Повторение всегда несколько однообразно, натянуто и скучно. Однообразие и повторения в книге отпугивают читателя, но я надеюсь, что в этой главе скучных повторений не будет
Я упорно не мог прижиться на гражданке – такое начало стало уже очень привычным и могло бы надоесть, но это было действительно так и, в общем, лучше все равно не скажешь, как не старайся.
Точнее сказать, не на гражданке, но в тылу боевых действий. Гражданки как таковой уже не было, и холодное дыхание горячей войны ощущалось уже в полной мере повсюду. Потихоньку я забывал, что такое светская жизнь или там какой-то так называемый культурный отдых.
Шоу было так много вокруг, и на них меня усиленно зазывали, чтобы развеселить или услышать мое мнение о том или ином артисте или развлечении. По большому счету, все они напоминали ритуальные пляски негров на кладбище или просто «пир во время чумы».
Но имея в посещении развлекательных игрищ существенный временной пробел (он длился уже около трех лет), я с трудом мог уговорить себя пойти куда-то и там самозабвенно и искренне оттянуться.
Только изредка друзья вытаскивали (именно вытаскивали) меня на какие-то вечеринки с танцами, выпивкой и подобием дружеской беседы, там я, впрочем, действительно забывался. Но быстро уставал, и физически, и психологически.
Когда же я пытался на таких вот вечеринках и посиделках вступить в разговор со своим конкретным видением мира, который уже стал войной, то непременно натыкался на «бетонную стену» непонимания, постепенно перерастающего в неподдельный страх перед будущим.
И поэтому, будучи в последнее время настроенным весьма воинственно, и, как правило не пьющим, большую часть такой бессонной ночи я чувствовал себя никому ненужным и совершенно покинутым.
Несколько раз я снова попытался «на пробу» напиться. Но удавалось мне это весьма своеобразно и, прямо скажем, не доставляло даже временного удовольствия. Обязательно я с кем-нибудь дрался, кого-то оскорблял, да еще так, что навсегда отрезал себе путь в этот дом или заведение.
Иногда снова стали пропадать по пьяни деньги и всякие прочие мелочи, ведь я думал, что все эти неудобства, связанные с пьянством, для меня в прошлом. И только тяжкие угрызения совести после этого мучили меня неимоверно.
Слава Богу, под утро я не чувствовал острой, головокружительной похмелюги, ограничиваясь соответственно только нравственными страданиями. Но страдания эти были для меня прямо-таки неимоверными.
Когда-то, мне казалось, я любил искусство, историю. Бывал в музеях и театрах, сейчас все это осталось где-то в прошлой жизни. Музеи я видел в лучшем случае по телевизору (который, кстати, тоже смотрел редко и мало), а из театров пару раз оказывался в анатомическом на опознаниях и вскрытиях, которые понемногу тоже стали частью моей новой работы.
Раньше я никогда и не подозревал в себе подобной решимости, вот так вот просто – взять и пойти в морг на вскрытие или опознание, а сейчас – пожалуйста и даже вполне обыденно.
Это само по себе здорово угнетало и заставляло погружаться в самокопания и самобичевания, что и вызывало к жизни, в особенности перед сном или в предсонной дремоте, серию тяжелых внутренних укоров, мучительных томлений совести бывшего рафинированного интеллигента и, даже немножко сноба, через которые, впрочем, я находил в этой своей новой жизни некоторые плюсы:
; Вот, мол, стал какой. Ничего-то уже не интересует в жизни, кроме простейших, буквально физиологических действий. Это вот у тебя стало получаться, и даже с девушками контакт наладил такой, что – переспал и разбежались. Раньше не умел так, а теперь – запросто. Ну и что с того, и это очень быстро наскучило. Нет, не такой ты человек, Антон.
Еще же я думал о том, что в моих отношениях с женщинами установилось какое-то странное правило. После того, как мы с ними расставались (а расставались с ними мы всегда и с каждым разом все быстрее), я уже точно знал, что всего лишь несколько часов или дней продлится время острой тоски по ним, потом же я буду дня три просто скучать, ну а потом просто вспоминать от случая к случаю.
Это для меня становилось как бы ритуалом, который я заканчивал приблизительно через неделю, продолжая весь этот срок слоняться по квартире и, лежа на диване, отдавая необходимую дань глубокому сну.
Впрочем, проснувшись я вновь не мог заставить себя никуда пойти. Все думал о том, что неплохо бы поспать еще часок, а потом и еще, а когда все же вставал, то сделать что-то, идти куда-то по делу сегодня было уже поздно.
Я тащился на улицу, чтобы просто, и непременно в одиночестве, пройтись, гулял с собакой и читал высокомудрые книги, к которым при прочих условиях никогда бы и не прикоснулся. Прочел, что достал: Иосифа Флавия, Тацита, Светония, Еврипида, Полибия, обоих Плиниев, Страбона и даже Марка Аврелия. Сейчас хотя бы это доставляло мне иллюзию не зря проходящего времени. И на том спасибо.
Но театр от меня все же никуда не делся. Подумать только, ведь район ведения боев и войн так и называется – театр военных действий.
Вот туда-то мне и предстояло вернуться сейчас снова. Будучи уже совершенно другим человеком. Без иллюзий (скорее всего просто с новыми иллюзиями), уже далеко не скованным комплексом страха и одиночества, не охваченным уже гнетущим чувством глубокой безысходности загубленной, пропащей жизни, но просто так, от скуки.
Точнее сказать трудно, хотя, конечно же, это не была скука в чистом виде. Скорее осознание того, что во время войны самое интересное и важно происходит именно на ТВД, а то что в тылу – это не более, чем жалкие отголоски главного, не стоящие внимания серьезного человека.
Начать же свою новую эпопею мне предстояло с получения новой роли в каком-нибудь из новых спектаклей войны, которых к тому времени разгорелось (и разгоралось постоянно и без остановки, буквально дня не проходило спокойно) уже немало. Так что принципиально с получением роли больших и серьезных проблем не возникало. Но появилась новая своеобразная проблема – свободного выбора.
Действительно, не так-то легко отобрать ту местность и ту войну, с которой, при определенном стечении обстоятельств, ты вполне можешь и не вернуться.
И тут уже многое из того, что может показаться важным в обычной мирной жизни, перестает играть главенствующую или даже заметную роль.
Денежное содержание, удобство дороги и проживания, красота и здоровый климат местности, близость от дома, знание языков и традиционное гостеприимство местного населения – все это уходит на второй план.
А на первом остается что-то невообразимо неопределимое. Чего не объяснишь словами человеку, не бывшему в подобном положении. Зато побывавший поймет это легко и с полуслова. Это сродни подсознанию или даже скорее Божественному предначертанию, которое не следует обсуждать, критиковать и преодолевать, но которому следует честно и безоговорочно отдаться и быть в нем искренним и доверчивым. Таким, каким стал когда-то Иона-пророк, получивший свое знамение и пребывавший по нему три дня в чреве кита.
Никуда не надо торопиться,
Ничего не надо подгонять.
Что сказал Господь
В пророчествах
Случится,
А когда –
Нам этого не знать.
Но готовиться к тому
Всемерно,
И не отступить,
И не сойти с пути.
В вере и надежде
Пребывая
К своему спасению
Прийти.
От таких переживаний, впрочем, не гарантирован сейчас никто и, пожалуй, их не стоит бояться, но следует знать и пребывать в уверенности, что происходящее с тобой сейчас, не ново под Луной и, главное, не будет же оно вот так и продолжаться бесконечно.
Такие же чувства уже переживали, переживают сейчас и будут переживать в будущем многие не самые плохие люди. Поэтому ты не одинок в этих своих «страстях» и должен верить, что они скоро закончатся и, конечно же, к лучшему.
Впрочем, жизнь все же вторгалась в этот свободный выбор и постепенно все более четко очерчивала ареалы возможного дальнейшего приложения моих сил на войне.
Первой, и наиболее заманчивой возможностью было вернуться на Балканы в знакомую и гостеприимную ко мне Сербию, где все условия, казалось бы, благоволили мне, а люди сплошь были если и не конкретными доброжелателями, то хотя бы добрыми старыми знакомыми.
Второе направление – менее приятное, но не менее знакомое. Северный Кавказ. Там я сделал свои первые шаги на военном поприще и получил первое боевое крещение. Это, конечно же, также немаловажно.
При этом Северный Кавказ выделялся в последнее время как-то ярче и выпуклее. Война там вновь уже не тлела, но разгоралась в дагестанском высокогорье ярким и еще неведомым пламенем религиозного исламского фундаментализма – ваххабизма. И это было для меня очень интересно.
Хотя, собственно, всяческие противоречия с исламом лежали в подоплеке и прочих конфликтов, в которых мне приходилось участвовать. Но здесь все было по-новому – открыто и даже вызывающе. Это требовало изучения с применением тех принципов и особенностей новой войны, которые я потихоньку уже формулировал в своей голове.
Мой маршрут чисто технически был уже выверен и опробован не один раз. Снова короткий и конкретный телефонный разговор, снова обстоятельная встреча в московской «конторе» (уже не там, где она размещалась изначально. Теперь она бы там просто не поместилась). И снова я обременен конкретно сформулированным и определенным по срокам жизненным смыслом, разбитым на пункты и подпункты приказа.
Многое мне кажется при этом скучным повторением пройденного. Например то, как надлежит уйти и раствориться в череде своего нынешнего окружения. Сейчас, конечно, какими-то скандалами, переживаниями и душевной борьбой первого моего исхода и не пахнет.
Так что, вроде был человек, а сейчас его и нет уже. Тем более что многие из моего окружения имеют уже некоторое представление о характере моей основной работы…
; А материальные претензии? – задавал я себе ставший уже привычным вопрос.
; Их вроде бы не должно быть ни у кого. В долг я ни у кого не брал, да, собственно, я этого никогда и не умел делать. Если же кто случайно чего задолжал мне-то и Бог с ним. Переживу, – сам же себе отвечал я.
На этот раз мне просто достаточно сменить место жительства, номер телефона (сделать это для меня «конторе» не составит никаких затруднений) и места своих посещений. Труднее, конечно же, с уже создавшимися связями и дружескими и деловыми контактами. Этим я обрастаю быстро, и умею внушить людям какое-то доверие и надежду.
Ну кто сейчас, казалось бы, доверяет кому бы то ни было на слово? Опыт последнего десятилетия должен вроде бы отучить всех от этой «дурной привычки». Однако этого конечно же не происходит. Люди остаются людьми, и никакая пропаганда не изменит их в этом человеческом чувстве.
Для меня это теперь еще одно дополнительное тяжелое и обременительное испытание, поскольку обмануть надежды этих людей становится делом нелегким. Может и совесть замучить. Вот и приходится спешно думать как бы устроить все начатые дела по-быстренькому, оперативно и аккуратно.
Возможно, привлечь для этого каких-то новых людей. Надо попробовать. Ведь есть же те, кто лучше осведомлен о моих жизненных обстоятельствах и, стало быть, должен быть готов к быстрому расставанию со мной на долгий срок, а возможно, и навсегда. Таких, конечно же, не очень много, но ведь они есть и их наличие, по моим замыслам, предназначено как раз для подобных случаев.
Незамедлительно я стал связываться с ними и приглашать по одному к себе, в новое свое пристанище, выделенное мне на короткое время «конторой» для устройства личных дел. На этот раз я располагал неплохим загородным домом с претенциозной обстановкой и хорошо оснащенным технически. Видимо, очередной объект «хитрых органов» какого-нибудь «силового» министерства. Они в последнее время вновь стали обрастать этим добром в неимоверных количествах.
Времени на эту работу у меня сейчас было немного, поскольку людей, с которыми мне предстояло поработать, было всего трое. Но каждому из них пришлось уделить по целому дню интенсивного общения и увещевания.
Первое – это, конечно же, сохранить и преумножить объемы научных теоретических изысканий о природе новой мировой войны, которыми я в последнее время занимался весьма плотно, с молчаливого благословения командования, но, в большой степени, на свой страх и риск. Ибо успешной защиты докторской диссертации по такой или подобной теме мне никто не гарантировал.
Вот если бы я написал что-то из области управления толпой, методах и методиках псевдоэкономического воздействия на эти самые «людские массы»! Очередное развитие «Психологии толпы» Густава ле Бона, чем я собственно и занимался некоторое непродолжительное время тому назад и немного преуспел в этом. Имел на руках почти законченный труд «О предпринимательских традициях и предпринимательской морали в России».
Под псевдоэкономикой при этом должны были пониматься всякого рода лозунги и пропагандистские методы, поддерживающие в людях иллюзии главенства экономических процессов перед всеми иными. Сделать же это можно легко и просто, при условии, если ты сам веришь в это главенство экономических процессов и ощущаешь это прямо-таки мессианское значение хозяйства, финансов и потребления в жизни конкретного человека и общества в целом. Для меня же это исследование и тема становились нереальными в силу того, что я сам в это уже ни капельки не верил.
Да, мне это было уже явно неинтересно, и тему эту я считаю заброшенной. В условиях войны псевдоэкономика, как средство управления и воздействия на умы не актуальна, как песенка «про зайцев» на круизном лайнере (тут надо петь опять же про «остров невезения»).
Впрочем, для сохранения своего «научного наследия» я имел подходящего человека. Нельзя сказать, что он мог бы приумножить и развить результаты моих исследований и измышлений. Этого от него не требовалось, и даже скорее возбранялось. Ведь если бы он мог сделать это, то мог бы и воспользоваться их результатами в своих целях, а этого мне не хотелось. Свои мысли и выводы я хотел пока оставить за собой. Да и что, кроме них, у меня сейчас и было своего?
Но он вполне мог контролировать их сохранность на компьютерных файлах. А при необходимости взять на себя распечатку, и доставку их по месту назначения, которое я ему и указал бы. К примеру, для опубликования. Не выражая и не проявляя при этом каких-то неуместных амбиций.
Кирилл Зосимов уже год как был моим аспирантом, и я как мог пытался продвинуть его к получению кандидатской степени (это было весьма трудно сделать, учитывая его постоянную добродушную флегму). Его же собственной задачей и «идеей фикс» было спокойное и вялотекущее времяпрепровождение с возможно более продолжительным (а в идеале – окончательным) закосом от действительной армейской службы.
Это было его голубой мечтой, в совокупности с возможной женитьбой на состоятельной и щедрой девице или даже престарелой матроне, которая бы и обеспечивала впредь некоторые причуды этого большого ребенка. Причуды же эти были весьма экстравагантны, и заставляли лезть на лоб глаза даже у меня, старого, прожженного волка и умудренного жизненным опытом «саксаула».
В то же время, он был вполне на ты с компьютером. Этого добра его добрые родители и бабушки (а он был единственным сыном и внуком) доставляли ему немало, чуть ли не с младенческого возраста. При этом он был спокоен, безамбициозен и исполнителен в пределах разумного, то есть в тех рамках, когда его исполнительность не мешала вялому и размеренному течению его спокойной жизни. Или когда мое распоряжение не выпадало на время депрессий, в которые он впадал не то что бы часто, но регулярно. Впрочем, сроки этих «душевных коллапсов» можно было рассчитать хотя бы по простейшей методике исчисления женского месячного цикла и не «доставать» его в это время какой-либо активностью, так как это было бы все равно бесполезно.
С ним я провел в наставительных беседах целый день, за это время успев распотрошить несколько компьютеров (извлекая из них «винчи», на которых и были записаны те самые научные файлы). А также рассортировав архив дискет, публикаций, записок и распечаток.
Я заставил своего несколько флегматичного ученика сделать подробные и доскональные записи о том, что, когда, как и кому следует передавать и что передавать не следует никому и ни при каких условиях. Часть материалов я просто забрал у него и запер в свой сейф, но что-то из секретного все равно оставалось «на воле». За такое короткое время всего досконально не предусмотреть и не исполнить.
Я был откровенен с ним, поскольку его молчаливость и скромность была вне сомнений, ну а если бы я ошибался, то поплатился бы только результатами своих собственных исследований, докопаться до реальных секретов он все же, пожалуй, не смог бы при всем своем умении.
Все-таки научная мысль по сохранению секретов и в компьютерах тоже у нас существует и развивается семимильными шагами. Это же, по большому счету, оборотная сторона компьютерного взлома – пресловутого хакерства. А этим «спортом» у нас грешат немало и не только амбициозные любители, но и конкретные скромные профессионалы.
Кирилл также задавал мне массу вопросов, касающихся его собственного будущего во время моего продолжительного отсутствия. Что-что, а вопросы задавать он любил и умел. Так что мне иногда казалось, уж не из «органов» ли он, или уж во всяком случае, не ближайший ли потомок известных в прошлом «пламенных» чекистов.
В этом потоке неопределенной любознательности мог потонуть кто угодно, и единственным способом ответить на них было требование закончить это пустое занятие. К этом способу я в конце концов и прибег.
Уже под вечер, когда мы успокоились от напряженной работы и отдыхали на веранде моего нынешнего дома за чашкой ароматного кофе, я сказал Кириллу (на меня иногда нападало желание серьезно заняться его воспитанием и помочь изменить ему его скучную по моим меркам жизнь. Все же я испытывал симпатию к нему, и он был мне по-настоящему дорог).
; Тебе уже, пожалуй, пора завязывать с детством. Мое нынешнее поручение к тебе достаточно серьезно, и во многом именно в этих файлах заключено то будущее, о котором ты меня так рьяно расспрашивал. Пореже впадай в свои депрессии и буквально выполняй мои указания, и нынешние, и что поступят в ближайшее время. А также жди. Скоро в твоей жизни могут наступить изменения. Даже не пытайся им противостоять, но следуй им, и все будет нормально. Запомни! Новая война уже началась, и если ты осилишь труд и ознакомишься с тем, что я тебе сегодня оставил, то убедишься в этом в полной мере. Так что и тебе пора прощаться с иллюзиями и определять в этой начавшейся войне свое место. Оно будет в этом случае лучше того, которое (если ты не определишься сам и уже сейчас) за тебя определит кто-то другой.
Реакцией на мое уже ставшее привычным заявление о начавшейся войне становился мгновенный испуг. Никому не хотелось в это верить «с лету», и все пытались приводить свои доводы в обратном.
Не избежал такой попытки самоуспокоения и Кирилл. Благо я имел возможность не слушать его успокоительные построения, а просто, бесцеремонно и окончательно, в приказном порядке, прервать наш разговор.
Вторым делом, которое я хотел не прекращать, но оставить хотя бы в тлеющем состоянии на время моего отсутствия, была работа по созданию собственного издательства и издательского дома. То, чем я занялся «по любви». Тем более что книга, которую Вы сейчас держите в руках, была задумана и начата уже в те самые недавние времена.
Проверив себя в предпринимательстве неоднократно, я убедился в том, что какой-либо вид экономической активности, кроме издательского дела, мне противопоказан. Поэтому последний свой приезд я ознаменовал для себя работами по созданию своего издательства.
Эти мои старания еще не приближались к воплощению и, в лучшем случае, были где-то в середине. Но по-своему именно они стали для меня очень дороги. И не только как средство добывания насущного хлеба и средств к разноображиванию жизни. Но были по-настоящему, по-человечески интересны. В этом деле я видел отдаленно даже наброски Божьего предначертания по отношению ко мне.
Поэтому я не мог отнестись к этому начинаю наплевательски, что называется, с кондачка. Вообще, к этим работам мною было привлечено немало разных людей. Каждый из них как мог делал свое дело и искал в нем свое значение и свою выгоду. Окончательных же планов и задумок не знал никто, и я не торопился ими делиться.
В нас всех еще, видимо, глубоко сидит боязнь быть не понятыми или даже осмеянными в своих начинаниях, мечтах и чаяниях. Именно это ложное чувство в данном случае крепко держало меня и не давало мне раскрыть друзьям толику своих замыслов. А они были значительны и охватывали, в первую очередь, публикацию моих собственных трудов, коих я тогда уже написал немало, но складывал пока что «в стол».
Конкуренции я не боялся, так как с Божьей помощью четко и основательно видел в этом деле свое и только свое место. Но мне следовало найти человека, способного быстро понять, осознать и проникнуться моими духовными переживаниями и духовными чаяниями. Причем не просто быстро, а в течение одного дня, который я мог выделить в своем напряженном графике для этого дела.
Здесь также размышлять не приходилось, да и не следовало. Единственный, кому можно было это доверить, был Андрей Воеводин. Когда-то мы вместе учились в институте, том самом Финэке. А потом долго не виделись, только время от времени, через общих знакомых узнавая о состоянии дел и успехах друг друга. Но в последний мой приезд в Питер встретились случайно на Невском проспекте у музея восковых фигур, что находится в Строгановском дворце.
Слово за слово, и наше знакомство возобновилось, а вместе с ним начались и совместные дела. Тем более, что сам Андрей в последнее время работал с ценными бумагами, которые в результате недавнего кризиса вдруг одномоментно перестали иметь какую-нибудь осязаемую ценность (кроме, конечно, ценности бумаги, на которой они были напечатаны).
Так что ему следовало менять свою работу, а параллельно и образ жизни. Это было как раз кстати для меня, и в этом я также усмотрел проявление Воли божьей. Сам будучи человеком верующим в Бога, я искренне порадовался тому, что Андрей также является православным христианином и не пытается этого скрыть под налетом деловой озабоченности и активности.
Все отзывы о нем как о деловом партнере были только положительные, проверить же меня, после столь продолжительного отсутствия на горизонте деловой жизни нашего города, было не очень-то просто (если вообще возможно), так что деловые отношения мы установили быстро и спокойно.
Мы начали осуществлять несколько издательских проектов (газеты, журналы, книги), которые развивались не быстро и с переменным успехом. Не принося быстрой и значительной прибыли, но только обещая ее когда-нибудь в туманном будущем. Пока мы были еще спокойны, поскольку по жизни были еще неплохо обеспечены и могли подождать ожидаемого прихода сказочных дивидендов – когда «ваша щетина превратится в чистое золото».
Однако меняющиеся обстоятельства заставляли меня менять образ жизни, а стало быть, и отношение к делам. Я прямо сказал об этом Андрею. С ним это было возможно и наиболее правильно, поскольку он воспринимал это с христианским спокойствием. Да и вообще предпочитал нагромождению деловой лжи и полуправды правду обыкновенную и деловую ясность. Что бы они за собой не несли. После того, как я изложил свои обстоятельства, мы совместно задумались о том, как следует нам продолжить наши издательские дела, чтобы они продолжали развиваться или не заглохли хотя бы.
; В первую очередь надо продолжить работу над изданием твоей книжки, – сказал Андрей, чем сильно порадовал меня.
; А как же газета, с которой мы столько возились в последнее время и все прочие коммерческие замыслы? – вступил в разговор я.
; Ну, книга сама по себе тоже должна иметь коммерческий успех. Она к месту именно сейчас, когда политическая обстановочка в стране достаточно сильно напряжена, и явно, будет напрягаться еще сильнее. Да и людей многих мы на это «подписали» уже. Так что отступать некуда. К тому же она (книга) и может только дать нашему предполагаемому издательству оригинальное лицо и толчок к развитию, – ответил мне Андрей.
Собственно говоря, это было как раз то, что я и хотел от него услышать и к чему хотел вести свой разговор. Готовился к продолжительным увещеваниям и аргументированию. Все же это теперь оказалось лишним перед здравомыслием и чутьем моего друга.
; Ну что же, ты, наверное, прав, – просто сказал я.
И мы перешли уже к обсуждению конкретных деталей и нюансов настоящего проекта. Времени на это было не жалко, и еще один день моего пребывания в Питере прошел не зря и даже доставил мне не мало радости.
Третьим и последним делом, которое мне не хотелось окончательно бросать с моим очередным отъездом, было устройство моей собственной жизни, покупка дома и прочие личные дела, которым я почему-то все время и в каждый свой приезд уделял до обидного мало времени. Об этом я хотел поговорить и договориться со своим братом.
Это был, конечно же, самый трудный момент во всей программе. Нет, не потому, что некому было это поручить (желающие распорядиться чужими деньгами не без пользы для себя всегда найдутся, в том числе и достаточно добросовестные), но уже потому, что я был снова внутренне согласен пожертвовать без сожаления этим подпунктом своего плана, если бы вдруг чего-то не срослось.
Именно это и подвело меня. Это дело, конечно же, осталось в зависе и без должного продолжения. Но дало мне настоящий урок на будущее.
Действительно, если мы готовы чем-то пожертвовать, то лучше сделать это сразу, не напрягая души и нервов, не мучая напрасно себя и окружающих, не искушая своей мелочной нерешительностью Господа.
Однако и на это дело я добросовестно потратил заранее отведенный на него в моем предкомандировочном плане день. Ну, да ладно.
В это же приблизительно время я продолжал активно знакомиться с особенностями очередной предстоящей мне командировки. На этот раз я не готовился и не тренировался, не доводил до автоматизма какой-то навык или умение, а просто разучивал ее и репетировал как театральную роль. Я же уже писал, что театр все же достал меня. Такой подход оказался весел, интересен и достаточно продуктивен.
Работа продвигалась быстро. Учитывая то, что очередное задание опять сводилось, главным образом, к изучению и обобщению особенностей боевого опыта на необычном еще пока для нас, горном ТВД.
И на этот раз я дождался момента, когда выбор произошел уже помимо меня и моей воли. Он очевидно и неожиданно мощно ворвался в жизнь нашей страны. Так что еще днем раньше я упаковывал свой багаж, предполагая очутиться в Югославии, но уже на следующий день грузился в самолет, который летел на Кавказ. В Дагестан. Так я еще раз все же прошелся по раз уже пройденному военному маршруту.
Пусть кто-то говорит о том, что неустанно в течение нескольких лет или месяцев прогнозировал и предсказывал это необычайное напряжение на юге России. Уже хотя бы потому, что напряжение там никогда не спадало. Но такого конкретного всплеска боевой напряженности никто сейчас и не предполагал и по-настоящему аргументированно не предсказывал.
Эти ребята – чеченско-арабские ваххабиты и их союзники провели все очень скрытно, четко и по-настоящему неожиданно. Именно в этой неожиданности и непредсказуемости их основной козырь и основное преимущество. Поэтому они никогда и в настоящем, и в будущем не преминут им воспользоваться. У них на этом этапе подготовки, мне иногда кажется, некий сдвиг по фазе присутствует.
Они, конечно же, не говорят о том, что миролюбивы и не собираются никого доставать. Такому уже все равно никто нормальный не поверит. Но они достаточно четко направляют внимание и энергию своих предполагаемых (и реальных) противников в нужное себе русло. Так что все с нетерпением ожидают одного, напряженно готовятся к этому и день и ночь, убивая прорву времени и сил, а в результате происходит что-то в корне противоположное их ожиданиям, и вообще весьма необычное и головокружительно наглое.
В этой необычности, неповторяемости ходов также существенный козырь этих бандитов. Так как повторение если и не смертельно для них, то уж во всяком случае значительно менее продуктивно. Так вот, можно сказать, что и сейчас наши ожидали от них какого-то действия. Но возможно, несколько позже и несколько в другом месте.
Время начала этой подлянки в общем-то все равно крутилось вокруг времени предсказанного на одиннадцатое июля полного солнечного затмения. И было при всем при том достаточно удачно выбрано. И использовалось многими, о чем я также уже писал.
В данном же случае это явление могло симулировать некое знамение «высших сил». В то время, когда у всех нервы напряжены (а над этим ранее немало поработали средства массовой информации) взять и предпринять нападение, пожалуй, наиболее выгодно.
То, что к нему в это время будут готовы – все равно не спасет, так как в этом случае надо быть готовым со всех сторон. А сделать это просто невозможно. Желающие же поиграть в такой момент в опасные игры всегда находятся.
Впрочем, время затмения позже было использовано, когда собранная где-то и весьма загадочная мусульманская Шура объявила захваченные уже боевиками территории в Ботлихском районе Дагестана территорией некоего нового исламского шариатского государства.
Так же и с местом нападения. Его знали приблизительно и скорее рассчитывали на действия чеченов и иже с ними в Кадарском районе. Там уже несколько лет в горных селения Кара-махи и Чабан-махи в открытую пропагандировался и исповедовался ваххабизм.
Доступа российским властям туда не было, и работала там только тайная, нелегальная агентура. Но агентура в основном восточная, местная. Та, с которой далеко не всегда понятно, собственно на кого она работает?
Но достоверно абсолютно было известно, что в двух тамошних, уже упомянутых выше, высокогорных селах Кара-махи и Чабан-махи (которые и по своему территориальному положению расположены весьма выгодно и удобно с точки зрения обороны и развития партизанской войны), были созданы большие запасы оружия, боеприпасов, военного снаряжения, продовольствия, медикаментов и прочего, необходимого для террористических и партизанских операций.
Там, и несколько позже по времени и ждали приступа ваххабитской активности и напряженности. И в общем, готовились к этому, специально не предпринимая никаких превентивных мер к подавлению явных очагов мятежа и антигосударственности. Там, в окружающих горах и базах, готовили скрупулезно и с размахом акцию противодействия.
Но боевики снова провели именно совершенно неожиданный и непредсказуемый ход. Возможно, они и сами не знали о нем за несколько дней до него. Но, видимо, совершенно четко представляли себе, что осуществлять операцию по ранее намеченному и подготовленному плану не то что бесперспективно, но и весьма опасно.
Особенности их подготовки и организации весьма интересны в тактическом плане. Их организация и управление боевыми подразделениями очень мобильна, и видимо приспособлена к выполнению заданий в постоянно и очень резко меняющихся условиях. Это они вновь продемонстрировали нам на очередном примере.
Но еще несколько дней должно было пройти, и несколько горных селений вдоль чечено-дагестанской границы должны были быть захвачены, пока наши военные только приступили к корректировке планов своих действий. Прямо скажешь в грустной сердечной досаде иногда:
; Да лучше бы и не было у вас никаких планов!
Но военные планы должны быть и были, но будучи изначально в основе своей ошибочными, перестраивались поэтому весьма медленно. Так что даже блокировать какие-то перемещения и снабжение вторгшихся боевиков долгое время было просто невозможно.
Единственное, что внушало надежду и уверенность в нашей победе на этот раз – это то, что все наши ехали туда побеждать. Не копить боевой опыт, не учиться на ошибках, не проводить умиротворения и миротворческие операции, и даже не зарабатывать ордена и деньги. А именно побеждать. И все это было отражено в официальных приказах и наставлениях.
После Югославии, где победить очень хотелось, но было малореально (да и само по себе отступление было официально предсказано и одобрено), это был первый случай, когда победить не только хотелось, но и было безоговорочно нужно, просто совершенно необходимо.
И именно эта новизна установки и приказа, вкупе с реальной опасностью сложившегося там положения, заставили меня добровольно и осознанно выбрать на этот раз именно этот ТВД (театр военных действий).
Роль, которую я там мог выполнять, была привычна. Совершенно очевидно, что новая кавказская война не может не вызвать всплеска активности у желающих на ней поживиться. В том числе, и на поле боя, и рядом с ним. Вообще, такое дикое желание к воровству почему-то чаще и легче вспыхивает как эпидемия именно на восточных и южных направлениях войн.
Ну а уже сложившийся образ журналиста оппозиционной газеты позволял заняться своими служебными обязанностями с новой, возросшей силой и с новыми, невиданными для меня ранее возможностями.
На этот раз командование еще более активно развило и поддержало эту самую мою легенду. А все варианты для контактов и связей на месте уже начинали формироваться. Агентура и оперативные сотрудники различных служб и МВД и Минобороны наводнили эту местность достаточно быстро. Но мы вновь, как и в Югославии, больше контактировали с другим ведомством, которое и здесь быстро нашло свое место и обосновалось наиболее по-деловому – конкретно и основательно.
Это – Министерство по чрезвычайным ситуациям. Оно, по меньшей мере, одним своим крылом серьезно углубилось в военные вопросы и действовало в них весьма успешно и компетентно. Они, конечно же, не забывали и своих «основных» функций по «гуманитарной» деятельности.
Нам же и мне сотрудничество с этим ребятами было уже привычно и знакомо. Мне оно еще и по-человечески импонировало. А вкупе с установленной легендой, было и наиболее оправдано в оперативном плане. Не сомневаюсь, что многие из этих парней, в ближайшем будущем, будут отмечены подобающими их работе наградами и постами, которые позволят им проявить себя в этой войне более полно и основательно.
Я прибыл в Махачкалу гражданским рейсовым самолетом и с командировочным удостоверением от петербургской газеты. Без какой-либо помпы и излишнего ажиотажа. Да и вообще, журналистской братии сюда слеталось опять-таки в изобилии. Я их никогда не мог понять…
Чего собственно лезть под пули, когда тебя об этом никто не просит? Даже мешают и пытаются препятствовать. Но тщетно. Они проникают везде, и лучше любых опытных и пронырливых агентов.
Уже в этот день, когда я только устроился в гостинице и не успел даже кинуть взгляд на зеленеющее невдалеке Каспийское море, увидел по телевизору какой-то материалец из стана боевиков. Ясно, что его подкинули нашим щелкоперам уже готовым. Но все же каким прохиндеем надо быть, чтобы и в таких условиях так быстро обернуться!
Да, действительно, нашим разведчикам и прочим деятелям спецслужб есть смысл поучиться их хитрому, пройдошному мастерству.
; А может они и действуют так же как и я «под журналистов», – подумал я. – Шпионы, как и мы. Но тогда зачем же выдавать пропагандистский материал боевиков на всю Россию? Да еще в условиях начавшейся войны, когда и военная цензура не помешала бы. Неужели просто для того, чтобы поддержать свой авторитет и укрепиться в тамошнем лагере? Но там им все равно никогда по-настоящему не поверят. Это просто невозможно.
Нет, скорее это агенты чеченов, да еще бесплатные при этом. Такие кадрики с военной экзотикой и прочими атрибутами «джентльменов удачи» – лакомый кусочек. Смотрибельный и внушительный. Глядишь, и имя громкое себе под этот шумок сделаешь. А там хоть трава не расти…
; Или все же это наши так глубоко копают, закладывают глубокую агентуру на продолжительное время. Ну, да не моего это ума дело, – продолжал я несколько лениво раскручивать клубок своих размышлении.
Мне следует быстрее установить нужные связи, получить приказы и ориентировки и начинать работать. В Махачкале задерживаться не стоит.
Мне предстояло поработать среди местного населения, близкого к казачеству. Для них, как и для прочих отрядов местного ополчения (самообороны), наши военные борты вовсю везли вооружение и боеприпасы. Были у них и инструкторы, и прочие армейские специалисты, способные организовать боевое сколачивание этих новых подразделений.
Но в них надлежало организовать и должную дисциплину в оприходовании и использовании боевых средств и вооружений. Тем более, что использовать их надлежало все-таки временно. А потом, возможно, надлежало быстренько разоружить. Ну а как же мы их впоследствии будем разоружать, если неизвестно, когда, кому, сколько и чего выдали?
Также могло оказаться, что боевыми возможностями этих подразделений придется пользоваться не раз и в дальнейшем. Однако таких боевых единиц в нашей армии не было давненько. И поэтому командование ими, их снабжение, подготовка и прочее требовали новых подходов и новых специальных методов. Новой базы.
И это как раз аккуратненько ложилось, как бы специально, в рамки моего исследования о современной войне. Ведь такие вот подразделения вполне могут стать, и скорее всего станут, высокоэффективными боевыми соединениями в этой начавшейся уже войне.
Вспомните нашу Гражданскую войну, да и вообще любую гражданскую войну, где бы она не происходила, в Америке ли, в Индии, Англии или скажем в Китае. В них таким подразделениям, всегда отводилась наиболее значительная роль, и именно они в дальнейшем становились базой для создания новой регулярной армии.
Так что на некоторое время я с головой углубился в достаточно рутинную работу. Но с другой стороны, интересную и разнообразную уже тем, что она не была еще связана догмами, приказами, уставами и наставлениями. Это все еще предстояло создавать, и это меня необычайно захватило.
Параллельно я избавлялся и от комплекса своей военной неполноценности. Действительно, ведь в данном случае никто не был, пожалуй, подготовлен лучше меня. Ибо никто и не был вообще подготовлен.
Мы расположились в городе Буйнакске. Совсем недалеко от сложившейся линии фронта. Тем более, что пока нашему подразделению дозволялось нести только гарнизонную и внутреннюю службу, по охране объектов в городе и инженерным работам.
Я действовал под видом обыкновенного добровольца, но как бывший офицер запаса пользовался несколько большим, чем другие, доверием командования.
Люди там были все больше русские или русского типа, из потомков терских казаков, так что я нисколько не выделялся и не отсвечивал своей славянской внешностью.
Во время операции особый отдел и контрразведка делали свое дело, и отряд постепенно начали использовать с целями более боевыми Некоторых наших товарищей с удовольствием привлекали для службы в качестве проводников и консультантов. Здешние места они действительно знали неплохо. Но для армии наиболее ценными в данном случае была их способность договориться с кем-то из местных, знание их еще с детского возраста.
Такими умениями не располагал более никто, и исходя из этого я все более укреплялся в своей уверенности, что нашему отряду в ближайшее время придется стать регулярным боевым соединением российских вооруженных сил (типа каких-нибудь горных стрелков или егерей). И чем более зрела во мне эта мысль и уверенность, тем больше я отдавался своей работе.
На этот раз я реально чувствовал, что работаю для победы и на победу. Мало того, я эту победу еще и мог ощутить, почувствовать ее близость и отпраздновать ее приход со своими новыми боевыми товарищами.
Однако мне не пришлось и на этот раз повоевать подольше, «в свое удовольствие». Нашлись какие-то причины для моего возвращения в центр. В «контору». Я должен был подчиниться этому приказу. Хотя это был, пожалуй, первый случай за неполных четыре года моей нынешней военной службы, когда я, хотя бы только внутренне, позволил себе усомниться в нужности и целесообразности поступившего мне приказа. Раньше-то я практически не сомневался и все выполнял только что не с восторгом.
Обратно я возвращался на этот раз военным бортом, вместе с очередной партией раненых, а может быть, и с «грузом 200». Всего этого на последней этой войне несколько поубавилось, точнее сказать поубавилось здорово, и это, конечно же, меня так же радовало.
По прибытии, когда я явился в «контору», меня поздравили с представлением к награде. Дали несколько дней для отдыха. Но на этот раз предупредили особо, что я не имею права никуда удаляться из Москвы. Быть в пределах часовой досягаемости для командования и двухчасовой готовности к убытию по мере необходимости.
Победные реляции к этому времени заполнили наши телеэкраны и газетные полосы. Однако предварительный план по блокированию и умиротворению Кадарского района, исходя из логики наших силовиков, не мог уже не сработать.
Сперва даже решили, что там справится одно МВД, но оно здорово облажалось. Конечно, никто особенно и не рассчитывал на милиционеров и их ОМОНы и СОБРы – это им не какой-нибудь московский или питерский рынок шмонать. Но надо же и соображать хоть немного, господа милицейские генералы, министры и замы.
; Как же, они думали, готовились, планировали, ожидали каких-то для себя результатов – и все пустить прахом из-за подлых боевиков, которые начали не там и не тогда.
Впрочем, все же следовало начать чего-то делать по серьезному и наши, уже нормальные, а не внутренние войска двинулись умиротворять мятежные села. Но здесь чуть недоработали снова. Точнее недооценили.
Зато неплохо воспользовались моментом боевики, которые снова проявили образец мобильности и продемонстрировали удобство своей тактики применительно к горной войне. Снова достаточно быстро они перестроили планы и места своих ударов. Но на этот раз повторились.
Они далеко не боги и не всесильны. А внешняя подпитка, наемнический фанатизм и финансирование все-таки не заменяют решимости к победе, самоотверженности, доблести и реальной силы, которым все-таки никак и никогда нельзя отрицать в русской армии и у русского народа.
Впрочем, воевать-то придется еще немало и, главное, не только на поле боя, но в городских кварталах наших русских городов. Надо быть готовым именно к этому и именно об этом думать уже сейчас и более всего. Ведь именно среди мирного населения, неподготовленного и потому наименее защищенного, во время любых войн и военных конфликтов всегда бывали наибольшие жертвы и потери.
Вооружиться против этого можно и нужно осознанием и предупрежденностью об опасности. О начавшейся уже серьезной войне. Ведь МВД и МЧС уже и не справятся в одиночку. Пусть война становится народной изнутри, из тыла. Пока не пришлось ей еще стать народной на линии фронта.
Это все я переживал, пребывая в состоянии вынужденного бездействия, вызванного моим вызовом в Москву и ожиданием нового назначения. Я видел свое место в котле продолжавшейся и все расширявшейся кавказской войны (боевых действий на кавказском ТВД). И был готов отправиться туда максимально быстро.
Но судьба распорядилась иначе.