Moscow city

Moscow City:Scriptophobia

Книга о хитроумном идальго Эмиле Петросяне, покинувшем свой отчий дом и отправившемся странствовать по свету, дабы прославить имя своё великими подвигами в пользу любви, мира и человечества.






"То красное мясо, купленное в лавке, которое я сейчас ем,
Оно было быком, который питался травой на пастбище.
Бык в шесть часов вечера вдруг появился на миниатюрном экране моего мозга
И сказал:
Цудзи Юкио! Вот ты сейчас ешь меня,
Но я не держу на тебя зла.
А вот что мне ненавистно, так это мясная лавка, скотобойня,
Те типы, которые вырастили меня на продажу и убили,
А в особенности те, кто велел им меня убить".

Цудзи Юкио, Время еды.


В начале было молчание. Молчало все. Люди и здания. Автомобили и самолеты. Растения и животные. Звезды. Облака. Первым заговорило солнце. И оно сказало: "Привет!".


Итак, это подлинная история хитроумного идальго Эмиля Петросяна, постоянно перескакивающего с реалистического в сюрреалистическое пространство своего существования и обратно, излагаемая (текстурбируемая) им самим в течение полного одного года на печатной машинке Юникс тбм де Люкс 1975 года выпуска во время его дрейфа в городе-герое Москве. Написано на языке отчаяния под самые разнообразные психические состояния и музыку. Включая Брайана Ино, Фреда Фрита, Роберта Фриппа, Терри Райли, Марка Рибота, Джона Зорна, Петериса Васкса, Альфреда Шнитке, Авета Тертеряна, Сесила Тейлора и музыку с fashion TV, по которому, всякий раз как я хочу сесть за роман, показывают девочек в небывалый рост, дефилирующих в наглую перед моим мерцающим сознанием, потрясенным и безумствующем.


Даже не знаю, почему в такое тяжелое для себя время я все же начал вести этот дневник войны со свиньями. Мне катастрофически не хватает времени ни на что. А я еще умудряюсь выламывать из своей жизни время на роман. Днем я, как правило, сижу в конторке, договариваюсь о поставках и подсчитываю чужие доходы. А по ночам пишу этот роман. Этот стиль работы затянулся у меня уже почти на 5 лет. Это не совсем то, что я ожидал от жизни. Что ж, этими испытаниями я расплачиваюсь за то, что являюсь художником. На самом деле, я ни о чем не жалею: художники - гурманы жизни.


Поначалу роман писался как история человека, адаптирующегося к новой жизни, непонятной и непонятой. Но теперь, когда фактически в этом романе я встретил еще один роман, совершенно не похожий на первоначально пишущийся, то я понял, что скорее всего это далеко не первая встреча: таких пришельцев в романе будет много. Так оно и оказалось на самом деле. Во всяком случае, мне всегда хотелось написать такой роман. Роман, состоящий из романов, в каждом из которых сидят новые и новые романы и так до бесконечности. Множество, являющееся элементом себя. Роман, который позволил бы мне остановиться и попробовать отыскать в своей жизни что-то существенное, важное, настоящее, многомерное, не подверженное какой-либо сверхзадаче, мировоззренческой концепции или идее истинного существования. Поэтому я очень долгое время все никак не мог продолжить свою работу над ним. Все ждал какого-то события, которое поможет мне его завершить, и вот наконец дождался. Хотя…


Недавно я побывал в гостях у одной моей старой знакомой (ей уже 20 лет, я знаю ее с 16-летнего возраста), в которую я был некогда безумно влюблен. Я был в отъезде и не видел ее больше года. Но все это время она писала мне, снабжая свои письма трогательными откровениями и ласковыми фразами. Мы общались через яху-мессинджер: вместе рисовали, играли в онлайновые игры, вспоминали прошлое (которое у каждого было свое). И вот теперь наконец я дождался встречи с ней. За этот год, что мы не виделись, многое изменилось: она ушла от своего мужа (которого, по ее словам, любила больше жизни и постоянно окружала вниманием и любовью), некоторое время снимала квартиру (будучи от природы весьма наивным существом, я просто не мог представить во время нашей с ней переписки, что после разрыва с мужчиной ее мечты она снимет квартиру не для того, чтобы оправиться от развода, а, как это выяснится позже, чтобы оставаться наедине со своей очередной пассией), стала одной из звезд местного телевидения, начала следить за моим творчеством, считать меня уникальным поэтом и цитировать целые отрывки из моих поэм наизусть.


Ключ к сокровищу и есть само сокровище. От любви бывает не только жарко, но и холодно. Это все равно, что мечтать о безумии в счастливый день.


Не понимайте меня слишком быстро. Вглядитесь во фразы и они раскроются для вас подобно цветкам лотоса или галактикам, наблюдаемым в телескоп.


О том, как страшно прикасаться к другим людям, гладить их по местам, по которым даже не гладишь самого себя и целовать их плоть, пытаясь впитать в себя аромат тела и мякоть страсти.


Я позвонил ей. Она очень обрадовалась, услышав мой голос. Я отчетливо слышал в ее речи довольные повизгивания. Мы договорились встретиться у телестудии. Я взял такси и подъехал к студии на минут 20 раньше. У меня не было с собой мобилы, поэтому я не мог предупредить ее о том, что я уже на месте. Пока я ее ждал, у меня завязался разговор с девушкой, которая дежурила на проходной. Это была высокая тощая телка лет 23-х. Она мне рассказала о том, что состоит в какой-то политической партии и у нее два высших образования. В ее лице не было ни намека на интеллект. Очевидно, она просто решила произвести на меня впечатление (это она могла сделать только при наличии у нее интересной задницы, груди или, на крайний случай, красивых ножек). Я около 15 минут слушал ее бред, смотря при этом прямо ей в рот. Надо признаться, рот у нее был что надо. Такой, знаете ли, крестьянский, грубоватый, но очень чувственный рабочий рот. Я даже подумал о том, что за оставшиеся минут 5-10 я бы успел испытать ее рот в деле. Она говорила медленно, прожевывая слова. Я просто сидел и мучался от осознания того, что единственным применением для этой головы было бы выебать ее, но я почему-то (в силу, каких-то идиотских социальных установок) говорил с ней. Просто говорил с ней. Испытывая от этого одно отвращение, а ведь я бы смог дать ей тот самый шанс, которого она ждала с нетерпением, я бы мог позволить ей "произвести на меня впечатление".


Наконец, я увидел в проходной высокого симпатичного парня с по-бабски приторными чертами лица. Он подошел ко мне и представился. Women, women - она послала его встретить меня и проводить к ней.


О том, как страшно находиться в закрытом пространстве - в лифте или в маленькой квартирке, умещающейся в кармане, - когда сердце готово выскочить наружу и не знаешь как этого избежать, если приходится ежедневно с этим сталкиваться.


Потом все происходило быстро, словно передо мной прокручивали ленту моей жизни. И вот что я во всем этом заметил - некоторые моменты моей жизни "встряли", как в автомобильной пробке. То есть во всем этом потоке мелькающих кадров оказывались стоп-кадры, после которых пленка начинала прокручиваться все быстрее и быстрее, - видимо, чтобы не упускать масштаб времени.


О том, как страшно видеть маленькие предметы, которыми можно очень сильно дорожить, но которые можно потерять или на которые можно случайно наступить.


Итак, попробую передать то, что происходило потом, именно в том виде, в каком это запечатлелось в моей памяти.


1. Длинный коридор телестудии
2. двери, двери, двери
3. искусственный свет - лампы, лампы, лампы
4. лица, еще лица, еще и еще, лица, лица, лица
5. женщины, мужчины
6. все виды женщин - от роскошных до уебищ, все виды мужчин - от худощавых до боровов
7. ее пустующая студия
8. 25 минут до эфира
9. ее пустующая гримерка
10. гример - услужливая девушка с недосыпом в глазах
11. парень, который ведет меня к ней
12. открывается дверь - она (стоп-кадр)
13. в тоненьком платьице
14. ослепительно красивая
15. узнаю ее по фигуре - у нее до сих пор нет задницы
16. ее радостное лицо
17. я смущенно подхожу к ней
18. целую ее (стоп-кадр)
19. она позволяет себя поцеловать
20. я дарю ей на счастье китайский колокольчик
21. она целует меня сама (прямой зум)
22. она снимает меня на мобильник (здесь пленку зажевало)
23. спешно прокручивает для меня фотки (раскадровка)
24. я все начинаю понимать (стоп-кадр)
25. сопровождающий меня парень оказывается ее любовником (стоп-кадр)
26. я по-прежнему для нее всего лишь интересный собеседник
27. она говорит, что ей нужно бежать в студию
28. мы - я и он - бежим за ней (обратный зум)
29. влетаем в студию
30. она усаживается напротив камеры
31. я сажусь напротив нее (стоп-кадр)
32. ее парень садится рядом со мной
33. она корчит рожи режиссеру
34. передача начинается
35. она принимает непринужденный вид и общается со всей страной
36. прямой эфир (стоп-кадр)
37. я сижу напротив и мучительно борюсь с желанием накинуться на нее в прямом эфире
38. первая реклама
39. ее парень уходит к режиссерам
40. пока идет реклама (стоп-кадр)
41. ее парень видимо говорит с ней через наушник, потому что она выделывает на камеру всякие
женские фишки - воздушные поцелуи, с включением в это игры плечами, руками, грудями и т.д.
42. реклама заканчивается - она продолжает вести свою бессмысленную передачу
43. режиссер ставит клип
44. она говорит со мной (стоп-кадр)
45. я рассказываю ей анекдот
46. она смеется (стоп-кадр)
47. через 20 минут передача заканчивается
48. мы выходим из студии (черно-белое изображение)
49. "парочка" приглашает меня в бар попить пивка
50. они так заботливы со мной (пленка рвется)
51.
52.
53.
54.
55.


Да, очень печально осознавать, что твои представления о чем-то или ком-то резко отличаются от реального положения дел. Думаю, в тот момент я понял, что некоторые вещи невозможно изменить. Я это я, а она - это она.


Говорят, один знаменитый художник рассматривал петуха. Рассматривал, рассматривал и пришел к убеждению, что петуха не существует.


О том, как страшно видеть, слышать, ощущать, обонять, осязать все, что тебя окружает.


Я приехал в Москву 26 января 200- года. Был морозный январский вечер. В аэропорту меня встретил один из родственников и привез к тете, сестре отца. Моя тетушка встретила меня без эмоций. Я вырвался из семьи, которая меня безумно любила и попал в дом, где ко мне относились, как к домашнему животному, которого нужно кормить-поить, но от этого, к сожалению, никуда не денешься. Итак, дверь тетушкиной квартиры открыла ее свекровь, старушка-божий одуванчик с ядовитыми мыслями. Мы поприветствовали друг друга, и она провела меня к тете. Тетушка сидела за компьютером. Мы не виделись около двух лет. Увидев меня, она кивнула головой, а я, человек с южным темпераментом и привыкший к кавказскому гостеприимству, сделал вид, что все в порядке. Затем я подошел и поцеловал ее. В душе моей творилось черт знает что. Мне определенно не нравился этот город вместе со всеми его жителями. Мне не нравилось, как со мной обошлись в аэропорту, выпотрошив мой багаж и обыскав чуть ли не до трусов, мне не нравилось, что я уезжал из залитого солнцем города, а приехал в заснеженные каменные джунгли с морозом, пробирающем до костей. Мне не нравилось, что в этом городе у меня нет друзей, нет приятелей, нет единомышленников.


За день до этого я мучительно переживал отъезд. Карл подарил мне новые гитарные струны, и мы около трех часов пытались записать что-нибудь вразумительное. Я покидал город, в котором родился и вырос, но в котором я больше не мог оставаться. Он душил меня. Но еще больше меня душила неопределенность, связанная с новым городом, новыми людьми, новой страничкой моей жизни. Я не мог заснуть всю ночь. Я понимал, что уехав из города моего детства и юности, я никогда не вернусь обратно, и этот город перестанет быть моим. И в то же время я понимал, что даже при самом благоприятном раскладе, город, в котором я собираюсь жить, никогда не будет моим. Тут нет моих улиц, моих друзей, моих автобусов и маршруток, моих любимых прогулочных мест. Тут нет меня.


О том, как страшно видеть Солнце.
солнце вкл./выкл. бабочки света колеблемые дыханием. на фотографии она не больше ластика. приклеиваемые к конвертам лиц марки поцелуев. натюрморт глазами безумца сладко выебанная она идет мне навстречу блистая глазами. дети играют с птицами в одну игру. в выцветшем вечернем парке. смесь дождя удивления и перегноя. мой паспорт в котором все мои комплексы. покоится на предутреннем подоконнике. прохожие потерявшие детство. вздрагивающая тишина. сон нападает как голод. и я в нетерпении засыпаю. спешно доглатывая свою жизнь. уже почти зима. а ее кожа так тепла. я открываю окно. и коченеют пальцы.


Тетка спросила, хочу ли я есть. Я сказал, что хочу. И она накрыла отличный стол. Это меня несколько успокоило. Я сидел и ел, поглядывая в запотевшее окно, выводившее на запорошенную снегом площадку с длинными худыми и голыми деревьями. На небе не было ни звезд, ни луны. Я словно прилетел на другую планету.


Очередная глава. Отчаяние. Воспоминания свободы. Поиски утраченного времени. Поиск интуиция бесконечность пространства и внимание. Осознание того, что никого не существует. Но только сейчас я понимаю, что знал об этом всегда.


Я же не раз до этого был в этом городе. Почему же только сейчас в груди у меня возникло такое странное ощущение движения против течения. Против всего, что было мне так дорого, так важно.


Через пару часов, после того как я поел и уже собирался было поспать, позвонила моя другая тетка, двоюродная, а точнее - та, которая обещала мне найти здесь работу. Назовем ее М. Она уже несколько лет занималась "бизнесом" и имела свою фирму, функционирующую в лучших традициях контор типа "Рога и копыта".


Следующий день. Почти бессонная ночь. 750 рублей денег. Я вижу, как М. заезжает за мной и везет в свой офис. Я полон энтузиазма - я приехал в этот город стать великим поэтом и ради этого я готов несколько месяцев помучаться на работе в какой-нибудь фирме. Я верю в себя и свое творчество, я уверен, что стоит мне зайти с моими произведениями в любую крупную редакцию - и я звезда. Это потом я пойму, насколько мне не светит стать не только известным, но и вообще напечатанным, а уж тем более еще и жить в достатке на доходы от творчества.


М. привезла меня в самый центр города и показала мне свой офис. Я увидел кучу молодежи, которая работала здесь же. Вначале меня познакомили с двумя девушками, хиппового плана, которые резко отличались от всех остальных своей манерой модно и тусово одеваться, а также обилием контркультурных примочек, включая пирсинг, тату и прочее. Они обе мне сразу понравились своими осмысленными взглядами. Они слушали электронную музыку, эйсид-джаз и читали "культовую" литературу. Конечно, во всем, что они делали, было значительное влияние безудержного стремления угнаться за модой - будь то интеллектуальная мода, мода в одежде, музыке, образе жизни. Но все равно, меня радовало, что я нашел современных людей, очищенных от совковости остальных сотрудников фирмы. Одну из них звали Ма, другую - Ка.


О том, как страшно видеть новые предметы, испытывать новые ощущения или оказываться в новой, незнакомой ситуации.


Что касается остальных членов коллектива, то ими оказались серые безвольные мышки, конформисты и просто люди недалекие. В первый день из всех них мне запомнилась только одна чува - скуластая телка в черных обтянутых брюках, с хмурым выражением лица и потрясающим задом. Я быстренько прикинул в уме сколько раз в день надо заниматься сексом и с какого возраста, чтобы приобрести такую оргазменную упругость зада и передка. Материализованный женский атлетизм. Ей было 20 лет. Я видел, как она сидела за своим столом спиной ко мне и ела свой творожник. На ней был короткий джемпер, который при малейшем неосторожном движении задирался, обнажая сладкую часть ее загорелой спины и животика. А иногда из глубины брюк показывались стринги (через месяц я уже знал весь ассортимент ее нижнего белья наизусть). Она всегда чувствовала мои нескромные и сладострастные взгляды и в дальнейшем проделывала такие трюки много раз. У нее был парень, в которого она была безумно влюблена и который все тянул с женитьбой, хотя она делала все, чтобы "залететь".


Итак, М. представила меня всем как кандидата наук, личность во всех смыслах развитую и неординарную. После небольшой речи о моих талантах еще в детстве, М рассказала всем о том, что я еще пишу стихи, и вообще я очень грамотный человек, и если что - ко мне можно смело обращаться. Я некоторое время понежился в лучах исходящей ото всех зависти. А затем М. сказала, что хочет меня познакомить с генералом компании, самим Д. Великолепным. Я посидел в приемной и через несколько минут из кабинета вышел Д. - высокий здоровенный человек с интеллигентным лицом и медвежьими повадками.


Это Эмиль, тот самый мой племянник, - сказала М., представляя меня Д. - Он приехал вчера из Еревана. Пауза. Затем М. произнесла: Эмиль, а это Д. Я поздоровался за руку и сказал "очень приятно". "Не торопитесь с выводами, молодой человек, - произнес Д. - Возможно, общение со мной вам будет очень не приятно". Я напрягся. Я всего лишь поздоровался и ответил на знакомство так, как ответил бы любой интеллигентный человек. М. тут же пригласила обсудить мою дальнейшую судьбу за обедом. И вот мы спускаемся в холл, в котором располагается ресторан. Сначала идет Д., за ним М., время от времени поглядывающая на меня, и уже следом, весь погруженный в свои мысли иду я, Эмиль Петросян, поэт.


До этого я никогда не был в ресторане. Я не очень-то люблю ходить по всевозможным, клубам, барам, пабам, бильярдным, боулинг-центрам и прочим заведениям. Много позже я наткнусь на целую страту людей, проводящих большую часть своей жизни в ресторанах, барах или клубах, и видящих в этом гарантию успешности в делах и какой-то высший смысл. Они не пропускали ни один вновь открывшийся клуб или бар. Они буквально жили в барах. Даже в теплый осенний день. Даже в прекрасный летний вечер. Даже в ясное весеннее утро.


Д. заказал себе овощное рагу, стоившее чуть ли не $100. М. спросила, какое мясо я хочу (она знала меня с детства и понимала, как я люблю мясо). Я заказал свинью. Она взяла себе салатик. Странная вещь. Моя свинья опережала блюда, заказанные М. и Д., по вкусности и калорийности, но стоила чуть ли не втрое дешевле. Еще одно из нескончаемых капиталистических извращений.


Д. спросил меня, типа, чем я могу быть полезен для их фирмы и какие у меня вообще планы на будущее. Я ответил, что могу заниматься любой креативной и интеллектуальной работой. Я умный и активный, талантливый и всегда имею свое мнение, а в дальнейшем собираюсь публиковаться и жить на гонорары. Он улыбнулся. Ты же, кажется, еще пишешь - спросил он у меня, разглядывая меня как какого-нибудь разноцветного моллюска из Красного моря. А почему бы тебе не стать журналистом, - посоветовал он мне. Я сказал, что писателю (тем более, такому как я) негоже опускаться до банального журналюги (я тогда не знал, что Д. закончил журфак). Ладно, потупившись, сказал Д., - я слышал, ты экономист, кандидат наук, придумай какую-нибудь интересную тему. Какую тему? - спросил я. Тему, на которой можно заработать деньги, - пояснил Д. На этот раз потупился я. Я не знаю города, - промямлил я, - да и потом, быть экономистом это одно, а бизнесменом - совсем другое. Наступила долгая пауза. Все ясно, - отчеканивая слова, огласил вердикт Д. - не думаю, что мы найдем, чем тебя занять.


О том, как страшно видеть человеческие зубы, способные откусить кусок твоей плоти или находиться на приеме у стоматолога, устраивающего твоим зубам инквизицию.


Я понял, что для этого жирного ублюдка, с яйцевидным еврейским черепом и наглым выражением лица, я всего лишь провинциал, армяшка, недочеловек. Мои научные заслуги - для него ноль, мои знания - ноль, мои стремления - ноль, мое мировоззрение - ноль, моя эрудиция - ноль, вся моя биография - для него абсолютный ноль. Ноль.


Я дома. Тусклый депрессивный свет сливающихся с тучами огней города. Я стою под душем. Ни жив, ни мертв. Минуты замедляют шаг. Мелодия отчаяния покоится на моих одеждах. Печаль, граничащая с безумием. И Свет, перемешиваясь со Временем, вырастает посреди моего безумия, как заморский цветок.


Самое интересное в моем пребывании в Москве это то, что в этом городе я не знаю, что со мной будет завтра - я могу остаться здесь еще на один день, неделю, месяц, год, десять лет или на всю оставшуюся жизнь. Все зависит от каких-то неуловимых поворотов судьбы и стечения обстоятельств. Я начинаю книгу в самые тяжелые периоды своей жизни, и книга живет со мной, растет, обрастает впечатлениями, памятью, опытом. В данном случае я говорю не о прогрессе или регрессе, а о хаотичном и временами исчезающем движении сквозь черные дыры существования.


О том, как страшно видеть пауков, разбегающихся по своей паутине, расставивших повсюду паутины и ожидающих своих жертв, попадающихся без наживки.


Я боюсь чистого листа. Он так совершенен, так самодостаточен и прекрасен. Чем я могу оправдать то, что замарал его. Он свеж, как дневное утро, чист, как улыбка маленькой красивой девочки, жующей карамельки, неуловим, как предвосхищение радости. Я боюсь его, я преклоняюсь ему. Я работаю в творчестве с ним.


Молодой парень, поступивший на работу одним январским утром. Тонны телефонов, факсов, мониторов, клавиатур, ручек, карандашей, записных блокнотов, ластиков, маркеров, стикеров, скотчей. И лица, лица, лица, лица, лица, которые невозможно отличить от документов. Это история гибели мечты. Тихая саднящая боль, распространяющаяся по телу, как мерзкий и смертоносный яд змеи. Я иду по улице, и вместо лиц - колющие предметы. Я вижу их повсюду. Перочинные ножи, спицы, пики, кинжалы, иглы. Акупунктура взглядов. Я словно дошедший до вершин духовной практики йог, выступающий в дешевом провинциальном шоу. Огромный океан обломков, по которому я который год плыву на маленьком расшатанном плоту своего человеколюбия. Эти лица, носы, лбы, задницы. Они выпирают отовсюду. Углы, в которые я заточен как каторжник.


Пару дней я не выходил из дома, потому что у меня ко всему прочему не было регистрации, еще одного бреда, с которым в 21 веке можно столкнуться разве что в Москве. Большей частью я лежал на диване, тупо уставившись в потолок. Я приводил свои мысли в порядок. Я приводил в порядок свою голову, тяжелую и неузнаваемую во всем окружающем меня новом контексте. Тетка кормила меня вкусными обедами и успокаивала, рассказывая о том, каким я был в детстве.


Моя тетя Р., у которой я остановился, была близкой подругой моей матери и любимой сестрой моего отца. Она знала мою мать чуть ли не с рождения. Они росли в соседних дворах и взрослели практически в одно и то же время, будучи одногодками: ходили в одни ясли, потом в садик, потом учились в одной школе и т.д. Затем Р. поехала поступать в Москву и там же вышла замуж. Однако, она очень часто приезжала к нам. Я помню ее, молодую и красивую, распаковывающую чемоданы, в которых были всевозможные зизики, подарки для меня и моего брата, - шмотки или письменные принадлежности, которых я так ждал (в детстве я не играл в игрушки, я всегда или рисовал или писал).


Эйсид-джаз. Трансвременные чувства. Все, кроме чисел, определено нечетко. Заглянуть под маску. Может быть, это тонкая соломинка, на которой висит моя жизнь, но это все, что у меня есть. Законы, описывающие исключения. Перекатывающиеся ролики офисных стульев, сигналы получения сообщений, настольные лампы, покашливания, перекрывающиеся диалоги. События в наспех смонтированных кадрах, которые мы будем носить в своих сердцах всю жизнь. Пейзаж за окном, на котором я женат уже многие годы. Страстная пульсация жизни в миллиардах делящихся живых клеток. Где-то здесь была грань, за которой начинается что-то важное. Ментальные преступления.


Все почему-то очень хорошо помнят меня маленьким, когда я, еще совсем дошкольник, читал газеты и рассуждал о политике. Я лучше всех читал стихотворения в детсадике и поэтому к школе я уже знал достаточно много разных стихотворений Пушкина, Фета, Тютчева и Есенина, - в основном, про природу. А когда к нам приходили гости, бабушка ставила меня на стул, и я начинал декламировать все подряд.


Первое, что я сделал, когда Р. и М. подкинули мне денежек на первое время, - купил годаровский "Week-end". Сразу же после просмотра у меня появились две идеи.
№1. Снять фильм, в котором каждый будет делать все, что захочет. То есть в мелочах воссоздать в павильоне какой-то конкретный город, отстроив его в натуральную величину и со всей полагающейся городу инфраструктурой. Нанять массовку, количеством в общее население города, полностью частично или вообще не предоставить каждому члену массовки "квартиру", "работу", "семью". Словом воссоздать общество, проживающее в каком-то конкретном городе, соблюдая особенности социальной стратификации. А затем запустить в этот город людей, которые будут делать все, что им придет на ум. Разумеется, все оружие в городе будет бутафорским. Разумеется, все что будет происходить, будет происходить в понарошку. Просто интересно на что способны люди, зная, что за их "поступки" им ничего не будет. Никакой ответственности, никаких правил.
№2. написать поэму в виде инсталляции с задействованием одного-единственного слова. Это слово должно кружить вокруг зрителя, как гоночный заезд, листопад или коршуны, слетевшиеся на падаль. Это слово должно всякий раз удивлять примагниченными к себе новыми смыслами. Это слово должно меняться до тех пор, пока не наступит повторение. Это будет Вечное Возвращение слова. Слова, выпущенного в воздух, как сигнальная ракета. Слова, стоящего на старте безумия.


Каждое утро я вставал и шел на работу. Работу настолько бессмысленную, что в какой-то момент я стал чувствовать полное отсутствие сил и энергии пытаться что-то изменить. Апатичность работы передалась апатичности восприятия мира. Краски ушли. Мир был уныл и тошнотворен. Засыпал я очень поздно (если спал вообще), поскольку мое бессилие перед сложившейся вокруг меня ситуацией бесило меня и лишало меня сна.


Был февраль. И я был похож на героя фильма "День сурка", который просыпался в один и тот же день и знал все события и все персонажи дня наперед. Я выходил из дому шел на остановку, на которой стояли одни и те же люди в одной и той же одежде. Затем садился в маршрутку, в которой сидели одни и те же пассажиры с одними и теми же разговорами и звонками мобильных. Мимо проплывали те же самые уличные пейзажи, лишенные солнца и яркости. Я подъезжал к метро и сходил. В метро я видел тех же людей, что видел в метро каждый день до этого. Я выходил на Рижской и заходил в переход, в котором толпились те же продавцы, что и всегда, с неменяющимся товаром. Затем я проходил мимо булочного ларька, в котором всегда в это время покупал сушки к чаю. Потом заходил в здание офиса и поднимался на свой этаж. Выходя из лифта в курилке я всегда видел одну и ту же крупную телку с большими сиськами и стройными ногами. Затем я заходил в комнату, где работал. И там все оставалось таким, как и всегда. Те же люди в той же одежде. И, естественно, мой шеф. По имени О. Который радовался каждому моему опозданию, как ребенок, смотрящий как родители разворачивают огромный сверток, подаренный ему на день рождения. Он радовался каждой возможности сделать мне замечание. Тот еще был гандон.


Время не с нами. Оно где-то близко, но не с нами. Я хотел бы знать больше о схватке мысли с бессмыслием. Новостройки древних эмоций. Весенний дождь глаз. Здесь полно народу и всем что-то нужно друг от друга, а ты словно не от мира сего, маешься, как неприкаянный, и нет никого, к кому можно было бы обратиться за помощью. Все замирает, все словно ожидает, пока ты начнешь что-нибудь предпринимать. Ты тоже замер и следишь за каждым изменением ситуации, населенной множеством всяких видов и подвидов человеческих коллективов, напоминающих организацию муравьев или термитов. И в какой-то момент ты понимаешь, что тебе здесь не место, но не можешь найти никакой альтернативы, и все считают тебя сорняком, да ты и не отрицаешь этого, мотивируя свою позицию тем, что большинство наркотиков являются сорняками. И это звучит зловеще, крайне неубедительно, и ты это понимаешь, и все это понимают и не упускают удобного случая напомнить тебе об этом, и ты начинаешь бояться этого все больше и больше. Ты просто боишься говорить с ними, видеть их, слышать их, ты избегаешь их, ты словно беглый каторжник. Может, такова жизнь, и наиболее важные для человечества мысли попадают в общественный оборот только после того, как пропала актуальность их появления. Это естественно - общество пытается обезопасить себя. Оно находит тебя и задает тебе один-единственный вопрос: что тебя не устраивает, и ты колеблешься, не находя точного и исчерпывающего ответа, и чем больше ты объясняешь, тем дальше уходишь от первоначальной идеи, и тем сильнее убеждаешься в том, что на самом деле у тебя против общества ничего нет. А то что тебя беспокоит невыразимо и не осознаваемо.


М. сразу же дала мне аванс. Но проблема в том, что первое время она не давала мне никаких поручений. Я просто сидел в офисе и хлопал ушами. Я ходил по всем отделам и подходил ко всем сотрудникам, пытаясь предложить свою помощь. Я был похож на героиню Николь Кидман из триеровского "Догвиля". Обессиленный, испытывающий огромное чувство вины за то, что я вроде как работаю, но на самом деле мне нечем заняться, я садился за свой комп и погружался в странные мысли о своей состоятельности. Я ходил по офису и видел, что люди ничем особым не занимаются, просто коротают время до конца дня, осуществляя несколько звонков и потыкавшись в разные файлы. Что я умею? Что я могу предложить рынку? Что я из себя представляю? Что мне может пригодиться в зарабатывании денег из того, что я знаю? Я прекрасно разбирался в экономической теории и эконометрике, но единственное из того, чем я мог здесь заняться, это - обзвоном с целью привлечения новых клиентов. И кто это умел, зарабатывал лучшие деньги. А я с моими "высокоинтеллектуальными" знаниями и возможностями был жалок и не нужен. Схема выживания подобных компаний была проста: дешевле купи - дороже продай. И ничего лишнего. Иными словами, к концу своего "испытательного срока" я ничего не мог предложить. М. мгновенно разочаровалась во мне и растрезвонила всем нашим родственникам, что я глуп, недалек и не обладаю какой-либо фантазией. Что у меня нет хватки, я инертен и бесполезен. Заключительной частью этих недовольств был эффектный финал, типа: "Несмотря ни на что, я не оставлю его на произвол судьбы, я дам ему работу. Кто знает, может, когда-нибудь он, наконец, проснется". И это "великодушие" впредь сидело посылом в каждом ее обращенном ко мне слове.


Вчера в метро я ждал коллегу по работе. И наблюдал спектакль. УДИВИТЕЛЬНЫЙ СПЕКТАКЛЬ МЕХАНИЧЕСКИХ ИГРУШЕК. Одни люди заходили в метро, другие выходили. За этим можно наблюдать вечно. Словно реинкарнационная машина. Такое ощущение, что внизу происходит что-то необъяснимое.


Всю свою жизнь я мечтал быть свободным человеком. Для меня это было не просто метафизической потребностью, но вопросом жизни и смерти. Каждый раз признаваясь себе в том, что я несвободен, я признавался в том, что мое дальнейшее сопротивление натиску реальности становится невозможным. И в эти моменты я отчетливо понимал и ощущал, что погибаю. В такие моменты нужно было срочно что-то менять. И я менял, оставаясь без друзей, любимых женщин, средств к существованию. Однако, помимо всего, проблема еще в том, что даже когда я чувствовал себя свободным, моя свобода все равно была половинчата, неполноценна. Я просто отдавал себе отчет в том, что моя полная свобода невозможна в условиях рабства других. И это чувство заставляло обращаться к политике. Я искал пути освобождения в философии, христианстве, дзене, коммунизме, анархизме. Но не нашел освобождения нигде. В какой-то момент я пришел к мысли, что полная свобода невозможна. И тогда я искренне возрадовался тому, что возможна хотя бы частичная свобода. И эта частичная свобода заключалась в искусстве. Только искусство могло хоть как-то меня спасти. Только искусство всегда спасало меня. Только искусству имело смысл служить.


Прошел месяц. Негативное набирало обороты. Из позитивного же можно было отметить мои достаточно результативные общения с девушками, в которые я с целью разнообразить свою духовную жизнь вносил элементы сентиментальности и романтизма. Для такой цели лучше всего подходили школьницы или первокурсницы, в которых, несомненно, уже присутствовал жесткий утилитарный рационализм. Однако, к моему счастью, он еще находился в стадии становления. И я ловко пользовался этим. Что же касается творчества, то его просто не было. Первые два месяца я не мог написать ни одной строчки, и это приводило в такую депрессию, что от моей самооценки практически уже не оставалось ничего. Работа выцеживала из меня практически любые эмоции, оставляя бесчувственным, опустошенным, один на один с суровой будничной реальностью, работающую как несмазанный механизм. Я терял всякий смысл своего существования.


Говорят, что жизнь является сплошным воспоминанием. Мы постоянно думаем о прошлом, соотнося себя в настоящем со своим образом из прошлого. Мы пытаемся понять, что с нами за это время произошло и к чему мы в результате пришли. Мы постоянно думаем о будущем, отыскивая в настоящем следы его присутствия. И будущее вспоминается так же, как и прошлое.


Человек не может говорить о времени, не перенесясь в него.
Поэтому когда я говорю об инквизиции, я становлюсь жителем Западной Европы XV века. Когда я говорю о Гагарине, я становлюсь гражданином СССР постсталинской эпохи. Когда я говорю о мире, я перестаю существовать. И наоборот.


Все же мы слишком плохо знаем себя. Наши представления о себе цельны и упорядочены, в то время как наш образ разорван и изменчив. Иногда нас не существует, хотя мы вполне уверены, что есть.


Теперь попробую вкратце описать некоторых людей, с которыми мне пришлось работать целых полугода, мучительных, самозабвенных, тошнотворных полгода, губительных, безжалостных и античеловеческих полгода. Поскольку они все не вымышленные персонажи для удобства изложения я упомяну только начальные буквы их имени и фамилии.


1.АП. по образованию юрист. Неплохой парень. Характер не стойкий, далеко не нордический. Любит выпить. Как напьется, бежит за город или в ближайший лес. В глубине глаз есть что-то от маньяка. Бездельник. Строил из себя человека маргинального, хотя за все время моего общения с ним не выдал ни одной интересной мысли.
2.АЦ. по образованию юрист. Дура каких мало. Большого о себе мнения. На обеих ногах родимые пятна в районе икр - какие-то черные метки. Манера говорить выдает ее очевидно истинное призвание в качестве воспитательницы детсада. С самого начала положила на меня глаз и вела себя так, как будто это я ее домогаюсь.
3.КЕ. Болтушка. Добрый отзывчивый человек. Провинциальная по своим манерам и взглядам. Крайне стрессоустойчива. Всегда со мной перемывала косточки всем нашим сотрудникам и непринужденно шутила.
4.СЕ. Нервозна. Манера общения неудовлетворенная - как сексом, так и жизнью. Вместе ездили домой. Моя ровесница. С первого же дня взяла надо мной шефство. По дороге домой из-за нее вечно пропускал в метро самых интересных телок.
5.АС. Хитрый жид. Склизкий и аккуратный. Доносил шефу все, что слышал от меня или кого-нибудь другого. Пару раз просил у него ластик.
6.ЭК. Трудоголик. Кореянка с абсолютно круглым лицом. Исполнительна, но глупа, как гусыня. Короткие крючковатые ноги при вполне нормальной заднице. Одномерна, как треугольник ABC. Общались только по работе. Иногда у меня возникало сильное желание использовать ее дискообразное лицо в качестве снаряда для метания.
7.РА. Нормальный парень. Тоже Весы. Стиль мышления гуманитарный. Легкомысленный. Однообразный. Приколист. Самодостаточен. Конформист. Мы практически не общались.


О том, как страшно видеть море, уходящее в горизонт и сидеть у прибоя и плакать от радости.


Во-первых, иерархия. Это Д., солнцеликий фараон, самоуверенный и психически неадекватный человек с огромным телом, мощным лысым черепом и бегающими глазками. Он сразу не взлюбил меня, поскольку я представлял собой мыслящего и свободолюбивого человека, нонконформиста и "партизана" (так он меня время от времени и называл). Д. можно отнести к той группе людей, которые достигнув благосостояния (в его случае - с помощью совершенно сомнительного успеха в совершенно сомнительном бизнесе), считают, что проникли в тайны мироздания и обрели Высшую Мудрость, а следовательно и "великодушие" поучать людей жизни. Этот тип людей в дальнейшем мне будет встречаться особо часто. Изначально, он совершенно добровольно вызвался учить меня, как нужно строить деловые отношения и вообще, какими жизненными принципами нужно руководствоваться, чтобы добиться в жизни успеха. Во всех его фразах, мыслях и поступках сидел тот самый мелкобуржуазный маньеризм, который питается падалью аристократизма и от которого меня всегда выворачивало. Все стены офиса были увешаны "оригинальными" арт-объектами в виде нацистских газет времен войны с СССР, пердунскими гравюрами 19 века и фотографиями дворянских усадеб, которые, на мой взгляд, давно уж надо было взорвать на хрен. Я понимал, что больше всего на свете, этот человек хочет быть оригинальным. Но оригинальными рождаются, а не становятся. И они это знал. И он винил в этом всех, кто его окружал: родителей, жену, детей, сотрудников. И все с покорностью выслушивали его бред и терпели его хамское отношение. Я же отличался от всех людей его окружения своей фактурой. Я был Человеком. Талантливым и оригинальным Человеком. Тем, кем он, - даже со всеми своими материальными припасами, - никогда не станет.


О том, как страшно видеть молнию. На небе или на брючках симпатичной девушки, скрывающей под ними свои прелести.


Сейчас я растерянно смотрю на себя в зеркало. Мой единственный друг. Мой двойник. Я часто говорю с ним. Мы говорим с ним вместе. Он ни на секунду не отстает от меня. Откуда он знает, что я собираюсь сказать. Мы словно затягиваем одну песню на двоих, и в этой песне все слова являются ключами. Ключами, выводящими на первичный уровень мировосприятия, где сознание поглощено собой, а бессознательное обнулено. Пульсация жизни, замершая в напряжении.


В конечном итоге, все вопросы можно свести к одному единственному - "Почему я?". Или скорее - "Почему не я?".


Я точно знаю, чего я хочу, лишь когда об этом узнают другие. Озвучивание идей - начало их жизни… или смерти.


О том, как страшно наблюдать, как сходишь с ума.


Каждый раз, когда мне удается улучить минутку, я сажусь за продолжение этого романа. Вот и сейчас. Хочется начать с самого начала. Где же оно было это начало? Я снова и снова кружу по происходящим со мной событиям и понимаю, что двигаюсь по бесконечной спирали. События вложены друг в друга, как матрешки. Мне нужно обязательно смотаться на Олимп, купить новые книжки. Вчера я прочел последнюю из имевшихся у меня книг. Я целый день сижу без книги. Меня ломает. Я пытаюсь писать, но чтобы писать, мне нужно читать. Я снова провожу глазами по своей книжной полке. Все перечитано и зачитано. Надо идти за новой дозой. На этот раз мне обязательно нужно будет купить поваренную книгу, чтобы по аналогии продумать написание книги литературных рецептов.


Желания и идеи, перекочевывающие из одной книги в другую. Тревога и безотчетный страх. Я бы хотел написать обо всем одновременно, чтобы не упускать ничего. Но сейчас я не могу написать ни строчки. Из головы еще не выветрилось мартини, которое я выпил с утра натощак. Я тупо таращусь в телевизор и пытаюсь прочувствовать свое существование, которое в последнее время стало пропадать на минуты, часы, дни. Все словно парализовано. Всю свою жизни я шел к мудрости, а пришел к безысходности. Неужели это одно и то же?


9 февраля. Вечер. Я работаю один на кухне. В тетиной квартире все спят. Я работаю над этим самым романом. Этот распорядок уже прочно вошел в мою жизнь - я не сплю до трех, а просыпаюсь в семь. Сейчас десятиминутный перерыв на чай. Мои мысли несут меня, не давая оглянуться. Передо мной мелькают люди, слова, маленькие и большие вещи. Голоса людей, доходящие до меня словно через какую-то металлическую трубу, вроде сталкеровской мясорубки. Рука записывает странную фразу: "на небе демографический кризис: я вижу ангелов, которые, проломав облака, сыплются с небес". Свет фар с улицы вдруг осветил окно. Я мыслю, но существую ли я? Вечность выбирает своих жертв. Я буду вечно жить в книгах, но вряд ли мне удастся пожить в реальном мире. Вместо реальных предметов я вижу нагромождение составных частей, универсальных по своей природе, из которых можно собрать что угодно. Например, из нее я могу собрать мотоцикл, воздушного змея, чайный сервис, кинофильм, мужчину, женщину, существо среднего рода и т.д. Так уж получилось что долгими годами моим единственным слушателем было домашнее животное, которое я сооружал из журнального столик, конфет и электрочайника. Это животное напоминает скорее миниатюрного слона. Но поскольку это животное всегда стоит и к тому же еще и молчит, то, честно говоря, я никогда не знаю, спит оно или бодрствует.


О том, как страшно изучать иностранные языки, которые для тебя мертвы, и даже тогда когда ты общаешься с их носителями у них же на родине ты чувствуешь себя еще более одиноким чем прежде, каждая запинка, каждая ломанная фраза заставляет тебя почувствовать свое убожество и отчуждение.


Я живу в мире, в котором реально не присутствую. Я пытался переделать мир под себя, но это, видимо невозможно. Я пытался переделать себя под мир. Но, судя по всему, это тоже невозможно. Мне остается только наблюдать за тем, как моя жизнь множит вокруг себя одноместные миры, по которым беспрерывно перемещается мое существование.


Слишком тяжело писать о том, что я чувствую. Я 26-летний поэт с 10-летним стажем литературной деятельности и с совершенным отсутствием опубликованных произведений и признания. Я хотел бы выпорхнуть в окно и улететь далеко-далеко. Но мне нужно выспаться, поскольку завтра придется рано вставать, а мне нужны силы для моих забегов в беличьем колесе, именуемом моей жизнью. Я сплю на полу. К тете приехали другие родственники, и я как самый молодой занял себе достойное место на половом коврике. Я хотел бы уединиться, чтобы никого не видеть. Мне плохо, плохо, плохо, плохо, черт побери! Я снова встаю и иду на кухню. Кухонный стол завален всяким барахлом - немытые стаканы и столовые приборы, покусанное яблоко, узбекская лепешка, 2 аква миенерале, мед, конфеты, зеленый чай и крошки. Моя жизнь, похожа на камень, брошенный в пропасть.


В одном из кафе я заметил, что общаюсь с людьми словно заключенный, вызванный на свидание, - между нами звуконепроницаемая пуленепробиваемая перегородка и телефоны, которые могут передать только голос. И этот голос кажется таким далеким, таким заостренным, что кажется, будто о него можно серьезно порезаться. Спирали, которые при ближайшем рассмотрении оказываются ломаной. Кубизм начался с того, что человек перестал восприниматься целостно. Бесконечные перемещения и наплывания друг на друга углов, словно специально лезущих в поле зрения, хотя мы и пускаемся во всевозможные ухищрения, только бы их не видеть. Мы гоним от себя дурные мысли, пытаясь разобраться с тем, что с нами происходит. Действительно ли это происходит только с нами или же это скорее похоже на массовый психоз. Мы никогда не видели ни птиц, ни цветов, ни деревьев, ибо они всегда были бесплатным приложением к чему-то намного более важному. Мы открываем окна и двери и нам кажется, что наше одиночество рассеялось, и звуки, доносящиеся с улицы, продолжают будить наше воображение, которое впало в какой-то летаргический сон. Мы начинаем припоминать отдельные факты жизни, и это напоминает нам вращение по непонятной орбите вокруг черт знает чего. Мы то пропадаем, то появляемся, и все думают, что мы это делаем намеренно, но мы-то знаем, что пропадаем внезапно, неизвестно куда и насколько. Мы попадаем в вакуум, теряя навыки коммуникации с самими собой, мы пытаемся разговорить себя, чтобы выведать, что же на самом деле произошло, но мы не хотим выкладывать себе самые сокровенные тайны. И вот в какой-то ничем не примечательный день мы выкладываем все постороннему или случайному прохожему, все, что даже сами о себе не знали. Мы пытаемся вернуться в себя, но замок сменен. Некоторые решаются на взлом, да еще при участии людей со стороны. Но так поступают только те, кто не дорожит возводимым долгими годами своим духовным миром. И вот нам приходится до конца своих дней околачиваться вокруг того, что еще когда-то было нами.


Первой моей прочитанной книгой по приезду в Москву было "От никто к нечто" Борхеса. С первой же страницы я почувствовал, что эта книга вызовет некоторое облегчение в моей измученной психике. Я читал эту книгу в метро - сидя, стоя, в толчее людей, на забитых толпой станциях кольцевой. Знание предполагает узнавание. Сквозная мысль всех рассказов из этой книжки - бесконечность. Бесконечность в вещах, словах, людях, историях, поступках, смыслах, отношениях, числах, течении времени, параметрах пространства, фотоснимках, улыбках, рукопожатиях, сопоставления и сравнений. Бесконечность знакомых слов с ускользающими значениями. Важность момента и загубленность веры. Внимание, обращенное на себя. Разговоры об этике, заводимые с самых глубин желаний, направленных на страстное обладание людьми, их телами и замыслами, их существованием и небытием. Попытки оживить безжизненное.. Моя жизнь как нагромождение безвыходных ситуаций. Глаза моей возлюбленной как прообраз геометрических прогрессий. Омерзительные передвижения вслепую и кошмары знакомых уловок. Чудовища, общающиеся с зеркалами. Утренние саморазвивающиеся поцелуи. Бегущая строка взглядов. Пространство, распускающееся как цветок.


О том, как страшно видеть большие предметы.


В данный момент я слушаю Вельветовую подземку - песни про героин и героинь. Либидо - единственное святое, что у меня есть.


2-ое февраля. Сижу на кухне, пью чай и не знаю, куда мне деться. Недавно сдох тетин комп, который накрылся из-за вируса, попавшего вместе с моей почтой, которую я проверял каждое утро, в поисках людей, которые меня еще помнят. Тетя вне себя. Я полностью раздавлен. В кухне накурено, дым рассеивается как в фильмах о Чернобыле. Я задыхаюсь. Я чувствую себя единственным уцелевшим человеком, переживающем атомную зиму. Голова кружится. Мне некуда пойти и нечем заняться. Все, приходящее на ум, тут же становится бессмысленным. Р. завет меня из гостиной, звонят родители. Я говорю с ними по телефону, и мне кажется, что они так далеко, словно на другом конце галактики. Я возвращаюсь на кухню и пытаюсь допить свой остывший чай. Сегодня мне наконец выписали пропуск на работу. Но я по-прежнему не могу смотреть на то, как охранники брезгливо разглядывают мой паспорт, все кому не лень спрашивают регистрацию. Я не могу спрятаться от призраков угасших и похороненных здесь моих грез. Вместо свободы и радости жизни - свобода и уныние.


7 февраля. Уже неделю я наблюдаю И. Ее задницу, готовую в любой момент выпрыгнуть из штанов. Я видел кусочек ее задницы, когда она потягивалась на стуле. Ее голая спина говорила со мной - "эй, балбес, хочешь меня, тогда подойди и потрогай". Она играла со мной. Как только я осуществлял очередные попытки ее охмурить, она вдруг пряталась в свою раковину. Я был уверен, что ее ****а работала каждую ночь и, вероятно, каждое утро. Я ощущал этот запах разомлевшей плоти, когда она подходила к моему столу и что-то спрашивала по работе. Сейчас у меня из носа выделяется какая-то странная полукровавая жидкость, вероятно, результат моего недавнего аллергического ринита. Я написал мейл одной своей знакомой, которую я запомнил на всю жизнь. И она, по ее словам, тоже. Но она мне не отвечает. Хочется сделать что-то ненормальное, из ряда вон выходящее, выкинуть какой-нибудь наглый номер. В жизни всегда есть место подвигу, который никому не нужен. 10 февраля. Она ответила. Помнит :.


Один на один с самим собой. Вещи, утрачивающие характерные черты. Фрагментарность своего общения с самим собой. С каждой секундой что-то исчезает навсегда. Виртуальные связи, окружающие стеной трезвой рассудительности солнечный свет живого беззаботного общения. Моя жизнь подобна ребенку, непрестанно говорящему о том, что он делает или хотел бы сделать.


Длинная невыносимая вереница событий, не поддающихся осмыслению. Перенесенные в уголовно наказуемую страстность тупики великих сюрреалистических картин. Разложение радости и горя на действие и намерение. Спектральные и сакральные чувства, теряющиеся в глазах. Сознание, ведомое рутинными темами и образами желанных тел.


Темп задают странные мысли о невозможности и конечности, беге и остановках, все движется словно через тоннель, из которого всего лишь один выход. Эти мысли подобны маньяку, растущему в своей жестокости от ощущения внушаемого жертве страха. И несмотря на то, что многое проясняется, воля продолжает преломлять реальность и истребительски прочерчивать сомнительные перспективы. Воскресное утро, как в текстах Лу Рида, и снятся красивые глаза, способные перевернуть все с ног на голову. Перекопированные наспех, они перемещаются вглубь тревожных ассоциаций. Заглядывающие робко и в то же время навязчиво. От них никуда не скрыться, они видят тебя повсюду и насквозь, и ты начинаешь ломать привычный порядок вещей, характеризующих твою жизнь во всей ее неприглядности.


Маршрутное мышление, превращающее субъективную реальность в карту автодорог. Объективность, воссозданная по развалинам мировоззрений, объединенных в единый круговорот бреда, систематизированного и усыпляющего сознание. Время, рубленое и сладкое, проникающее в кровь и мысли. Философия как телескоп, в который мы наблюдаем скопления и перемещения слов. Движения, сковывающие передвижения. Залитые солнцем комнаты с теплыми спящими телами. Человеческая любознательность как эффектный иллюзионистский трюк, икона наркотической культуры. Прозрачность и призрачность зла. Глаза - это трамплин.


Какие-то зебровидные полосы сопровождают тебя повсюду, белое и черное, ты находишь их даже в ее глазах, не видящих тебя сейчас и возможно больше не увидящих тебя никогда. Хотя ты и не мыслишь себе никакого другого исхода, кроме как оказаться в радиусе двух-трех сантиметров (или хотя бы метров) спереди или сзади от ее сознания, которое разжижает предметы, как топь языческих чудовищ, и кочует от одного значительного эпизода к другому, не оставляя, однако, после себя ничего. Ты мечешься по комнате, как утративший инстинкты зверь, исполосованный тенью, отбрасываемой клеткой.


На столе груда барахла, в которую ты уставился со вчерашнего дня. В ногах заледенелая грелка. Ты просто погружен в разжиженное полутрансовое состояние, из которого ускользает последнее желание, и цвета блекнут, превращаясь в форму и ничего более. Ты взаперти и не знаешь и сотой доли того, на что способен. Вещи раскрываются в своей способности обрастать смыслами, комната словно покоится на волнах, но еще немного и штиль пройдет. Это просто затишье перед бурей, и мгла поглотит яркие солнечные дни безумных полетов, где смех отгоняет настроение от черных зеркал, поглощающих образы как черная дыра, и как в этом случае хочется выкинуть что-нибудь умопомрачительное, чтобы хоть как-то отозваться на душевную боль, истачивающую мысль изнутри, подобно червю, проедающему яблоко, случайно превратившееся в лабиринт, или компьютерному вирусу, взламывающему доступы ко все новым базам данных. Ты теряешь все концы и начинаешь искать виновных на стороне.


Люди, связанные в один узел, который невозможно ни развязать, ни разрубить. Может, так оно и верно, но только слишком просто, или наоборот, сложно. Кто знает, может быть твое "я" в последнее время научилось обходиться без тебя.


Люди, люди, люди, как много людей. Иногда в моем сознании происходит глюк - и все люди мне кажутся одинаковыми на лицо. Я уже не различаю людей по половому или возрастному признаку. Каждый для меня не отличим от всех. Это все равно, что пытаться сознательно выбрать одну обезьяну из целой кучи обезьян. Все совершенно идентичны. Поток штампованных биологических поделок. Я чувствую, как они воняют и потеют, как они беспокоятся и волнуются, пытаясь протиснуться через себе подобных, спешащих так же, как и они, беспокойных так же, как и они, молчаливых так же, как и они, утепленных так же, как и все, безнадежных так же, как и все. Я боюсь их. Я словно человек, внезапно осознавший, что всю жизнь прожил среди пришельцев, которые заполонили все, диктуют свои правила и никогда тебя не поймут.


Метро. Уже не пытаясь встретить взгляд другого, люди в конце концов перестают видеть друг друга. Человек, читающий книжку "Как продать себя". Девушка, зажимающая между ногами цветы. Свет один на один со мраком. Я вижу много-много людей, облепляющих меня как мухи. Я чувствую себя засиженным ими. Сплошное трепыхание возрастающих в светской хронике масс, накатываемых снежным комом. Целенаправленное поглощение веры. Вместо светофора - солнце, которое то останавливает, то пропускает. Тусклый, угрюмый день, рискующий разлиться на всю оставшуюся жизнь.


О том, как страшно дышать воздухом, в который ежедневно отправляется столько болезнетворных микробов, сколько не найти ни в одном учебнике по астрофизике, и расстояния до них такие близкие, что каждому из нас приходится дышать одним воздухом, и бедным и богатым, и счастливым и несчастным, и здоровым и больным.


Движение, монополизированное страхом, застывающим вокруг полных жизни лиц. Улицы, библиотеки, офисы. Современные пастбища одномерных людей, от которых никуда не скрыться. Преуспевающие, полные значительности сытые лица, шныряющие взад и вперед с видом людей, которым открылась высшая тайна жизни. Мои биографические данные, тонущие во всем этом нагромождении информацией. Я, изнывающий от жары и голода, набежавший около 5000 км, сижу на скамейке и слушаю старую ридовскую добрую песенку о "Я сделаю для тебя все, что угодно, потому что я прилип к тебе".


О том, как страшно подолгу находиться в вертикальном положении, когда кажется, что твоя спина больше не согнется и тебе придется весь остаток жизни спать как слон, стоя.


Люди как в старых авангардных фильмах, - просто самовоспроизводящиеся самодвижущиеся машины, существующие вне своего предназначения. Безлицая бесформенная масса, перемещающаяся, как муссоны. Все продается и все покупается. Беспроигрышная схема. Сокращения. Все сокращено до минимума. Во всем недостает сокращенной части. Города, в которых человек скитается, как Христофор Колумб в поисках Америки. Толпа, реагирующая как единый приработанный механизм выживания. Синхронизация жизни, тиражируемой в бетонных коробках квартир. Раздираемые зубами образы культовых фигур современности.


О том, как страшно смотреть в бездну, будь то глубина или высота, поскольку сменяющие друг друга как слайды знакомые и незнакомые тела проплывают как цвета на государственном флаге.


Я не могу писать без музыки. Именно она возвращает меня к жизни, позволяя поверить в чудо и никогда не сожалеть о прошлом. Человеку нужно развивать свою жажду жизни и держаться за свое Я. Только так он может сохранить свое право именоваться Человеком. Без музыки ко мне не приходит ни одной оригинальной мысли. Музыка и литература - все взаимосвязано. Я связан со всем, что творится в мире, и мир связан со всем, что творится во мне. Это странная связь, но она существует, что бы мы о ней не говорили. Не было нет, и наверно уже никогда не будет человека, в котором я не смогу разочароваться. К себе я уже более менее привык, а вот что касается остальных - так это и в самом деле проблема. Добро не способно объяснить ничего, зло не способно объяснить ничего. Все объясняет любовь, но она молчит, и никто ее не разговорит…


Какая-то внутренняя сумятица, духовный разброд, за которым нет никакой целостной позиции, только разрозненные куски эмоционального напряжения. Мозаика протеста, ты говоришь всем, что хочешь сделать что-то одинаково важное для всех, и вот ты оказываешься по ту сторону баррикад, один против всех и в первую очередь - против себя. Внутренний опыт, обогнавший внешний, как минимум, на 1000 лет.


О том, как страшно ждать чего-нибудь или кого-нибудь важного, от которого возможно зависит все твоя дальнейшая судьба.


Утро появляется как разбитое для омлета яйцо. Полные человеческой скорби представления о понимании характеристик мира, в определенные моменты слетающихся во что-то цельное и тут же разлетающихся. Все дело в моментах. Жизнь от момента к моменту, от случая к случаю. Миросозерцание по частям, от часа к часу, от минуты к минуте, от секунды к секунде, с выпадающими из них интервалами. Фрагментарность образов. Солнце дискретно. Наши глаза дискретны. Память как рабочий материал построения дальнейшей жизни. Солнце проникает в память и перестраивает ее. Только солнце.


Мы перестали различать знаки, привязанные к конкретным вещам. Мы реагируем только на то, что уже заключает в себе идею. Любовь - это разновидность солнечных зайчиков. Солнце заряжает аккумуляторные батареи наших глаз. Как часто мне приходилось видеть взгляды с подсевшими батарейками. Телескопы, направленные на далекие созвездия наших все расширяющихся в диаметре разочарований. Нам ведь гораздо легче думать, что они нам внеположны, трансцендентны. Еще одно умышленное заблуждение. Как идея счастья в семье, работе, наркотиках, обществе, аскезе.


О том, как страшно случайно находить брошенные, оставленные или оброненные предметы, которые возможно дороги кому-то другому и теперь они здесь и никому до них нет дела, особенно если это тщательно замаскированный взрывной механизм.


1 марта. Я наконец получил зарплату. Теперь у меня есть деньги на обратный билет. Сколько я еще выдержу. Перед тем как получить зарплату мой босс Д. снова назвал меня партизаном. Он пытался вытянуть из меня мои мыслишки о проекте. Ха-ха-ха. Если бы он знал моли мыслишки. Да, я партизан. Я веду свою скрытую войну. Я не могу вести ее открыто, поскольку нас очень мало. Но мы есть, мы племя, номады. Мы те, кого боится общество и перед которыми оно в конечном итоге пасует. Д., не упускающий случая продемонстрировать свое полиглотство сказал мне по-немецки целую фразу, из которой я выцепил только "dier partizanen" или что-то в этом роде. Я вообще-то не очень силен в языках. Впрочем, можно сказать, что я совсем не силен в языках. Я пытаюсь выразить то, что у меня в голове, но слова для этого не подходят, образы - не подходят, звуки - не подходят.


После подошел О., мой шеф, и ядовито спросил меня: "Ну, как тебе получать зарплату, ничего не делая? Хорошо устроился". А затем как бы в шутку добавил: "Понаехали тут. Все захапали, а русскому человеку не продохнуть". У этого мудака было все, что нужно "русскому человеку" - крутая машина, дача, молодая жена, дети от разных браков, куча любовниц, отдел подчиненных… и даже я, не имеющий в этой стране никаких прав и свобод, национальный интеллектуальный капитал, превратившийся здесь в квалифицированную дешевую рабочую силу, вынужденно покинувший страну родную страну, превратившуюся в банановую республику, страну, которую окончательно разграбили и уничтожили, страну в которой я не видел будущего. Все мои друзья уехали. У меня был выбор - Европа, Америка, Россия. И я предпочел Россию, потому что этот народ говорит на языке, на котором говорю я; этот народ жил в могущественной мифической стране, в которой жил я; этот народ воспринимался мной частью самого себя. Я смотрел на О. с таким негодованием и омерзением, что, я еле сдерживал себя. Еще немного и я разорвал бы его на части, этого гребанного "русского человека".


О. делал все, чтобы меня выкинули с работы. Он доносил Д., что я опаздываю на работу, постоянно где-то шляюсь и трачу на перерыв намного больше отведенного времени, что я не справляюсь с работой, ничего не успеваю, ничего не делаю. Но Д. стал мало-помалу налаживать со мной отношения, советоваться со мной, делиться новыми деловыми замыслами, говорить о жизни и обществе. Он не был "русским человеком" и, видимо, в этом мы с ним были похожи.


Единственное, что сейчас могло бы озарить мое существование, пусть даже ядерным грибом, так это Любовь. Но сейчас мои эмоции и ощущения приглушены непрекращающейся сиреной рабства, парализующей окружающих меня людей. Я держусь из последних сил. Поэтому мне сейчас плохо. Мне просто ***во. Да нет, мне совсем не просто хуево, - мне катастрофически хуево.


Действовать - значит быть. Лао-цзы.


На работе я большей частью ни с кем не общался. Масса была в основном подмосковная или из числа совковых москвичей, все бесконечно матерились, были лишены вкуса, эрудиции, общеобразовательных представлений о мире, обществе и человеке, да еще к тому же совершенно не читали книг. За исключением Ма. и Ка., которые ни с кем из "этих" не общались, а со мной общались дозированно. Несмотря на то, что я, испытывая острейшие приступы дискурсивного голодания, постоянно их грузил на самые разные темы, они считали меня провинциалом, человеком приехавшем из Армении, страны, которую они поначалу приняли за одну из республик Средней Азии. Я не одевался как они, не был увешан модными цацками, на мне не было ни пирсинга, ни татуировок, я не тусовался в модных ночных клубах, у меня не было своей компании - я был один в этом городе, у меня не было денег, девушки, собственной или съемной квартиры, не было тачки, у меня даже не было водительских прав, что в их системе ценностей было приравнено к отсутствию свидетельства о рождении. По всем их параметрам я был лузером. Правда, их прикалывало, что я неизвестный поэт, начинающий с нуля, приехавший в Москву стать всемирно известной личностью. Это было для них какой-то экстремальной игрой вроде "Последнего героя". При всем своем интересе к подобным экстремальным развлечениям они, бедняжки, к сожалению, не могли себе позволить очутиться в таком "дурацком" положении, в котором день за днем, неделю за неделей прозябал я. Да, они по всем понятиям были продвинутыми, ведь они совершили хадж на Ибицу, часто бывали на Казантипе, тусили неделями и размещали видео со своими пати в интернете. Они во всем следовали моде. Вместо мыслей, у них была мода. Вместо внутренних убеждений - мода. Вместо жизненных принципов - мода. Мода была всем в их жизни. Они не были интеллектуалками, но читали то, что читают интеллектуалы, слушали то, что слушают интеллектуалы, говорили о том, о чем говорят интеллектуалы. Они подкидывали мне новейшую электронную музыку, рассказывали клубные новости. Они определенно относились ко мне как к Золушке, которая рано или поздно станет принцессой.


Несмотря ни на что, Ма.и Ка. мне нравились. Я всегда любил и уважал моду, а следование моде никогда не считал чем-то позорным, тем более для женщин. Мода -начальный уровень ощущения времени. Лишь проникая вглубь этого ощущения можно столкнуться с чем-то вечным, безвременным, первопричинным, обнаружить первоэлементы времени, формирующие содержание и направление моды. Я жил вне времени, вне общества. Я, как и все великие поэты, жил по ту сторону добра и зла. Я жил за и над всем.


Матисс говорил, что во всех его работах главным героем является цвет. То же самое я могу сказать о своих текстах, только вместо цвета у меня идея. Однако, в отличие от матиссовского цвета, моя идея обнаруживает себя только мельком, она появляется лишь на долю секунд, оставляя смутное ощущение фиксации чего-то доведенного до сознания, но в вербальной форме так и не обнаруженного.


звук падающий истребитель она звук падающий истребитель пробуждение после сна она истребитель падение лестницы вверх вниз лифты я она мы просто лифты лифты я застрял в ней она застряла во мне разбивающиеся как чашки лица лица чашки лица лица чашки чашки лица эти лица не склеить что-то не так что-то не так что-то не так что-то не так что-то не так что-то не так что-то не так что-то не так не спрашивай меня об этом спроси лучше себя дорога машины люди машины дорога в эти часы все люди куда-то спешат сдохнуть спешат спешат это машины или люди где машины а где люди я записываю слова слова слова пули пули слова снова пули слова как пули пули как слова пока мне здесь и сейчас является откровение кто-то наверняка срет в здании напротив шум смех звонки и сигналы я устал устал устал тишина хочу тишины пусть будет тишина я не буду больше шуметь я хочу слышать как шумит тишина табло реклама часы пункт отбытия и пункт прибытия реклама время нет не так быстро диск музыка рты уши носы боже сколько здесь ртов торчат без дела глаза телефоны турникеты фрукты цветы хлеб дождь снова глаза натюрморт чувств гладко выбритые рожи и ноги ноги и рожы ноги рожы рожы ноги ноги ноги ноги а потом рожи рожи гда кончаются ноги и начинаются рожи гда кончаются рожи и начинаются ноги деньги еда свет крыша над головой деньги мне нужны снова нужны опять в последний момент меня спасает только то против чего я борюсь в моем стакане драконы драконы драконы стаканы в драконах и драконы в стаканах в моем стакане все драконы какие есть и каких нет все эти драконы глядят на меня из моего стакана ничто не стоит так близко к смерти как бессмертие как я оказался на этой планете ртов как я оказался на этой планете задниц как я оказался на этой планете рож как я оказался на этой планете ног


роботы простейшие операции взять отнести купить продать сказать молчать бежать лежать сидеть голос фас фас голос фаллос только я я только я больше никто я я я я я я я только я и никто больше никто больше никого пишу пишу пишу ем пишу живу пишу дышу пишу сру пишу ссу пишу ебу пишу дрочу пишу молчу пишу глаз цвет цвет глаз глаза без цвета цвета без глаз я говорю она говорит монтаж мы говорим не спрашивай меня об этом не спрашивай меня не спрашивай лучше спроси себя


Ма. и Ка. резко выделялись на фоне остальных сотрудников фирмы, послушных волов, фыркающих по углам, но беспрекословно и безынициативно выполняющие свою монотонную и бессмысленную работу. Они увлекались кабаллой, теософией и прочим калом. Они подкидывали мне книжки этой тематики, мотивируя свои пристрастия тем, что сейчас весь прогрессивный мир открыл для себя нечто новое в религиозной мистике. Назывались имена Борхеса, Гессе, Павича, Эко. Писателей, которые нравились мне за какие-то конкретные фразы и куски текста, но никак за свои "цельные" произведения. Я всегда был марксистом, поэтому считал, что Искусство не должно замыкаться на самом себе, - Искусство должно менять жизнь к лучшему, спасать людей. Оно должно быть активно. Оно должно быть здесь и теперь.


23 февраля. Коллеги по работе дарят мне чернильную ручку. Первую нормальную перьевую ручку за всю мою жизнь. На радостях я искалякал целую тетрадь.20 минут каляк. Полет нормальный.


Весна. На улицах куча народу. Я видел, как избивали негров на Арбате. Все делали вид, что ничего не замечают - от прохожих до милиционеров. Москва - населенная пустыня.


Свет делает тела прозрачными. Мы становимся как на ладони. Прекрасные мечты, зажатые и обтачиваемые в тисках обстоятельств. Взгляд, пригревшийся на солнышке. Солнце, потягивающееся как кот. Говорят, что большинство домашних животных перекочевало в наши квартиры и дворы из культовых ритуалов древнего Египта, где они представали в качестве самостоятельного божества или сопровождающего божество священного животного. Пропитанные сытым спокойствием и пластикой аксессуары капитализма. Нищие в общественном сознании стоят ниже уличных животных.


Сейчас у помоек людей больше, чем котов. А человек в нищете - все равно что за решеткой. Видимо, людям для ощущения своей значительности нужны только человеческие жертвы. У меня вместо домашних животных всегда были идеи, которых я по несколько раз в день выводил погулять, делал необходимые прививки, следил за тем чтобы вовремя их покормить или повести на случку. Что-то прошмыгнуло мимо и скрылось на дереве. Улыбка Чеширского кота. Ничего не нужно делать - просто наблюдать за ними, расхаживающими по памятным для вас местам, где в свое время происходили важнейшие метаморфозы вашей жизни. На том месте в парке, где я в первый раз признался в любви, теперь спит уличный пес. Это все, что осталось от этого громоздкого чувства, перевернувшего всю мою жизнь. Такое случается со многими. Теперь время от времени вы приходите на это место и часами ходите вокруг него, пытаясь припомнить мельчайшие детали произошедшего или выстроить новую картину своих переживаний.


Память подобна вселенной, и в ней ты можешь найти все что угодно, включая свои битвы с динозаврами. И эта столь дорогая для памяти ситуация материализовалась в собаку или кошку, и ты подходишь к ней и кормишь, молча наблюдая за тем, как она ест. Ты словно кормишь память, и эта псинокошка уходит, а на ее место приходит другая, и ты пытаешься расшифровать их все новые и новые появления. Может, и в самом деле каждое имевшее место событие на самом деле не исчезает, а материализуется в пригретых солнцем дворовых животных (псинокошек), которые, сколько бы их не кормили и как бы их не обхаживали, не имеют и не могут иметь хозяев. Их практически не за что любить, разве что за независимость от любви кого бы то ни было, они и в самом деле достойны восхищения - ведь любовь так похожа на то, как если бы в вашем доме завелись мыши.


Зооболь. Сюрреалистический сюжет, изменяющий сознание. Я сижу на своем стуле и постукиваю по столу заточенным карандашом, которым можно выколоть глаз или что-нибудь другое. Мой взгляд остановлен, как стоп-кадр. Я никогда не жил ни одного нормального дня. Как я мог появиться среди людей, которые всю жизнь окружали меня?


Утро. Сирены. Количественные и качественные изменения. Яркие цвета на мокром асфальте. Реклама распространяется и потребляется как кислород. Реклама в метро, на улице, на автомобилях и транспорте, на рекламных стойках и высоких зданиях. Реклама в четырех стихиях: в воде, огне, воздухе и земле. Простые игры, в которые играют сложные люди. Сложные игры, в которые играют простые люди. Люди, улыбающиеся самим себе. Люди, хмурящиеся и строящие рожи самим себе. Ужасающее разнообразие лиц. Старики с тридцати-, двадцати и десятилетними лицами. Потребительский бунт. Поражает количество людей, которые живут одни; думают, говорят, спорят или едят в одиночестве. И тем не менее они не пытаются объединиться. Напротив, они всячески избегают друг друга, и сходство между ними неопределенно. Напряженные лица с непостижимым выражением. Но каждое отдельно взятое одиночество не похоже на другое. Одиночество каждого из этих людей - единственное в своем роде.


Почему люди живут в Москве? Они никак не связаны между собой. Их объединяет разве что внутренняя наэлектризованность, происходящая от их скученности.


Именно среди этих лиц, - веселых и беззаботных, за каждым из которых волочится что-то тяжелое, отдающее достоевщиной, - именно здесь рождается чистое искусство, ускользающее от местных художников. Искусство, которое в сущности отрицает город и его назначение, отрицает интересы общества и индивидуума, и по своему запалу равное лишь искусству Возрождения.


Ведь что такое искусство в крупных городах - всего лишь знак: "Меня зовут так-то, и я существую".


Воскресный день. Центр города. Подвижность счастливых и несчастных лиц. Чистое движение. На этих улицах миллионы людей. И каждый из этих миллионов идет сам по себе, не имея ни малейшего понятия о завтрашнем дне. Даже несмотря на то, что многие из них живут в полном достатке. Завтра так неопределенно. Поэтому они идут по улицам сегодня, и идут только ради того, что бы ощутить свое существование.


Приезжие и горожане, демонстрирующие свой выводок. Молодежь, наглая и вычурная, пустая и беззаботная, толпящаяся на каждом шагу. Они называют себя тусовщиками, неформалами, скинами. Горячка бессмысленной победы над пустотой. Всюду царит какое-то опасное безразличие, которое словно распространяется по городу с силой вирусной инфекции. Москва - реальна и прагматична. Москва - гигантская голограмма. Непристойность очевидности.


О том, как страшно остаться без книг.


Моя жизнь, или моя иллюзия, продолжается. Сколько в моей жизни я перевидал насекомых, которые своей полной придавленностью и/или же гипертрофированной суетливостью просто сводили меня с ума. Они не думали ни о чем, кроме стяжательства. Жажда наживы не останавливала их ни перед чужим горем, ни перед сохранением человеческого достоинства. Я испытывая неимоверные муки наблюдал их и постоянно удивлялся их образу жизни, целиком построенному на кровожадности и прожорливости. Эти полчища насекомых, выползающих из всевозможных мест и заводящихся в среде твоего обитания бог знает откуда. Они всегда могли меня достать, даже если я не выходил из дома.


Сейчас у меня нет стоп плей плеера, поэтому я врубил фэшнтиви и слушаю музыку с показов. Играет Кафе дель Мар. Я постоянно что-нибудь слушаю, потому что я боюсь тишины. Она меня пугает. Тишина - дыра во времени. Ладно, продолжу завтра. Надеюсь, это будет классный день:.


…назойливых как мухи или разносящих всюду с собой хорошее настроение как божья коровка, ты начинаешь задумываться об употреблении "ты" или "вы", разве дело тут в придании определенной значительности, это просто оптическая иллюзия, внимательно присмотревшись к "вы" ты начинаешь находить в нем "ты", а анализируя "ты", вы начинаете склоняться в сторону использования местоимения "вы", каждый человек на улице - просто осциллограф вашего восприятия его сущности между полюсами "ты" и "вы", ведь в каждом "вы" есть что-то от отношения к насекомому, недостаточно знакомому, но в то же время достаточно близкому по кругу общения, ты перебираешь в уме языковые ситуации употребления "ты", в котором не меньше насекомостремительных и насекомобежных сил, где грань, ты выпускаешь из руки, пойманное совсем недавно насекомое, с которым ты часто себя сравниваешь, понимая, что в каждый момент тебя могут прихлопнуть как мошку, ты пытаешься найти их существованию какое-нибудь оправдание, ведь эти маленькие существа являются важной частью питательной цепочки, хоть и способны пролезть практически во все поддающиеся воображению отверстия, сами по себе они не страшны, но когда их много, они становятся ужасными, они пожирают все на своем пути, кроме того они способны вызывать ужасные болезни, которые скорее всего передаются по наследству и тем самым лишают человека всякого, даже чисто физиологического следа на Земле, видимо, маленькие насекомые нисколько не виноваты в том, что имеют склонность питаться дерьмом и прочими не менее неприглядными продуктами, или когда попадают к нам в суп и портят нам аппетит, мы так же не можем их упрекнуть в том, что большинство из них питается кровью, они невероятно выносливы и в этом мы стараемся брать с них пример, просто не нужно дожидаться, пока кому-нибудь в голову придет мысль рассмотреть тебя в микроскоп.


Здание МГУ. Именно здесь много лет назад мне на руку села божья коровка, и я загадал, что буду учиться в этом храме науки. Вышло все по-другому. Но я по-прежнему захожу сюда. Здесь работает моя тетя, которая сотню раз все мне показывала и объясняла. Но несмотря ни на что в этом вузе есть что-то невузовское. Заходя в центральное здание, возникает ощущение, что попал в какой-то чрезвычайно изысканный бордель, обещающий своим посетителям неизгладимые впечатления и воспоминания. Все это здание - одна сплошная каменная шлюха, горделиво возвышающаяся над всем и вся. В этом здании сплелись воедино и гостиница, и министерство иностранных дел, и жилой дом, и бюрократический конгломерат. Это здание пугает меня как проявления парникового эффекта. Именно здесь я гулял в теплые весенние деньки с одной своей прекрасной знакомой, шестнадцатилетней белокурой бестией с охренительной фигурой. Мы с ней прогуливались по Воробьевской набережной, а потом я сказал: а давай поднимемся в МГУ. Зачем тебе МГУ? - засмеялась она. И я схватил за ее чудные увесистые груди и впился в них, как кровосос. Она смеялась, а я плакал в сердце своем. Никогда в жизни мне еще не было так хорошо и так страшно одновременно. МГУ. Три звука. Одна гласная. Трехмерное сновидение.


Зима закончилась. С ней ушли первые волнения, уступая место вторым, третьим, четвертым и так далее. Когда мне становился совсем невыносимо, я садился в трамвай и проезжал с конечной до конечной. Что ни говори, весна начиналась отвратительно. Грохот зимы сменился какой-то даунской тишиной и покоем. Люди выводили гулять собак и детей. Многие просто бесцельно скитались по городу, соскучившись по хорошей погоде. Моему глазу все чаще попадались высвободившиеся из-под зимних пальто маленькие и большие жопки. Я проезжал мимо, словно находясь в совершенно другом измерении. Все дома были мертвенны, и ничто, кроме этих совершенно не вписывающихся в данный контекст женских тел, не нарушало этого искусственного спокойствия. Отвратительная вездесущность зеленых насаждений как навязчивая мысль о смерти. Как в сталкеровской зоне. Все вдруг кажется таким незнакомым и недоброжелательным. Хочется поскорее смыться и не возвращаться сюда никогда.


Так ужасно чувствовать свою оторванность, инородность, реальность и нереальность в одно и то же время. В обычной жизни возможное очень часто перерастает в невозможное, а невозможное становится обыденностью. Вещи теряют свое назначение прямо на глазах, классификация превращается в постыдный фарс. В эти моменты все начинает казаться сверхсильным и имеющим над вами необъяснимую власть, от которой невозможно скрыться нигде. Потому что, судя по всему, у всего на свете есть свой предел. Предел, способный накинуться на вас, как падальщик, и созвать на доедение останков другие пределы, возможно даже еще более заниженные, от чего становится просто невозможно обидно. И это не успокоить ничем.


Сегодня женский день. Еще один. Я смотрю вдаль. Несколько ярких фигур исчезают в праздничной суете. Я не могу писать. Это все равно, что ковыряться в своей смертельной ране. Дни слетаются, как голуби, и я кормлю их с руки. Они наедаются и взлетают ввысь. Сколько рассветов растворено в моих бессонных глазах. Ночи. Кошмар, расползающийся по лицам. Я хочу. И это самая сильная боль, какую можно ощущать. Я хочу всех этих девиц. Я хочу их немедленно и одновременно. Это похоже на безумие. Или озарение. Мои глаза устали. Мое тело измождено. Мои уши перестали слышать, Я словно пребываю в каком-то времени, которого не существует.


Боль, за которой нет ничего. Пустота. Единственный пункт между бытием и ничем. Точка, за которой расплываются границы, и все сливается в один непрекращающийся шум. Грань, за которой нет никакой разрядки, кроме прекращения этой боли, возникшей ни с того ни с сего, как естественная причина специфических особенностей организма или общества. Ведь именно в обществе приходится разворачивать свою активность, мозолящую всем глаза и ведущую к вершинам терпения, не просто насыщенного болью, но, скорее всего, и состоящего из одной только боли. Боли, которую никак не унять.


Мимо проплывают знакомые или незнакомые места и теряется всякая ориентация на местности. А потом приходится связывать пункты отбытия и прибытия. И в результате не возникает никакой целостной картины, кроме осознания абсурдности перемещений, вводящих в память катастрофические дозы фрагментарности воли, интеллекта, знания, желаний, человеческих взаимоотношений и бессознательных игр. Игр, целью которых в основном является нахождение своего "я". Я, которое на самом деле блуждает по отдельным местам своего пребывания внутри и вне человека и ищет кого-нибудь, кто бы вывел его из этого бесчеловечного лабиринта, в котором выветриваются все привычки, хоть ненадолго создающие ощущение комфорта.


Темнеет. Индустриальные равнины с имплантированным светом, сверкающие в ночи, как корабль инопланетян. Транспорт, секс, семьи как наглядные признаки успеха, огромные монументальные белые здания, застланное облаками подсвеченное небо, разделение труда.


Арбат. Улица весны, света, радости, звонкого смеха, выступлений уличных артистов. Яркие статные длинноногие и полногрудые девичьи фигуры. Откормленные душистые люди в уличных кафе. Повсюду неформалы, аскающие деньги у цивилов. Выставки домашних животных. Ход кришнаитов. Музыкальные магазины с калоидной музыкой. От небольших группок зашнурованных в кожу людей разносится аромат насилия и пивной дух. Все противоположности сошлись на этой улице. Нищие, выспрашивающие мелочь, на фоне папиков с туго набитыми кошельками и крашеными волосами. Ухоженные путаны, цепляющие под видом туристок состоятельных клиентов, и неказистые девушки, собирающие подписи за союз девственниц России. Металлисты с сатанинскими текстами на майках и монахи, собирающие пожертвования. Музыка регги, под которую ****ят цветных. В этой улице - гармония хаоса. Улица света. Отстойник Системы.


В самый расцвет весны к тетушке, у которой я жил, приехала моя другая тетя, сочинская. Это был очень веселый и светлый человечек. У нее были довольно забавные инициалы - Ж.П. Она всю жизнь проработала учителем математики в школе и в настоящее время находилась в "предпенсионном" отпуске. Несмотря на свои 60, ее любимым каналом было MTV. Тетя Ж. знала наизусть все популярные песенки и постоянно их мычала себе под нос. Она рассказывала о своей даче, маленьком домике со странной архитектурой. По форме он очень напоминал скворечник. К тому же он располагался на полянке в лесу, "недалеко от пляжа". А эта полянка просто кишела змеями и прочей полевой тварью. Я помню то знойное лето, когда я впервые посетил этот домик. До пляжа было км 3, не меньше. И находился он на горе, так что к нему надо было долго и мучительно подниматься. К тому же, к нему не была подведена вода и прочие удобства цивилизации. Но тетя чувствовала себя в нем как птица, выпущенная на волю. Она очень гордилась им и таскала туда всех гостей, которые приезжали к ней отдыхать. Я помню и тот шашлычок, который я зажарил впервые в жизни тут же на полянке. Нас было четверо: я, теть Ж., моя двоюродная сестра и ее университетская подруга. Мы взяли с собой немного курицы, чтобы зажарить. И поскольку я был единственным мужчиной, да к тому же родом из Еревана, где по определению все мужчины должны уметь готовить вкусные шашлыки, - то шашлыком заниматься выпало именно мне. Я подошел к делу с научной тщательностью - разрезал курочек на куски, извалял их в заготовленной мной до этого бастурме, кусок за куском нанизывал определенными сторонами мясо на шампур, оставляя небольшие зазоры и т.д. Мясо получилось очень вкусным, и поскольку мы все сдыхали с голоду, то сразу на него и набросились.


После шашлыка мы разбрелись по углам отдыхать. Тетя с сестрой устроились внизу на первом этаже, в единственной комнате дома. А подруга сестры полезла наверх, на второй этаж, типа посмотреть в каком состоянии он находится. Я полез за ней. Мы взобрались по длинной приставной лестнице на второй этаж и обнаружили там небольшой диванчик. Она что-то пробормотала и легла на него. Ей было 18. Она была родительской дочкой, на которую все родственники буквально молились. Девственница. Я ее тискал по мелочам и не хотел "вспарывать". Какое-то время я даже думал дать ей на клыка, но потом передумал - уж слишком она была неповоротлива. Я помню, как она приехала и нас представили друг другу. Это была высокая стройная, немного крупноватая девица с хорошей задницей и простоватым лицом. Через минут 20 я уже был в ее объятиях и поглаживал ее за попу. Мы ходили на пляж вместе. Целовались и веселились весь день напролет. Потом она стала что-то там гнать про отношения, и я вдруг понял, что для нее эти ненавязчивые петтинги значат очень много. А ведь я ее даже не шпилил.


О том, как страшно находиться в пустых помещениях, без единого предмета и человека, или оказываться в открытом пространстве - будь то прыжок с парашютом или выход в космос или поход в ближайший магазин за хлебом.


Намного позже я понял, что российские женщины не имеют предубеждений в сексе и делают все, на что способна физиология человека. Но все это они делают с каким-то напускным стыдом, каким-то нелепым целомудренным бесстыдством.


Несколько случайно забредших мне в голову мыслей. Люди должны знать и говорить на всех существующих языках, как естественных, так и искусственных. И в зависимости от ситуации употреблять их. Например, при виде хорошенькой женщины, нужно говорить исключительно по-французски. При болезненном и проблематичном акте дефекации, - по-немецки. При алкогольном опьянении - по-русски. При минете и куннилингусе - по-шведски. При загаре, лежа на солнышке, - по-португальски. При бредовых и навязчивых состояниях - на языке бушменов или индейцев навахо. При наркотическом опьянении - по-английски. При вуайеризме - по-итальянски. При созерцании предметов античности - по-гречески. При созерцании церквей, вырезанных из скал - по-армянски.


Она завела себе поцелуй в клетке. Когда было свободное время, она учила его говорить. Поцелуйчик был глупым, но красивым созданием. Она кормила его по 5-6 раз в день.


Недавно я общался с одной своей знакомой, школьницей. Она мне много чего интересного понарассказала, - о мире, боге, сексе, книгах и прочих заморочках. Она мне объяснила, что мир это джунгли, одни сплошные джунгли. И единственно действующим законом выживания здесь является закон джунглей. Но поскольку я в своей жизни руководствуюсь другими жизненными принципами, поэтому у меня в жизни "все не так как у людей". Потом она рассказала о том, что верит в бога и носит бабушкин крестик. И в самом деле этот маленький блестящий золотой крестик на ее пшеничного цвета коже смотрелся божественно. Да, эта 16-летняя самочка была олицетворением плодородия, это было само Цветение: развитые не по годам формы, пышная грудь, большие серые глаза, нежный и ласковый голос и тоненькие-претоненькие золотые цепочки, сверкающие на шее, кистях и в ушах. Потом она рассказала о том, что лет где-то с 10 она начала комплексовать по поводу того, что до сих пор девственница. Все девчонки вокруг делились своими интимными историями с подружками, а ей и рассказать было нечего. Я ей сказал, что быть в 10 лет девственницей вполне нормально. На что она ответила, что дело тут не столько в приобретении сексуального опыта, сколько в развитии красивой фигуры. Ведь "все знают, что чем раньше начинаешь трахаться, тем стройнее и сексуальнее становится фигура". Потому что организм, следуя сексуальным запросам и находясь еще в стадии становления, принимает формы, способные принести максимум удовольствия как себе, так и партнеру. Да и потом, - продолжала она, - все знают, что чем раньше начинается сексуальная жизнь, тем меньше бывает сексуальных расстройств и женских болезней. Не знаю, правда это или нет, но эта девочка, озадачила меня. И наконец я вывел ее на беседу о книгах. Она сказала, что книги пишут лузеры и онанисты, люди, которые в реальной жизни ни на что не способны. Поэтому, по ее мнению, в книгах нет ничего ценного, - один бред, пошлятина и болтовня.


На этой гребанной работе под руководством Д., я чувствовал, что у меня начинает срывать крышу. Тем более, что он постоянно меня грузил своими ожиданиями относительно меня и своими замечаниями по поводу того, что я ни хрена не делаю. Да и вообще сложно что-то делать, когда основное стратегией фирмы является "пойди туда не знаю куда и сделай то не знаю что". Он создал в фирме такую атмосферу, что все принимали от него зарплату, как ежемесячный подарок. За это он их стремал по черному. И вот чувствуя, что, будучи профессионалом в области организационных проблем фирмы, его построение фирменной иерархии ни вписывается ни в одни ворота, он поручил мне переводить фильмы, которые собирался запустить в прокат. Просто в качестве информации скажу, что ни один фильм он в дальнейшем так в прокат и не запустил. Итак, мне предстояло перевести 9 полнометражных испанских фильмов за две недели. Я переводил с английских субтитров. Эти фильмы убивали меня своим хронометражем, где-то по два часа каждый. И я переводил с раннего утра и до поздней ночи, а последние два дня так я вообще не спал. Потом все эти фильмы я синхронно озвучил для работников фирмы, чтобы они были в курсе того, что продают. Потом я набрал все тексты переводов на компе, подгоняя все к литературному переводу с максимальным подгоном фразы к контексту, и в заключении сделал редакторскую правку всего. За всю эту безумную работу я намеревался получить хотя бы по 100 баксов за фильм поверх зарплаты (у меня была зарплата $500). Но в результате я получил только свою зарплату +100 баксов типа премии. Я был так зол, что готов был перестрелять всех этих рабов, их толстого рабовладельца и съебаться с этой галеры к чертовой матери. Но мне приходилось держаться за эту работу. У меня не было выхода, ведь я блин гребанный нелегал. Почему это идиотское государство не может создать условий для того, чтобы каждый иностранный гражданин при прохождении определенных требований мог получить право на работу на легальном положении! Это же не страна, это дерьмо собачье.


Но зато после этих бесконечных переводов, я полюбил Испанию, этот потрясающий край солнца, моря и великих художников. Я хотел бы плюнуть на все и уехать жить в Барселону… Может, я так и сделаю.


Вечер. Я стою у зеркала. На столе чай и наброски новой поэмы. Боже, как я красив, когда в голове зреет новая поэма. У меня была девушка, красивое милое юное создание, которое бросило меня. Она сделала это так легко, что я, уже несколько привыкший к идиотским ситуациям, на этот раз был необычайно удивлен. Я хотел стать выше, больше, важнее. Чтобы она любила меня. При моем среднем росте, наполеоновских замашках и переменной некредитоспособности… даже не знаю…. Впрочем, внешность у меня незаурядная и достаточно привлекательная. И потом я умен. Неужели этого мало? А может, этого и в самом деле мало… Что ж, тогда нужно срочно что-то делать. Только вот что?


Он вышел на свет. Впереди его ждала неизвестность. Он старался говорить мало. По одной или двум фразам зараз. Тут его взгляду открылась прекрасная долина. Он не знал, как она называется. Да, скорее всего она никак не называлась. Ибо прекрасное не имеет названия. Называется только то, что нельзя назвать прекрасным. Стороны не имеют значения. Вправо, влево. Он понимал, что сейчас с ним происходит что-то важное. Что обязательно оставит отпечаток на всей его последующей жизни. Лестницы. Символ, означающий возвышение или низвержение. Путь, одинаково странный, как наверх, так и вниз. Его сознание впервые за столько времени не было поглощено собой, а растворялось среди предметов, видимых и невидимых. Подобно тому что существует только в сознании и не имеет аналогов в реальности, он существовал и не чувствовал своего существования. Реальность ускользала, уступая место чему-то неизведанному и неизвестному. Словно предчувствие дальней дороги с неизвестным пунктом прибытия. Шелест шелка - звук совершенства. Погасшая женщина, запутанная в ускользающей определенности своих очертаний, растворяется в еле различимом передвижении грез. Он не был готов следовать за ней, за ее запахом, напоминающем предсмертную записку, аккуратно сложенную и слизанно заклеенную в конверт. Некоторые вещи движутся только в обратном направлении. Она возникла посреди пустыни и растворилась в саду. Тяжело дышалось, и воздух запаздывал с выходом наружу. Волна поглотила желание и схлынула с лица только под утро. Когда с деревьев начинала спадать листва, и у них появлялись хвосты и крылья. И казалось. Что в любой момент они могут улететь, оставив его мерзнуть посреди зимы. Люди толпились на остановке, подобно животным на водопое. Когда он наконец набрался смелости и посмотрел на человека, размахивающего флагом своих волос, он вдруг осознал, что у женщин не бывает верха и низа, переда и зада, правой и левой стороны. В этом было начало его становления, которое он постоянно откладывал, боясь потерять нить рассудка в этих бесконечных лабиринтах жизни и подарков, которые она преподносит, тут же забирая что-нибудь поценнее. Вспаханное поле окружили птицы и стали поедать его с краев. Ее шея была тонка и благоухала каким-то дурманящим животным запахом, в котором угадывался сарказм, граничащий с каннибализмом. Ее прохладные бока и разгоряченные щеки создавали контраст за контрастом, подобно ксерокопировальному аппарату. Ее укусы были самостоятельным животным, спокойным и напористым. Вроде слона. Траву шатало, и солнце перескакивало с дерева на дерево. Как обезьяна стащившая что-то ценное и не знавшая, что с этим делать.


Что касается моей работы, так она по-прежнему убивала меня с каждым часом. 15 марта. Я сочиняю рассказ о драконе и тут же рассказываю его Ма. и Ка. под чай с тортиком в корпоративной столовой. Итак, в большой город приезжает молодой человек. Ему очень нужна работа, поэтому он с огромной радостью откликается на приглашение пройти собеседование в одну довольно солидную компанию. Пройдя собеседование, топ-менеджмент решает взять этого человека на испытательный срок. Парню показывают его рабочее место и дают самую рутинную работу и предлагают к концу испытательного срока обзавестись возникшими новыми свежими идеями по поводу той рутины, которую он выполняет. Не понимая сути и смысла задания, он принялся за работу. Он старался всем понравиться. Эта работа была позарез ему нужна. Испытательный месяц тянулся очень медленно. Наконец, пришло время, когда генеральный директор должен будет ему сообщить, остается он или нет. Он никогда не видел этого гендиректора, но много о нем слышал, - что тот строгий и умный, и вообще очень важно для карьерного роста произвести на него впечатление. И вот этого парня вызывают к гену. Он сильно волнуется и, наконец, заходит к нему в кабинет. Вдруг, несмотря на здравый смысл, которого он всеми силами пытался до сих пор держаться, парень видит перед собой… дракона. Самого настоящего дракона. Дракон сидит в роскошном кожаном кресле и курит сигару. Парню сначала кажется, что ему на нервной почве все это приглючилось, - он отворачивается в сторону, потирает глаза и… снова видит дракона. В это время в кабинет гена входят члены Правления. Никто не обращает никакого внимания на то, что во главе стола сидит дракон. Дракон приглашает парня присесть рядом с ним и задает разные вопросы. Парень собирается с силами и отвечает на все очень удачно. И вот совещание закончено, члены Правления выходят из кабинета гена и поздравляют своего нового сотрудника. Но парень в шоке. Он не понимает, то ли у него совсем съехала крыша, то ли люди настолько слепы, что ничего не замечают. В течение всей последующей недели парень понемногу и очень осторожно расспрашивает у сотрудников, не замечали ли они нечто странное в боссе. Все смотрят на него круглыми глазами и не могут понять, куда он клонит. Через еще одну неделю парень понимает, что так дальше продолжаться не может и записывается на прием к гену. Ген на редкость в хорошем расположении духе парню принимает его, и парень выкладывает все, что у него на душе. Дракон смеется и советует парнишке пару дней отдохнуть, прийти в себя. Парень конечно понимает, что на почве стресса, связанного с испытательным сроком и острой необходимости в деньгах, у него могло что-то произойти с психикой. Но он видит дракона слишком явно, он видит все его многочисленные складки на зеленовато-серой морде. Все кончается тем, что через несколько дней парня прямо с рабочего места забирают в психушку. И когда его выволакивают из офиса, он вдруг видит безразличные лица сотрудников, приобретающих очертания драконов.


О том, как страшно думать о своем будущем


16 марта. Работа губит меня. Я с утра до вечера копаюсь в интернете в поисках нового рабочего места. Я хочу работать копирайтером, писать рекламные тексты и разрабатывать рекламные стратегии, но у меня по этому филду нет опыта работы. К тому же у меня нет гражданства, а следовательно в этой стране я не имею права на труд и все остальное, я здесь бесправен. Это делает поиск работы практически невозможным. **** я всю эту капиталистическую систему с ее бесконечными догонами. Я не признаю границ. Не признаю гражданства или подданства. Я человек и живу на планете Земля. Следовательно, я имею право спокойно по ней передвигаться во все стороны - жить, работать, любить там, где хочу. Я хочу делать то, что я хочу. И никогда не делать того, чего я не хочу. Вот небольшой коллаж из просмотренных мной за день объявлений. "Директор по работе с клиентами в РА полного цикла (от 3000 до 3000 usd) Добавлено 15.03.2004, код вакансии: 5163328. Работодатель: , город Москва, все вакансии работодателя. Условия труда: Полный рабочий день, зарплата от 3000 до 3000 usd. Описание вакансии: Директор по работе с клиентами в медийном холдинге. Руководство отделом по работе с клиентами (8 человек в подчинении), ведение крупных клиентов по направлениям:пресса, наружная реклама, радио, ТВ. Муж., в/о, 26-40 лет, опыт руководящей работы в РА от 2-х лет. З/пл от $2000 на исп.срок, перспектива карьерного роста. Требования к кандидату: Мужчина, возраст от 26 до 40 лет, образование высшее, опыт работы от 2 лет> Mенеджер по продаже рекламных площадей в журнал (от 500 usd) Добавлено 14.03.2004, код вакансии: 1251653 Работодатель: , город Москва, Таганская > все вакансии работодателя Условия труда: Полный рабочий день, зарплата от 500 usd Описание вакансии: Привлечение и поиск новых рекламодателей в издание "Ваш досуг", работа с клиентами, заключение договоров, контроль исполнения заказов. Опыт работы в СМИ, А в области продаж рекламы от 1 года. Условия: 9000 руб. + %, соблюдение ТК РФ. Требования к кандидату: возраст от 20 до 35 лет, опыт работы от 1 года. Менеджер по маркетингу и рекламе (от 2000 до 2000 usd)
Добавлено 10.02.2005, код вакансии: 5688641. Работодатель: транспортная компания, город Москва, Ботанический сад все вакансии работодателя. Условия труда: Полный рабочий день, зарплата от 2000 до 2000 usd. Описание вакансии: Должностные обязанности: Разработка и реализация стратегии развития торговых марок на рынке логистики; планирование маркетинговых мероприятий (исследования, реклама, Интернет и др.), оценка их эффективности; общее руководство отделом маркетинга. Требования к кандидату: Мужчина/женщина, 25-35 лет, в/о (в сфере экономики или маркетинга), прописка Москва, Московская область, базовые знания в сфере транспорта, логистики; свободный уровень владения английским языком; желательно тренинги и дополнительные курсы по маркетингу. Важен опыт работы в сфере маркетинга от 3 - лет, опыт внедрения маркетинговых проектов. Желателен опыт работы в компаниях сферы услуг, транспорта. Требования к кандидату: возраст от 25 до 35 лет, образование высшее, опыт работы от 2 лет. Бренд-менеджер (от 2000 usd) Добавлено 15.03.2004, код вакансии: 5782032. Работодатель: Кадровый центр "Апельсин", город Москва, все вакансии работодателя. Условия труда: Полный рабочий день, зарплата от 2000 usd Описание вакансии: Требования: В крупную российскую компанию - производитель продуктов питания требуется бренд-менеджер. М/Ж, 25-35, в/о. Опыт работы бренд-менеджером в области FMCG - от 2-х лет. Опыт запуска новых брендов и их продвижения в национальном масштабе. Знание маркетинга, практический опыт в ATL и BTL. Уверенный пользователь MS Office, опыт работы с базой ACNielsen Retail Audit. Обязанности: Разработка маркетингового плана развития торговой марки; Обеспечение эффективного распределения бюджета в соответствии с целями, определенными в маркетинговом плане; Разработка творческих идей и контроль соответствия этим идеям всех рекламных носителей: ТВ, наружная реклама, радио реклама, пресса, связи с общественностью, спонсорство, рекламные материалы для распространения в торговле, розничных точках, среди конечных потребителей, на выставках; Анализ конкурентной среды. Систематизация информации по торговой марке; Контроль соответствия продукта требованиям законодательства. Условия: Оклад 2000 $, медстраховка, соцпакет. Возможны командировки". Боже, как противно все то, что им требуется для найма человека на работу. Как цивилизация могла дожить до такого бреда!


25 марта. В этом обществе все однозначно. Как убийственно это понимать. Одномерность событий и симуляция жизни. Я вижу людей, имитирующих людей; эмоции, имитирующие эмоции; отношения, имитирующие отношение. Никакого единения, одно глобальное разобщение и омерзительное безразличие. Одинокие толпы. Маленькие белые мышки, снующие вокруг сытых удавов. Я помню, как меня в детстве водили на выставку змей. Я увидел целую кучу разнообразных змей. Но больше всего меня поразили удавы. Огромные толстые змеи в огромных террариумах. Их очень хорошо кормили. И в террариуме каждого из этих чудовищ всегда находилось по 5-6 белых беззаботных и снующих по удаву мышек, на которых сытый удав не обращал внимания и которые ожидали своего часа быть съеденными. Этот образ я запомнил на всю жизнь.


Каждый день, входя в лифт, я замечаю закрашенную красным маркером новую кнопку. Закрашивание идет снизу вверх, то есть с нижних этажей. Я живу на десятом. Интересно, что произойдет, когда закрасят мой этаж?


О том, как страшно видеть процессы или продукты дефекации. Ты видишь любимую девушку и осознаешь, что где-то раз в день ее божественная жопка извергает фекалии или попросту говоря срет, попердывая и подсыкивая. Я помню как зашел после нее в туалет, в котором не работал сливной бочок и по диаметру колбаски дерьма пытался определить диаметр и эластичность ее ануса.


Мне всегда нравились узкоглазые девушки. В Москве довольно часто можно встретить потрясающе красивых узбечек или казашек, или каких-нибудь других узкоглазых. Мне всегда в них нравилось удивительное сочетание совершенно азиатской внешности и совсем европейской фигуры. Как-то на остановке я повстречал одну такую китаёзу (впоследствии я встречал девушек значительно красивее ее, но, умудренный горьким опытом, больше не решался с ними завязывать отношения). Она была экзотично красива - что-то необычное и влекущее в лице и заднице. Она ждала своей маршрутки, и вокруг нее толклись парни, украдкой поглядывающие на нее. Я подошел к ней и спросил, откуда она. Она сразу со мной заговорила. Рассказала, что из Ташкента (только через недели две я узнал, что она кореянка, хотя я до этого принимал ее за узбечку - удивительно, как неотличимы они друг от друга; я тут же вспомнил фильм, где один китаец в своем квартале стал свидетелем убийства, но поскольку все белые для него на одно лицо, он не мог опознать убийцу; а убийца видел этого китайца, но опять-таки не мог его найти в китайском квартале, поскольку и для него все китайцы на одно лицо; в мегаполисах люди и без национальности практически неотличимы друг от друга) и живет в Москве уже шестой год. Мы поговорили с ней о том о сем и договорились встретиться на субботу. Я не мог дождаться субботнего дня, все прикидывал, какова она в постели. И вот мы наконец встретились у Парка Горького (ее любимое место в Москве). Сначала она что-то рассказывала о каруселях перед входом в парк и о том, как у нее здесь когда-то было романтическое свидание с парнем, который сейчас далеко-далеко (тоже наверно какой-то китаёз). Мы начали гулять по парку. Я наконец мог внимательно разглядеть ее, без спешки и вблизи. В этот раз она пришла в топе, обнажив свой, как оказалось, совершенно дряблый живот. На лицо она была очень даже ничего, и нам многие оглядывались вслед, но вот живот долго не выходил у меня из головы. Ну да ладно, хорошая ебля может добавить ее животу привлекательности. Потом мы сели в кафе и она сказала, что с ума сходит по мороженому (пресловутое мороженое, которое нравится всем неудовлетворенным личной жизнью женщинам). Теперь мы могли поговорить о чем-нибудь приятном, был прекрасный майский день, светило солнышко и люди наслаждались отдыхом. Но она вдруг стала расспрашивать меня о моей работе, планах на будущее и пр. кале. Она очень удивилась, что у меня нет машины, и более того, я совершенно не умею водить. Она была ужасно разочарована. Потом разговор перешел в совершенно неприятное для меня русло, - она стала рассказывать про своих близких и знакомых, у которых уже в моем возрасте есть все (в смысле полный джентльменский набор - высокооплачиваемая работа, благоприятные перспективы роста по служебной лестнице, а также традиционная триада "хата-тачка-дачка"). Из всего сказанного ею следовало, что поскольку у меня нет практически ничего из "необходимого материального", то я ничто. В последнее время ее тип женщины стал попадаться мне все чаще и чаще. Честно говоря, я не выносил таких женщин, но поскольку считал этот тип одним из наиболее распространенных, со всем тщанием пытался изучить каждый попадающийся мне экземпляр. Более того, в общении с ней я заметил еще одну очень интересную вещь, о которой чуть позже. Таким образом, мы говорили с ней о какой-то ерунде, и она со своей глупостью и мещанской психологией напрочь убивала во мне охоту общаться с ней. Потом мы вышли из кафе и пошли смотреть на Москву-реку. Начинался закат, она говорила о том, что он очень романтичен, но в то же время не позволяла даже прикасаться к себе. Внизу под нами проплывали водоросли, и она рассказывала о том, как любит морепродукты (я их терпеть не могу). Я смотрел на ее дряблый, желтоватый и покрытый легким черным пухом живот, и он мне казался пузом какого-то морского чудовища. Потом я устал стоять и присел на ступеньку каменной беседки, возле которой мы стояли. И пригласил ее сесть возле меня. Но она наотрез отказалась, приняв это чуть ли не за оскорбление: "Ты разве не знаешь, что девушкам вредно сидеть на камнях". "Почему это?" - спросил я. "Да потому что мы - будущие мамы" - снисходительно смотря на меня ответила она. "**** я такую мать", - подумал я про себя и решил забить болт на нее и всю эту канитель. На прощание она меня поцеловала в щечку и сказала, что позвонит. Я в ответ улыбнул рот, и мы разошлись. Меня еще очень долго не давала успокоиться ее патриархальность и тот понт, который она вкладывала в свое "высоконравственное" идиотское поведение. Она мне еще некоторое время звонила. Но всякий раз я думал только одно: "Больше никаких косоглазых!".


Наивысшей формой деятельности Аристотель считал созерцательную жизнь, посвященную поискам истины. Я же живу в мире, где люди считают, что могут ровно столько, сколько могут их деньги. В этом чуждом мне мире я еле удерживаюсь от безумия. Каждый раз по дороге на работу проходя мимо плаката с адидасовским слоганом "невозможное возможно", я пытаюсь уверить себя в том, что нужен людям.


Наконец пришло Лето. Лето, которое я так долго ждал. Лето теплых сладких тел, поигрывающих в солнечных лучах. Я больше не мог выносить своей работы, поэтому постоянно искал новую. Я ежедневно рассылал кучу резюме на всевозможные мейлы и всюду получал отказ. Я размещал свои данные на сайтах вакансий и за почти полтора года моих непрерывных участий в анкетах на поиск работы, ни один из работодателей мне не позвонил. Таким образом, будучи высококвалифицированным специалистом в своей области, но не имея российского гражданства, всякие мои попытки найти работу накрывались ****ой. Ниже привожу полный текст моего резюме. Без комментариев.


Российская Федерация, г. Москва, ул. --------------, д. 20, кв.69: (095) --- -- --; моб.: - --- --- -- --;
ICQ#335187640; e-mail: pet_em@yahoo.com.


Эмиль Ашотович Петросян
Опыт работы
Июнь 2001 - Сентябрь 2002 ОАО "Армэкономбанк", главный специалист Управления стратегии и оценки рисков (Республика Армения, Ереван)
Январь 2001- Декабрь 2003 Армянский Государственный Инженерный Университет, кафедра Экономики и Организации Машиностроительного Производства, преподаватель Микро- и Макроэкономики, Стратегического и Инновационного менеджмента, Экономико-психологического планирования (Республика Армения, Ереван)
Январь 2003 - Июнь 2004 Творческо-производственное объединение "--------------"), консультант по экономическому планированию и маркетингу (Россия, Москва)
Июнь 2004 - до настоящего времени Телекоммуникационная компания "----------------------", менеджер по маркетингу и корпоративным связям (Россия, Москва)
Образование
1994-1998 Армянский Государственный Инженерный Университет, специальность "Экономика, организация и управление машиностроительного производства", бакалавр инженерии
1998-2000 Армянский Государственный Инженерный Университет, Магистратура, специальность "Менеджмент в промышленности и инфраструктуре", магистр инженерии
2000 - 2002 Армянский Государственный Инженерный Университет, Аспирантура, специальность "Экономика и управление хозяйства и его отраслей", инженер-исследователь
июль 2003 Институт экономических исследований при Министерстве Экономики и Финансов Республики Армения, кандидат экономических наук
Публикации
1. Э.А.Петросян, Проблемы совершенствования принятия инвестиционных решений в условиях синхронизации планирования сфер деятельности предприятия, Сборник материалов годичной научной конференции ГИУА, том 2, Ереван 2000, Стр.188-189.
2. Э.А.Петросян, Стратегическое планирование и целенаправленность фирмы, Сборник материалов годичной научной конференции ГИУА, том 2, Ереван 2001, Стр.562-564.
3. Э.А.Петросян, А.П.Симонян, Использование правила "шести си" при оценке кредитных рисков, Специализированный журнал "Бухгалтерия и банки", №1, Москва, 2002, стр. 37- 39.
4. Э.А.Петросян, А.П.Симонян, Дисбаланс чувствительности как индикатор процентного риска, Специализированный журнал "Бухгалтерия и банки", №8, Москва, 2002, стр. 28-29.
5. Э.А.Петросян, Эффективная стратегия в системе менеджмента, Сборник материалов годичной научной конференции ГИУА, том 2, Ереван 2002, Стр.479-481.
6. Э.А.Петросян, Синхронное планирование в системе стратегического менеджмента, автореферат на соискание ученой степени кандидата экономических наук, Государственный Инженерный Университет Армении, Ереван, 2003, стр.23.
Награды и премии
1. Лучшая магистерская диссертация по специальности "Менеджмент", Государственный Инженерный Университет Армении & Армяно-Американский Союз предпринимателей, Аспирантская Школа, 2000г. 2. "Будущее нашей науки", лучшее выступление по теме "Внешняя и внутренняя стратегия фирмы", Научная конференция, посвященная 70-летию Государственного Инженерного Университета Армении, 2003г.
Увлечения
Философия, Социология, Психология, Науковедение, Культурология.
Знание языков
Русский, Английский, Армянский.
Работа с компьютером
MS-Office, Photoshop, Corel Draw, Internet, e-mail.


В один из теплых весенних дней мне позвонил Мистер С., старый друг, с которым я работал когда-то в банке и подружился на почве любви ко всему Западному. После почти года воздержания от употребления армянского языка, я говорил и говорил с ним, не переставая. Он приехал в Москву заняться новым бизнесом, а я как всегда зарабатывал копейки и слонялся по улицам в поисках чудес и ебли. Мы встретились у памятника Пушкину, был красивый весенний день, и мы решили прогуляться по городу. Я рассказывал о своей жопной работе и о том, что меня уже все достало, а он рассказал о бизнесе, который собирался открыть. Фирму надо было раскручивать с нуля, поэтому ему нужен был близкий и башковитый человек. Я с удовольствием принял его предложение поработать вместе. Зарплата была чуть ниже, но он еще предложил снять на двоих двухкомнатную квартиру за счет фирмы. И я согласился. Тем более, что напряги, которые я терплю на моей работе у Дракона, стали сводить меня с ума. Мы договорились, что я объявлю на драконской фирме о своем уходе и перейду работать к Мистеру С.


КОМНАТА 7. Почему 7? Да потому что я щелкнул по зашифтованной клавише. Ну ладно, как говорит Хармс, хватит уже об этом. Моя комната состоит из многих вещей, сложных по форме и простых по содержанию, или наоборот - простых по форме, но сложных по содержание. Короче, два основных момента, что-то в моей комнате сложно, а что-то просто. И с этим приходится мириться. Иногда я представляю все в виде развешанных повсюду, на каждой вещи, таблички с ее названием. Но я до сих пор никак не могу понять, какую табличку мне повесить на себя. Вариантов много - "Эмиль", "поэт", "голоден", "просьба не беспокоить", "хочу женщину", "завтра на работу", "интересно, что сейчас по телику" и т.д. И та же самая ситуация складывается и в отношении других, менее рефлексивных вещей, чем я.


16 июля я подошел к Дракону и сказал, что собираюсь уйти. Сначала он был в шоке. Тем более, что он собирался послать меня в Венгрию представлять фирму на кинофестивале документальных фильмов. А потом сказал, что моему поступку нет названия, что я бросаю фирму в минуту, когда она во мне очень нуждается (что-то я этого не замечал по зарплате), и что за такие выходки, как моя, обычно бьют по морде. Я никак не мог понять, о чем он говорит (я это понял немного позднее, когда не получил ни копейки расчета, хотя фирма оставалась мне должна за полмесяца). Перед выходом из его кабинета Дракон сказал, чтобы я ему позвонил, как только передам все дела. ОК, - ответил я. Я был совершенно на мели и думал, что он наверно хочет дать мне денежки за последние 15-16 дней с начала месяца. Я уходил из этой фирмы с радостью. Все меня целовали, желали удачи на новом месте и вообще говорили хорошие слова. Кроме этого пидора О., моего прямого шефа. Я видел, какое облегчение выступило у него на лице, ведь он лишался "опаснейшего" конкурента. Поистине, некоторые люди - омерзительнее собачьего дерьма.


Слова обозначают только то, чего нет на свете. На самом деле нет понятий, нет концепций, нет дружбы, любви, взаимопонимания. Все чувства многообразны и содержат в себе массу позитивных и негативных эмоций. Они плавно перетекают друг в друга, составляя некую смесь и вновь распадаясь на бесконечный ряд составляющих. Почему нам так необходимо найти название тому, что мы испытываем? Недавно в метро мне привиделся удивительный киноэскиз: камера гиперреалистично скользит по припотевшей женской ножке. Еще немного и она подбирается к "окошку" под самой ****ой. Все это происходит со стороны задницы. И камера вдруг выпорхает, словно из ****ы, и превращается в мотылька.


18 июля. Я переселился в новую квартиру. Мистер С. выделил мне комнату побольше, со столом, книжным шкафом и телевизором. Он говорил, что мне для работы просто необходима такая комната. И в самом деле, это была первая комната, которую я ни с кем не делил и в которой все меня устраивало. Грег, наш третий компаньон и брат нашего друга, помог мне привезти от тети Р. все мои вещи. Я стал обживать комнату.


Мир прекрасен. Мир чудесен. Но почему мне так страшно. С чего это я решил, что мир никогда мне не простит того, что я до сих пор не нашел способа его спасти. Я верчусь в своем навороченном офисном кресле и смотрю в потолок. Когда все достает, достаточно посмотреть в потолок, и все встанет на свои места. Он пуст, как всегда. Он пуст из года в год, в то время как на полу и по всем стенам начинают появляться все новые предметы, вещи, хлам. Я художник, и это значит мне будет тяжело всю жизнь. Какой-то камень на сердце. Но жизнь не есть подготовка к экзамену смерти, жизнь - вечный поиск ответов на вопросы, которые не дают покоя. Откуда они берутся, эти вопросы? Абстракции, выводящие в абстракцию.


Теперь у меня была пишмашинка, на которой я после многолетнего опыта работы на компьютере переобучался печатать. Когда я только начал набирать тексты на пишмашинке, меня поражало как на чистом листе начинают выпечатываться буквы, складываемые в слова, фразы, мысли. И буковки, эти маленькие насекомые, блуждающие от страницы к странице. Меня всегда пугал чистый лист. Все листы, лежащие на моем столе и ожидающие своего часа подключиться к роману, были так совершенны, так прекрасны и бесподобны, что я часами сидел перед ними, пытаясь оправдаться за то что люблю их помарать. Вот, например, что касается вот этого самого листа. Этот лист словно создан для того, чтобы на нем печатали. Я просто помогаю ему претворить свою сущность в жизнь. А что такое жизнь? Сколько раз я задавал себе этот вопрос, ставя себя в тупик на глазах у всех. Нет, у меня определенно поменялся стиль письма. Ибо одно дело печатать на компе, и совсем другое на машинке. Нет - это не слово. Я просто хочу. Это просто желание, которое не имеет названия. Я продолжаю, и меня ничего не остановит. 4'33"


Примеры из жизни против примеров из сна. Лист. Лабиринт желаний, в котором я безнадежно пропал.


Все огромные вещи содержат в себе те же самые, но только более мелкие вещи. Множества, являющиеся элементами самих себя. Бегемоты состоят из более мелких бегемотиков. Человек состоит из множества детей. Руки состоят из множества рук. Губы состоят из множества губ. Глаза состоят из множества глаз. Жесты состоят из множества жестов. Улыбки состоят из множества улыбок. Мы ходим под зонтами нашего разума, укрываясь от самого невероятного визуально представляемого множества - звездного неба, превращающего человека во вселенский микроорганизм, который, вероятно, кто-то покрупнее и разумнее рассматривает в микроскоп.


О том, как страшно видеть воду, которая жизнь и которую можно выпить и от нее не останется ничего. И вообще пребывать в воде или пить воду, в которой начало всему сущему и вероятнее всего его же конец, ведь вода иногда незаменима, когда необходимо выпить стакан воды или же ополоснуть лицо после затянувшегося запоя, я не раз обращался к воде как к символу текучести жизни, ее необратимости и монотонного журчания, когда кажется звук сведет тебя с ума, но это приносит ни с чем не сравнимое наслаждение, которое словно запечатано в воде, выступающей в своих модификациях повсюду - струящейся из глаз в виде слез, а также связывающей слюной поцелуй.


Поначалу Мистер С. считал мня великим человеком и старался помогать во всем. По вечерам мы беседовали на философские темы, в которых я раскрывал свое отношение к Человеку, Мирозданию, Истине. Я видел, как внимательно он меня слушает, и это было для меня лучшей наградой за свое красноречье. Теперь мое новое окружение идентифицировало меня в качестве поэта, и я мог вести себя так, как я и привык себя вести, - то есть быть самим собой. На всех моих прошлых работах и в универе я скрывал серьезность моего увлечения искусством и литературой, поскольку это всем казалось иррациональным и бессмысленным, а они считали меня человеком умным, в смысле практичным. А здесь у Мистера С. я сразу же развесил по стенам репродукции Ж.-М. Баскье и скаченные из инета детские рисунки. Я чувствовал себя как рыба в воде.


Иногда возникает такое ощущение, словно лежишь на операционном столе.
В лирике я всегда был физиком, а в физике - лириком.


22 июля. Один ***вый день из жизни Эмиля Петросяна, смешного и трагичного, идолопоклонника и низвергателя.
Мы были пугливы и застенчивы, как руки. Она. Я. Сейчас это уже ничего не значит. Мы никогда не будем вместе и на самом деле никогда вместе и не были. Она была чудесна и свежа, как утро в горах - боже мой, какие метафоры, - и она мне говорила всякие хорошие и нехорошие слова. Но сейчас не об этом. ***вые дни у всех начинаются одинаково. Прекрасное солнечное утро и сразу после этого первые позывные - хуеватый ветер. Это началось вчера. В настоящий момент, пока я пишу, хуевый день еще не закончился. Вот прямо сейчас я отпил из замызганного стакана с водой недельной давности.
Глава1. разговор в тональности ***.
Глава2. славное прекрасное утро, когда хочется совершать подвиги, причем безудержно.
Глава3. Поход на работу.
Глава4. звонок друга№1.
Глава5. звонок друга№2.
Глава6. звонок друга№3.
Глава7. звонок друга№4.
Глава8.пересылка денег через банк.
Глава9. неудачное знакомство.
Глава10. метро с видоизменяющимся на глазах человеком.
Глава11. толстуха с горшком цветов и ее сестра, нимфетка с пышным задом, а также нигер, пялящийся на меня всю дорогу, и еще самоулыбающаяся девушка, которую я наблюдал всю дорогу в отражении.
Глава12. разговор с тетушкой, не из приятных.
Глава13. обратный путь и нищая, приставшая ко мне в метро.
Глава14. печатная машинка.


О том, как страшно бояться.


Запиханные, как джинны в бутылку, воспоминания, ведь память внушает мысль о неосязаемости времени. Видя пыль, мы видим время, оседающее маленькими крошечными частицами, возникающими черта знает откуда, хотя пыль страшно видеть и просто так. В этой пыли наша молодость.


Моя проблема в том, что когда я шучу, люди думают, что мои слова всерьез; а когда я говорю серьезно, они думают, что я шучу.


Спасение мира - процесс непрерывный. Мир спасают художники, гробят политики и насилуют ученые.


Я задыхаюсь. Внутри меня живет зверь. Пока ее нет, он старается не привлекать внимания, но как только она появляется, он начинает просить ее. И я не могу ему отказать. А она может.
Стихи о свободе
Осени
Заваленных листьями аллеях
Любви
Время каким-то образом проникающее в наши глаза
На мою ногу присел мотылек ее ****ы.


Мысли о лемовской "Сумме технологии". Чтение поэмы активирует ее, теперь она будет жить в вас подобно вживленному чипу.


Несколько идей, полученных откуда-то сверху. Поколения фраз, чувств, разочарований. Когда я ее впервые увидел, я понял, что подошел к черте.


Я знал, я всегда это знал, свобода и любовь невыносимы, а все остальное просто не имеет смысла, последние теплые деньки, среди мрака моей жизни я греюсь на солнышке.


Но идиллия моего общения с Мистером С. вскоре исчерпала себя. Он все чаще и чаще,-уже на правах шефа,- указывал мне что делать и как жить. Он считал меня бездельником и сказал, что его достали мои постоянные чудачества - начиная с моих полушутовских-полутрагичных представлений в лицах во время рабочего дня и кончая моими рассуждениями о смысле того и сего. Я очень быстро почувствовал между нами пропасть, которую преодолеть невозможно. Я все чаще и чаще стал подумывать о новом рабочем месте.


В толкотне универмага/ стою уставившись в витрину/ стихи пылают в голове.


Когда идешь по знакомым местам и хочется вернуться назад и что-то изменить, сделать жизнь важнее, значительнее, интереснее, но все уже необратимо, все просчеты и удачи уже имели место.


Но что-то говорит, что я стою по ту сторону всех приключающихся со мной историй, я стою по ту сторону всего, что происходит с остальными. Я по ту сторон всего, что возможно и невозможно.


23 февраля. Клипы. Девочки-раскрывашки. Заснеженная улица и запах супа. Ампутация цели. Героическое легкомыслие. Уже глубокая ночь. Глубокая, как глотка женщины в известном порнофильме. С улицы слышен шум машин. Никогда не смолкающая конкретная музыка шоссе. Где-то раз в полчаса раздается грохот проносящейся мимо моего здания электрички. Как же поставить на рельсы свою жизнь. Чтобы она двигалась так же стремительно, так же уверенно и перестала блуждать в лабиринтах времени и пространства. Вчера был выходной, а я отпахал в офисе целый рабочий день. И выйдя из офиса у меня еще были силы и желание куда-нибудь пойти. А знаете ли, милостивый государь, что такое, когда некуда пойти. Время стоит. Оно движется для всех вокруг меня, но для меня оно стоит. По телевизору передавали, что сегодня всего за один день в метро бросилось под поезд четыре человека. Беспрецедентный случай. Во всех четырех случаях самоубийство. Что же происходит с людьми, если они прилюдно бросаются под поезд, да еще и в праздник.


Я пришел на перерыв домой. Теперь я якобы отдыхаю. Моя судьба запутана как никогда. Мы, Они - все это какие-то неуловимые слова, смысл которых затуманен, как MTV. Я бы хотел написать такую вещь, которая меня бы спасла. Нет, этот VJ меня заколебал, такая дура, зовут Таей. От меня несет копченой курицей, которую я терпеть не могу, просто хотелось поесть чего-нибудь мясного, вот я и попался на удочку. Единственное мясо в холодильнике. Ладно, пора бежать, остальное - потом.


Он был неприспособленным к жизни человеком. Витающим в облаках и непрактичным, рассеянным, застенчивым, . Но несмотря на все это, он продолжал жить и ничто было не в силах остановить его верить в прекрасное, красоту, человека. Никто не был в силах остановить его. Он был независим, он продолжал жить, продолжал удивлять своей жаждой жизни и верой в ее чудесность всех вокруг. Ни один социальный строй не мог раздавить его, ни одно время не могло его уничтожить, ни одно чувство не могло стереть его с лица земли. Он был живуч. Он был над Социальным Порядком, над Временем, над Любовью. Он был Художником.


Возможно, завтра все изменится в лучшую сторону. В этой фразе нет ничего оригинального. Я ее записываю лишь для самоуспокоения. Да, ничего оригинального. Зато сколько надежды. Сколько утопической и нездоровой веселости. Сколько загубленных праздников и отчаянных попыток уловить главное. Чтобы реализовать тот материал, что скопился на данный момент у меня в голове, мне потребуется по меньшей мере 2500-3000 лет непрерывной напряженной работы. Но поскольку у меня в запасе в лучшем случае еще лет 50, и это еще при том, что 12 часов своей жизни я провожу на работе, насилуя свой интеллект, то получается, что мне не успеть сделать и одного процента того, что я замыслил. А ведь замыслы все прибывают и прибывают. И я не могу их остановить. С одной стороны, это, конечно, трагедия. Но с другой - я все же счастлив, что эти идеи приходят в голову именно мне, а не кому-нибудь другому. Я буду просто фиксировать их на бумаге, без всякой надежды на их дальнейшую реализацию. Что ж человек конечен, зато искусство - вечно. Да и потом, зачем так мучаться, не спать ночами, терять аппетит, навыки социального общения, подвергать себя невообразимым душевным пыткам, ставить бесконечные опыты над своей личной и общественной жизнью, чтобы написать лишь небольшой по объему и практически никому не нужный роман. Я уже не говорю о поэзии. Намного приятнее просто наслаждаться возникшей идеей и не загонять ее в материал. Ничто из того что я реализовывал не отражало и пяти процентов той смеси восхищения, недоумения и радости открытия, возникающих при появлении одной только идеи. Как говорил Джотто в финале пазоллиниевского "Декамерона": зачем творить искусство, если так прекрасно о нем просто помечтать…


Когда видишь человека, неважно кого, просто человека, который может повлиять на твою жизнь, сделать ее светлее или окончательно испортить, и в конечном итоге приходится сбегать ото всего, что еще может к тебе обратиться, потому что каждое обращение начало нового испытания, к которому всегда оказываешься не готов.


В этом мире не осталось ничего кроме цифр. Все переведено в цифры. Технологии, заменяющие времена года. Общественные культы. Смерть и рождение новых звезд. Любовь уничтожена, словно взрывом атомной бомбы. Вероятно, моя свобода невозможна в условиях свободы остальных. Свобода как некоторые химические элементы периодической системы, которые получаются только искусственным путем и существуют максимум несколько секунд. Безумие, выпущенное в воздух, как сигнальная ракета. Повторения, чередующиеся одно за другим. Свобода - это идея, а значит, это чего не существует в природе. Ибо идеи не существуют. Все идейное и идеативное - пустота. Отрешенность и рассеянность. Идея. Снятие проблем путем заговора. Слова, прокручиваемые в голове вперед и назад, словно непрерывная магнитофонная лента, которую невозможно перемотать ни к началу, ни к концу. Пустота, заполненная пустотой. Идеи - это путешествие в небытие. Свобода Я сижу на стуле. За окном дождь. Ничего не может меня взволновать. Свет далеких окон, волнами растекается по воздуху. Молчание на грани крика. Ни одной дружественной руки. Откуда помощи ждать? Мое счастье длилось так недолго. Все вернулось на круги своя. Война всех против всех. Конец старой жизни и начало новой. В полураскрытом книжном шкафу исписанные со всех сторон дневники. Я бы очень хотел научиться обходиться без никого. Что мне дало это общество, кроме непрекращающейся агонии. Невесомость. Соционавты.


Мы заселяем наше прошлое новыми событиями и персонажами.


Я не хочу жить в обществе, помогающем только в одном - стать чудовищем, хищником, раздирать людей на части и латать ими дыры.


18 сентября. О том, как страшно видеть девочек, разучивающих стрип-движения, в то время как ты доедаешь свой бизнес-ланч.


ночь подкатывает к горлу как блевотина/ освещенная дорога/ оживленное шоссе/ спуск шасси/ завтра выходной/ запах выжидающего женского тела/ странная игра/ кто кого переебет/ мои силы на исходе/ в ее глазах блестит алкоголь/ желтые синие и зеленые круги/ магия и мир сверхъестественного/ красная плоскость фрикций/ не хочу больше писать/ устал


О том, как страшно ходить и не знать ни одного места, куда можно было бы пойти и чувствовать себя удавшимся человеком, которому есть что сказать, что сделать и, главное, что обдумать.


Что-то не так. что ни говорите. что-то здесь не так. в этом огромном мире я не могу найти себе места. я сегодня видел девушку. это была бессовестно аппетитная жопка. и ****а ясно вырисовывающаяся и легко узнаваемая сзади. я уже не говорю про сисы. эта студенточка просто вывела мое хозяйство из себя. я готов был наброситься на нее и рвать на ней одежды и волосы. а она мирно и тихо стояла в очереди в супермаркете. прямо передо мной. и я хотел побежать за ней. и насладиться всеми ее физическими и умственными возможностями. старая добрая ебическая сила. но меня задержала кассирша. которая все никак не могла найти код лампочки. которую я покупал. чтобы ввести его в кассовый аппарат. лампочка в 150 Вт. а у нее был код только на 60. и я проморочился с ней целых 6 мин. а когда я выбежал. я стал оглядываться по сторонам. и нигде не нашел ее. я сначала пошел по одной дороге. потом завернул на другую. и в результате ничего. ни-че-го. ****ь. ну почему. я был так разочарован. я все никак не могу забыть ее прекрасную фигуру, просветившуюся в проеме выхода. я был безутешен. и когда стали показывать фильм. по одному из глухих телеканалов. я разглядел в этом старом комедийном маразме себя. и я понял, что. хороших мигов не вернуть. прекрасное тем и прекрасно, что неуловимо. оно проходит, как отражение облаков в озере. я смотрел телевизор и чувствовал. что с каждой минутой я ухожу в себя. навсегда и без сожалений
брать в руки острые или колющие предметы, с помощью которых можно раз и навсегда все сразу разрешить.


Ну вот я и снова сел за свою печатную машинку. Бумажная архитектура. Йозеф Бойс. Бедное искусство. видео-арт. Вот все, что мне удалось выхватить из сети вчера. Сегодня у меня ни на что, кроме моей теперешней работы, не было времени. Женщиы, женщины и еще раз женщины, я постоянно думаю о них. Образы, лишающие меня спокойствия и сна, благоразумия и силы. Я поэт. А это неизлечимо. Образы, минующие сознание и проскальзывающее прямиком в глубины бессознательного. Мягкое и звериное, сложное и противоречивое бессознательное. Не похожие ни на что и одновременно все отражающие. Это просто сон, вельветовый душистый сон, пропорциональный смерти. Мы загружаемся медленно, как изъеденный вирусами компьютер. Я здесь и одновременно нигде. Я надеваю свою рабочую белую рубашку. Это что-то вроде виртуального шлема. В этой игре смесь благочестия и бесстыдства. Эта ночь возвращает меня ко вчерашнему вечеру, когда я стоял растерянный посреди комнаты и время от времени поглядывал в окно. Солнце уже село, а луна еще не думала выходить. Мы прячемся в своем Я как маленькие улитки, всюду переносящие за собой свой дом. Куда бы мы ни шли, всюду мы тащим за собой какое-то непонятное и неизвестное наше Я, которое за нас говорит, слушает, понимает или не понимает. Нет, я уже давно перестал себя понимать. Хотя люди не так уж сложны. Более того, они просты как инфузории, их мотивы и поступки примитивны. Они питаются и размножаются.
Нет ничего страшнее осознанных инстинктов. Солнце заулыбалось и гром разорвало как клочок бумаги. Дверь стала прозрачной, как аквариум. И не было места ни знанию, ни силе. Я стоял и ощущал свои проекции в шести или семи плоскостях одновременно. Утром было холодно. Во дворе лежали съежившиеся деревья. Молчание хрустело как лед, и ее поступь звенела в моих ушах, как сливающийся со внутренним миром шум сирены. Среди всех этих цветов нет ни одного, способного возвратить меня к жизни, к радостному ликованию по поводу очередного прожитого дня. Я даже не знаю, что же происходит на самом деле. Я уже ничего не понимаю. Может, искусство никогда не.


О том, как страшно вступать в брак, переводящий страсть в рутину и питающий систему новыми живительными соками выращенных детей молодых и здоровых, готовых на все ради идеалов, культивируемых в среде их обитания.


На свете нет ничего прекраснее женщины. Ни одно событие, ни одно явление, ни одно чувство или мысль не могут выйти вперед женщины. Мысль - оргазм мозга. Я печатаю на новой ленте, это такое колоссальное удовольствие. Я просто наслаждаюсь возникающими из под печатника словами. Любовь, гармония, красота - это все женщина. Все в мире - лишь отражение женского, вечного непреходящего материнского начала. Наша планета, все что нас окружает, - это плач по плодородию. Вильгельм Райх. Трудности в осознании своей роли и предназначения. Дверные замки и ночные телепередачи. Завтрашний холодный кофе в офисе. Все это связано и внесено в какой-то странный порядок, хаотичный и жуткий, за которым стоит теплая мягкая улыбка, способная аннигилировать все что угодно. Я раб женщин, я безумец, отрицающий все, кроме женской красоты и неподдающейся объяснению магии обласкивания. Я, словно малое дитя, балансирую между жизнью и смертью на груди женщин, заменяющих мне мать. Эдип? Хахахахахахахахаха


Все самое хорошее в нашей жизни происходит случайно. Все самое хорошее в нашей жизни происходит неожиданно. Неожиданность и случайность - вот основа прекрасного. Это что-то невероятное. Я все строчу и строчу и не могу остановиться. Уже осень. Это чувствуется в воздухе и траве, которая шуршит какой-то холодной и скользкой фактурой, словно нож, приставленный к горлу. Музыка и странное смятение, которое приходит с каждым новым похолоданием. И потеплением. Мои мысли связаны в узелки, и я распутываю их как индеец майя. Я мыслю узелками. Я хочу остановить время, я не успеваю оглянуться и осмотреться, время несет меня вперед, и я теряю последнюю связь между прошлым и будущим. Одно настоящее - краткосрочное и хрупкое, которое меняется прямо на глазах. Нет ничего страшнее времени, меняющегося прямо на глазах. Страх, попытка скрыть важное, немного солнца, топящего в себе комнату, ни одного звука, ниоткуда, никуда. Иногда мне становится так страшно за себя. Я сейчас ни в кого не влюблен. Это катастрофа. Я сентиментален и несносен, я нежен и мнителен. Больше всего мне хотелось бы влюбиться, меньше всего мне хотелось бы влюбиться, но выхода нет: любовь - это именно то измененное сознание, которое создает все новые и новые стимулы к творчеству. Это наркотик, без которого меня ломает. Получается так, что любовь - самый сильный стимул к творчеству, а творчество - самый сильный стимул к любви. Заколдованный круг, из которого для меня нет выхода. Но я не отчаиваюсь. Пусть я обречен быть не со всеми, пусть я всегда буду поэтом, пусть мне придется постоянно искать в жизни любовь и справедливость, мне в принципе больше нечего хотеть от жизни. Этой мой путь. Неплохо было бы еще знать, куда он ведет.


сегодня я шел на работу/ и проходя через двор/ мимо маленькой девочки/ скачущей на своей прыгалке в мою сторону/ я не удержался и показал ей язык/ это был хорошенький ребенок с большими чистыми глазами/ в ней было что-то такое легкое/ и мне хотелось сделать ей приятное/ но она словно ждала этого/ и показала мне FUCK/ я еще долго шел и думал/ думал думал думал/ пропуская свои автобусы/ а потом и поезда метро/ и тут я вспомнил об одной своей знакомой/ такая веселая чувиха/ мечтающая стать бизнес-леди/ которая мне частенько говаривала/ что я отравился книгами/ и что я слишком сложен/ а книги читают только слабаки/ которые боятся жизни/ и зарываются в книги как в норы/ я долго ее слушал/ и во многом ее понимал/ и в конце она сказала
стань проще и люди к тебе потянутся/ золотые слова/ особенно для тех /кто не видел маленьких девочек с маленькими факами в руках.


Я видел эту девочку снова. Я возвращался домой и у самой двери в подъезд, стояла та самая девочка, показавшая мне "фак". Она была с огромной белой собакой угрожающего вида, которую держала на поводке. Я не мог подойти к двери и набрать код, потому что мне было страшно. Девочка, увидев мой страх, как-то по-матерински улыбнулась (ей 5 лет, мне 27) и сказала:
"Не бойся. Он не кусается".
Я что-то промычал в ответ и спросил, а как зовут собаку. "Ганс" - ответила девочка. Первое, что я подумал: "Прямо как Андерсена" и ответил ей: "Красивое имя".
"А сколько тебе лет" - спросила меня девочка.
Я в некотором недоумении ответил: "27".
"А Гансу девять…".


Одной из вещей, сводящих меня с ума в этом бредовом телекоммуникационном офисе, была скрытая пытка, заключавшаяся в том, что техник по шестьсот раз в день звонил мне и просил сказать, как мне слышно. Это называлось тестированием связи. Где-то ближе к перерыву я уже готов был этого техника убить. А впереди еще оставалась целая половина дня.


О том, как страшно чувствовать прикасания к себе других людей, таких же потребителей, как и ты, мечтающих попользоваться чем-нибудь бесхозным, вроде тебя.


Человеческое сознание поразительно: рано или поздно оно наталкивается на стену. Говорят, у животных нет памяти. Это наверняка верно, ибо иногда я чувствую, как память покидает меня, и я становлюсь неуправляемым животным, неспособным справиться с чем-то внутренним, необъяснимым, которое прет из меня, толкая на странные поступки, не имеющие отношения ни ко мне прошлому, ни, как оказывается, ко мне будущему. Я словно ненадолго обнуляюсь. Например, сейчас я поставил свой новоиспеченный фотоаппарат на автоспуск и позирую перед ним, я хочу заснять хороший кадр. Мне нужен снимок, способный отразить муки творчества. Я не фоткался больше полугода, мне позарез нужно себя увидеть. И в этой комнате, посреди дорогих моему сердцу вещей, я перестаю что-то значить сам по себе. Я превращаюсь в один из предметов обстановки. Я выражаюсь вещами вокруг себя, я означиваюсь благодаря моему интерьеру. Потому что сейчас, в этот самый момент времени я не существую ни для кого, кроме себя. Никто меня не видит, никто меня не слышит, никто обо мне ничего не знает. Я лишен прошлого, и особенно будущего. Я лишен даже настоящего, ибо оно невидимо, неслышимо, неосязаемо. Все происходит пост фактум. Все наши реакции на происходящее - post factum. Наша дальнейшая жизнь - один сплошной невыносимый пост фактум, начавшийся где-то в прошлом и осознаваемый только при обращении к будущему. Кажется, это произошло: все времена сошлись. Я ставлю свой фотик на автоспуск. У меня нет штатива, поэтому он установлен на книжках Борхеса. Не знаю, отразится ли это как-нибудь на фотографии.


По воскресеньям я всегда навещал свою тетушку, которая была самой умной женщиной из всех, кого я встречал. Она рассказывала о своей жизни, людях, которых встречала, о своих взглядах на различные вещи, и она делала это настолько оригинально, что я слушал ее как завороженный, не пытаясь даже вставить слово (что на меня совсем не похоже). И вот в одну из своих поездок к тете я увидел в метро чудо. Надо сказать, что это чудо еще и случилось на фоне единственного в моей жизни уик-энда, в течение которого я переспал с тремя женщинами, которые и не подозревали о существовании друг друга. Я был обессилен и понур. Ну и видок у меня был в тот день, я буквально вполз в вагон метро и просто швырнул себя на ближайшее сидение. Вокруг сидели разные люди, один страннее другого. Казалось, что они появились не в результате эволюции, а прямо в эту секунду и под этот самый случай. Я сидел себе и старался не заснуть. И тут я увидел это чудо. Справа от меня, прислонившись к дверям, стояли мальчик с девочкой. Им было лет по 10-12. Оба ребенка невероятной красоты. Они очень живо что-то обсуждали, девочка смеялась и гладила мальчика по щеке. А мальчик все время рассказывал что-то смешное и даже разрешил ей проверить свой пресс. Потом он проверил и ее пресс, нежно ткнув в ее открытый животик кулаком. Время от времени они целовались. Это был обыкновенный поцелуй в губы, без засосов, языка и прочего взрослого кала. На их лицах было такое спокойствие и восхищение друг другом, что я чуть не расцеловал их обоих. Через пару остановок они вышли, держась за руки. Я смотрел им вслед. Я был благодарен этому чудесному видению, снизошедшему на меня. Это поистине было самое прекрасное зрелище из всех, что я видел.


За 27 лет жизни я успел выйти из пеленок и дорос до получения первого трехколесного велосипеда, первого оргазма, и даже ученой степени. Моя мать хочет, чтобы я стал миллионером. Правительство хочет, чтобы я стал солдатом и потерял как минимум ногу. Я же просто хочу греться на солнышке. Оно ведь так умно, так доверчиво, так сексуально. И в этом весь я.


В глубине моего сердца. разноцветное утро. сладко потягиваясь обнаруживает себя в чужой постели. мы прячемся друг от друга. как рельсы. это взгляд человека. готового убежать в любую секунду. я был так счастлив в своих снах. жизнь ярче чем ядерный гриб. одиночество это грань между жизнью и смертью. деревья на моем пути как отражения нас самих. смертельно больной. я смотрю на ее накрашенные ноготки. скользящие вверх по ее ноге. в ее страсти огонь смерти. что я сегодня видел. корабли на которых мне хотелось смотаться в Рио. еще ее кости слабые и хрупкие. проглядывающиеся сквозь тонкую белесую кожу. она любит морепродукты. но я даже не хочу ее. я даже сам не знаю. что мне от нее нужно. может пару раз дать в рот. может быть. все были выше меня ростом. не только мужики. но и бабы. я уже не говорю про телок. я был словно Гулливер в стране великанов. телки из которых текло. интересно, а они случайно не питаются людьми вроде меня. которые ростом поменьше. одно за другим желания перерастают в необходимость. даже не знаю кто из нас больше поэт. я источающий красивые фразы и делающий вид что обращаюсь к вечности. или она со своим великолепным телом и сладчайшим нутром. мягким шелковистым и влажным как мордочка пушного зверька. ее ****а - вершина эволюции. это памятник всему живому и прекрасному на нашей планете. все из ****ы вышло - в ****у и войдет. я хотел бы оплодотворить всех прекрасных женщин на свете. может я много хочу. но я просто пчелка перелетающая от одного прекрасного бутона плоти к другому. мой нектар - поэзия.
или ощущать солнечный свет, когда на душе сумерки и ты движешься впотьмах, а все вокруг радуются и веселятся всю ночь напролет и никому нет дела до того, что тебе уже невмоготу и скоро, очевиднее всего, ты признаешься себе в том, что твоя песенка спета.


Люди, воспринимающие мир только через ТВ. На всех органах чувств стоит этот фильтр - телевизор, диктующий как жить, кем стать, чем восхищаться, что слушать, что любить, что ненавидеть, чем заниматься на досуге. Одни посылы - "спать", "пить", "не обсуждать", "размножаться", "не возмущаться", "потреблять" и т.д.


О том, как страшно видеть кровь или насилие, потому что это возбуждает, и ты ощущаешь, как это все близко тебе, и что ты на месте насильника справился бы с жертвой(-ами) намного проворнее, не растрачивая сил понапрасну.


музыка ритм музыка движения изгибы извивы музыка ритм ритм музыка размеры размеры дела дела в размерах размеры в делах прыжки те же самые размеры вверх вверх музыка размер это прыжок или это размер сегодня вверх прыжок сегодня это прыжок завтра прыжок размер птица прыжок птица лето еще птица еще лето немного лето много лето вверх лето вверх еще и еще еще еще еще волосы рты волосы от волос ко ртам от ртов к волосам лето лето птиц и волос лето ртов и прыжков лето место прыжок места мягко жестко вверх груди летосладкие сладкие сладкие рты прилипшие к волосам поцелуй соленый сладкий пошлый красное влажное губы глаза вверх сочные сочные сочные задницы задницы задницы задницы влажные и липкие задницы лето пошлые слабые сладкие соленые оголенные как провода лица и затылки губы губы говорящие молчащие лижущие сосущие обиженные кусающие целующие прыжок из сегодня в завтра из завтра в сегодня мерзнущие плечи и задницы птицы волосы губы птицы вверх лето прыжок лето лето огонь слезы пот снова огонь снова птицы снова вверх скорость размер и скорость жарко и холодно быстро медленно знакомо незнакомо я нея ночь день ночь день раны холодно огонь холодно глубина погружений лето кровососущее животное груди кровососущие животные глаза кровососущие животные шеи руки ноги груди кровососущие животные рты губы соски пот слезы огонь младше старше комната нож сознание комнаты сознания чувства как ножи раны раны раны раны раны раны поцелуй прошел навылет пули ножи бабочки красное соленое рты губы бабочки волосы задницы бабочки глаза руки бабочки ****ы живущие один день бабочки гусеницы пожирающие цветок огонь жар лицо уши застежки растежки пуговицы зиперы маска устрашения полоса голосов ****ы лиц лица **** ****ы рук ****ы ног ****ы глаз ****ы ушей ****ы жоп ****ы ртов ****ы словживотные слезы животный огонь животная сладость животная влажность животная липкость кровососущее лето кровососущие поцелуи кровососущие задницы и прыжки холодно холодно холодно жар холодно незнакомо скорость вниз вниз вниз вниз вниз вниз вверх и снова вниз


Сегодня дождливый день. все кажется абсурдным и нереальным. людей нет. деревья напоминают зеленое месиво. нет ничего что могло бы меня развеселить. я просто сижу у окна и смотрю во двор. изредка я поглядываю на свой растущий живот. он становится круглым и гладким. откуда он взялся я ведь почти ничего не ем. как менчя бесит когда я промахиваюсь мимо клвавиш и забываю расслышать звонок свидетельствующий о необходимости перехода на другую строчку. меня все достало. хочу стать невидимым, бесцветным, неосязаемым и неслышным. впрочем я уже такой. моя жизнь старательно обходит жизни остальных людей. я ни с кем не лажу. все мое - это слишком мое, и ничье другое. моя жизнь - это безнадежная попытка подключиться к жизни вокруг себя. все что я делаю в жизни - я делаю исключительно для себя - для себя подбираю шмотки, для себя душусь, для себя говорю, для себя люблю. для себя читаю. и восхищаюсь чем-либо только для себя и ни для кого другого.
Ну вот, у меня опять закончилась эта гребанная лента!
Мое сердце изранено - дальше некуда. бедное мое сердечко. живая бля мишень. я не знаю, что это со мной. господи помоги мне!. истерика. валерьяна. депрессия. чай. перевернутые лица на телеэкране. музыка. сон в наступающем рассвете. почти утро. сегодня снова не удалось заснуть. сколько углов в этом солнце. тонкая грань, за котрой начинается низвержение идолов. я хочу разрыдаться, но слез нет. я окаменело смотрю куда-то вдаль. туда далеко-далеко. где гудит город и люди умудряются жить какой-то странной и незнакомой мне жизнью.


Чтобы быть, им нужно иметь. Девушки стареют в раз быстрее женщин. Жалкие голливудски звезды, в которых нет ничего человеческого. До конца листа еще целая куча места - о чем же мне писать? буду просто набирать что попало с закрытыми
 
мои руки ничего не помнят без глаз…


Я боюсь улыбок. Которые можно добавлять в чай или обед по вкусу. Улыбка - это дифференциальное уравнение. Она орудовала своей улыбкой, как инженер, кружащий вокруг чертежа со своей логарифмической линейкой. Ее улыбка открывалась наружу и вовнутрь. Ее улыбка проникла с поцелуем в мои легкие и заразила меня как вирус. Как зовут твою улыбку? - спросил я у нее. Она ничего не ответила, только свет отсвечивал на ее губах. И я заметил, как погас свет. Она проглотила меня. Нет это определенно не была темнота. - я оказался у нее в брюхе, как Мюнхаузен в брюхе у кита. Я слышал ее дыхание и как она глотает слюну. Я слышал это изнутри.


О том, как страшно видеть стекло. Шагал, Енгибаров, Мерль. Видимо, но недоступно. Люди, оказавшиеся по ту сторону ими наблюдаемых явлений.


Цивилизация/ шоу/ цирковые представления в жанре секс/ на душе исключительно поганно/ тяжесть сдавливающая душу/ осень входящая без всяких слов/ хочется спать/ только проснусь и снова хочется спать/ спать спать спать/ почему мне так плохо/ почему почему почему почему/ мне 27/ мои герои не доживали до этого возраста/ дальше мне идти одному/ странная все-таки вещь поэзия/ какой-то пессимистический оптимизм/ завтра будет солнце/ я чувствую что завтра будет солнце/ я это чувствую/ снова.


Она была похожа на 7/8. Вывернутое наизнанку зрелище запуска ракеты. Вывернутое наизнанку любовное признание.


Голова разрывается. Я вслушиваюсь в звуки, которых нет.


Каждый по-своему понимает счастье. Для людей вроде меня - это борьба за свое интеллектуальное и духовное развитие. Для других же это - домашний кинотеатр, масло для загара, шоколадки "Херши", новый мобильник со встроенной камерой, эротические каналы и скидки на иномарки. Есть люди, которые умирают душой еще в детстве.


В этом мире все преходяще. В этом мире ничего не удержать. Все утекает сквозь пальцы. Мы пытаемся привыкнуть к тому, что постоянно что-то теряем. И каждая потеря причиняет колоссальную боль. Каждая потеря чего-то означает некоторую потерю себя. Ни к чему не следует привязываться, иначе потеря этого погрузит в боль и уныние. Жизнь - это непрекращающаяся цепь потерь, И только иногда приобретений. Прошлое - кладбище наших потерь.


Живи безотносительно к потерям, безотносительно к приобретениям. Единство духа знаменует собой единство воли. Мы верим во много вещей одновременно, и это помогает нам жить. Мы верим даже в то, что никогда не может произойти, и в то же время не верим в то, что очевидно. Необходимо стереть границу между верой и неверием. Только тогда жизнь разольется по всему сознанию живительным спасительным потоком, противоядием от бессердечности людей и несправедливости мира.


В метро было полно народу, но мне удалось сесть. У меня в руках была новенькая книжка "Дао-дэ-дзин". И она помогала мне, сидя в жопе, верить в чудо.


Я хотел бы написать поэму в одно слово/ почему жизнь мне причиняет такую боль/ все так сложно/ я хотел стать космонавтом, и кем я стал теперь…/ у меня нет ничего/ я дожил до 27 лет, и у меня практически ни одного счастливого дня/ даже не знаю, что со мной происходит/ это продолжается так долго/


Мы сотканы из снов, а сны сотканы из нас.
деть все то, что сопровождало тебя всю жизнь, то, что стало неотъемлемой частью тебя.


Боже, как я красив, когда в голове зреет новая поэма.


О том, как страшно быть частью толпы.


Флэш-моб. Толпа, которая бушует и готова смести с лица земли все, что повстречается на пути, и ты понимаешь, что отделившись от этой толпы ты становишься в оппозицию инстинкту, древнейшему человеческому инстинкту - инстинкту стада. Во всякой толпе есть что-то нечеловеческое.


В темноте снов я различаю свет улыбок. Она улыбается своим снам. Сны переходят дорогу. Сны задавили меня. Я обнимал ее, и это было так тяжело. Хрупкое создание с каменным сердцем. Нет, мне ничего не понять из того, что со мной происходит. Я вернулся с работы. Теперь я могу продолжать дальше, но честно говоря, нет никакого желания. Тем более, что я почти всегда промахиваюсь мимо клавиш и на самом деле, слова в тексте, который вы сейчас читаете, совершенно другие.
Литературные примочки ради тела текста
Ля текст
Я только что сделал пару упражнений на бицепс
Кто бы подумал, что между этими двумя строчками два стакана воды, один телефонный разговор и несколько легких упражнений. Вот так вот.


О том, как страшно посещать церкви или любые другие религиозные храмы, где люди согнувшись в три погибели вымаливают прощение своим многочисленным грехам, которых никогда не существовало. И о том, как страшно видеть молодую пару сочетающуюся браком в строгом соответствии с предписаниями о проведении религиозных ритуалов.


О том, как страшна мысль о том, что тебя могут отравить или заразить, или ты можешь подцепить какую-нибудь заразу или получить заражение крови от небольшого пореза.


О том, как страшно смотреться в зеркало или просто видеть зеркала, окружающие тебя 24 часа в сутки, потому что в каждом человеке, в каждой вещи ты видишь свое отражение, и тебе становится страшно и ты пытаешься сбежать из этого заключение, ты словно становишься невидимым и растворенным в окружающем, подобно героям Кобо Абэ, исчезновение которых никто не замечает.


Вечер. Музыка, которая снова и снова выделяет меня из толпы, делает меня самим собой. Я постоянно что-то мычу себе под нос. И это все равно что кислородный баллончик для аквалангиста, погружающегося в морскую пучину.


8 марта. Все, что я написал, я написал благодаря женщинам, и что не написал - тоже. Искусство быть на волосок от.


Похолодание. Я похолодел. Холод. Мне холодно. Мысли бегут по мне, как струйки холодного душа. Мне холодно. Холодно. В промежутках между снами, я скучаю по теплым словам. Проблески сознания. Мне хочется бежать, но я стою. Мне хочется кричать, но я молчу. Мне хочется любить, но я опустошен, и холод заполняет мне душу.


Бог живет в компьютерах. Он дает каждому то, чего ему не достает в жизни. Интернет - это коммунизм. Так страшно чатиться черт знает с кем, все больше и больше запутываясь в многообразии придуманных себе имен, внешности, образа мысли и жизни, интересов и проблем.


Что такое Эмиль Петросян? Это группа художников, философов и поэтов, объединенных единым телом, 1-ая группа крови, резус положительный, национальность армянин.


Лампа машинка без крышки как вскрытая клавиатура у математика из фильма Арановского лист лежащий передо мной как пациент на операционном столе я печатаю шумы ложатся там и сям лицо движения светофор терпения снова не хватает я люди вокруг деревья осень дожди замоченные ноги зима черный город комплексы недоразумения негодяи и ублюдки всех мастей прячущиеся от дождя в огромных комфортабельных машинах ярких и серых одновременно йогурт на голодный желудок легкий закусон в кафешке балконы с которых я свешивался в надежде решить головоломку по утрам и вечерам цвет разность слагаемых линейки и калькуляторы школьные принадлежности и школьницы приглядывающие себе новый мобильный телефон пропасть близости секунда еще одна время просачивается сквозь пространство его нет ни в часах ни в глазах ни в движении мимо вещей истории похожи друг на друга переживаемые по-разному люди обводящие циркулем среду своего обитания пересечения параллельных прямых вакуум скорости оборачиваются вовне дыхание ветер взгляд реставрированный чувства фиксация на второстепенном медитация как исходная точка стрессов геометрия чувств и прикосновений явная и сладкая ложь надежды великие свершения маленькие открытия ничего не нужно солнце укрытое ото всех листва еще слова звезды ушедшие с небосклона ее губы размыкающиеся и смыкающиеся мои бесконечные отключки старые забытые мелодии очарование свежего воздуха выставленные в палатке фрукты секс как марафонский бег от хочу к могу мышцы напряженные после рабочего дня плоского как ленточные черви размагниченные жопки полуодетых девиц возвращающихся с очередной университетской пары обломки потонувших фраз кофе размачивающий улыбки телевизионный джоггинг и реалити-шоу автобус с веселыми и грустными рожами смех выветренный из серьезных помещений где зарабатывают деньги и ведут взрослый образ жизни попивая третьесортный чай и теребя друг друга под столом ножкой текст сплошной как паста выдавливаемая из тюбика сиськи циркулирующие как круговорот воды в природе испаряющиеся и снова материализующиеся это фокус цирковой трюк иногда мне удается вывести мотивы ее поведения из надетой на нее одежды что ни говори она прекрасна мне не помогает ничего мой цинизм и критический взгляд на вещи которых наверно давно уже нет и может никогда и не было она волшебна восхитительна чудесна неотразима я это чувствую всегда почему я себя так странно веду я бы ради нее сделал все даже попытался бы спасти себя если бы я ей был нужен если только я если только она не знаю как насчет других слов но сегодня мне нравится слово всегда и я буду его повторять и повторять всегда всегда всегда всегда всегда всегда


Если принять, что слеш это какой-то разрыв во времени, пространстве или осознании связи, то все что произошло со мной вчера можно изобразить следующим образом:
она лежала на столике/ я хорошенько ее взболтал/ и погрузил себя в ее алый тоннель/ это была клиническая смерть/ и все эти фрикции всего лишь предсмертные судороги/ агония угасающего сознания. эрекция - что-то сродни апперцепции/ или выходу в открытый космос/ я снял ее на свой фотоаппарат/ которого у меня впрочем никогда не было/ но это не мешало мне снимать отличные кадры/ и развешивать их по всей комнате, восхищаясь своими талантами/ иногда я проставляю все запятые и прочие знаки препинания, а иногда выборочно или совсем ничего/ ведь знаки препинания - это как переключатели скорости/ а я очень часто не хочу сбавлять обороты/ чего бы мне это ни стоило/ только сейчас я заметил, что у меня на ухе ромашка, которую я прикрепил еще вчера/ я с ней проспал всю ночь и только сейчас сработал рефлекс - я подумал, что по голове ползет таракан или какой-нибудь жучок/ а это вчерашняя вялая ромашка/ та самая, которая позвала меня из тысяч, расположенных вплотную друг к другу/ но она позвала меня и я выбрал ее/ она была так свежа/ еще вчера.


Люди и вещи сегодня есть завтра исчезли как будто их никогда и не было не оставляя нам ничего кроме исчезающей памяти.


Гостиница напоминала больницу. Как и любое другое офисное помещение, в котором люди зарабатывают на кусок хлеба и жопки, как правило, противоположного пола. Когда на дворе лето, не очень-то хочется мерзнуть по ночам. Сколько мне потребуется времени, чтобы в меня поверили, как в событие. Один из вопросов, к которым не хочется возвращаться. Никогда. Но приходится. Когда-то я думал, что в 2000 году я уже буду летать в соседнюю галактику, а на самом деле на дворе 21-ый век и я не могу себе позволить купить даже компьютер. И это не какое-нибудь преувеличение. Я не люблю преувеличивать. И добавлять в свое и без того страдальческое творчество какую-то сраную плаксивость и богемную нищету. Нет. Я реальный человек с реальными проблемами. И меньше всего на свете я хотел бы думать о деньгах. Но это, к сожалению, в моем положении невозможно. И я только тем и занимаюсь, что ныряю из джоб-арта в лайв-арт, из ит-арта в слип-арт и тому подобное.


О том, как страшно держать собаку, которая всюду за тобой идет и во всем тебя слушает, но нисколько тебя не понимает, ведь ты прекрасно понимаешь, что ее отношение к тебе проявляется только на уровне инстинктов, ты кормишь существо только за то, чтобы оно тебя любило... к сожалению вся жизнь построена на таких связях... любовь - комедия для тех кто мыслит и трагедия для тех кто чувствует.


В моем гороскопе обо мне сказано: "И опять двойственность натуры. На одной чаше весов - его прекрасный характер, изящество, элегантность, стремление к стабильности, любовь окружающих. На другой - мучительное, скрываемое ото всех, неукротимое влечение к женщине, непрерывная жажда секса. Иногда благополучная гармония достигается, и ему удается обуздать свой темперамент. Но бывает, что другая чаша весов идет вниз, и потребность в наслаждении затмевает весь мир. Такое состояние чревато для него срывами, нервными расстройствами. Близость с женщиной лишь на короткое время облегчает его страдания, и если бы это было возможно, он бросил бы и семью, и работу, и весь погрузился в эротику".


Если бы у меня был миллион баксов, я бы выставил его. Пусть люди посмотрят, что это такое. Ведь с этим можно заняться чем угодно и не думать о хлебе насущном.


Все множество эмоций, ощущений и чувств конечно. Поэтому разнообразие этих психосоматических переживаний исчерпывается задолго до конца жизни. После этого все составляющие духовной жизни начинают дублироваться, и чувства повторяются вновь. Таким образом, человек при жизни может прожить несколько полноценных жизней.


Улыбки с выключенными эмоциями.


Тишина, среди которой я различаю нарастающий шум чего-то нематериального. какого-то странного уныния, пробирающего сквозь массу предметов, окружающих меня и неспособных мне по-настоящему помочь. а мне необходима помощь, очень, крик о спасении. я хотел бы прямо сейчас снять фильм. и назвать как-нибудь странно типа "две линии" или "еще и не очень" или "всегда и я" или "кочующий поцелуй". Я готов приступить к съемкам прямо сейчас, но у меня нет камеры. постоянное возвращение. я постоянно возвращаюсь к одним и тем же вещам. почему это происходит?. увиденное хоть раз обречено на повторение - наверно дело в этом. Мои книги - это хастлер для мыслей. даже не знаю… такое смурое настроение. когда казалось бы дальше некуда. все плывет перед глазами. сегодня мерзкий день. я проснулся рано и с утра шнырял по всевозможным ярмаркам - от книжных до компьютерных - в поисках новой телки. телок было полно, я просто не знал, к кому из них подойти, я запутался, я растерялся и и был загипнотизирован прекрасными видами чудесных женских поп, подобно мотыльку, привязанному к свету. Я поплыл в своих воспоминаниях.. удивительно с какой частотой глупости прорываются наружу.. итак киносценарий. Я назову его "поэт в городе".


Две концентрические окружности. Женский рот. половые губы. наложение обоих видов губ в удалениях и приближениях - фокус и антифокус. женские ножки. слово я - написанное, переписанное, произнесенное, прочувствованное яяяяяяяяяяя. отражение в зеркале лица - детство и юность. Пощечина. шлепок по попе. столкновение парня с девушкой на улице. муха, быстро меняющая направление своего полета в пространстве
человек, проливающий чай. хочешь? игра без победителей. сданный экзамен. секс на фоне играющего ребенка. инопланетяне из детского мультика. любовный поцелуй. натянутый поцелуй. скользящий и выскальзывающий поцелуи. Двое. заявление об уходе. ночной клуб и стойка, забитая телками. девушка, аккуратно поглаживающая волосы и читающая в парке детектив. страницы романа, сжигаемые на ходу. написание I Love You. первые шаги ребенка. недоуменный взгляд. презрительный взгляд. взгляд, проглоченный как глоток виски. порносцена совокупления с десятилетней хорошенькой девочкой. Гагарин. Человек, давящийся от еды. Автомобиль, въезжающий в столб. Разговор двух возлюбленных через стекло. Целующаяся пара на эскалаторе, девушка обнимает своего парня и поглядывает на парня стоящего рядом.
Телевизор с развлекательной программой в безлюдной комнате. Девушка в метро, стоящая своей очаровательной попой к сидящему за ней и зачарованно разглядывающему ее парню. Шахматы. Звенящий телефон, к которому никто не подходит. Нарисованный ребенком динозавр. Девушка, поливающая цветочки на балконе. Взрыв. Фашистская Германия. Слова, произносимые автором, который на протяжении всего фильма общается со зрителем и ставит интересные мелодии, как ди-джей на радиостанции.


О том, как страшно включать компьютер, способный вынести тебя в интернет, где происходит все что доступно человеческому воображению и куда без всяких сожалений люди стали переселяться с концами.


Чтобы не сойти окончательно с ума, я пишу. Работа, на которой я работаю, ориентирована на лавочников и торгашей. Я теряюсь в ней, словно в бушующем океане безумия, стремящегося поглотить меня в свои пучины. Я не могу общаться по телефону с незнакомыми людьми и предлагать им то, что им не нужно, убеждая их в том, что это им нужно. Я не могу вникать в то, что не имеет для меня ровно никакого смысла и значения. Я не могу изображать из себя человека, стремящегося продвигаться по служебной лестнице, если нахожу это моральным стриптизом и гражданским преступлением. Мои жизнь бьется в одиночку против всей этой армии людей с калькуляторами, готовыми разорвать тебя в любую секунду и выбросить на помойку, если ты не приносишь прибыли. Мой мозг работает отлично, но он работает в другую сторону. Все разочарованно и с некоим снисхождением смотрят на меня, пытающегося заработать хоть какие-то средства на жизнь во всем этом меркантильном аду. Вообще-то я не пью. Но в последнее время я начинаю каждый свой вечер с бутылки. С годами я становлюсь все беззащитнее перед лицом затмевающей все возможное угрозы капиталистического диктата. Я - ходячая мишень. И этим все сказано.


И вот появляется какая-то двадцатилетняя студентка последнего курса, заслуживающая в лучшем случае четверочку с натяжкой, и думает, что ее точка зрения заслуживает внимания, что она важна, потому что у нее смазливое личико и богом данная задница. И самое ужасное заключается в том, что она права.


Мысли срастаются с вещами. Жизнь представляется неразрешимой головоломкой. Ты не можешь найти своего контекста. Глаз судорожно схватывает то, что не успел схватить слух. Вещи множатся и захламляют существование. Голова перестает работать. Тело размягчено. , когда отключается интерес к самым важным вещам на свете, и ты готов перерезать себе вены, только не видеть себя таким больше никогда.


Сейчас я пишу на распечатанном варианте книги Фрэнка Заппы, о его подлинной истории, которой на самом деле, естественно, не существовало. Никогда. Мифы. Уже ночь, а завтра на работу. Я пока выживаю. Когда же я снова начну жить. Я снова завис в каком-то непостижимом раздумье. Истории слишком просты, а люди слишком сложны.


Москва. Тинейджеры с плеерами, размалеванные девицы в солнцезащитных очках толпятся у клубных пати. Всепоглощающий нарциссизм тех, кто здесь живет и тех, кто настолько хорош, что может здесь пожить. За приветливой внешностью каждого из этих приветливых людей скрывается холодное и жестокое существо, ужас встречи с которым не замедлит показаться.


Все приезжие в этом городе делают вид, что не слишком обмануты в своих ожиданиях.


Ее сердце стучит как мотор самолета. Это истребитель в любой момент, готовый к боевому полету. Я встаю поздно уже около часа или двух или трех. День летит и падает вниз вместе с осенними листьями. Дерьмовая погода. душ дезодорант вчерашний фильм у кучи с книгами и прочим барахлом. близится зима гладкая и влажная линия, тянущаяся от ее талии к бедрам. что я здесь делаю?. она полнейшая дура. при других обстоятельствах я бы с ней даже не заговорил. если б только не этот половой инстинкт гребанный половой инстинкт. толкающий меня на всевозможные унижения и ущемления личности. словно смертельно больной лежу, уставившись в шелест деревьев. ее коготки, играющие с губами словно зимнее солнцестояние. никогда я еще не чувствовал, что смерть может быть так близка. я вижу ее глаза, безразличные в своей красоте. ее дыханье, пышущее какой-то дьявольской властью надо мной. солнце, ложащееся полосами на ее юное и свежее тело. словно природа противопоставляет меня своему цветению. я искал гармонии с собой и окружающем меня миром. но и я и мир ускользают от меня. подобно смываемым следам на прибрежном песке. мои стихи задыхаются посреди безмолвия жизни. день за днем. яркое солнце наконец-то. но от взгляда этой красавицы опять сквозит холодком

Старые раны…


О том, как страшно говорить или совершить ошибку при говорении. Ты пытаешься спрятаться за сложной терминологией, избегаешь прямых ответов и никогда не задаешь обычных вопросов, но прекрасно понимаешь, что в один прекрасный день все это твое основное прикрытие полетит к чертовой матери и ты останешься при своем - голый у всех на виду и не имеющий возможности прикрыться ни одним языком, ни одним словом, ни одной буквой.


Жопа-зеркало ****ы.


О том, как страшно видеть иностранцев, кажущихся искусственными, голосами и лицами с видеокассет экспресс-курсов.


Ветер из форточки всколыхнул потолок. И волна пошла по мне и разбилась о телевизор. Я словно серфер на своем диване. На смену завтраку рано или поздно приходит ужин и наоборот. Девочки из школы напротив торопливо съедают свои булочки. А у самих-то булочки еще те. Сладенькие как новогодние сласти. Я бы хотел забивать поэзией гвозди. Или уметь застреливать ею, как гангстеры из сраных фильмов об Аль-Капоне. Нет я серьезно. Я уже заебался менять ленту на этой гребаной пишущей машинке. Короче, сейчас у меня нет ничего. Tabula rasa. Крышу над головой я снимаю путем неимоверных усилий. И еще каких-то сверхъестественных манипуляция своими практическими способностями и сознанием. Девушки тоже нет. Последняя муза ушла от меня пару месяцев назад, назвав меня тормозом и мудаком. Короче умственно отсталая какая-то попалась. С кем не бывает. Зато жопец у нее был - прямо скажем, поэзия зрелых исканий. Что касается моей работы. То это просто еще одна возможность удержаться на грани безумия. жалкие потуги сохранить себе место под солнцем. И ничего кроме позорища и безысходности моему смятенному духу она не дает. Мои сбереженья - просто курам на смех - их не хватает даже на кратчайшую прогулку на теплоходе. Я уже не говорю о друзьях, которые делают вид, что понимают меня. Даже не знаю, какого хрена они со мной дружат. Я же кроме как думать, больше собственно говоря ничего не умею. Люди с которыми мне время от времени приходится пересекаться. Проявляют ко мне крайне амбивалентное отношение. За каждой их улыбкой я различаю ночные кошмары и сморщенные гениталии. Музыка которую я слушаю, отпугивает не только людей, но и насекомых. А книги, которые я пишу ценой своего психического здоровья. Не производят на людей ровно никакого впечатления. Я вижу это в их глазах, когда они начинают спрашивать меня о том, что я этим произведением хотел сказать. Они считают, что я ни хрена не умею выражать свои мысли на бумаге. Ну как я им скажу, что мой любимый писатель - Джексон Поллак. Честно говоря, я все больше укрепляюсь в мысли, что между людьми и бредом сивой кобылы нет никакой разницы. Я много, слишком много времени трачу на людей, которых не могу ни понять, ни выебать. Даааааааа, мир скорее похож на варку сосисок или вызов лифта. И он никак не похож на мой мир, в котором нет ничего реальнее полета. Мля… мне на самом деле так хреново. Что уходя из дому я не гашу свет Не знаю, что бы это значило. Но не думаю, что это что-то сродни разноцветным воздушным шарикам. Я скорее установлю полноценный контакт с инопланетянами, чем с людьми. Я выкинул эту подушку на помойку. Уж слишком она напоминала мне об одиночестве. Долой все вещи. Я буду жить в голых стенах. Среди светотеней и звуков. Вечер прилип к моему окну и его уже не отлепишь. Звезды светят ярко пока я ем свой салат с майонезом. Завтра мне еще надо выяснить вопрос актов о комиссионном вознаграждении. А то шеф меня убьет. Но сиськи новенькой секретарши вряд ли дадут мне сосредоточиться. Наверно сегодня я не засну. Хотя завтра мне рано вставать…


О том, как страшно видеть предметы, находящиеся слева или справа от человека или самого себя.


Темнеет. среди огней города я вижу выслаивающуюся ночь. мы смотрим в окно. на моем плече ее влажная татуировка. я молчу как засыпающий майский жук. в ее языке печальная прелесть бытия. контуры меняются. мы пересаживаемся на свои образы. расширение сознания и размыкание бессознательного. яркие цветы глаз погруженные в маленькие изумления. мы секунда за секундой перетекаем в мир. в моих снах летающие игрушечные лошадки. мой стих влажный и мягкий заполняет ее ушки. и в тишине ночного зноя мы поедаем друг друга


Сцена признания в любви на фоне подсчитываемых за кадром шелестящих банкнот.


Она приплыла ко мне с того конца своего тела. Обычно она не замечает меня, заплывая на самый край себя. Я становлюсь для нее просто точкой. Нет смысла оставаться там, где все кончилось.


Картины Марка Ротко, способные проглотить тебя в любую минуту.


Женщина должна внушать одухотворенность. Женщина не должна внушать одухотворенности. Женщина должна делать то, что ей нравится. Ибо то, чего хочет женщина, настолько постыдно банально, что просто удивляешься откуда у них такие разные тела, лица и ****ы. Что бы женщина не делала это имеет отношение только к ее телу. Просто еще один из начальных альбомов Пинк Флойд. Меня спасает рок-н-ролл. Сегодняшний день закончился и валяется перед моими глазами, как пустая консервная банка. Я жду чего-то. Возможно завтрашний день принесет мне что-то интересное. А возможно интересное ушло вместе с летом. Я снова начинаю теряться в том, в чем кажется еще недавно неплохо разбирался. Человек делает усилие, чтобы скрыть отчаяние. Темная комната. Я словно стал терять главное. Каждый день я вижу табуны людей, устремляющихся на работу, подобно первобытным охотникам. Деньги деньги деньги. Как я устал слушать этот бред. Многие мне говорят, что будь у них деньги, у них тут же появилась любовь, слава, почет. Почему они тогда не становятся наркоторговцами? Не думаю, что их удерживает закон. Все эти люди, миллионы, миллиарды людей - в душе самые настоящие наркодилеры. Все эти дети, которые жрут мороженое и загипнотизированно смотрят на дорогие компьютерные заморочки в виде приставок и прочего барахла для захламления мозгов. Я вижу их через лет пять-десять, когда они станут бездушными акулами бизнеса или обслуживающим персоналом, - и это падение не прекратится до конца их дней. Жизнь обглодана как кость. Рационализм. Только не картезианский, а вульгарный постыдный приземленный меркантильный. А может и картезианский:=) Превращающий человеческие отношения в товар сродни туалетной бумаге или гигиеническим прокладкам. все дерьмо. Не знаю, почему я стал такой раздражительный. Тяжесть бытия по Жану Кокто. Почему люди должны большую часть своего времени и сил тратить на обеспечение себя примитивными биологическими потребностями. Людям не нужны мораль, наука, философия, искусство. Интеллект уступает место инстинктам. Логика повторят и повторяет жизнь, возвращаясь к пережитому раз за разом. Бинарная логика. Да или нет. Я или он. Мы или они. Друг или враг. Мои книги никто не читает. Я уже смирился с этим. Да и книгами, строго говоря, их назвать нельзя.

Не знаю, вышло ли из этого абзаца что-то сносное, поскольку половину фраз я печатал поверх другой половины, иногда наоборот а иногда и задом наперед.


Я пришел с работы на которой проработал около 16 часов это просто какое-то безумие жизнь упрощенная как схема метро дада не знаю что делать снова не знаю дада этот лист заканчивается не начавшись а от этой машинки так вообще голова идет кругом что где когда наверно я выброшу этот листок а если он и останется то тоже не беда сколько всего остается после нас новое измерение ночь к чему все это программы по телевизору шум и прострация пустота разрывающаяся как движение против течения думаю это неспроста наверно я чего-то стою "Эмиль Петросян, поэт"


О том, как страшно читать.


Ну вот я и проснулся. Хороший солнечный день. Все утро читал Эко. Удивительно, как он тянет время. Жизнь коротка, а мир слишком интересен для того, чтобы читать тома наблюдений и размышлений. Думаю, что прогрессивная литература будущего должна впитать в себя характеристики телевидения. Ей просто необходимо это сделать. Ибо телевидение - уникальная форма мышления. Оно призвано удержать зрителя у экрана всеми возможными способами. А поскольку телевизионных каналов с каждым днем становится все больше и больше, то человек в любой момент может переключиться на что-то другое. Важно удержать его у экрана, каждую минуту, каждую секунду, каждое мгновение. В последнее время у авторов, которые якобы осуществили переворот в массовом сознании, я стал замечать только рекламу (причем, не какую-нибудь артовую, а самую что ни на есть банальную и пошлую) своей образованности и эрудированности. Вся эта помешанность на средних веках, старине со всей ее странностью и неадекватностью, пропущенная через мозги изнеженного цивилизацией современного человека...


Я думаю только о будущем. Только его можно изменить. Я не люблю копаться в дедовских сундуках, перверсивно улыбаясь извлеченным из него фетишам.
Зрелищность - вот что должно быть смыслообразующим в литературном произведении. Но я говорю не о зрелищности сюжета или каких-то описательных подробностей. Я говорю о зрелищности мысли. О том, что часто встречается у Борхеса и Уорхола. Литература - это живопись слова, музыка - живопись звуков. Живопись - начало всего. Нет ничего выше живописи, ибо живопись - это видение глазом и следовательно видение первичное, изначальное. Это то, что впоследствии перерастает в слова, звуки, и во все остальное. Я мыслю зрительными образами. Я бы очень хотел мыслить словами, звуками или математическими символами, но они приходят потом, в виде дополнения к чему-то очень важному, зримому, - тому, что находится в истоках человеческих трансформаций духа. Сколько видов прекраснейших задниц перебродило во мне и вылилось в прекрасные поэмы и музыку. Все эти образы довлели надо мной всегда, превращая мою жизнь в какое-то слепое следование своему глазу.


В то время мы с Мистером С. питались какой-то неудобоваримой херней, поэтому вместо гладкого и плавного процесса дефекации, мы буквально стреляли задницами. Поэтому некоторое время туалет я называл тиром.


О том, как страшно быть запачканным чем-то липким или грязным и ходить после этого не имея возможности смыть с себя всю эту гадость.


Из всего, что я видел и знал, я ценил только любовь. Только любовь. И больше ничего.


Я подхватил окно как мяч и швырнул его в сторону проезжающей машины. Две девушки пожирали друг друга возле метро. собаки взрывались на ходу, как взрывчатки. Сначала он подошел к ней глотая слюну, а вместе с ней и слова. но все же он набрался мужества и произнес странную фразу, похожую скорее на трехколесный велосипед. и она глотала его слова, как таблетки от головной боли. После того, как она угостила его своей задницей, они закурили и заговорили. Первой начала она. Она изрыгала огонь как дракон, лишившийся глаз. А потом она медленно подошла к зеркалу как в неореалистических черно-белых фильмах, надавила на рычажок - и ее изображение смыло как водой из сливного бочка. Молчание продолжалось. Слова удваивались и утраивались бесполезно огрызаясь на выплывшее неизвестно откуда солнце. Он и она. Они жевали молчание по очереди. Сначала жевал он, а потом она. Когда же вкус пропадал, он доставал новую тишину, и они разжевывали ее заново. Сначала он был он, а она была она. Потом они решили срастись и срослись как сиамские близнецы. Может они просто шли под ручку, а всем из зависти чего только не казалось. Любовь требует не только полного объединения судеб, но и организмов. Он должен был постоянно быть в ней, а она в нем. Их история закончилась внезапно, вместе с тем, как забеременел их телевизор. Под самую осень он слег и больше не вставал. Они выходили всех его детенышей и продали на местный рынок запчастей. Это грустная история. Он потом еще не раз брал свою голову к себе на руки и катал словно шар к ее ногам. чем не боулинг. Мы играли футбол очень долго, недели две, все откладывая партии одну за другой. А потом она рассказала, что в ее ****е существует целый город. И я вспомнил арабские сказки. Я потер ее лампу, и мы спустились в этот город вместе. но поскольку в себе она могла быть только наизнанку, она говорила мне извне, и я ее совсем не слышал. Потом мы вернулись, и мир показался нам таким сладким. Наши губы размораживались на медленном огне. Огонь перебросился на наши ноги и животы. И в мгновение ока он превратился в корову. Священную корову, которую доят до полного изнеможения. Бабочки появлялись как фотографические вспышки. Город спал. Один. Она напевала песенку, и эта песенка попадая в чай, добавляла ему какой-то странный и необъяснимый привкус, это был чай с полетом, добавленным вместо сахара. День закатился под стол. Мы стояли в трех плоскостях одновременно. Это ведь так просто. Я читал книги, слизывая их с ее губ. Ее губы слетелись на свет. Их было так много, что свет сменился мраком. Слезы в свободном падении. Зима запущена как сигнальная ракета. Я позвонил, чтобы услышать ее дыхание. Цветы пахли последний день.


Как-то я договорился встретиться в метро с одной своей знакомой, которая, как это и свойственно самоуверенным женщинам, опаздывала почти на полчаса. Все время ожидания я был погружен в размышления о своей жизни, которая каждый день подкидывала мне новые "сюрпризы". Было лето и я дышал воздухом, в котором было 60% кока-колы и лишь около 40% кислорода. По мере развития мыслей я начал чувствовать, что мои мысли начинают склоняться в суицидальную сторону. Недавно я читал о четырех самоубийцах, бросившихся под поезд в один праздничный день на разных станциях метро. Флеш-моб? И незаметно от себя я стал понимать, что подхожу к краю перрона. И тут надо мной раздался громогласный голос диктора метро: "Мальчик отойди от края!", "Мальчик отойди от края!", "Мальчик отойди от края!", "Мальчик отойди от края!". Я обернулся и увидел, как какой-то ребенок чуть поодаль играет с воздушным шариком, который ветер хочет сдуть на рельсы. Я был так взволнован, что не мог ничего говорить. Я передал диски знакомой, и всю дорогу домой только и думал о своем двойнике.


Конечно же я вещь. Поскольку живу в капиталистической стране и периодически имею потребность в еде, сне, сексе, крыше над головой и т.д. Иначе я бы был человеком. Я очень хочу стать человеком, но пока мне это не удается. Для того, чтобы стать человеком я не должен работать на капиталистов и не должен быть сам капиталистом. Иными словами, я должен публиковаться и читаться и восхищаться. Я не особенно жалуюсь на свою жизнь, поскольку быть вещью среди вещей не так уж сложно, куда сложнее оказаться человеком посреди всего этого капиталистического срама. Ладно, лучше все-таки навешивать таблицы не с именами, а с одним из слов "простое" или "сложное". Например, на чайник, я сразу могу повесить табличку "простое". Достаточно подойти к нему и нажать на кнопку и он уже работает и готовит для меня воду, которую я буду пить. Но вот стакан с чаем - это уже "сложно". Потому что для меня пить чай равносильно чтению книги. Я так же сконцентрирован и внимателен. Я читаю внутреннюю книгу, которая пишется во мне безостановочно, захламляя мне внутренний мир всякого рода резкими высказываниями в адрес всего, что существует. Из всего, на что я сегодня обращал внимание в своей комнате мне запомнились спички, пыль и комары.


Люди в метро - сотни, тысячи, миллионы. Все срываются с эскалаторов и рвутся в вагоны, затем вырываются из вагонов и рвутся к эскалаторам. Ощущение постоянной паники. Когда видишь такое количество спешащих людей, возникает ощущение, что они давно умерли. Но продолжают двигаться и функционировать за счет набранной по инерции скорости.


Когда все вокруг темно и все усложняется в сотни раз, и не знаешь как провести эту ночь. Как могла цивилизация зайти так далеко в своей маразматичности? Мое настроение снова близко к абсолютному нулю, так что можно начинать новую книгу. У меня столько вопросов, что я наверно не успею их перезадать в течение всей моей жизни. Я знаю, что ответов на свои вопросы я никогда не получу. Правда, иногда сформулировать вопрос намного важнее и сложнее, чем получить на него ответ. Даже не знаю, смогу ли я получить хоть какой-нибудь ответ от себя самого. Сейчас это особенно актуально, ибо сегодня меня весь день преследовала жопа. На работе, дома, на улице. Жопа никогда не приходит одна. И это меня пугает еще сильнее. Почему когда тебе так ***во, находится что-то, что делает все еще хуевее.


Я оторван от своих книг. Все мои книжки остались там, на моей родине, в Ереване. В прекрасном чудном городе, который превратили в сплошные рабские поселения и из которого мне пришлось бежать, поскольку я просто физически ощущал, как правительство изо дня в день превращает меня в таракана. Я был замурован в свое Я, подобно кочующей из океана в океан запечатанной бутылке с неведомым посланием. Я притворялся вещью в себе, хотя никогда ею не был. Я всегда работал ради общества и поклонялся ему как божеству. Но обществу я оказался не нужен. Теперь я здесь, в Москве. Город не менее рабский, а может даже и более. Впрочем, все города похожи друг на друга, кроме тех, в которых многое можно получить бесплатно. Москва оказалась странным городом. В этом городе живут деньги. А люди - это всего лишь платежное средство, банкноты, которые при желании можно напечатать пачками. Не люди оперируют деньгами, а деньги - людьми. Деньги правят государством, занимаются бизнесом, строят внешнюю политику и планируют статьи госбюджета, набиваются в супермаркеты, ездят в маршрутках, автобусах, метро, автомобилях и самолетах, живут в домах, продвигаются по служебной лестнице, создают семьи, обустраивают свой быт и выводят потомство. Никогда еще я не видел такой власти денег как в Москве.


Мой день ужасно банален. Лишенный романтики и даже ничтожной доли чудачества мой распорядок дня настолько сер и обыден, что к концу дня я не просто заваливаюсь спать, а просто валюсь на кровать замертво, чтобы наутро снова воскреснуть. Теперь я понял всю эту новозаветную аллегоричность. Работа высасывает из меня все соки. Я прихожу выжатый и извалянный в собственном дерьме. Я не теряю надежды когда-нибудь опубликоваться. Скорее потому, что только эта мысль меня и греет, иначе я даже не знаю, как бы я перенес эти ежедневные эксперименты по уничтожению своего собственного достоинства.


Стихи надеваются на голову, как парик.


Я приготовил жрачку. Скоро иду есть. Я сдыхаю от голода. Моя жизнь. Мне никогда ее не понять. Это что-то, что независимо от меня. Словно речь идет не обо мне, а о ком-то другом. Манера набора на печатной машинке стала меня преследовать и на работе, во время работы на компьютере. Вчера у меня еще закончились часы, служившие мне верой и правдой целых десять лет. Я проходил в них всю свою сознательную жизнь. Сейчас по телевизору передают дерьмовую музыку, но я не переключаю, я привыкаю к дерьму. Все отлично. Аутотренинг. Духовная практика + бег (как у Моррисона). Ладно, пойду перекушу. Надеюсь, вы не обидитесь. Интересно, к кому я сейчас обращаюсь. Пока!


О том, как страшно видеть дожди или просто попадать под ливень.


Несколько странных мыслей перед сном. Я иду по своим записям, как по следам, оставленным когда-то динозаврами. Все это доисторическое. Ибо в начале было Слово. И я. Я появился вместе со словами и живу до сих пор в качестве какой-то реликтового животного или материи. Любое письмо отбрасывает к началу истории, во времена, когда людей не существовало. Некоторые книги слишком многословны. Я же бегу от слов. Ибо смысл обратно пропорционален количеству слов, его выражающих. Я бы хотел - блин, откуда выплыл этот мягкий знак! Так вот я бы хотел написать книгу, в которой было бы всего одно слово. Это моя мечта. Я бы хотел нарисовать картину, в которой было бы одно освещение. Я бы хотел…нет ничего сильнее мимолетной любви - любви на несколько секунд к совершенно незнакомой девушке. Она сойдет уже на следующей остановке. Это настолько сильная и безудержная любовь, что она полностью выгорает за несколько секунд. Человек исчезает и вместо него остаются воспоминания, расплывчатые и непроницаемые, как дождь, бегущий с обратной стороны оконного стекла. Только что звонила моя мать. Я ей наговорил грубостей. Сам не пойму, откуда это. Что это со мной. Там где мне нечего сказать, я не пишу.


Те, кто перестают проигрывать, перестают и выигрывать.


Если счастье и в самом деле мгновенно, то, вероятно, мы живем слишком долго, чтобы быть счастливыми. Человек должен появляться на свет на доли секунд, подобно некоторым радиоактивным элементам, которые в свободном виде не встречаются в природе. Он должен появиться, глотнуть счастья - и исчезнуть навсегда. Люди должны быть подобны снежинкам - неповторимо индивидуальные, конденсируемые и легко слипающиеся вместе, образуя нечто более целое, более совершенное, более живое. Слова, произнесенные в детстве, возвращаются бумерангом. Мое счастье, в которое я так верил все дни и ночи напролет, оказалось фикцией. Я разочарован. О боже мой, как же я разочарован!


30 сентября. Мой день рождения. Друзья приглашают меня в ресторан. Все безумно дорого. Я угощаю друзей закусками, а они - дорогим вином. Я понимаю, что на эти деньги я мог бы накупить целую кучу жизненно необходимых мне книг и дисков, но я также понимаю, что время от времени я должен поступать как все "нормальные" люди. Чтобы меня принимали за человека. Я вижу стада людей, собирающиеся вокруг столов. Этих полулюдей-полусвиней, жрущих и громко вопящих от восторга, подпевая невыносимо мерзкой кабацкой песне, доносящейся со сцены. Это ужасно дорогой ресторан, но уровень интеллекта здесь стремится к абсолютному нулю. Как же много людей, не приносящих никакой пользы человечеству, лишь потребляющих продукты чужого труда и усложняющих жизнь другим. Что ни говори, культура Москвы - культура переуплотненности, которая порождает дурные манеры и ненатуральное поведение. Я устал от Москвы. Я устал от Еревана. Хочу в Рио. Мне надоели сытые русские рожи, мне надоели испуганные негры, - мне надоели все. Достаточно увидеть, как какое-нибудь армянское семейство устраивается за столиком ресторана, чтобы почувствовать всю отвратительную тяжеловесность народов Кавказа. Поздним вечером с охватившим меня чувством необъяснимого возбуждения я добираюсь до дома.


Я открываю свой очередной блокнот, озаглавленный "Записи психических состояний и ментальных оргазмов". Одно дело умозрительно понимать, что такое разочарование, и совершенно другое - прочувствовать это сердцем. Вынести это из себя, как из горящего храма. На полке еще много таких же исписанных в безысходности и беспамятстве блокнотов, столпившихся похоронной процессией. Да, именно они всюду следуют за мной, когда я переезжаю с места на место, хороня одну надежду за другой. Я хотел бы остаться здесь безвылазно хотя бы на неделю. Я хотел бы медитировать - часами, днями, а может и неделями. Мне нужно переговорить с самим собой, и хоть на время заключить какой-нибудь мирный договор.


Как-то я ехал в метро и читал японскую поэзию, как вдруг какая-то старушка попросила меня уступить ей место. Я никому не мешал, никого не трогал, никого не видел, ни с кем не заговаривал. Какое она имела право влезать в мой мир. Я встал со своего места, где еще пару минут назад пребывал в раю, и втерся в кучу затраханного и валящегося с усталости люда, возвращающегося с работы. В тот момент я был одним из них - я тратил кучу своих жизненных сил и таланта на непонятную ***ту, которая приносила деньги кому-то совершенно другому, а мне оставалось только выебываться, чтобы дожить до следующей подачки и, главное, оправдать ее своим усердием. Может, я и в самом деле мало знаю о жизни. Но при этом я твердо знаю, что так жить нельзя. Я был слаб. Господи, как же я был слаб! Я прихожу с работы и все никак не могу отойти от мерзкого невыносимого состояния, когда кажется, что ты подошел к черте, и в любой момент можешь сойти с ума. И не важно, сколько я получаю. Я не желаю быть рабом ни за какие коврижки. Поезд ехал, а я стоял у стеклянных дверей и смотрел на свое отражение. С моей майки на меня безмолвно таращился Че Гевара. Компадре, мне нечего тебе сказать.


Безумие, запущенное в воздух, как сигнальная ракета.


Я бы с удовольствием написал порнопьесу, персонажи которой имели бы имена самых богатых и "влиятельных" людей на свете. А в самом начале произведения я бы написал, что все персонажи и имена в этой пьесе вымышлены. Всякое совпадение с реальными лицами или событиями - случайно. Я бы воздал должное всем этим паразитам. Они бы у меня испытали все прелести того, что они из века в века творят с народом.


О том, как страшно слышать имя любимого человека, когда прошло уже сто лет и тебе кажется, что все забыто, но вот имя произнесено и ты сам не в себе. Ты смотришь на носителя этого имени и не можешь понять, почему он еще жив.


Я боюсь имен, да и всегда их боялся. Всякий раз, когда я сообщал свое имя незнакомому человеку, я словно сообщал пароль для проникновения себе в душу. Каждый из них мог меня позвать, и я бы откликнулся. Благодаря моему имени, они дергали меня, как за ниточки. Но с другой стороны, мне всегда хотелось, чтобы мое имя знали все. Чтобы для многих оно стало символом свободы через знание. Эти две тенденции в психологии моего поведения дезориентировали меня настолько сильно, что я стал путаться и называть свое имя там, где оно было не нужно, и скрывать его там, где его просто необходимо было озвучить. Я даже придумал сценарий фильма, в котором главный действующий персонаж, поэт в люблен в потрясающе красивую и настолько же безразличную девушку. В тот самый момент, когда она настоятельно просит его прекратить всякие попытки заговорить с ней, он оборачивается к камере. Они оба стоят лицом к камере. Но он стоит ближе и потому виден расплывчато, поскольку фокус на девушке. Его голос накладывается на контрастирующий с миловидным обликом девушки достаточно стервозный тон отказа. Его слова: "Я боюсь имен, я всегда их боялся. Всякий раз, когда я сообщал свое имя незнакомому человеку, я словно сообщал пароль для проникновения себе в душу. Каждый из них мог меня позвать, и я бы откликнулся. Благодаря моему имени, они дергали меня, как за ниточки. Когда она произнесла свое имя в первый раз, я его не расслышал. Да и вообще как только она произносила свое имя, я переставал слышать. Я словно на мгновение абсолютно терял слух. Я до сих пор не знаю, как ее зовут. И вероятно больше никогда не узнаю…"


Засыпая, люди теряют имя. Потеря имени как потеря реальности. Пока кто-то не знает имени кого-то другого, бытие второго в сознании первого не будет материализировано. Имена - это гвозди, на которых держатся прибитые к реальности вещи.


Мои романы иллюстрируют идеи, а не реальное действие. События должны быть расписаны на языке каждого из реальных миров. Действия, сходящиеся и расходящиеся, центростремительные и центробежные. Децентрализованное наблюдение.


Некоторым снится, что сны не могут присниться.


О том, как страшно видеть змей, причем не только животных, но и людей, готовых в любой момент тебя ужалить или задушить.


Я ловлю свои движения, двигаясь навстречу глубинному сознанию.


Крупным планом глаза, которые смотрят вниз. Потихоньку, по мере нарастания шепота, глаза поднимаются и останавливаются на камере. Нас заметили. Шепот: прошел дождь/ лето закончилось/ впереди зима/ и солнце заснуло во всем живом/ я прислонился к одинокому дереву в парке/ и смотрел в небо/ красота снова накрыла меня волной/ я мог бы сейчас сидеть с ней в траве/ и мы сидели бы как грибы/ и держались бы за руки/ и смотрели бы в небо/ но каким-то чудом я продолжал жить без нее/ в моей комнатушке меня никто не ждал/ у меня кончались последние деньги/ я продолжал созерцать этот зеленый пахнущий мир/ неопознанный и безразличный/ правда в последнее время я стал все чаще путать лица с жопами/ и наоборот/ что это снова со мной/моя голова гудит/ мои руки бессильны/ мои ноги отказываются идти/ мое сердце разбито/ моя душа раздавлена/ моя совесть молчит как камень/ раны раны раны раны раны раны раны раны раны раны раны


О том, как страшно видеть рождение ребенка, который еще не осознает куда попал. Это напоминает созерцание казни. И вообще рождение - всегда экзекуция. .


Когда мне было 6 лет я обмочился в классе из-за того, что училка не разрешила мне, ребенку, выйти в туалет. Тогда ко мне в голову и закралась мысль, что слушаться других является последним делом и, как правило, приносит одни мучения и разочарования. Когда мне было 12 лет меня избили пятеро подростков из-за того, что я часто наведывался к одной своей однокласснице, приятной во всех отношениях малолетке, с оформившимися формами и каким-то до неприличия возбуждающим энергетическим полем. Она жила в другом районе, и на нее уже многие положили глаз, но нравился ей я, и видимо она даже была в меня влюблена. Но из этого я вынес один урок - приятное всегда соседствует с опасным. Когда мне было 20, я влюбился в одну девушку, которую боготворил и которая меня через это послала на хер. И тогда я понял, что любовь - самая неблагодарная вещь на свете. И даже если все на мази из двух любящих всегда кто-то любит, а кто-то просто позволяет себя любить. А секс конечно же не стоит того, что женщины просят взамен.


О том, как страшно видеть огонь, который может спалить тебя заживо .
Звезды рок-н-ролла умирают в 27 от старости.


яркий красочный мир который не под силу передать ни одному поэту. эта пылающая белым пламенем люстра пришла в мое сознание как SMS. под юбками этих красавиц рев моторов. в моих воспоминаниях ее глаза разорванные как искусственные цветы
дао дэ джаз. люди стянуты хитами словно шнурками продетыми в уши. тишина колыхнулась и разошлась кругами словно от прикосновения к воде.


Поэзия - это образ жизни и взгляд на жизнь, который нельзя свести к какой-либо категории философской мысли. Это не религия, не философия, не психология и не наука. Это путь освобождения. А освобождение не поддается определению. Те кто знает, не говорят. Те кто говорят, не знают. Пространство представляет чем-то очень простым, вроде щелчка. Я сажусь за чистый лист и не могу написать ни слова. И это меня бесит до безумия. Я просто готов биться головой о стену, лишь бы избежать повторения этой ситуации. Я трачу столько сил и энергии на зарабатывание денег, что на искусство мне остается только сон. Чтобы знать, что такое поэзия, нет иной альтернативы как только практиковать ее, экспериментировать с ней. Иногда поэма у меня ассоциируется с совокупностью слов-улиток, маленьких и незаметных, ползущих в разные стороны медленно-медленно и чуть что прячущихся в свои хрупкие раковины. А иногда поэмы поэзия напоминает мне грохот металлургических заводов, где среди металла и паров творится цивилизация.


О том, как страшно видеть пустоту, встречать всевозможные символы, нашпигованные психоанализом или верой в сверхъестественные знамения.


На этом месте я хотел написать главу о том, как страшно видеть автомобильные катастрофы, но потом подумал, что если у меня будет такой заголовок, то я обязательно погибну в одной из таких катастроф. Всю вчерашнюю ночь я колебался, не имея ни малейшей возможности решить, стоит ли об этом писать, и вот наконец решился. Правда, я подстраховался, написав о том, что я хотел сказать о автокатастрофах под несколько другим заголовком. Всю свою жизнь я верю в приметы. И дело в том, что только по этим приметам и можно хоть как-то предсказывать будущее. Особенно если это касается только тебя. Накопленный интуитивный заряд ищет своей разрядки и ухватывается за психически приемлемые механизмы, трансформируясь в конечном итоге либо в ассоциативный ряд, либо в виртуальную форму самоидентификации. Переходя непосредственно к теме данной главы, не могу не упомянуть тот факт, что шок легко внушаем и может передаваться по цепочке - от человека к человеку. В тот дождливый весенний день я как всегда спешил на работу. Я всегда опаздываю, даже если встаю на час раньше положенного. Только потом я уяснил для себя, что Время имеет свойство проливаться, как молоко. Ибо его можно проглядеть, и тогда оно приходит в негодность полностью - с того самого момента, как ты что-то затеял, до тех самых пор, когда ты это проглядел. Времени не вернуть, и оно выпускается из нас, подобно воздуху, медленно просачивающемуся из сколько угодно плотно надутого шарика. Я шел на остановку погруженный в свои мысли, в которых я барахтался изо всех сил и уже было смирился с той мыслью, что могу утонуть в них прямо на людях. И тут я увидел то, что вмиг разогнало все эти многочисленные вопросы, преследующие меня повсюду и покушающиеся на мое здравомыслие. Передо мной стоял полупустой автобус, что было крайне удивительно, учитывая утренний час-пик.


Сегодня я снова обзвонил все знакомые мне издательства. Ни одно не заинтересовалось моими произведениями. Я задыхался от волнения и негодования всякий раз, как меня спрашивали, о чем мой роман. Я говорил, что мой роман обо всем и в то же время ни о чем. Что при жизни напечататься мне скорее всего не удастся.


Это чудо секса я увидел в супермаркете когда стоял в очереди к одной из касс она появилась ниоткуда нежный белокурый ребенок с потупленным взглядом юная девочка с развитыми не по годам формами а я стоял в очереди с кучей всякого барахла
типа подсолнечного масла хлеба и прочего бреда она перебирала шампуни поочередно открывая их и принюхиваясь к аромату как пчелка она была самодостаточна я знал что если не познакомлюсь с ней то потом весь день буду от обиды кусать себя за жопу несмотря на свой нежный школьный возраст в ней было что-то очень незрелое и в то же время очень женское я уже вовсю рвал удила но что-то удерживало меня не давая двинуться в ее сторону я просто наблюдал ее вдруг она засмотрелась на нижнюю полку
ее привлекли блестящие гирлянды она нагнулась не сгибая коленок мой интеллект нагнулся вместе с ней это было просветление в тот миг я понял что некоторые ситуации делают людей неотразимыми но эта неотразимость тут же исчезает
стоит только ситуации измениться и тогда магия улетучивается тот человек которого я видел не жил до этой ситуации и не будет жить после нее мне наконец пробили чек
и я в последний раз обернулся но девушки уже не было я еще долго складывал продукты в пакет находясь под впечатлением от увиденного и оглядывался по сторонам но конец фильма я входил в супермаркет а вышел из кинотеатра.


Вот снова это чувство. Наконец мы одни. Ты и я. Разве нам что-то нужно. У нас есть все чтобы быть счастливыми. Время не торопится. И мы забываем вчера и не думаем о завтра. Все здесь. И солнце улыбается для нас, только для нас. И я пьянею, нащупывая губами твои сонные артерии. Было еще нечто третье, что делало нас одним целым. Твой еще детский неокрепший голос. Все звучал и звучал у меня в ушах. Мир на некоторое время завращался в обратную сторону. Все работало на нас. Только мы решали что будет дальше. Сейчас, когда я это пишу нет ни тебя, ни меня. Но в каждом новом сне я продолжаю видеть тебя тебя тебя тебя тебя тебя тебя тебя тебя тебя тебя тебя тебя, а себя я так и не нашел.


О том, как страшно верить в Бога. Сегодня я весь день думал об этом, и в результате написал
стихотворение:
"Господи Господи Господи Господи Господи
Господи посмотри на меня
у меня бредовая работа
сомнительное окружение
и черт знает что на личном фронте
скажу честно Господи
это не совсем то чего я ожидал
Господи Господи Господи Господи Господи
в моей жизни не хватает смысла
в моей жизни не хватает любви
в моей жизни не хватает радости
в моей жизни не хватает понимания
меня словно несет в бурлящем потоке к краю водопада
Господи Господи Господи спаси меня
иногда мне кажется что моя жизнь закончена
и мне нечего от нее ждать
иногда мне кажется что моя жизнь вот-вот должна начаться
и я до сих пор так и не успел пожить
мои записные книжки множатся
но моя жизнь не становится яснее
я пытаюсь разобраться в себе и окружающем мире
но теряю последнюю связь и с тем и с другим
Господи Господи Господи Господи Господи
что со мной происходит
я хотел стать космонавтом
Господи как я хотел стать космонавтом
но ты сделал меня гребанным клерком
неужели ты не знал о моих мечтах Господи
Господи Господи Господи Господи Господи
что со мной происходит
ты создал меня любящим
но отказал в возможности быть любимым
ты создал меня свободным
но поместил в рабский мир
ты создал меня поэтом
но лишил возможности печататься
ты создал меня любящем свою страну
но заставил вечно скитаться
ты создал меня набожным
но научил мыслить как атеист
Господи Господи Господи Господи Господи
что ты со мной сделал".


Чашка горячего кофе, завтра снова на работу. Боже как не хочется. Мне уже осточертело все это дерьмо. Мне сегодня в голову пришла замечательная идея. Да это была одна из тех идей, которые могут занять на года, но я попал под дождь, и ее смыло. Как много значительного проходит с нами под видом чего-то незначительного. Мы можем вспомнить этот эпизод через несколько лет, когда к нему уже невозможно вернуться и - только и остается как продолжать жизнь, смирясь с необратимостью чего-то важного, причем возможно самого важного в жизни.


Я поэт. Это тяжелейшая и неблагодарнейшая работа на свете. И не важно, что меня ни хрена не печатают. Возможно, меня не опубликуют в течение существования всего человечества. А я продолжаю делать свое дело, как можно дольше и эффективнее…


В этой книге, как и во всех моих книгах, живут как минимум три-четыре романа, поверх которых написан тот, который вы в данный момент читаете. Если бы вы только знали, сколько рабочих названий и фрагментов было у этого романа изначально. У него своя трагичная история, и ее достойным завершением было бы полное уничтожение романа.


сантиметры сантиметры сантиметры я наблюдаю за мухой через несколько секунд она сдохнет она пока этого не знает она ползет себе ничего не подозревая а я знай себе наблюдаю за каждым ее шагом она жужит жужжит жужжжжит жужжжжжжжжит а теперь что-то не жужит но все равно я ее скоро убью так пусть поживет еще несколько секунд пусть соберется с мыслями пусть она пропадет так же внезапно как и появилась я продолжаю наблюдать за ней а она все ползет и ползет может она что-то заподозрила ползет а сама обдумывает план внезапного побега но сантиметры продолжаются опять эти сантиметры сантиметры и я уже не понимаю то ли это муха притворяющаяся ею то ли это она притворяющаяся мухой но я не спешу в этом разобраться пусть пока ползет сантиметры сантиметры сантиметры...


О том, как страшно ощущать трепет или дрожь в голосе или теле, когда все принимают это за неуверенность и только ты знаешь, что это нетерпение.


Мои отношения с ней не нормальные, а паранормальные.


Я словно воткнут в тишину. Фразы образы лица близких мне людей. Я всегда верил в торжество доброты и чуда. Сегодня последний день лета. Яя яяя. Глаза испускают свет, как движение против течения. Не знаю почему такие сравнения. Мои записные книжки спят, как утомившиеся подвижными играми котята. Сегодняшний город был прекрасен. И я словно парил по нему. Мимо прекрасных витрин с очаровательными продавщицами внутри. Длинноногими и в коротеньких юбочках, внимательно вслушивающихся в нелепые пожелания покупателей. Они все заодно. Все роли расписаны и уже запущены в производство. Я же словно с другой планеты. Когда мне жарко, мне на самом деле холодно. Все эти юные и загорелые шелковистые тела с симпатичными головками и незамысловатыми желаниями. Все эти табуны, пробегающие мимо, пробегающие мимо в каком-то наркотическом опьянении от своего вида и оставляющие после себя характерный запах поддушенных ****. Где же моя любовь? Найдется ли та, которая сможет меня понять и принять. А главное - которую я сам бы смог понять и принять. Я пережил искусство. Теперь я словно динозавр, переживший свой климат.


Все птицы улетели. Я снова смотрел в окно и продолжал чувствовать страстную пульсацию жизни во всем, что меня окружало. Все было приведено в действие. Я тут же написал три хайку:


#1. в окне напротив
пара влюбленных
ныряют друг в друга


#2. в тишине библиотеки
поэт
подрывается на шедевре


#3. утро
мир шлепнулся в мое окно
как коровья лепешка


Моя машинка печатает по линии, а как бы я хотел, чтобы она печатала по спирали.. Я бы так хотел, чтобы мысль заканчивалась в том месте, откуда исходят все предшествующие ее появлению фразы. Подозреваю, что слов давно как не существует. Когда я говорю "я тебя люблю" в первую очередь я имею в виду - "какая же ты сука". Моя интонация передает именно это. Это мой посыл.
Нет. Это меня сводит с ума. Моя гиперсексуальность с годами не только не проходит, но приобретает поистине угрожающие размеры. Я разглядываю женщин с наслаждением голодного ребенка, попавшего в теплую кондитерскую.
Темнота. Я снова и снова не включаю свет. После работы я приползаю в свою комнату и в бессилии падаю на диван. Я устаю и физически и умственно и нравственно и творчески и сексуально и гиперсексуально. Мои силы словно иссякают, и мне ничего не остается, как выпускать себя наслаждаться тишиной, покоем и темнотой, от которых у меня скоро поедет крыша. Недостаток - основа желания. А желание - самое главное в жизни. Во всяком случае, я очень надеюсь, что никогда не разочаруюсь в этом утверждении, как я привык разочаровываться всю свою жизнь.


О том, как страшно видеть женщин, способных изменить твою жизнь до неузнаваемости..


Лето жара я окно печатная машинка собирался написать стихи а получился роман трагедия вместо комедии вместо радости печаль эта духота убивает меня я словно сгораю на костре мне не хочется ни писать ни читать ни спать а только молчать молчать молчать бывает же такое - поранился настольной лампой поменяю-ка лист - этот мешает мне думать о высоком


О том, как страшно заболевать какой-нибудь простудой, после которой все губы изъедены герпесом и голос способен только оживлять в памяти самые позорные неудачи.


Чтобы писать, мне нужно время; чтобы иметь время, мне нужны деньги; чтобы иметь деньги, мне нужно зарабатывать; чтобы зарабатывать, мне нужно время, которое мне нужно на то, чтобы писать.
Работать и зарабатывать - две совершенно различные вещи. Иногда они совпадают, но не часто.


15 февраля. К нам в офис входит старик-курьер с инвалидной тростью. Ему лет за 60. Он передает бумаги и просит минут 5 посидеть, поскольку у него устали ноги. Он видит оклеенные вокруг моего рабочего места и раскрашенные вручную репродукции авангардных художников, и вдруг говорит, что у него тоже всю жизнь друзьями были художники. И он начал говорить о музыке, как музыкант, о физике, как физик, и о религии, как священник. Он часто сбивался и путался, и очень расстраивался из-за этого. Он говорил о времени, пространстве и взаимосвязи. О Боге. О том, что имел все и теперь у него нет ничего. О том, что все вещи в жизни очень сложны и непостигаемы. А также он говорил о том, что никто не может его понять, потому что он сам себя не понимает... Но я понимал его.


Я знаю, что этот роман, после его написания и публикации на сайте, прочтут все его "герои". И они, как всегда, начнут верещать по поводу того, что я слишком все усложнил и утрировал или наоборот упростил и умалил, и будут злиться на меня за то, что я выставил их в нелицеприятном свете. Я, как всегда, начну избегать оправданий, и все будут считать меня подлецом. Я снова замкнусь. И мне снова будут сниться сны, где все люди летают. Оценивать художественную практику и вообще поведение художника с точки зрения морали - грубейшая ошибка!


О том, как страшно слышать звуки - чужие или своего собственного голоса.


Куда куда куда куда куда куда куда куда мне деться лето кончается золотые волосы ее тело я она это все что нужно я смотрю на нее спящее дитя я схожу с ума я схожу с ума я схожу с ума я схожу с ума я схожу с ума я схожу с ума лучи залили комнату хочешь кофе конечно хочу она встает и уходит я молчу время молчит так глухо вокруг контузия любовью только свет свет не уходи все раскачивается сильнее по нарастающей еще немного и ничего уже не вернуть под этим голубым небом и ярким солнцем я теряю все помнишь она ничего не помнит я еще спросил который час и ты подставила щечку говори со мной только не молчи прошу тебя теперь когда все позади ничто меня не спасет ни зелень во дворе ни веселое щебетанье птиц ни ободряющие слова друзей я падаю вниз я падаю на самое дно самого дна я лечу вниз я падаю я падаю я падаю я падаю я падаю я падаю падаю падаю падаю падаю падаю падаю скоро осень я смотрю в окно и понимаю что падаю падаю падаю падаю падаю падаю падаю падаю падаю падаю


О том, как страшно слышать критику в свой адрес или в адрес другого, которая в любой момент может перейти на тебя.


О том, как страшно знать что-то.


Вчера перед сном я решил поменять заставку на своем телефоне. меня достали мои картинки, а на закачке новых мобилу глючит. и я решил покопаться в архиве черно-белых рисунков. мне повезло. я откопал ничего себе с виду самолетик, который неплохо гармонировал с часами и прочими дурацкими надписями, которые бывают на заставках. я еще подумал - этот гребанный самолетик принесет мне удачу стал загадывать всякую чушь и увязывать это с картинкой. в тот день я спокойно заснул. и сегодня проснулся бодрым. я все никак не мог понять откуда взялась бодрость в такую херовую погоду. но потом я понял. это все самолетик. и в самом деле он начинал работать. через несколько минут выглянуло солнце. и я с помытой головой, бритый и сверкающий как пятак вышел на солнце. с самого утра работа не заладилась. сначала одно, потом другое. а потом я получил замечание от своего друга, к которому я перешел работать в надежде, что меня перестанут доставать. не скажу, чтобы я сильно цеплялся за эту работу. я просто думал, что смогу хоть где-то как-то работать на эту ****ую капиталистическую систему и чувствовать себя свободным человеком. короче, я решил развеяться. и поехал в банк насчет перечисления. это можно было бы сделать в любой другой день, но меня приперло: мне нужен был глоток свежего воздуха. впрочем воздух оказался не свеж и даже очень. но энивей. я шел по Кутузовскому проспекту и видел кучу лиц с каким-то сраным пафосом в лице. у салона красоты стояло несколько пидоров. и еще рядом зрелая женщина с роскошной задницей. такой же роскошной, как и ее автомобиль. она копалась в своей супердорогой суперцветастой и супер****атой сумочке. по дороге я поймал себя на том, что говорю сам с собой. в банке меня обслужила сисяристая деваха с крестьянским лицом и во французских ароматах. я не мог понять, что меня смутило в тот момент. но меня почему-то внезапно затошнило. я еле сдержал рвотный позыв, хотя был бы не прочь заблевать все вокруг. я копил на свой фотоаппарат три года. и я гордился своей покупкой. но только не сегодня. нет не сегодня. потом я спустился в метро. и в толпе увидел прекраснейшее ангельское создание. с суперстройной фигуркой. разработанным задом. и чудесными волосами, сплетенными в изящную косу. она шла впереди меня. лет 17-18. две родинки на гладкой и шелковистой шее. я удивился ей так, словно увидел инопланетное существо. она не вписывалась в этот подземный кал. и вдруг я заметил перед ней парня с пивом в руке. он наклонился над ней и стал нашептывать что-то веселое. она заулыбалась всеми своими губами. и мне стало еще ***вее. хотя казалось бы - куда хуевее. я вышел из метро. и когда уже шел домой. прямо передо мной в небе мелькнул самолет. переливающийся серебром в солнечных закатных лучах. я вспомнил весь этот прекрасный и страшный день. и подумал: ЭАРКРАФТ!


О том, как страшно работать или просто брать на себя ответственность.
Истину и красоту можно найти только в одиночку. И это дело одиночек-психов вроде меня, работающих по 10-12 часов сутки на буржуа, а потом по ночам строчащих против них смертельные приговоры. Да, именно я выношу им каждую ночь смертные приговоры. Именно я веду против них партизанскую войну. Я тщательно скрываю от всех кто я. Но я узнаю своих по мыслям, прилитым к лицу, и томительному ожиданию чуда в глазах. Я борюсь, борюсь, борюсь. За гуманистические идеалы человечества. Думаю, найти себе девушку, которая сопровождала бы меня всю жизнь - в радости и горе, болезни и радости. Но мне все никак это не удается. Я очень сложный человек. И уж слишком быстро мне надоедают люди. Но я держусь за этих людей, словно понимая, что вместе с этими людьми я потеряю связь и со всем остальным миром. Мой мир слишком хрупок, и я не могу пока позволить себе переселиться в него полностью. Тем более, что именно эти люди питают меня идеями, которые идут на постройку этого самого мира. Платоновский мир идей и марксовский мир людей.
Этот фри-джаз распахивает мне душу и выпускает всех демонов, гложущих меня весь день. Я сегодня видел чудную девочку лет 10, в чудесных велосипедках. Я чуть не сошел с ума. Еще немного, и я бы накинулся на нее. Что делать ее возраст - именно тот возраст, в котором нахожусь и я почти всю свою жизнь. Я бы очень хотел, чтобы и меня воспринимали как десятилетнего. Тогда бы я мог жить среди девочек, которые больше всего мне подходят и по-настоящему милы моему сердцу. Но обратной дороги нет. Моя внешность меняется год за годом. И потом я слишком долго жил среди взрослых. Посмотрим, куда это меня заведет.


29 января. Мои разногласия с Мистером С. становятся невыносимыми. Я удручен своей работой и своей жизнью. Мне случайно вспоминается красивенькая светленькая девочка из моего первого класса. Мы учились с ней еще в Баку, до карабахских событий. Вспоминая о детстве, я каждый раз вспоминал о ней. И вот я вбил в яндексе ее Ф.И.О., и он мне выдал ее мейл. Я написал осторожное письмо, поскольку не верил в то, что могу вот так вот сразу ее найти. Она мне ответила. С тех пор мы часто общались по аське. Я даже извлек наше общение из аськи и озаглавил этот текст "ICQ History Log For Miss K". Получился уникальный роман, в жанре реалити-шоу, где общаются два человека, которые очень хорошо помнят друг друга с детства, но которые в детстве даже толком и не общались. Общение налаживаетcя по ходу общения и в результате терпит полное фиаско. Мы учились с ней с первого по четвертый класс. Мы встретились. Передо мной предстала взрослая красивая статная женщина в шубке. И она была несколько разочарована, увидев меня одетым в спорт-стайл. Я, честно говоря, был опьянен встречей. Мне просто не верилось, что эта маленькая девочка в бантиках превратилась в такую светскую львицу. Она сразу стала расспрашивать о моих делах. Я рассказал о том, что кантуюсь, пока меня не станут публиковать и я начну зарабатывать миллионы. Мы разговорились. Она явно была разочарована. За время нашего почти семичасового разговора, она наверно раз сто сказала, что я романтик. И рассказывала мне о своих многочисленных туристических поездках и "романтических" местах. Мда, в слово "романтизм" мы вкладывали совершенно разные смыслы. И как в дальнейшем оказалось, такими расхождениями грешат все известные нам слова. Потом все же детские воспоминания перебороли тот буржуазный напор, который присутствовал во всей ее речи, направленной на меня и оценку всей моей постчетвероклассной жизни. У нас были слово в слово одинаковые детские воспоминания. Она даже вспомнила ямочки на моих пухлых детских ручонках. Но восприятие сознательной жизни у нас отличалось чуть ли не до прямой противоположности. Я просто смотрел в ее лучистые зеленые глаза и не мог понять, в каком месте моя жизнь пошла другим путем… Мы оказались совершенно разными людьми. Я притворился, что нахожусь под впечатлением от нее, но на самом деле, я был встревожен громадной пропастью, проявившейся между мной и в ее лице остальными знакомыми мне людьми. Все последующее время разговора она выставляла меня инопланетянином, и я вдруг понял, что она недалека от правды. Это было ужасно и прекрасно одновременно.


О том, как страшно краснеть или стыдиться.


Дождь капли одна за другой вид из окна все стремится к своему концу бесконечность загнанная в конечное два взгляда равнонаправленные в сторону восхода или вечности блокноты пульт от телевизора каналы концерты фильмы передачи о животных поиск времени слова мотылятся вокруг горящих ртов противоугонные системы на автомашинах во дворе дети появляющиеся из ниоткуда и туда же возвращающиеся страницы вырванные из самого важного места в книге деревья молчащие как рыбы птицы мечущиеся от одного здания к другому в поисках леса фантики от конфет съеденных в прошлом году список номеров в мобильнике часть из них не выходит на связь ежегодная перепись знакомых и друзей настольные лампы словно свет в операционной препарация души нить разговора окна квартир жестяные гаражи просроченный список дел горячий душ перед завтраком в понедельник холодная кола в открытой палатке у метро восхитительные девичьи ножки пропущенные и растворившиеся в толпе часы опережающие события старый развалившийся диванчик музыка доносяшаяся откуда-то с улицы как факел в пещере спортивная форма скрывающая бесполезные попытки заняться бегом по утрам холодным как вчерашний чай лица застывшие в ожидании прикосновений большие и маленькие радости проветриваемые комнаты и выветренные запахи милых существ часть несуществующего разговора короткая память девочки-открывашки меня не будет по крайней мере еще 130 слов витающие в воздухе оргазмы я хотел построить свой мир не впуская в него чудовищ но они заводятся сами от огромной любви зеркало глаза заряженные слезами как рельсы перебегаемые перед поездом работа с девяти до шести компьютер питающийся человеческим трудом этот фильм смонтирован в двух вариантах холодно ей холодно мне сейчас я скажу главное сейчас я скажу главное и нам станет тепло двери двери двери двери двери двери двери двери двери двери двери двери двери двери двери двери двери двери двери двери СОЛНЦЕ


Москва. Как много в этом глюке… Летний залитый солнцем пешеходный центр. Девушки со сверлящими взглядами ****. Да, Москва могущественна и оригинальна, агрессивна и отвратительна. Не стоит пытаться вычеркнуть одно или другое или связать одно с другим. Все здесь существует в одном времени и параллельных пространствах. Сексуальность сидит в самих нравах местных жителей и, следовательно, утратила трансцендентную значимость как объект запрета, анализа, наслаждения или трансгрессии. Сексуальность экологизированна, психологизированна, полностью подогнана для домашнего пользования. Во всем, что здесь окружает, есть что-то гиперсексуальное, дополняющее сочность травы на газоне, загазованность автодорог, гигантские кварталы новостроек, погруженные в детские игры городские парки. Яркость солнца в волосах блондинок, загорелость стройных и упругих женских форм, разноцветные ткани, стягивающие вываливающуюся сочную тугую плоть. Сексуальность в Москве неаддитивна. Она поглощает и перемалывает. Мой сон, моя печаль, ускользающая мечта.


Совсем недавно я видел сон по-немецки. Все мои близкие и знакомые, которые встречались мне в этом сне, чисто говорили на немецком. А я их совсем не понимал. Я по-немецки знаю только пару слов: "данке", "битте", "швайне хунтер", "шнеллё", "капут", "шайцё". Хоть я и не уверен, что они звучат именно так. Короче, возникла идиотская ситуация, которая с каждой новой секундой сна все нагнеталась и нагнеталась. Появилось такое довольно странное ощущение того, что люди, которые сколько я себя помню сопровождают меня по жизни, - совершенно мне чужды и незнакомы. Мы говорим с ними на разных языках, и не только с ними. Я оказался изолирован от общества, коммуникации, человечества. Я даже пытался говорить по-английски, но в этом сне никто не понимал английский, и они упорно продолжали говорить со мной по-немецки. Причем, видимо, в этом сне все решали какой-то очень важный вопрос, связанный со мной, поскольку они все очень сильно жестикулировали и время от времени указывали пальцами на меня. В какой-то момент я понял, что эти бесконечные объяснения с помощью жестов меня сведут с ума. Я не понимал родителей, друзей, подруг, соседей, - я не понимал никого. И никто не понимал меня. Я был выключен.


Я уже не пытаюсь навязать смысл и упорядоченность всему, что со мной происходит. Я не пытаюсь "расколдовать" реальность. Сейчас она вливается в мое сознание солнечным светом, так знакомым мне с детства. Я вижу себя маленьким, с побитыми коленками посреди поля в ромашках. В деревне своей бабушки. Я с утра гонялся за курицей и даже не заметил, что солнце опустилось на цветы. Мое сознание было прозрачно и спокойно, как водная гладь. Я, рыжий, единился с полем. Я чувствовал себя одним из его цветков. Время всюду бегало за мной, как ласковый пес.


я стою в беспамятстве приставив ее рот к своему виску. мои руки словно юркие пушистые зверьки рыщут по ней в поисках норки. ее глаза как ветви слив в цвету
соком юности налитая грудь в моих руках. не солнце а рой порхающих светлячков посреди черной ночи. преступно облизывая губы она поворачивается спиной. наши языки снова проснулись подгоняя друг друга. накрытый волной ее волос я погружаюсь в пучину. жадное сопение уединившихся зверей. в дремоте ночи сиплые слова
густо-багрян ее сокровенный цветок. стыдливо обнажаемый и уверенно смотрящий. и сладко содрогаясь в нас закипает лето. наши игры как совместный прыжок с парашютом. приникнув к моему плечу. на смятой постели она улыбается своим мыслям
стучащий барабан сердца. печально прекрасные тела как яркие опавшие листья. мы засыпаем довольные и сытые как пара удавов. я горю. а в моей душе все падает и падает снег.


Еще одна из повторяющихся со мной историй. Я сижу и читаю книгу в метро. Рядом сидит какая-то телка с потрясающими ножками и в мини-юбке. И тут я понимаю, что начинаю читать страницу, ближнюю к ней, намного медленнее, чем другую. Я мучаюсь от неимоверного желания. И вот когда подходит моя остановка. Я дожидаюсь, пока все выйдут, и проход освободится, а затем в наглую целую ее в щечку и вылетаю перед самым закрытием дверей вагона.


О том, как страшно любить или влюбляться. Ведь практически невозможно узнать наперед взаимной ли будет эта любовь, и если она не взаимна, то сразу наступают тяжелые времена, которые практически невозможно преодолеть, и выйдя из этого состояния полной пустоты, тебе начинает казаться, что ты превратился в зомби, что твои глаза больше не видят, твои руки, больше не ощущают, твои уши больше не слышат, твой нос не различает запахов, твой мозг не мыслит, твое сердце окаменело и солнце больше никогда не будет светить только для других, но не для тебя.


От любви бывает не только жарко, но и холодно. Это все равно что мечтать о безумии в счастливый день.


О том, как страшно жить, зная насколько прекрасна жизнь.
Кадр№1. Полузатемненный профиль молодой женщины, страстно целующей что-то. Камера отдаляется. Кадр№2. мать целует грудного ребенка. Жадно дышащая материнская грудь.


Лето еще не закончилось, а я уже живу следующим летом.
Рыба в пруду. я выхожу в парк и эти утки плавают посреди мошкары. Какая-то чушь. выходящая за рамки литературы. просто будни, которые сквозят из всех щелей.


Эту книгу я пишу уже черт знает сколько лет. Она выпала на один из самых сложных периодов в моей жизни. Начинал я ее в Ереване, а писал и заканчиваю в Москве. Начало набрано на компьютере, а середина и концовка - на печатной машинке образца семидесятых годов прошлого века. Таким образом, сейчас, когда я собираюсь воссоединить два этапа своей жизни, в течение которых писался роман, передо мной сразу возникает разрыв, пропасть, складка, в которую забилось все мое здравомыслие и адекватное восприятие действительности. На написание этой книги в равной степени повлияли процессы моей адаптации в Москве, московская дождливая погода високосных лет от 2000 до 2004 года, а также шедевры авангардной музыки ХХ-го века. N.B. Все пустые в тексте места - часть текста.


Как я уже сказал, большую часть этого романа я набирал на печатной машинке. Это повлекло за собой значительные трудности при конструировании романа и его сборке в единое целое. Поэтому роман получился по 1000 раз перемонтированным с вмонтированными эпизодами из моих личных эзотерических записей и ЖЖ (Живого Журнала). Однако, при всем хаотизме работы над романом, я постарался сохранить основную структуру - то есть начало, середину и конец. Ведь главное в произведении: начало, середина и конец, - но, разумеется, необязательно в такой последовательности.


Я ложусь спать, но не выключаю свет - кому-то наверняка одиноко на улице, и мой свет может ему понадобиться. Свет в ночи - всегда волшебство. Ведь ночное кафе - это не просто кафе, - это спасительная станция.


Будучи неким изложением фобий, эта книга, конечно, же не о страхах. А скорее о пребывании в некоей доигровой и доязыковой реальности, где все беспорядочно, непоследовательно и неузнаваемо. Движение, поток, дао, выжидаемые перемещения. Секс, вырванный из своего контекста и перемещающий эрогенные зоны, как телекинез.


Сейчас, когда я закончил написание этого вампирствующего в моем теле не один год романа, я не чувствую ни малейшей разрядки. Я напряжен еще больше. Все вещи словно в обратном порядке. Синтаксис не помогает. Не позволяет мне зацепить, схватить ту реальность, которую я вижу и ощущаю. Этот мир меняет меня день за днем. И я все больше и больше отстаю от него.


Слово становится средством общения только если собеседники опираются на похожие переживания. И вроде все хорошо - только не мыслить. Все летит в тартарары.
Теперь я буду фиксировать все самое интересное, что видит мой глаз. Я переселяюсь жить в свой фотоаппарат. Надеюсь, это меня хоть как-то спасет.


15 августа. Французский киноавангард первой волны. Деллюк. Созерцание обыденности как вызов сюрреализму. Я сочиняю поэму. Ночь тиха, но слышима. Я вспоминаю солнечные дни будоражащие фантазию и оголяющие восприятие/ время одновременно движущееся в двух направлениях - в прошлое и будущее/ все противоположности сходятся/ сон заменяет явь, явь обнажает сон/ вечерние закаты сладкие объятия в весенних парках/ огни большого города на воде/ расставания высвечивающие лабиринт вокруг нас/ маленькие и большие дети шлепающие по лужам с шарами в руках/ старик-ветеран разглядывающий манекен женщины средних лет/ студентки полуголые и валяющиеся на газонах как во вступительных кадрах порнофильмов/ туристы облепившие огромное раскидистое дерево как стая макак/ величественные памятники - отправные пункты вечерних развлечений/ афиши и наружка ненавязчиво говорящие с нами на языке стрессов/ голуби облака небо солнце серые лужи газированная вода качели/ автомобили автобусные остановки контроллеры в троллейбусе/ дыхание красивой груди/ завиток волос у румяной щечки/ трансвеститы светофоров/ железобетонные мосты болтающиеся в воде бритые ноги кола/ нашпигованные всевозможными феньками девчонки из окрестных школ с вымуштрованными ртами и ****ами/ знакомая чувиха глаз изгиб бедра кусочек рта серьги в мягких ушках/ даты календаря сменяющие друг друга как мультипроектор/ взмыленные загорелые тела короткие юбочки метро звон мобильника/ цветы тату драконы открытое мясо сахарные заднички/ смыкающиеся и размыкающиеся губы ночь слова попавшие в цель/ утренние завтраки чистеньких кафе/ молодые приветливые официантки с теплыми фразами и колготками/ бизнес-центры торговые плазы спортивные комплексы парковка случайный дождь/ бродячие музыканты одинокие клоуны промоутеры на роликах/ оса фонтан запах арбуза просвечивающие блузки/ фотографы грузчики марионетки/ тщательно вымытое такси улыбающийся одинокий водитель запах зелени/ распахнутые окна садящееся как батарея солнце/ музыка схватывается глотками как воздух/ хитрые задранные ляжки в клетчатых чулках / выставленный на продажу фронтовой граммофон/ люди отражающиеся в витринах вздохи зеркальца косметички/ книжный магазин пирсинг воскресное паломничество в Макдональдс/ импровизированные концерты убогих выеденные сыростью этюдники людей-полароидов/ шумный вокзал мгновенное фото поезда на юг жвачка/ чумазые попрошайки замершие в бюрократических позах/ слезы пот вино ночное отупение/ город гудит отдаляясь/ как корабль отправляющийся в дальнее странствие/ теплое юное тело засыпает в моих объятиях/ утро отдает в наших ушах как взрыв


Я сижу за столом, окно открыто, ветер развевает мои записи. Впереди полная неопределенность. Я пытаюсь нащупать в себе что-то, что сможет меня спасти. Холодное летнее утро. Я пишу хокку:
"Какая-то муха
Появилась
Из ниоткуда в никуда".


Складки. Одни и те же люди появляются и исчезают помногу раз. Они внезапно появляются, а затем так же внезапно исчезают. Ныряют в жизнь и выныривают черт знает откуда. Их подолгу не бывает, и вероятно на некоторое время совсем не существует на белом свете. А потом они появляются снова и продолжают с оставленного места, сталкиваясь со становящейся все более невыносимой средой существования, предназначенной в большей степени для плоских бесцветных червей.


Я лежу на диване. У меня нет сил. Я словно упал с девятого этажа и остался жив. По телику идет старый фильм, настолько старый, что я смотрю его как инопланетянин. Нет, я не создан для социально ангажированной работы. Все близкие мне по духу люди беспощадно раскиданы по истории человечества, чтобы они никогда не пересекались. В этом времени я один. Я разговариваю с текстом, как с живым человеком. Идея существования без идеи бессмертия - бессмысленна.


Снова 30 сентября. Лето укрылось от меня листвой. Оно где-то там, в теплых ласковых днях, растворявшихся в моих глазах сладкой истомой.
Я вижу себя повзрослевшим и уверенно спорящим с профессорами диссертационного совета, за дверями которого меня ждет прекрасная юная девушка со скрещенными на удачу пальцами. Я вижу себя маленьким мальчиком в аккуратно отглаженной белой выходной рубашке и синих шортиках, цепляющегося за подол материнского платья перед первым в моей жизни публичным чтением стихов на детсадовском утреннике.
Плачу я.
Плачет мое детство.
Плачут деревья, молчаливо расступающиеся передо мной в этот осенний день.



2003-2005
Moscow City