Сердце.
У него было огромное сердце. Правда, он-то не знал об этом, только догадывался.
Когда он рождался, бабка-повитуха (а они ведь, знаете ли, почти сродни колдуньям, потому как принимают непосредственное участие в великом таинстве – рождении человека, и поэтому дано им порой знать о входящем в мир человеке многое) сказала:
-Это будет великий…
Великий кто? Мать не расслышала, так как в эту секунду закричала от боли.
Думаю, вы понимаете, «великий» только прилагательное, хотя и немаловажное. Особенно важно, к какому слову оно прилагается.
Великим может быть и ученый, и путешественник, и поэт, и художник. Но может быть и великий злодей, великий тиран, великий инквизитор, великий обманщик. Это уж как получится.
Когда он родился, повитуха добавила:
-И дано ему при жизни совершить два чуда. А еще даровано ему Богом огромное сердце.
Сердце-то, если честно, было обычное. Как у всех людей. Необычной была глубина
сердца, ибо вмещала в себя, наверное, половину добра, сосредоточенного на нашем голубом шарике. Половину добра и большую часть участливости.
Рос он приветливым юношей. Мало чем отличался от сверстников. Одно только знал: предстоит ему в жизни сотворить два чуда.
Родители в тайне гордились им, потому что понимали, предназначено их сыну стать великим.
Однажды в селение вошла юная нищенка. Слепая девочка держала на поводке собачку-поводыря, палкой отыскивая дорогу. Она попросила еды и питья.
Юноша вынес ей незамысловатой деревенской еды и кувшин с водой.
-Когда пройдешь селение, перед дорогой в гору будет источник. Омой в нем глаза, Бог даст, прозреешь. – Напутствовал он нищенку. И сам себе удивился, так как и сам ничего не знал о целебных свойствах источника.
Молва о чуде мгновенно облетела окрестности.
-Ага. – Поняли родители. – Нашему сыну начертано стать великим чудотворцем. Что ж, это конечно не великим императором, но тоже хорошо. Почетно.
Со всех сторон к селению стали стекаться страждущие.
Он, как мог, принимал их. Выслушивал, внимал их горестям и обидам и давал советы. Нет, даже не советы, потому как с детства знал, давать прямые советы – дело не благодарное. (О чем говорить, мы-то многие родились и пожили в стране советов, прекрасно понимаем, чего они порой стоят.) Поэтому он и говорил: «Вы знаете, на вашем месте я бы поступил так-то».
Умные люди умело пользовались советами. Они сознавали, в каждый совет вложен маленький кусочек его сердца, частичка души. А идущее от сердца, а не от разума, плохим быть не может. Умные-то они и есть умные. Только их совсем мизер. И их голоса потонули в общем гуле.
Тем временем из толпы все чаще стало долетать:
-Ты чего нам лапшу на уши вешаешь, парень!? (Извините, чего, мол, умные речи водишь.) Ты нам чуда, чуда давай!
-Какие глупые люди. – Огорчался юноша. – Как только не поймут простой истины, чудо – это от Бога. Но я-то не Бог. И чудо не является каждый миг, каждый час, каждый день. Оно, чудо, является, может быть, раз в пятьдесят лет, а то и в сто. Потому люди и помнят долго о нем…
Прошло время. Поредели толпы прихожан. И по окрестностям разлетелся другой слух. « Обман, кругом обман. И вовсе не новый мессия живет в том селении. И чудес не творит он вовсе. Где та нищенка, которая прозрела? Покажите ее нам! И тогда, быть может, мы поверим!»
Но никто не знал, где та нищенка.
Изредка заходили умные странники. Поговорить о жизни, просто побеседовать.
-О-о. Там живет великий мыслитель. И я тоже получил совет от великого мыслителя. – Горделиво передавали они друг другу.
А сердце? Истончилась, измельчала глубина его. И это понять можно. Ведь если постоянно черпать и черпать из кажущейся бездонной бочки, то в конце концов дно ее просветлеет.
И еще прошло много времени. Родители давно умерли, так и не поняв, в чем же величие их сына. И юноша давно превратился в дряхлого старика. И давно заросла травой некогда пыльная, протоптанная тысячами ног, дорога, ведущая к их дому. И дом покосился и сник.
Старик по утрам выходил во двор, присаживался на лавочку, уперев подбородок в палку, и ждал. Когда-то должно же было произойти и второе чудо. Не имело же оно права не случиться. В ожидании чуда сердце начинало учащенно биться. Только чуда все не было. Только и не сердце это уже было. Какой-то совсем маленький лоскуточек.
Как-то в полдень он задремал на солнцепеке и не заметил подошедшую к дому старушку.
Она потрясла его за плечо.
-Вспомни, когда я пришла юной девушкой и сказала: «Я ищу прекрасного юношу, который согласится быть опорой в моей жизни. Прошу тебя – стань им».
Ты наивно ответил: «Совсем не время».
А потом, много лет спустя, я явилась красивой, уверенной, зрелой женщиной и попросила: «Помоги мне. Я ищу спутника жизни. У меня все есть. Дом, дети, достаток, достоинство. Нет только одного. Человека, с которым можно разделить радость бытия. Согласись быть им».
Ты ответил: «Еще не время».
И совсем вот недавно. Наверное, лет двадцать назад. Когда я пришла к тебе пожилой женщиной и уговаривала: «Разреши остаться у тебя. Я буду готовить для тебя лепешки и луковую похлебку. По вечерам омывать теплой водой твои уставшие, натруженные ноги. Вдвоем легче встречать старость».
Ты грустно ответил: «Уже не время».
Сейчас я пришла косматой старухой. Я хочу спросить тебя: «Для чего ты тогда, много-много лет назад, подарил мне прозрение? Разве стала я счастливой от того, что смогла увидеть в тебе прекрасного юношу, и уверенного в себе мужчину, и седенького старичка»?
-Но, прости.- Перебил он.- А разве ты не познала счастья любви, счастья материнства, счастья достатка и благополучия? По-твоему, это не счастье»?
-Возможно для других это и есть счастье. – Ответствовала старуха.- Но для меня, с того момента, как я услышала твой голос, счастье превратилось в желание всегда быть рядом с тобой. Делить с тобой жизнь.
Я и просила-то лишь малую частичку твоего сердца, но сколько ни обращалась, ты постоянно отвергал меня. Когда ты родился, повитуха сказала, дано тебе сотворить два чуда. Одно ты сотворил, дав возможность прозреть мне. Прошу тебя, сотвори и второе чудо. Отдай мне последний кусочек твоего сердца. Сделай меня счастливой.
Старик неподвижно сидел на лавочке. Руки и подбородок опирались на суковатую палку. Глаза были прикрыты.
В это время две души, обнявшись, воспаряли в те невидимые дали, зовущиеся эфиром.
Шаловливый ветерок – озорник и проказник – развевал седые пряди волос, лихо подкручивал жиденький ус и искренне недоумевал, почему остывает это старое, немощное тело.