Нела слушала Олега Павловича, лихорадочно думая при этом, как она все это сумеет сделать одновременно.
Нела набрала шприцы и, положив их под стерильное полотенце, быстро отправилась в смотровой кабинет.
В смотровом она быстро положила поднос со шприцами на тумбочку перед Олегом Павловичем.
- Можно лечь? Больно очень, все горит, - просили пострадавшие.
- Ложиться нельзя, - спокойно и тихо ответил Олег Павлович и спросил Нелу: - Набрала?
- Да, Олег Павлович, четыре анальгина по четыре.
- Хорошо. Хирурга вызвала?
- Нет еще, не успеваю.
- Это я сам сделаю, ты звони хирургу и принеси мне биксы и стерильные растворы.
- У нас немного.
- Пусть из операционной растворы принесут.
Говоря это, Олег Павлович взял первый шприц, ватный шарик, смоченный спиртом, приложил шарик к униформе на то место, куда будет сделана иньекция, сказал: «Сейчас укольчик будет, потерпи» и тут же сделал укол первому пострадавшему.
- Давай, бегом, Нела, за хирургом, - сказал Олег Павлович, беря второй шприц, затем посмотрел на Нелу и продолжил: - Хотя, тебе бегом нельзя, просто быстро.
После того как Нела позвонила и вызвала хирурга, она понесла Олегу Павловичу два маленьких бикса из процедурной приемного отделения. Подходя к смотровому, Нела увидела идущего в конце коридора хирурга: он шел в синем хирургическом костюме, в расстегнутом белом халате, а на голове у него была мятая медицинская шапочка. Рядом с ним шла перевязочная сестра, держа в руках металлический контейнер с крышкой, в каких обычно стерилизуют хирургические инструменты.
- Хирург уже идет, - сказал Нела Олегу Павловичу, войдя в смотровой.
- Сколько вас было? - спрашивал Олег Павлович у одного из пострадавших.
- Пятеро. Мы с товарищем капитаном обедать собрались, консервы разогреть, чай. Сидели разговаривали.
- Ну и дальше что было?
- Ну дальше – в бытовке...
- А что за бытовка?
- Бытовка – это вагон такой на колесах, как у строителей, только поменьше.
- Ну, в бытовке что?
- А в бытовке в этой у нас плтка газовая стояла с баллоном двухконфорочная. Вентиль у этого баллона слишком сильно открутили.
Во время всего этого разговора Олег Павлович пытался выяснить, есть ли свободная одежда на пострадавших, которая не приварилась к коже. Для этого он осторожно отодвигал и заглядывал под воротник, под пуговицы и под пояс униформы.
- Ну и?
- Ну и я... больно, кажется...
- Хорошо, где больно, то мы хирургу оставим.
- Ну и я только помню, что открываю консервы и вдруг вокруг меня пламя вспыхнуло и все, все вокруг стало в пламени, в жару. Огонь, везде вокруг нас огонь.
- Как же вы выпрыгнули?
- У меня, например, только одна единственная мысль возникла – к двери. Я первым на улицу из огня выскочил, они за мной, а товарищ капитан последним был, но он не успел, сгорел заживо. В таком огне доля секунды и тебя нет.
- Ты сильнее других обгорел – последним выпрыгивал?
- Да, последним.
- Нела, потом наберешь антибиотики в четыре шприца, разводи на новокаине.
- Хорошо, Олег Павлович.
Из смотрового Нела вернулась в процедурный, из стеклянного шкафчика составаила в металлическую корзину, такую, какие бывают в универсамах, стерильные поллитровые и двухсотграмовые бутылочки со стерильными растворами и понесла их в смотровой. Корзина была тяжелой и Нела почти бежала, чтобы быстрее донести ее в смотровой.
- Тут состригать вместе с кожей придется, все приварено, - вполголоса говорил хирург Олегу Павловичу, беря из метеллического контейнера стерильные ножницы.
- Нела, нам салфеток не хватит, - сказал Олег Павлович вошедшей Неле, - нужно брать в операционной.
- Хорошо, бегу, - ответила она и почти бегом ушла из смотрового, прошла по коридору к лифту, поднялась на лифте на нужный этаж. Здесь она позвонила в дверь, так как операционное отделение изнутри запиралось на ключ. В ответ послышались быстрые шаги и возня ключом в замке.
- Девочки, я из приемного, мне нужны стерильные биксы, у нас обожженные поступили.
- А чего это, вдруг, в нашу больницу стали ожоги привозить?
- По жизненным показаниям, пожар был в нашем районе.
Одна из сестер принесла Неле большой бикс.
- Это салфетки, и сразу за простынями приходи.
- Грабите вы нас, - сказала недовольно только что подошедшая старшая операционная сестра, - с чем мои сестры на сутках остануться, им белья не хватит.
- Так врачи сказали, там же ожоговые...
- Скажи врачам, пусть больше белья не просят, - строго сказала старшая, - у нас лишних биксов нет. Запасной автоклав только завтра починят.
Нела ехала в лифте и думала, что ночью действительно может пеоступить много срочных операционных больных и сестрам в операционном отделении не хватит биксов, но и погоролецам ее тоже помощь нужно оказать, значит надо добыть столько биксов, сколько требуется.
- Что принесла? – тихо спросил хирург у Нелы.
- Это салфетки, - ответила она, - сейчас простыни принесу.
У пострадавших от одежды были пока освобождены только руки и плечи. Юноши стояли, разведя руки в стороны, а на руках, вокруг шеи и на плечах были налеплены большие стерильные марлевые салфетки в несколько слоев, пропитанные смесью стерильных растворов новокаина и фурациллина; с салфеток капало, так как их не отжимали, и они были чистыми, без капельки крови.
Нела быстро принесла простыни и снова отправилась в операционную. Под ворчание и ругательства старшей она взяла там стерильные растворы и принесла их в смотровой. Теперь пострадавшие почти все, с головы до ног были залеплены влажными стерильными салфетками, повсеместно слегка прибинтованными.
- Можно лечь? – спросил один из пострадавших, - устали уже стоять.
- Конкретно тебе – нельзя. Ты будешь только стоять, вам двоим можно лечь, сейчас сестра застелит на топчан стерильную простыню и ляжете, а тебе можно только сидеть.
Смотреть на забинтованных, уставших погорельцев было тоскливо, к тому же их знобило от ожогов и холода, из-за холодных растворов, хотя в смотровом было жарко.
- Нела, старшая пришла? – спросил Олег Павлович.
- Нет, никто не пришел.
- И заведующая сегодня, как назло, на конференции, - сказал Олег Павлович хирургу. – Нела, еще один бикс с салфетками нужен, наверное, последний. И у сестры-хозяйки попроси четыре шерстяных одеяла и принеси сюда. И двери поплотнее, Нела, чтобы не продуло наших погорельцев.
Очередной бикс в операционной Неле дали с трудом, теперь уже ругались сами сестры. Нела отнесла бикс в смотровой, сильно при этом спеша. Затем она нашла сестру-хозяйку и взяла у нее четыре шерстяных одеяла, выбирая, которые почище.
В смотровом двое пострадавших лежали на топчанах, застеленных стерильными простынями и сверху, поверх прибинтованных салфеток были накрыты такими же простнями. Олег Павлович по одному брал одеяла и накрывал ими пострадавши. Тому юноше, которому нельзя было лежать и даже сидеть подкололи одеяло булавкой под шеей, так его руки были забинтованы, и он не мог сам держать одеяло.
- Теперь быстрее, Нела, антибиотики.
Руки Нелы тряслись от усталости, ношения тяжестей и навалившихся переживаний, в душе болело от жалости к пострадавшим, как им холодно и больно, и что с ними будет дальше.
- Ну, что тут, все тихо? А что ты набираешь?
В процедурную вошла одна из возвратившихся из буфета сестер.
- Срочные ожоги. Четыре шприца с антибиотиками. Смени меня, пожалуйста, я больше не могу.
- Иди, иди, садись, расскажи, только, что делать.
От усталости уже болело все тело, Нела опустилась на диванчик, с тревогой думая, что Ему, наверное, нельзя, чтобы она так уставала и нервничала.
К стойке подбежала Гвендолина Ивановна, взяла бланки под истории и убежала в смотровую.
Некоторое время спустя к стойке подошел Олег Павлович, он стал звонить в Городской ожоговый центр и договариваться, чтобы те забрали к себе пострадавших. После этого он попросил Нелу внести в истории результаты анализов, и сам стал вслед за Нелой делать свои записи. Нела сидела за стойкой, а Олег Павлович работал стоя.
Через некоторое время с историей в руках к стойке подошел врач реанимации, которого сотрудники больницы звали ГГ.
- О, Олег, - сказал ГГ, увидев Олега Павловича.
- Здоров, - доктора пожали друг другу руки.
- Слушай, Олег, - ГГ замолчал, бросил один быстрый взгляд в сторону Нелы и, приглушая голос продолжил: - Такое дело, можешь выручить?
- А что такое? – спросил Олег Павлович так же тихо, продолжая свои записи.
- Слушай, Олег, у меня тут одна неприятность случилась вчера, можешь помочь?
- Что такое?
- Понимаешь, - ГГ еще сильнее приглушил голос, - начал колоть больной подключичку, думал на месте, влил литр раствора, а оказалось в плевру.
- Хорошенькое дело, - тихо удивился Олег Павлович.
- Больная погибла. Я сейчас бегаю, с коллегами договариваюсь, вобщем народ поможет историю переписать. Только не знаю – от инфаркта делать или от инсульта?
- А какой возраст?
- Да молодая бабенка.
- Делай инсульт.
- Да, я еще подумаю. Олег, можешь помочь?
- А что надо-то?
ГГ расторопно открыл историю.
- Здесь вот на первом листе, где осмотр врача приемного покоя, заполни мне, как надо, и девочки пусть шапку напишут и данные своей рукой.
- Ладно, сделаю.
У ГГ появилась скованная, растерянная улыбка.
- Спасибо, Олег. Когда приходить?
- Приходи ближе к вечеру, вместе начнем. Я позвоню, когда больных не будет, спустишься.
- Хорошо, Олег, я буду ждать звонка.
- А ты, что, сегодня дежуришь? – Спросил Олег Павлович у ГГ уже громче и свободнее.
- Да нет, пришел дела улаживать, мне еще там бугалтерия напартачила, надо разбираться.
Нела отдала Олегу Павловичу последнюю историю, стараясю не смотреть на него, и быстро ушла, ошеломленная услышанным.
- Где тут с ожогами? – спросил вошедший в приемный незнакомый врач, с двумя большими одеялами подмышкой. Он был маленького роста, не молод, с небольшими, густыми усиками. Следом за ним появился молодой врач еще с двумя такими же одеялами.
Нела быстро поднялась им навстречу.
- Вы из ожогового центра? – спросила она быстро и взволнованно.
- Да.
- Вот сюда, пожалуйста, быстрее, - она направилась к смотровому.
- Что – быстрее? – недовольно остановил Нелу первый врач.
- Так там пострадавшие ждут с ожогами, - удивилась Нела.
- Ну и что, что с ожогами, - грубо возразил он, - подумаешь, с ожогами. Это для вашей больницы диво дивное – ожоги, вот и бегаете тут: «Ожоги! Ожоги!», а у нас эти ожоги пять раз на дню, и никто не бегает. Эка невидаль – ожоги.
Из смотровой вышел Олег Павлович и, увидев коллег с одеялами, быстро направился к ним.
- Сюда, пожалуйста, проходите, быстрее, - пригласил врачей Олег Павлович.
- Ничего не быстрее, - грубо возразил первый врач, положил одеяла на диванчик, где только что сидела Нела, подошел к стойке и продолжил: - Истории давайте.
- Им же больно, - сказала Нела, упорно глядя на ожогового врача.
- Ну и что, что больно, - ответил он, - им теперь целый год будет больно, а то и всю жизнь, что ж мне теперь – плясать?Сидят в этих простых больницах, ничего не знают – чудо какое: Ой, ожоги! Ой, ожоги! – язвительно продолжал врач, беря у Олега Павловича истории. Затем, поплевывая на пальцы, он стал медленно их листать, иногда отанавливаясь, чтобы прочитать записи, и задавал Олегу Павловичу текущие вопросы.
- А то они думают, что я сейчас чудо сотворю, раз – и им не будет ни холодно, ни больно, - продолжал ворчать ожоговый врач, словно нарочно затягивая время, отчего Нела про себя сильно разволновалась.
Наконец, взяв одеяла все врачи ушли в смотровой. Через некоторое время пострадавшие вышли в коридор, накрытые одеялами ожогового центра и гуськом ушли из приемного в машину. Нела видела, как они, с надеждой в глазах, тихо сидели в машине, как ожоговый врач задвинул двери и машина уехала.
- Ну, что, напрыгалась сегодня, - с улыбкой спросила Нелу Гвендолина Ивановна.
- Досталось. Гвендолина Ивановна, почему вы так долго ходили в буфет?
- Так там народу за сосисками набежала целая толпа, вот и простояли.
Гвендолина Ивановна еще долго рассказывала про буфет, а Нела боролось в это время с обидой на сестер.
На следующее утро, как только Нела вошла в отделение, ей сказали, что ей звонят. Звонил муж, сказал, что завтра выезжает и они совсем скоро увидятся.
Как твои дела, Нела? Как ребенок? – кричал он в трубку.
- Хорошо, хорошо, все хорошо, - отвечала Нела, огорчаясь при этом, что на этот долгожданный звонок она так скупо отвечает, что на самом деле сейчас ей хотелось сказать так много, но слова, как нарочно, куда-то исчезли, а появились только слезы, что говорить она не может, и, скорее всего, сейчас расплачется.
Последние дни, после случая с пожаром, Нела стала чувствовать себя все хуже и хуже. Живот вдруг начинало болезненно сковывать и он начинал болеть. Пришлось в больнице пойти к женскому врачу, и после осмотра врач сказала, что работать больше нельзя.
- С завтрашнего дня бери больничный, и до родов никакой работы, а то ребенка не доносишь. Смотри, он уже хочет раньше времени родиться. Нервничала что ли на работе?
- Да, понервничала.
Нелу вдруг охватила радость оттого, что теперь все свое время она будет посвещать только Ему, наконец-то она отдохнет, будет гулять, водить его вечером в парк, она будет читать Ему книги, водить Его в музеи. Потом она подумала, что в следующем, 1988 году ее малышу будет уже годик, а в девяностом два, что это будет счастливое время! Она не знала, что это значит – малышу годик, или два, потом она подумала, что, наверное, она что-то должна сделать в этой жизни такое, что бы Он никогда не пострадал от пожара.
Нела вернулась в приемный, где Гвендолина Ивановна, как всегда, стояла, как трибун, у стойки.
- Ой, девки, увольняюсь я, - громко сообщила сестрам Гвендолина Ивановна.
- Да ты что, Гвендолина! – удивленно восклицали сестры. - А куда?
- Куда, куда, в ресторан ухожу. Договорилась.
- А что это ты, вдруг, Гвендолина?
- Сына надо кормить с невесткой. Сын, как молодой специалист мало получает. Потом еще ребенка захотят завести, чем я их всех кормить буду?
- Конечно, в ресторане хорошо, сытно.
- А кем, ты, Гвендолина?
- Кем, кем, ну что ты спрашиваешь? Не понятно, что ли, кем?
- Ну а кем там можно, в ресторан?
- Господи, да посуду мыть... – Гвендолина Ивановна увидела Нелу, осеклась, - всё, пошли работать, - скомандовала она сестрам и быстро скрылась в процедурной.
2008