На берегу Леты

Фима Машечкина
Море тихо вздыхало, недовольно выбрасывая пену на песок. В зарослях маквиса, перебирая невидимыми пальцами листья, стонал ветер. Молодой человек сидел на скамейке и смотрел куда-то вдаль.

Какая сила влекла сюда? С самого детства он бредил этой страной — ее историей, культурой, легендами. И теперь, повзрослев, приехал. Греция встретила его, словно родная бабушка пропащего внука, одаривая самым лучшим. Ему было уютно в ее объятиях — экскурсии и одинокие прогулки, местные красавицы и море, которое меняло цвет в зависимости от собственного настроения. Не давало покоя ощущение, что именно здесь он найдет что-то давно утерянное, но необходимое ему.

Сзади послышались шаги. Он обернулся и увидел сероглазую незнакомку, с которой изредка сталкивался на пляже, в городе, на территории отеля, но не мог познакомиться. Как только он набирался смелости, она, подобно видению, ускользала.

Девушка села поодаль и заговорила. Мягкий, тихий голос завораживал, и он не посмел ее прервать.

«Это была славная битва. Поредевшее войско мессенцев покидало место сражения следом за стратегом Агесилаем. Его сын — Эгиалей — первый раз участвовал в столь длительном походе, и ему не терпелось вернуться в родные края, где жрецы принесут жертву богам, воинов встретят стройные черноволосые девы, старики станут воспевать подвиги храбрецов, а вино из лучшего винограда будет течь рекой.

Каменистая тропинка, извиваясь, вела в расщелину. Сумерки поглощали молчаливое шествие. Из-под сандалий летели в пропасть камешки. Резко похолодало.
Всматриваясь в серые усталые лица, Эгиалей ощущал непонятную тревогу.

Постепенно проход между скалами настолько сузился, что пройти можно было только по одному.

Перед взорами воинов раскинулась долина. Поверх бледно-зеленой травы клубилась голубая дымка. Могучая бурая река пересекала широкую равнину. Противоположного берега не было видно, лишь на горизонте угадывались неровные линии гор.

К пологому склону причалил большой плот. Безобразный седой старец со всклокоченной бородой стоял у его края и исподлобья смотрел на ряды воинов. Агесилай подошел к нему. После недолгого разговора прозвучал приказ взойти на плот.

Здесь мессенцев встретили несколько дев. Бледные и худые, они были похожи на приведения.

«Не то, что красавицы Эллады», — подумал Эгиалей. Впрочем, ему было все равно, главное, побыстрее добраться до места привала. Девушки распутали веревки, которыми крепился плот к древкам на берегу, взяли по шесту, и войско мессенцев продолжило путь.
Эгиалей устроился с краю. Рядом стояла одна из дев. Ее серые глаза казались безжизненными, а движения скованными и медленными. Длинные светлые волосы падали на лицо каждый раз, когда она наклонялась.

— Дай я тебе помогу, — сказал Эгиалей и протянул руку. Девушка бросила на него испуганный взгляд и молча продолжила свою работу.
— Ты меня понимаешь? — спросил мессенец.
Девушка отрицательно замотала головой.

— Что тут у вас? — суровый старец подошел к ним, подозрительно посматривая на девушку.
— Я предложил ей помощь, — объяснил юноша.
— Не надо мешать, каждый должен делать свое дело, — хмуро пробубнил старик и пошел прочь.

— Тебе не следует со мной разговаривать — услышал шепот Эгиалей. Девушка не смотрела на него и, казалось, была поглощена своими мыслями.
— Почему? — так же чуть слышно спросил Эгиалей.
— Это запрещено, меня накажут... Не пей на привале воду из реки. Тебя будет мучить жажда, но ты не пей, — прошептала девушка и замолчала.

Эгиалей попытался продолжить разговор, но странная дева будто не слышала его.
Плот плыл по сильному течению реки довольно долго. Войско сморил сон, молодой мессенец тоже задремал.

Проснулся он оттого, что кто-то задел его ногой. Плот стоял у берега. Река поменяла свой цвет, теперь ее воды были хрустально-голубыми. Солнце до сих пор не взошло. Озноб пробежал по телу. Эгиалей вскочил на затекшие ноги и сошел на землю. Очень хотелось пить.

Агесилай объявил часовой отдых.
Воины перебирали свои вещи, чистили мечи, проверяли щиты, делились провиантом. Многие заходили в реку и жадно пили воду. Эгиалей вспомнил разговор с незнакомкой.

Хозяин плота ушел куда-то. Мессенец заметил, что светловолосая дева сидит отдельно от остальных девушек и плетет венок из синих асфоделей, растущих по всему берегу. Он подошел к ней.

— Может, объяснишь, почему нельзя пить из реки?
— Это Лета — река забвения. Думаю, ты слышал о ней.
— Лета? — Эгиалей не верил ушам.

«Она сумасшедшая, ну конечно, как я сразу не понял», — пронеслась в голове мысль. Но что-то заставляло верить сказанному. Подозрительным казалось долгое отсутствие солнца, блеклые цветы, поведение хозяина плота, потухшие глаза тех, чью жажду утолила река.

— Вы в доме Аида, а они, — девушка кивнула в сторону воинов, — уже забыли свою земную жизнь, распрощались с ней.
— Ты хочешь сказать, мы — мертвецы?
— Они — да, мы с тобой — нет. Но нам все равно не выбраться отсюда, если только... — девушка замолчала.
— Если что?
— Если кто-нибудь из нас не найдет ветвь.
— Какую ветвь?
— В саду Аида есть плакучие ивы. На одной из них растет золотая ветвь. Если ее сорвать, повелитель вернет тебя обратно в мир живых людей. Но деревьев очень много, а их ветки под толстым слоем льда. Многие пытались, но ошибались. Когда срываешь ветку, прилетают слуги Аида — эринии — и заклевывают до смерти. Лишь золотая ветвь может уберечь от них. В саду ходит один безумец. Я слышала, что только ему удалось разгадать секрет, но Аид перехитрил его и наказал.
— А ты как здесь очутилась? — поинтересовался юноша.
Девушка смутилась.
— Бросилась со скалы. Как тебя зовут?
— Эгиалей, а тебя?
— Герса.
— Обещаю тебе, Герса, я найду эту ветвь!

Время отдыха истекло, воины поднялись и направились в сторону горы, внутри которой находилась просторная пещера.

Навстречу попадались странные бесплотные существа, издающие стоны, наподобие крика умирающей птицы. Резкий ветер настигал путников и сбивал некоторых с ног.

У входа в пещеру сидел огромных размеров трехглавый пес, на его шее с шипением шевелились змеи. Внутри горы было теплее, тусклый свет, исходивший от факелов, плохо освещал дорогу.

В самом сердце горы на золотом троне сидел бледный черноглазый властелин. Чуть ниже расположились двое в белых тогах. Рядом находился человек с мечом в руках. За его спиной Эгиалей заметил два больших черных крыла. Вдоль стен в три ряда выстроились стражники — керы.

— Приветствую вас в своем царстве, — громко произнес Аид, и эхо разнесло его слова по пещере. — Вашу дальнейшую судьбу определят Минос и Радамант. Кто будет честно служить мне, тому дарю вечность, а кто попытается изменить назначенную судьбу, будет наказан.

Двое, что сидели подле трона, поднялись. Они подходили к каждому и зачитывали посмертный приговор. Эгиалею надлежало вступить в ряды керов...»

Море, увлеченное историей, которую не знал никто, кроме тех двоих, что сидели на скамье, затихло. Ветер тоже умолк. Большая лохматая собака, непонятно откуда появившаяся, легла у ног умолкшей девушки, сложив массивную голову на передние лапы и прикрыв глаза.
Молодой человек нарушил тишину.

«...Сколько времени прошло после суда, Эгиалей не знал. В доме Аида не было солнца и луны, царил вечный мрак. Светловолосую деву юноша видел редко, только когда ее плот привозил новых мертвецов, и она приходила кормить трехглавого пса. Свирепый зверь любил Герсу. При каждом ее появлении он начинал восторженно вилять змеиным хвостом.

Эгиалей узнал, где находился сад с плакучими ивами. Их ветки были закованы льдом, и потому понять, которая из них золотая, не получалось.

Как-то, проходя меж ив, юноша услышал стоны. Под деревом сидел тот самый безумец, который якобы сумел разгадать тайну ветви. Он плакал, потому что большой осколок льда вонзился ему в ступню. Когда Эгиалей наклонился, чтобы вытащить осколок, призрак пробормотал:
«Прекрасней в мире адском нет, чем злата жизненного свет.
Подарит счастье или боль пещерных сумерек огонь».
Сказав это, безумец убежал, а Эгиалей задумался над его словами.

Когда появилась возможность, юноша взял факел из пещеры и отправился в сад. Он внимательно рассматривал каждую ветвь, освещая тусклым светом подземного огня. И чудо — под серебристым льдом заиграли солнечные блики!

Мессенец сорвал ветку. Лед рассыпался, горячее золото обожгло заледеневшие пальцы. На звуки бьющихся осколков, неистово пища, слетелись эринии. Но, увидев в руке у юноши пылающую ветвь, не посмели приблизиться.

Эгиалей вошел в тронный зал. Владыка уже сидел там, подпирая острый подбородок костлявой рукой.

— Я нашел золотую ветвь, — крикнул Эгиалей.
— И ты хочешь вернуться в мир живых? У меня есть предложение. Могу отпустить твоего отца со всеми воинами, что прибыли сюда вместе с вами. Ты мне нужен. Ты ловок и умен, я сделаю тебя великим. А ты можешь спасти других людей.

Эгиалей посмотрел на мертвенно-бледное лицо отца, обвел взором его воинов. Увидел в толпе слетевшихся духов и призраков испуганные глаза Герсы.
— Мой отец и остальные воины давно мертвы, они не воскреснут, — воскликнул Эгиалей. — Я хочу, чтобы ты отпустил Герсу.

Раздался оглушительный хохот властелина. Завизжали испуганные призраки.
— Ты хочешь спасти самоубийцу? Жалкую девицу, которая бросилась со скалы?
— Я дал ей слово!
— Хорошо. Я согласен, — грозно крикнул бог.

Эгиалей отдал Герсе ветвь. Она обняла его и, не оборачиваясь, вышла из пещеры. Юношу обступили керы. Раздался звон цепей, Герса вела пса.
— Если не отпустишь Эгиалея, я заберу с собой Кербера, — твердо сказала она, глядя в упор на властелина.

Тот замешкался. Трехглавый зверь был его любимцем, символом дома Аида. Слишком большая потеря, которая не стоила даже дюжины самых великих воинов.
— Отпустите мессенца, — приказал повелитель керам».

Путаясь лучами в облаках, сияло вечернее солнце. Море, удовлетворив любопытство, посветлело и дружелюбно заурчало. Лохматая собака спала. Юноша взял девушку за руку и произнес:
— Здравствуй, Герса.