В самой основе обеих ступеней лежит принцип отсутствия любых ограничений, лимитов, почему-то столь любимых математиками. А отсюда, как вода из светлого родника, вытекает следствие: всё, что мы способны себе вообразить, измыслить, представить, обосновать, нарисовать, нафантазировать; всё, даже мало-мальски логически скрепленное нашим, пока еще не всесильным разумом, должно существовать и где-то в пространстве – времени. Нужно только поискать хорошенько. Или чуть подождать. Я верю, что если лететь в бесконечность, то можно перейти при жизни на вторую ступень существования!
 Поэт взглянул на гостью: «Ну что там у вас, давайте!»

Переход от повествования к императиву напоминал встречу удава Каа с бандарлогами. Кудряшки, завороженные пассами поэта, затряслись и, словно в гипнотическом сне, двинулись к поэту Ямбову. Безупречные женские формы отливали в мягком освещении залы червонным золотом ткани. Девушка начала медленно расстегивать молнию комбинезона.

- Нет, нет! – поспешил остановить кудряшки поэт. – Я имею в виду лишь автограф, за которым вы прибыли.
Призывно полуоткрытые губы красавицы чуть шевельнулись, произнося слово «да…». Из полурасстегнутого верха комбинезона она вытянула  кристалл памяти на цепочке.
- Ну, так давайте скорее, нам с Юрием Христофоровичем некогда. Нужно еще успеть в бесконечности побывать и вернуться к завтраку.
Пока Ямбов прикладывал к протянутому тонкой женской ручкой кристаллу свою молекулярную печатку – идентификатор личности, Юрий Радикалин собрался с силами, встал и, не отрывая взгляда от лица гостьи, сказал:
- Я наслышан, что ты популярен. Но чтобы до такой степени…
 - Ничего, доктор! – деловито заметил Ямбов, возвращая гостье кристалл. – Вот докажешь свою теорему, и какая-нибудь завороженная стройностью её доказательства студентка пятого курса мехмата поймает тебя после лекции с просьбой разъяснить ей вечерком смысл пятого ограничения Бонч-Осмоловского в свете твоих последних работ.
Радикалин облизнул пересохшие вдруг губы.
- А ведь у тебя, Алеша, в нашем классе по физкультуре были одни тройки …и присесть больше трех раз ты не мог…
- Слушай, доктор, а не встать ли тебе опять на голову? Что-то с энергиями у тебя нелады. А вы, милая, почему еще здесь?
Ямбов развернул девушку за круглые плечи лицом к подъемнику и придал ладошками небольшое начальное ускорение.
- Всё, всё, барышня, пора и честь знать! Видите, наш доктор не в себе, у него от удара сотрясение копчика приключилось. Сейчас он должен массаж себе учинить. Женщины и дети удаляются.
Стоя уже на круглой крышке недавно опустившего её подъемника, девушка очнулась. Легкий румянец на ее бледных щеках появился одновременно со светом надежды в больших голубых глазах.
- А как же полет, Алексей Аристархович? Вы же обещали!
- Какой еще полет?
- В неведомое! Мужчина сказал – мужчина сделал!
- Сейчас милая домой полетите. Глайдер на крыше оставили? Шлемофончик – то ваш где?
Девушка мягко противилась.
- Я не хочу домой. Там пусто и одиноко. Только ваши стихи… Я готова лететь с вами хоть в бесконечность, хоть на край света.
- Домой, домой, поздно уже, детям спать пора! Привет родителям!
- У меня нет родителей, только бабушка…
Вдруг, прерывая Ямбова, сильно и резко прозвучал голос математика.
- Оставь мою гостью в покое, Алексей! Она прилетела в мой дом, и пусть в нем остается, если хочет.
Он стоял подбоченясь, мышцы на его скулах, привыкшие к пережевыванию грубой здоровой пищи, рельефно напряглись.
- Ты меня убедил! Завтра же мы начнём подготовку к полету в бесконечность. Сегодня надо лечь пораньше, с утра будет масса всяких дел. Алексей, ты с утра поедешь в ГУПКОНАВ, то есть в главное управление по космонавтике и навигации выбивать галактолёт. Я сегодня подготовлю обоснование. Тебе не смогут отказать. А наша гостья… Как вас зовут?
- Лиза… Лиза Духовная.
- А Лиза поможет составить список того, что нам понадобится в полете длиною в жизнь. Хорошо?
Девушка не колебалась ни минуты.
- Я согласна!
Ямбов переводил взгляд с доктора на Лизу и теребил пухлый подбородок. Потом он демонстративно широко зевнул.
- Я понял. Вы оба рехнулись. Вас обоих только сегодня выпустили из сумасшедшего дома погулять. Надо же мне было на вас нарваться! Я на минутку, только вызову санитаров по видео.
- Никого ты не вызовешь! Ты сейчас пойдешь спать, потому что завтра тебя ждут хлопоты в ГУПКОНАВЕ…
- Не знаю я никаких ваших канав, и знать не хочу! С какой стати я должен спозаранку куда-то нестись!? И вообще я лечу домой.
- Сам придумал, а теперь - на попятный? Мы не можем лететь в бесконечность без сверхсветового корабля.
- Да, Алексей Аристархович, - добавила Лиза, умоляюще глядя на поэта, - никак не можем!
- Психи! Или вы шутите? Ну ладно, милочка, оставайтесь, коли приглашают, завтра созвонимся. Утро вечера мудренее. Думаю, к утру вам на бесконечность будет в высшей степени наплевать!
- Так нечестно, Алексей Аристархович! Я вам поверила, а выходит, вы про бесконечность для красного словца? Сами не верите в то, что говорите? Может, и стихи ваши тоже пустые звуки, без веры, без души? Игра мысли для развлечения подобных мне дурочек?
«А она не так глупа, как выглядит»,- подумал поэт. – Но, но, легче на поворотах, Лиза! Этого я не говорил!
- Разве я не права? Я ложусь и встаю с кристалликом ваших стихов в руках, вы заменили мне пропавших в экспедиции отца и мать, ваши стихи – целый мир…Я бы, не колеблясь, отдала за вас жизнь, все отдала бы за вас…
- Меньше риторики!
- А теперь, а теперь…
Лиза была на грани слёз. Поэт вернулся в кресло, задумался.
- Мдааа! Ну и дела! Вон как всё сцепилось! Впрочем, если подумать, мне всё равно где работать. Мне слушатели необязательны, я выше этого. Меня на планете Земля всё равно не понимают. Ни одной умной рецензии, всё поверхностно. Но вы-то, Лиза, понимаете, что мы не вернемся? Jamais encore. Never again. Никогда больше вы не увидите бабушку, деревья, луну, море…
 Лиза не выдержала, зарыдала, кинулась к поэту, обняла. Она была выше него на полголовы.
- Милый Алексей Аристархович! Я верю, что мы долетим и принесем человечеству второй мир, нужно только очень этого хотеть! Вы же сами говорили, если это можно вообразить себе, то это осуществится! А даже если нет, то посвятить всю жизнь вашей мечте, пусть только стремиться к её осуществлению – это для меня свято! А сколько новых стихов будет! И я буду их первой читательницей.
- И, что любопытно, единственной! – язвительно вставил Радикалин.
Лиза оставила его замечание без внимания.
 - Вы все можете, вы- великий! Ваш талант принадлежит не одной Земле, ему тесно, я почувствовала это в ваших последних произведениях. Ваша душа словно птица рвётся наружу из клетки. Давайте распахнём клетку вместе!
 - Ха-ха, не хотите ли вы сказать, что я зарыл талант в Землю? Эх, Лиза, у поэта вся Вселенная уже в душе! И никуда не надо летать. Впрочем, похоже вы меня уговорили... Я согласен. Разумеется, только если вы оба к утру не передумаете. Надеюсь, что здравомыслящие чиновники не дадут добро на подобное сумасбродство. Спокойной ночи всем! Если сможете заснуть.


Никто не передумал наутро. Прохладное утро августа не остудило горячего желания испробовать бесконечность на зубок. Самое удивительное, что и космические начальники им не отказали. Были диспуты, прения. Заслуги обоих были велики, им было трудно отказать. Но и отдавать двух гениев космосу люди не хотели. Вопрос был поставлен на всемирное голосование. После подсчета голосов победили сторонники полета.

Их отлет транслировался в живом эфире во всех странах. Их провожали тысячи землян с цветами. Прощальные слова поэта были такие:
« Люди Земли, я люблю вас. Но не надо цветов, ЭТО НЕ ПОХОРОНЫ! Мы вернемся. Обязательно! И привезем все сокровища Вселенной, чтобы бросить их к ногам человечества!»

1980 г.

Рис. автора