Когда я сидел у него в кабинете, он указал на трубу крематория за окном:
- Угадай национальность по цвету дыма.
Тогда я как-то отшутился, но сейчас я снова здесь. Я откидываю небольшую железную крышку и гляжу в смотровой люк. Огня не видно - он где-то внизу. Я вижу лишь раскаленные мерцающие кирпичи, нависающий малиново-алый свод, пышущие жаром стены и уходящий вдаль переливающийся коридор. Все это тяжело колышется какой-то расплавленной, огненно-прозрачной массой. Снизу - от невидимого огня - белесыми пузырьками взлетают лоскутки пепла. Взлетают и опускаются... взлетают и опускаются...
Когда я долго смотрю в печь, мне хочется туда. Мне кажется, что кто-то там уже есть. Этот кто-то бегает по раскаленно-колеблющемуся коридору из малиновых кирпичей и смеется. Смеется и манит. Какой-то маленький вертлявый старичок.
Сейчас я вспомнил, где я его видел. Во сне. Тогда он тоже смеялся и манил. Но тогда он звал меня в море. Он стоял на лысом покатом камне, возвышающемся над водой метров на триста. Высокий округлый камень. "Чертов палец". Над головой старика было ослепительное синее небо, за спиной - ослепительное синее море. Ни шума прибоя, ни запаха водорослей, ни летнего зноя, ни теплого ветра. Только подвижная немая картина.
И я пошел к краю. Старик сразу исчез, а я глянул вниз. Узкая полоска пены беззвучно облизывала далекое основание скалы, а вокруг до горизонта неподвижно лежало бездонное сияющее море. Такое необъятное и синее. "Ну-ну..." - проскрипело над ухом, и я увидел, как из той прозрачной бездонной синевы, куда я уже собирался шагнуть, медленно, переливаясь в пронзающих воду лучах, поднимаются округлые гигантские камни...
Проснувшись, я долго не мог опомниться, несмотря на то, что будильник уже вылил на меня весь свой звон и теперь нейтрально тикал.
Сейчас этот старик снова зовет меня. На этот раз в печь.
Ярко-красные, почти прозрачные кирпичи торжественно сияют и переливаются. Легкими гейзерами взлетают волны пепла. А смеющийся старичок мягко бегает по разливающемуся жару коридора и еще больше морщит свою и без того морщинистую рожицу - от удовольствия. И зовет... зовет...
И я отодвигаю чугунную заслонку. Старика не видно, он где-то там, впереди. Нужно только аккуратно пролезть над трубами горелок: они, наверное, горячие - как бы не обжечься. Из горелок растут пышные струи горящего газа. Четыре пенных фонтана ало-голубого огня. Они ослепительным прибоем облизывают ослепительно-желтые кирпичи нижней топки.
Я сбрасываю с себя спецовку и кидаю в печь. Черное "хэбэ" мягко падает в огненные струи и тут же пылающей птицей уносится вверх - в раскаленный коридор.
Сейчас... Главное - не смотреть под ноги... О чем это я?..
Рывок!
Провалившись сквозь огонь, падаю во что-то мягкое, и замечаю, как четыре струи пламени свистят над головой и взрывают тучу поднятого мной пепла.
Встаю. Четыре огнемета вонзаются в грудь. Как чудно! Какое волшебное яростное ослепление! Токи невиданной чудовищной силы прокатываются во мне, очищают от шлаков тела, от слабости духа, от глупости разума. Не нужно никаких книг! Вся истина в огне! Она так проста!! Как она стройна! Как легко проникает она во всё! Как ненавязчиво связывает все проявления! Выплескивайте свои серые вопросы, профаны! Я отвечу!!! Спасибо, старик!.. Старик... Старик!!! А где ста...
В проеме открытой заслонки, в том темном, тяжелом мире, откуда я пришел, показывается сморщенная рожа старика. Старик кривит рот и медленно закрывает выход. Сквозь рев горелок еле слышно, как по ту сторону заслонки опускается тяжелый запор.
Я с криком бросаюсь на чугунную дверь, но четыре факела отшвыривают обратно...
- Да, Ниночка, лесной пожар это очень страшное зрелище, - слышу я прокуренный мужской голос. - Кстати, у вас нет спичек?
- Егор Борисович, но вы же сами говорили, что возле костра от спичек не прикуривают, - звенит девичий голосок, - Забыли таежный закон? Хи-хи!
- Ха-ха-ха, а ведь и впрямь забыл, - мужчина с женщиной уже близко, почти надо мной. - Вот эта головешка, по-моему, еще тлеет.
Мои ребра обрушиваются под рифлеными подошвами. В висок утыкается что-то прохладное и мягкое. Слышно сухое почмокивание, и я ощущаю запах самосада. Затем мой череп рассыпается под тяжелым каблуком.
- Так вот, Ниночка, природа живет по своим, не ведомым нам, людям, законам... - затихает вдали.