- Да что же ты глупый-то такой! Я же сказал, прямо и налево! – вопил где-то на улице писклявый голосок бригадира.
Глянул на часы – десять утра. Значит, мы с товарищами уже целых два часа продлевали ночной сон на рабочем месте. В нашем телятнике привычный полумрак. Друзья спали на своих соломенных лежанках и вопли на улице, кажется, их ни сколько не волновали. А вот у меня сон напрочь отбило, и, поднявшись, я вышел на улицу посмотреть, в чем дело.
На улице уже было жарко. Солнце медленно поднималось все выше, а полное отсутствие облаков не предвещало ничего кроме адского пекла после полудня. В колхозе кипела жизнь – на дальнем плане кто-то из наших ремонтировал забор, в стороне косили бурьян, мимо, оставляя за собой завесу пыли и благоухая навозом, промчался трактор.
Причина моего пробуждения находилась неподалеку. У дороги была припаркована запряженная кобылой телега, на которой сидел Мишка Туров, обычно привозивший на этом транспорте молоко для телят. Рядом стоял бригадир и продолжал кричать на всю улицу: «Да, тебя только за смертью посылать! Ты же любое дело испортишь! Чему тебя в институте учат?!».
Бригадир, сам по себе очень колоритная личность, чем-то смахивал на Хрущева – маленький, лысенький, в коротких брючках, натянутых, чуть ли не до груди, и в огромной розовой кепке, как у Олега Попова. Он очень любил придумывать людям работу, преимущественно, тяжелую и бесполезную. Это знали все, и было принято, завидев на горизонте розовую кепку, прыгать в ближайшие кусты и уходить огородами. Однако я, то ли с просони, то ли черт его знает почему, оставался стоять в пределах досягаемости.
Конечно же, скоро он меня заметил, и его глаза нездорово засветились.
- Эй, иди-ка сюда! – пропищал он.
Я приблизился и, только теперь, разглядел, что на телеге, за спиной Мишки, лежало тело безвременно скончавшегося теленка.
- Ты занят? – спросил у меня бригадир.
- Да, очень, – ответил я, хотя уже понял, что выкрутиться не выйдет.
- Ничего. Если что - скажешь, я тебе более важное дело поручил. Знаешь где скотомогильник?
Я понятия не имел, где этот скотомогильник, но от одного названия по спине пробежал холодок.
- Не знаешь – объясню. Ты-то, наверное, парень толковый. Не то, что этот, - он кивнул на Турова, который все это время сидел, молча, с траурной миной на лице.
Далее, меня посвятили в курс дела. Сутра, пока мы спали, на телятнике умер теленок. Его тело необходимо доставить на некий демонический скотомогильник. Для этой важной миссии выбрали Мишку. Всем известно, что Туров безнадежно тупой, но зато он единственный, кто владел искусством езды на телеге с лошадиным приводом. Задание Мишка конечно же опорол – запутался, заблудился и не нашел, а может и не искал. Теперь требовался герой, способный спасти положение, предав земле тело несчастного животного, и этим героем, похоже, выпало стать мне.
- Значит так, - продолжал бригадир – едешь по этой дороге до конца, там - на право, а там, как дорога будет уходить в сторону, поворачивай налево. Потом километра три между полей, и справа увидишь большую яму – это и есть скотомогильник. Сбрасываешь теленка в яму и едешь обратно получать от меня благодарность. Понятно?
Чего уж тут не понятного? Разве, что - какого черта я вышел на улицу и попался в лапы этого борца с тунеядством? Оставалась последняя надежда, и я гордо заявил, что не умею ездить на этом агрегате, а с лошадями вообще не дружу.
- Ну вот, и научишься, и подружишься! – сказал бригадир и хлопнул меня по плечу – Все, вперед и с песней! А ты, недотепа, слезай немедленно!
Мрачный Мишка, слезая с телеги, печально добавил: «Тут оглобля иногда выпадает, ты за ней посматривай, если что поправляй», и он показал, что и где вылезает.
В течении следующих трех минут мне коротко объяснили основные элементы управления, включая громкие крики «Но, родимая» и «Пр-р-р». На этом курс подготовки извозчика окончился. Пожелав удачи, бригадир махнул рукой, и я неловким движением вожжей заставил вверенную мне лошадь тронуться вперед.
Довольно скоро я обнаружил, что ничего сложного в езде на телеге нет – лошадь слушалась команд и охотно поворачивала туда, куда мне было нужно. Сначала дорога проходила по территории фермы мимо покосившихся загонов с коровами, заброшенных зданий и вездесущих стогов сена. Проехав здание администрации и проходную, я повернул направо, и стал удаляться от деревни. Дорога была хорошая и телега шла мягко, однако я сразу заметил, что оглобля, о которой напоминал Мишка, действительно медленно пытается освободиться из кожаной петли, которая крепила ее к круглой дуге на шее лошади. Приходилось каждые триста метров спрыгивать с телеги и вставлять ее поглубже.
Примерно через два километра я притормозил. Дорога в этом месте разветвлялась – хорошая грунтовая, по которой я ехал до этого, резко поворачивала налево, а прямо уходила ужасно разбитая, заросшая травой колея. Я вспомнил слова бригадира: «…как дорога будет уходить в сторону, поворачивай налево…». Так, прямо я наверно не проеду – это и дорогой-то не назовешь, значит, поворачиваем, - подумал я и пустил лошадь налево.
Ветрозащитная посадка, до этого окаймлявшая дорогу, кончилась, и по обе стороны раскинулись поля с какой-то злаковой культурой. Солнце стояло в зените и жарило по полной программе, но в целом ехать было приятно. Про несчастного теленка, лежащего за спиной и озиравшего окрестности безжизненно мутными глазами, я почти забыл. На сколько хватало глаз, не было видно ни одной живой души. В такую погоду колхозники предпочитали отлеживаться где-нибудь в тени.
Исправно поправляя оглоблю, я проехал около трех километров и насторожился – никакой ямы ни справа, ни впереди не наблюдалось. Проехал еще порядка километра – ничего похожего, только однообразное поле. Еще через какое-то время впереди послышался гудок поезда, значит там станция. Ничего хорошего это не предвещало – станция, представлявшая из себя десятиметровый кусок платформы, находилась чертовски далеко от деревни. Солнце палило все сильнее, и я уже понял, что поехал не туда.
Однако я продолжил движение вперед и через пятьсот метров увидел рельсы и два силуэта, идущих вдоль них. Не раздумывая ни секунды, я заставил лошадь ускориться и пустился наперерез. Это оказались пожилой мужчина, одетый в брюки, белую рубашку с коротким рукавом и шляпу, а с ним молодая женщина в легком сарафане. Выглядели они совсем не по-деревенски, но так как больше никого не наблюдалось, я остановил лошадь и спросил: «Здравствуйте, вы не знаете, где тут скотомогильник?».
Да, они были явно не деревенские. Девушка охнула и, взглянув на теленка, попятилась на несколько шагов назад. Мужчина тоже округлил глаза и, молча, переводил взгляд то на меня, то на моего молчаливого друга. Я повторил вопрос.
- Не-ет, - покачал головой мужчина, и зачем-то снял шляпу, а девушка торопливо добавила – Не здешние мы!
Потом мужчина схватил ее под руку, и быстрым шагом они продолжили свой путь, постоянно оборачиваясь.
-Ладно, - подумал я, - лучше уж выслушать от бригадира долгий монолог о моих умственных способностях, чем зажариться на солнце в поисках мифического скотомогильника.
И я повернул телегу обратно. Солнце совсем разморило и, развалившись на телеге, чуть ли не в обнимку с теленком, я проехал с полкилометра. В уме то проигрывался предстоящий разговор с бригадиром, то представлялась столовая, в которой сегодня обещали дать редкую в этих местах картошку. Но тут инородный звук и рывок телеги заставили меня подскочить.
О, черт! Я совсем забыл о сломанной оглобле, и она, пользуясь моей невнимательностью, выждала удобный момент и выскочила из петли. Теперь телега крепилась только с одной стороны, и лошадь при таком раскладе явно не хотела продолжать движение. Я попробовал вставить ее на место и обнаружил, что вставлять было некуда – кожаная петля сразу распустилась и наотрез отказывалась принимать свое изначальное положение. Усевшись на телеге, я глубоко задумался. Вариантов виделось два: либо бросить транспорт и пойти на ферму пешком, либо усесться в тени реденькой посадки у дороги и ждать, пока кто-нибудь проедет мимо. Первый вариант не понравился мне сразу – семь километров пешком под палящим солнцем не предвещали ничего хорошего. Второй вариант выглядел лучше, если бы не был таким утопическим – за все время в пути я не встретил никого, кроме той напуганной моим появлением парочки.
Не знаю, сколько бы я просидел в раздумьях, если бы не произошло чудо – с горизонта, поднимая столп пыли, в мою сторону двигалась машина. Упускать такой шанс было нельзя и, когда она приблизилась, я вышел на дорогу у начал активно размахивать руками. Машина, а это оказалась белая «Нива», остановилась, и из нее вылез мужик, в котором я сразу узнал организатора нелегального деревенского магазина. Он круглосуточно торговал у себя в доме выпивкой и сопутствующими товарами, и вся наша студенческая братия охотно у него закупалась. Мужик, конечно, тоже узнал во мне своего клиента и охотно вызвался помочь. Он ловко распряг лошадь, сняв с нее все атрибуты упряжи, и запряг по новой, попутно рассказывая, как это делать. Когда запрягли лошадь, он объяснил мне, что скотомогильник находиться на параллельной дороге за полем. Чтобы туда попасть мне с самого начала нужно было не сворачивать налево, а ехать прямо по разбитой колее.
- А сейчас, - сказал он, - найди съезд с дороги и поедешь через поле не больше километра, а там разберешься.
Поблагодарив мужика, я забрался на телегу и продолжил путь. Оглобля по-прежнему стремилась вылезти, и поправлять ее приходилось гораздо чаще. Скоро слева я увидел колею, уходящую в поле.
- Вот и съезд, - подумал я и свернул.
Колея оказалась ужасно разбитая. Вдобавок, здесь еще сохранились лужи от позавчерашнего дождя. Телегу сильно мотало, и очень быстро я понял, что не проеду. Плюнув на все, я начал разворачивать лошадь. И тут произошло страшное. Во время маневра оглобля снова покинула свою петлю. Лошадь, почувствовав свободу, дернулась, и, ловко скинув то, что было у нее на шее, помчалась в поле.
Вот это действительно казалось катастрофой. Я сидел под палящим солнцем, посреди бескрайнего поля, на оставшейся без привода телеге, чуть ли не в обнимку с мертвым теленком, и смотрел, как лошадь, одурев от счастья, наворачивает круги. Ужасно хотелось есть, а, судя по всему, обед уже приближался, и шансы на него попасть таяли на глазах. Через пятнадцать-двадцать минут лошадь, кажется, утомилась и, перестав носится, спокойно встала неподалеку от телеги. Надо было, во что бы то ни стало, изловить сбежавшее животное, и я отправился на охоту. Лошадь оказалась не лишенной чувства юмора. Она несколько раз подпускала меня совсем близко, смотря при этом доверчивыми глазами, но, в последний момент, резким рывком отскакивала на десять метров в сторону. Так продолжалось долго, но мне все-таки удалось схватиться за уздечку и привести упрямицу к телеге. Дальше началось самое сложное – вспоминая объяснения мужика, я полчаса пытался приделать одно к другому. Каждый раз то оставались лишние детали, то получившаяся конструкция не внушала ни малейшего доверия. В итоге, у меня получилось создать нечто похожее на первоначальный вариант, и, взяв упорно отказывавшуюся идти лошадь под уздцы, по колено в грязи, я выбрался обратно на дорогу. Там я уселся на телегу и, твердо решил, что нужно ехать обратно на ферму, сдать к чертовой матери этого теленка, выслушать про себя всякие гадости и идти в столовую есть картошку с мясом, если она еще осталась.
Однако, оказалось, что лошадь не разделяет моих стремлений. Она встала, как памятник, и наотрез отказалась меня везти. Единственное действие, которого я от нее добился, со всей силы стегая вожжами, это справление своих естественных потребностей прямо у меня под носом. Не выдержав, я спрыгнул с телеги и, взяв упрямое животное под уздцы, дернул вперед. К моему удивлению, лошадь послушалась и не спеша побрела. «Ха-ха» - подумал я и на ходу запрыгнул в телегу. Лошадь тут же сбросила без того ничтожную скорость и скоро остановилась. Я повторил трюк – то же самое: только я слезаю с телеги - лошадь не торопясь двигается вперед, стоит усесться обратно - останавливается. Поняв, что надо мной издеваются, я сдался и поплелся впереди упряжки, изнывая от жары и голода, и не забывая поправлять чертову оглоблю.
Мы шли, кажется целую вечность, но вот, наконец, достигли поворота на деревню и вошли в посадку. Здесь дело приняло совсем смешной оборот. Сотворенная мной на лошадиной шее конструкция опять не выдержала и развалилась, на этот раз полностью. Лошадь опять взбесилась и пустилась наутек. За посадкой находилось еще одно поле, которое использовалось под пастбище для коров и лошадей, и оно было прекрасно знакомо моей попутчице. Не удивительно, что она направилась именно туда, и через минуту я наблюдал ее далеко на горизонте. Все. Это показалось перебором, и, не раздумывая ни минуты, я плюнул на телегу и проделал оставшуюся пару километров пешком.
Еле двигая ногами, я все-таки достиг фермы. Там было безжизненно пусто. В окне закрытой конторы удалось рассмотреть время на циферблате. Оказалось, что я странствовал почти шесть часов. Бригадир обнаружился в районе коровников. Он увидел меня издалека и вприпрыжку пустился на встречу.
- Родненький, где же ты был? Я тебя жду, жду. Машину посылал – не нашли. Думал – совсем пропал.
Я перевел дух и уже собирался начать краткое изложение последних событий, как вдруг из-за угла на полном ходу выскочил старый красный «Москвич» и резко затормозил рядом с нами. Окно открылось, и водитель закричал бригадиру: «Степаныч, лошадь-то твоя по пастбищу бегает, а телега в посадке брошена, и дохлятина на ней какая-то лежит». Бригадир в недоумении посмотрел на меня. В ответ я только развел руками и сказал: «Ну, в общем, вот так…».
- Едем! – взвизгнул бригадир, и мы прыгнули в «Москвич». По дороге я коротко объяснил, что к чему. Бригадир во время моего рассказа только округлял глаза и, качая головой, бормотал: «Бедный мальчик, какой бедный мальчик».
Достигнув места, мы вышли, и машина, подняв столб пыли, исчезла. Бригадир опытным взглядом окинул картину бедствия и помчался в поле ловить беглое животное. Я уселся на телегу рядом со ставшим уже родным теленком и печально смотрел, как вдалеке мелькает розовая кепка. Очень скоро опыт сделал свое дело: лошадь возвратилась на место и за считанные секунды оказалась приделана к телеге. Я уже хотел облегченно вздохнуть и пойти в общежитие, но меня ждало новое разочарование.
- Сейчас поедем, я тебе скотомогильник покажу, что бы знал на будущее, - заявил мне бригадир, и, щелкнув вожжами, пустил лошадь энергичной рысью. В будущем со скотомогильником я не нуждался и начал что есть сил возмущаться, но бригадир, не обращая на это никакого внимания, направил нашу телегу прямо на разбитую и заросшую колею. Справедливость все же восторжествовала, и, проехав совсем немного, телега развалилась. На этот раз окончательно – отлетело колесо! Бригадир начал причитать, кричал, что я прав, скакал вокруг упряжки. А я спрыгнул на землю, решительно сказал «До свидания!» и пошел по направлению к деревне. Бригадир что-то вопил сзади о том, что я – молодец, и что он попросит специально для меня открыть столовую, но я уже его не слушал.
Когда я вошел в нашу комнату в общежитии, друзья удивленно открыли рты и, молча, смотрели, как я, еле волочась, прошел в свой угол и плюхнулся на кровать.
- Ты откуда это такой? – спросил, наконец, кто-то.
- Потом расскажу, - ответил я, вытирая полотенцем пот, - Картошка вкусная была?
- Ага, но…
- Ну и хорошо, - я отвернулся к стенке и спал до глубокого вечера.